Серебряное сердце
Нормандия, декабрь 1051 года
Накануне Рождества к Домфрону подошли войска анжуйского графа. От него приехал гонец, который предложил встретиться завтра утром, и указал, на каком коне и в каком облачении будет его господин. По правилам рыцарского поединка, их битве не должна помешать ни одна живая душа.
Однако Вильгельм так и не дождался встречи один на один – Жоффруа спешно отбыл в Тур, чтобы отбить его у анжуйцев и вернуть своему союзнику, графу Блуаскому. Услышав об этом, герцог разразился сухим жёстким смехом:
– Он открыл нам дорогу сам того не ведая! Выдвигаемся к Алансону и ударим с тыла. Здесь оставляю половину войска, а с другой половиной через пятнадцать лье уже будем на месте. Роджер и Гийом остаются, а Готье и Анри поедут со мной. И вот как мы поступим…
Военный совет у Вильгельма затянулся до позднего вечера. Решили организовать внезапное нападение на город-крепость Алансон и застать всех врасплох. Глаза герцога горели – это была его излюбленная тактика, и она никогда не подводила.
Роджер поздно вернулся в свой шатёр. Отпустил Фалька, который сторожил пленницу. За эти две недели Летиция вела себя кротко и тихо, поэтому Роджер раздобыл ей две сорочки и платье, а также таз, в котором она могла умываться. Пленница казалась отрешённой и грустной, напоминая Эдуарда Исповедника. Мало интересовалась тем, что происходило за пределами шатра, предпочитая заниматься шитьём или починкой одежды. Она как-то сказала Роджеру, что ему нужна новая одежда – советник герцога должен выглядеть подобающе, тем более, что он совсем не бедный человек! Его смутила её фраза, но он и виду не подал, хотя она была права. Действительно, стоит этим заняться по возвращению в Кан.
– Ты так и не надумала, куда пойдёшь, если я отпущу тебя? – спросил он, когда им принесли ужин.
– В любом случае я не вернусь в Арк, – Летиция покачала головой.
– Что не так?
– Кузен моего дяди. Редкостный мерзавец! Ему ничего не стоит подкупить человека и пойти на любую подлость!
Роджер молчал, ожидая продолжения. Девушка бросила на него опасливый взгляд и вздохнула. Она до сих пор боялась его и порой вздрагивала от звука его голоса. Опускала голову, и лишний раз ничего не просила. Сама не хотела покидать шатёр, страшась мысли, что встретится с Вильгельмом, и он решит отнять подаренную ей жизнь. Её лицо становилось бледным, едва Роджер упоминал имя герцога. Оставалось только догадываться, какие слухи ходили о нём в графстве Арк.
– И что же делал граф? – Роджер не сводил с пленницы взгляда.
– Он настраивал людей друг против друга. Распускал гнусные сплетни. Когда я не разглядела, как он поднимается из долины, то распустил слух, что я слепая и меня не возьмут даже в качестве рабыни. Считал, что я притворяюсь, но я и правда, не очень хорошо вижу, мессир. Особенно на таком расстоянии! Он мог поставить мою тарелку на другой конец стола и велел угадывать, что в ней лежит. И в полумраке зала я не могла разглядеть краюху хлеба или маленький кусочек сыра. Он и его люди потешались надо мной, и если рядом оказывался мой дядя, то он вступался за меня. Поэтому, когда он сказал, что едет в Домфрон, я умоляла взять меня с собой. Граф готов был отдать меня первому, кто попросит! Я так не хочу, мессир!
Летиция закрыла лицо руками и разрыдалась. Ей не требовалось сочувствие Роджера, и он понимал это. Видимо, она долго держала это в себе, и только сейчас смогла выплеснуть свои чувства:
– Он чудовище! Гнусное и подлое! Грабит свои же земли, своих людей! Ещё он сказал, что отправит меня Вильгельму в качестве извинения за поднятый мятеж. Обещал, что я стану придворным шутом, в которого все будут швыряться объедками. Либо это будет участь страшнее, чем у некоторых женщин…
В этот момент Летиция казалась слишком хрупкой и беззащитной для мира, в котором родилась. У неё не хватило сил оттолкнуть Роджера, когда он обнял её за плечи. Большими пальцами вытер слёзы на её щеках. Слышал лёгкое потрескивание свечей. Мог только представить, насколько глубоки её страдания. Насколько глубока печаль, светившаяся в серебристых глазах. Он привлёк Летицию к себе и что-то шептал на ухо, гладил пушистые волосы, целовал её лоб и щёки. Медленно уложил на постель и склонился над лицом, пытаясь посмотреть в глаза. Её губы раскрылись ему навстречу. Видел, как дрожат ресницы на сомкнутых веках. В этот момент она не была его пленницей, а была девушкой, к которой его потянуло с первой встречи. Роджер чувствовал, как жар охватил его тело, и поцелуи становились более нежными и горячими. Чувствовал, как Летиция откликается ему, опьяняя своим желанием близости. Трепетала в его руках и плавилась как воск от прикосновений. Только сейчас он понимал, насколько сильно ему приходилось сдерживать себя, заполняя всё свободное время тренировками, охотой и собраниями у Вильгельма. Сейчас у него не было ничего, кроме чувственных губ и податливого тела, сводящего с ума своими изгибами, полной грудью и гладкой кожей. Летиция тихо плакала и обвивала руками шею Роджера. Пыталась вырваться, но он безостановочно целовал её, усмиряя и лаская. Она замирала в его руках, когда он раздевал её. Не помнил, что шептал ей, как поцелуем пресёк крик и погладил напрягшиеся пальцы, вцепившиеся в простыню…
Наконец Летиция открыла влажные от слёз глаза и встретилась с его взглядом. Роджер замер и лёг рядом с ней. Некоторое время они смотрели друг на друга. Пламя свечей золотило их обнажённую кожу.
– Мне было очень больно, – прошептала она, пытаясь выровнять дыхание. – Мне никогда не было так больно…
– Боли больше не будет, – тихим проникновенным голосом пообещал он, и притянул её к себе. – В том числе и от такой безмозглой скотины, как граф д’Арк. Я сумею защитить тебя от него.
– Не отсылайте меня туда, мессир, – Летиция зарылась лицом в мех, и некоторое время её узкие плечи подрагивали от беззвучных рыданий.
– Пока у меня нет такой цели, – задумчиво произнёс Роджер, не понимая, что делать с девушкой, если осада Домфрона затянется на годы. Завтра Вильгельм выступит на Алансон и неизвестно, когда он вернётся. Без его приказа Роджер не должен покидать лагерь, но сейчас не хотелось думать об этом. Притянув Летицию к себе, он забылся беспокойным сном.
На следующий день он с Гийомом проводил герцога и половину войска, последовавшего за ним. В лагере воцарилась тишина. Над землёй стлался туман, смешиваясь с дымом от костров. Подтаявший снег грязными кучами лежал на мокрых листьях, собранных вокруг лагеря. Привязанные к шестам лошади прядали ушами и фыркали, нетерпеливо топчась на месте. Оставшиеся воины возвращались к своим обязанностям – точили мечи, упражнялись в боевом искусстве, травили походные байки и варили похлёбку. Повара носили воду и жарили мясо, а писари скрипели перьями по пергаментам, рассказывая о деяниях Вильгельма. Роджер сложил руки на груди и прислонился к дереву. После ночи с Летицией ему казалось, что силы оставили его, отдав нечто большее, чем только тело. Вдобавок во сне он бежал к побережью с белыми скалами в виде римских арок недалеко от Руана[17], гонимый оттуда густым сизым дымом, словно от большого пожарища…
– Неважно выглядишь, мой друг, – поддел его Гийом. – Можно подумать, что тебя опечалил отъезд Вильгельма.
– Да, мне бы хотелось присоединиться к нему.
– Мы возьмём своё здесь, – злорадно произнёс рыжий. – Уж будь спокоен. Эти анжуйские свиньи забыли, кто их господин! Всё никак не угомонятся!
Роджер смотрел на крепость, возвышавшуюся над ними. На её стенах сновали люди, в воздух поднимался чёрный дым, и ветер доносил запах горящей смолы. Действительно, могут пройти годы, прежде чем Домфрон сдастся, едва живой от голода. Либо если граф Жоффруа всё-таки повернёт обратно и с ним придётся встретиться в сражении…
По дороге к шатру Роджер услышал сдавленные крики. Прибавив шаг, вскоре увидел, как Летицию окружили двое воинов виконта Филиппа де Лизьё, который стоял чуть поодаль, наблюдая за происходящим. Пленница жалась к Акрасу и в её руках были зажаты поводья. В широко распахнутых глазах явственно читался страх. Капюшон плаща упал на спину, и некоторые пряди выбились из наспех заплетённой косы. Гнедой недовольно фыркал и пятился, и Роджер поспешил к раздражённому коню, чтобы не дать ему укусить девушку.
– Моя добыча! – кричал один из воинов. – Я первый её нашёл!
– Да что ты! – второй развёл руками. – Гуго, ты слишком молод, чтобы получить такую аппетитную девчонку!
– Я вызываю тебя на бой! – воскликнул юноша, отвесив шутливый поклон. – Сразись со мной за руку прекрасной дамы или умри, злодей!
– Если только ты завещаешь мне свою лачугу в Гранвиле!
– Не бывать этому, – пылко заверил противника Гуго, – сначала ты ответишь за свои злодеяния!
Спорщиков уже окружили зеваки и вместе с виконтом потешались над происходящим. Каждый выпад противников сопровождался раскатистым хохотом. Среди собравшихся Роджер заметил Альберика и Фалька, которые, побросав котелки, бросились к Летиции. Она пыталась взобраться на коня, но запуталась в складках платья и плаща. Воины тщетно пытались протиснуться через собравшихся. Заметив Роджера, остановились, ожидая его распоряжений.
– Что же возьмёт верх? Юность или опыт? – гоготал виконт де Лизьё. – Друзья мои, бросаем монету! За кого вы? Юный Гуго или опытный Альбин?
Собравшиеся начали выкрикивать имена и подбадривать соперников. Через мгновение возле шестов, где стояли лошади, завязалась нешуточная драка. Воины схватились в рукопашную, и из-за потасовки уже никому не было дела до Летиции, которой всё-таки удалось вскарабкаться на Акраса.
– А ну, стоять! – рявкнул Роджер, и присутствующие на мгновение замерли. Он приблизился и строго посмотрел на воинов, затем перевёл взгляд на Летицию. – Пока вы, болваны, тут дерётесь, ваша прекрасная дама уже убегает.
Запыхавшиеся воины поднялись. Их одежда была перепачкана грязным снегом. Под взглядом Роджера они опустили головы. Толпа расступилась, давая ему дорогу.
– Не успел Вильгельм отбыть в Алансон, как вы уже устроили заваруху! – жёстко сказал он. – С такой дисциплиной анжуйцы одолеют вас в первом же сражении! Это моя пленница по распоряжению герцога.
– Прошу прощения, Роджер де Бьенфет, – учтиво произнёс виконт де Лизьё. – Мои люди просто не хотели дать ей покинуть вас. Возможно, она собиралась прогуляться, и тогда приношу свои извинения.
– Любой, кто её тронет, будет иметь дело со мной.
Бормоча «да, мессир», толпа начала расходиться. Незадачливые воины, поклонившись Роджеру, тоже поспешили ретироваться. За ними же последовал и виконт, бросив напоследок насмешливый взгляд на застывшую в седле Летицию. Акрас сердито фыркал, видимо, желая сбросить неопытную наездницу, но, заслышав тихий свист Роджера, остановился как вкопанный. Приблизившись, тот рывком стащил пленницу с седла, на мгновение вспомнив встречу Вильгельма с Матильдой. Развернув Летицию лицом к себе, взял двумя пальцами её за подбородок.
– Даже и не пытайся, – отчеканил он. – Акрас послушен только моему свисту. И если не умеешь держаться в седле, то лучше не лезь. В следующий раз этим людям будет не до любезностей. Я просто не успею прийти тебе на помощь.
Летиция огромными глазами посмотрела на него и прерывисто вздохнула. Её губы дрожали, словно она силилась что-то сказать, но ей не хватало смелости. Повернувшись к Альберику и Фальку, Роджер сказал:
– Вы оставили её без присмотра. Я разберусь с вами позже.
Он отвёл пленницу обратно в шатёр и бросил её на соломенный тюфяк. Не дав ей отдышаться, сорвал с неё плащ и, схватив за плечи, несильно встряхнул.
– У нас с тобой был уговор, девушка, – холодно произнёс он. – И я тебя не отпускал. Какого чёрта ты хотела сбежать?
– Герцог же уехал! – Её глаза влажно заблестели. – И люди говорят, что после Домфрона все поедут в Арк. А я не хочу туда!
– Я тебе говорил, что ты едешь в Арк, Летиция?
– Н-нет…
– Ты могла бы спросить у меня, но не стала этого делать, – сурово произнёс он.
– Что теперь со мной будет, мессир? – Летиция кусала нижнюю губу. Кончик её носа покраснел от подступающих слёз.
– Пока ничего, – он отстранился. Чувствовал, как начинает болеть голова.
– Я останусь жить с вами? Как непорядочная девушка? На мне теперь никто не женится, мессир…
Она вновь начала плакать. Не в силах смотреть на её слёзы, Роджер достал из дорожного сундука мягкий плетёный пояс и связал ей запястья. Не произнеся больше ни слова, вышел из шатра, где его ожидали Фальк с Альбериком. Если Вильгельм уехал, то дисциплина должна оставаться на месте.