После ночных раздумий я смогла успокоиться и привести мысли в порядок. Теперь – смотреть только вперед, не оглядываясь на прошлое. Начать новую жизнь? Да не вопрос, я еще молодая!
Уголек больше со мной не разговаривал, его невозможно было заставить что-либо делать, если кот этого не хотел. Он вообще был на своей волне: то убегал далеко вперед, то крутился возле ног Лика. Один раз притащил пойманную мышь и подарил мальчишке. Лик убеждал, что до ближайшей деревни осталось «вот совсем чуть-чуть», а там можно и транспорт нанять.
– Ты знаешь, откуда взялся Уголек? – спросила я, когда котофей в очередной раз отбежал поохотиться.
Лик пожал плечами.
– Он давно в деревне жил. Все его любили и подкармливали, особенно я и Лайна. Говорили, что, когда я начал тонуть, Уголек прибежал на берег и стал мяукать, будто человеческим голосом кричать, – на этих словах он поежился. – Благодаря ему меня и заметили.
– Он любит тебя.
– Он мой друг, – серьезно ответил мальчик. – Иногда мне кажется, что Уголек все-все понимает, только не может сказать.
Или не хочет, вредина лохматая. Уголек и сам вчера удивился, когда я начала ему отвечать. Я планировала выяснить всю правду о нашем пушистом спутнике. Неспроста он привязался к Лику. Уголек себе на уме, а мне пока не слишком доверяет.
Шагая по дороге, я обдумывала план действий. Только теперь поняла, что в моем замысле много дыр. Этот отсталый, с точки зрения технологий, мир – огромная проблема для современного врача, привыкшего к комфорту. Там тебе и УЗИ, и анализы по cito, и томография. А тут…
Во-первых, из лекарств здесь могут быть только травы, ягоды и прочие дары природы. Ну и порошочки какие-нибудь. Вряд ли в этом мире слышали про парацетамол, противовирусные или антибиотики. Значит, победить даже обычный грипп – большая проблема. А если вспомнить, какие эпидемии свирепствовали в восемнадцатом-двадцатом веках? А детские инфекции типа скарлатины или дифтерии? Я уж молчу о разной иномирной гадости, с которой пока не знакома.
Во-вторых, здесь вряд ли знают об асептике с антисептикой, бактериях и вирусах. Хотя могу и ошибаться.
В-третьих, из методов диагностики только собственные глаза, пальцы и опрос, до изобретения хотя бы рентгена лет сто пятьдесят-двести, как минимум. И то, если брать за основу наш мир. Не уверена, что магов, которые могут лечить одним только взмахом руки, хватает на всех страждущих. Скорее всего, бедняки обречены страдать и обходиться подручными средствами.
И что мне делать?
Для начала изучить все самые частые заболевания, имеющиеся методы лечения, ассортимент местных аптек. А также роль магов-целителей. Надеюсь, визит в академию что-то сможет прояснить? Если у меня действительно обнаружат целительскую магию, – в это, конечно, слабо верится, – надо будет научиться ее правильно использовать, чтобы не навредить. Опять же, обучение стоит дорого. Вряд ли местные маги страдают филантропией.
Интересно, в этом мире сейчас есть попаданцы? Или я – единственная? И правда ли, что подобные мне приносят только беды? Если все здесь в это верят, надо быть крайне осторожной и не выдать себя.
От Лика я узнала, что он осиротел, когда был совсем крохой. Родителей унесла лихорадка.
– Уж не знаю, как я выжил. Чудо какое-то, не иначе, – мальчик взъерошил и без того торчащие волосы. – И потом столько раз помереть мог: с крыши падал, ногу ломал, однажды свинья чуть не затоптала, вчера едва не утонул, – он посмотрел на меня внимательно, будто ждал чего-то.
– Ты невероятно везуч, Лик. Но все-таки себя надо беречь и быть внимательным.
Ага, везуч. Как будто охраняет кто-то.
А что? Возможно, так и есть. Много ли я знаю об этой их магии?
Следующая деревенька, лежавшая у нас на пути, называлась Подлесной. Лик рассказал, что местные работают на лесопилке, а кто-то уходит в поле на целый день, поэтому улицы сегодня были пустынны. Я даже расстроилась: вряд ли в этой дыре можно найти сносный транспорт или попросить кого-то подбросить нас до столицы.
Проходя мимо невзрачного, похожего на все остальные домишки, я услышала надрывный детский плач и остановилась.
– Ты чего? – Лик уставился на меня недоуменно.
– Там ребенок плачет.
– Ну да. И что? – он все еще не понимал, что меня так взволновало. – Дети часто плачут, ты ведь знаешь, Аннис.
Конечно, знаю. Но слишком уж отчаянный крик стоит, малыш никак не унимается.
– Давай узнаем, что случилось. Вдруг нужна помощь? Обычно интуиция меня не обманывает.
Я зашагала к дому, Лик обреченно поплелся следом. Дверь была подперта палкой, я убрала ее и осторожно прошла внутрь.
– Хозяева! Есть кто дома?
И осеклась, потому что в углу на полу заметила ребенка, на вид ему было месяцев семь-восемь. Совершенно один, с перемазанным кашей лицом, он сидел и горько рыдал.
Плач был единственным звуком, нарушавшим тишину. Где же родители? Родственники?
Присев возле малыша на корточки, я осторожно взяла его на руки.
Несколько секунд ребенок удивленно смотрел на меня круглыми голубыми глазами, а потом зашелся в таком крике, что у меня завибрировали барабанные перепонки. Иногда, осматривая чужих детей, я недоумевала, как маленькое хрупкое тельце может воспроизводить настолько громкие звуки?
Помню, на лекции нам рассказывали, что для взрослого человека детский плач является самым раздражающим звуком. Так задумано природой для выживания с древнейших времен, чтобы малыша можно было найти, даже если он затерялся в густых джунглях. Подозреваю, что маленькие доисторические человечки своими воплями могли распугать и стаю саблезубых тигров.
Я бормотала успокаивающие слова, покачивая ребенка – это оказался мальчик. Но он впал в истерику и успокаиваться не желал. Лик с беспомощным видом топтался рядом, потом не выдержал и выскочил на улицу.
– Ну-ну, тише, мой хороший. Что же ты так кричишь? Может, у тебя что-то болит? Или…
Я почувствовала явственный запашок детской неожиданности. Если лицо, руки и одежда были перемазаны кашей, то штаны – полны сюрпризов. И как такого маленького и беспомощного оставили одного?
Одной рукой прижимая к себе мальчугана, я стала искать воду для подмывания и сменные пеленки, но в зоне досягаемости ничего не было. Домишко оказался бедным, дощатый пол – грязным и холодным. Так и заболеть недолго.
Со стороны улицы послышались голоса. Может, это вернулись родители? Но в дом снова зашел Лик, а следом ковыляла, опираясь на клюку, древняя старушка. Взобравшись на крыльцо, она спросила:
– Чего такое? Чего еще случилось? Ты откуда взялась тут?
– Меня зовут Аннис. Я проходила мимо и услышала детский плач, решила проверить. А где же родители малыша?
Бабулька посмотрела на меня, как на дурочку.
– Так Лина в поле ушла еще утром, а отца нет, помер. Кто же с ним сутками нянчиться будет? Всем работать надо.
– У вас принято оставлять детей одних?
– А что с ним станется? – спокойно спросила бабуля. – Я раз в день зайду, проверю, кашки положу, пеленку сменю. Не могу все время приглядывать, у меня трое таких. Соседки присмотреть просят, а мне, старой, куда деваться? Детки постарше родителям помогают, а родня не у всех есть. Что могу, то и делаю, – заключила она и тяжело опустилась на колченогий табурет у печки.
Пока несчастный малыш не оглушил нас своими криками, я взялась за дело: спросила у бабули, где раздобыть теплой воды и пеленки, нагрузила Лика, даже Уголька заставила сидеть рядом с ребенком и отвлекать его. Мальчик тут же забыл о слезах и попытался поймать кота за хвост.
– Ты откуда, сердобольная?
– Я, бабуль, не местная. Держу путь в столицу, как раз через вашу деревню идем. А как у вас, в Подлесной, живется? Что за народ?
Я болтала с бабушкой, пока меняла грязную одежду, Лик в это время сбегал к ней домой и принес котелок с еще теплой водой.
– Народ у нас хороший, только деревня мельчает, – сказала она с тоской. – Молодые кто в город стремится на заработки, кто спивается, кто пашет день и ночь на лесопилке. Сама же видишь – даже за ребятней некому присмотреть, только старики и остались.
– Ну ничего, главное, чтобы жили дружно.
Малыш был не в восторге от водных процедур, но рыдать перестал. Да и Уголек исполнял поручение на совесть, давал себя погладить, тряс пушистым хвостом. Переодевая мальчугана, я успела осмотреть его и не заметила никаких нарушений в развитии. Активен, в меру упитан, кожа чистая, без высыпаний, светлые волосы вьются колечками.
– Было бы здорово, если бы кто-то организовал детский сад. Например, общее место, где жители могут оставлять своих малолетних детей, а там бы за ними присматривали.
Бабуля хохотнула. Она, заметно повеселев, наблюдала за мной с любопытством.
– Мы всю жизнь так жили, и ничего. Помню, была совсем маленькой, так на мне висели трое братьев. Я за ними ходила, пока родители работали. И дом прибрать успевала, и обед сварганить. Не то что сейчас, – она махнула рукой. – Разбаловались. Слабенькие люди стали, это раньше – ух, кремень!
Я улыбнулась. Ох уж эта фразочка: «Мы так делали, и ничего». Вообще, в нашем мире было точно так же, помню рассказы бабушки о детстве. Они жили в деревне, где работы всегда невпроворот.
– А почему вы всех не соберете у себя в доме? Так же проще, чем бегать туда-сюда.
– Ой, они же мне все разнесут! И крики эти целый день слушать, я бабка уже старая, мне больше лежать охота.
Малыш успокоился окончательно. Чистый и повеселевший, он вцепился мне в волосы, желая проверить, хорошо ли они крепятся к черепу.
– Вы так спокойно ко мне отнеслись, – заметила я. – А если я дурное задумала? Или вообще воровка какая?
– Помилуйте боги! Чего у нас воровать-то? – бабушка снова прыснула. – Да и ты на разбойницу не похожа, к тому же с ребенком. Твой сынок?
– Младший брат, – ответила я. Наверное, зрение ее подводит, я никак не могу выглядеть матерью Лика, слишком молода. – Слушайте, бабуль, давайте, раз мы все равно тут, зайдем к остальным детям? Я помогу вам, пока родители не вернулись, мне не трудно.
Эта женщина – кладезь информации, я хотела узнать, как вообще обстоят дела с лекарями и травницами. Не планировала задерживаться надолго, но что-то так жалко стало и ее, и детей. У нас в университете был очень старый дедушка-преподаватель, который рассказывал о своей работе детским врачом в деревнях. Везде царила разруха, шла середина прошлого века, тогда народу тоже не хватало, особенно мужчин. Он чуть ли не со слезами на глазах говорил о детях, которых матери оставляли дома одних, уходя на работу. Совсем крошечных привязывали за ножку к кровати, чтобы далеко не уползали.
Он слал письма и жалобы в райисполком, требуя открытия яслей и садов, пока не добился своего. И наконец начальники сдались! Это была победа одинокого врача, потому что сами чинуши не видели проблемы. Интересно, возможно ли такое здесь?
Бабуля была рада моему энтузиазму, шустро ковыляла к следующему дому, где точно так же сидели два малыша. Я несла на руках ребенка, его звали Малок. Он сонно моргал и тер глазенки.
– Давайте я помогу вам их накормить? Можно сварить овощное пюре и кашу.
– Ой, милая, хорошо бы. А то я уже забегалась. Народ у нас благодарный, гостинцев с собой дадим, а может, кто и подвезет вас до ближайшего городка. Завтра мужики на ярмарку собираются.
Только завтра? Это придется ночь переждать. Но, с другой стороны, путешествовать в большой компании – не так опасно. А если на телеге, то и ноги сбивать не придется. По времени даже экономней выйдет.
В следующем доме мелкие разбойники полутора и двух с половиной лет устроили настоящий погром. Оставленную на полу тарелку каши они вымазали на себя, на стену и на собаку. Высыпали муку, каким-то образом стянули яйца и пытались, наверное, приготовить омлет. Причем деревянные игрушки лежали в уголке аккуратной кучкой, даже не тронутые.
– А почему это я должен мыть попы? – искренне возмутился Лик.
Я передала засыпающего Малока бабушке, а сама принялась ловить шустрых братьев.
– Ты обещал помогать мне, помнишь? И вообще, все мы через это проходили, ты сам когда-то пачкал пеленки.
Парнишка залился краской и буркнул:
– Ладно, только не ругайся.
– Я и не ругалась. Почему ты так говоришь? Тебя часто ругали?
Наверное, так и есть. В этом мире и в этом времени с детьми не церемонятся. Жизнь и условия совсем другие – намного жестче, безжалостней. Когда на кону стоит выживание, сюси-пуси отходят на второй план.
– Ага, за каждую мелочь. А тетка и хворостиной пройтись любила, – подтвердил мою догадку Лик.
В несколько рук работалось быстрее. А если учитывать Уголька, то в нашем распоряжении были еще четыре лапы и хвост. Детям кот благоволил больше, чем взрослым, на мои попытки заговорить пока никто не видел делал круглые глаза, а потом демонстративно отворачивался. Характерный!
– Скажите, а лекари у вас в деревне водятся? – спросила я бабулю.
– Да есть одна старая знахарка. Поди уж старше меня. Но она почти ослепла, да и память подводит. Недавно заместо порошка от головы дала рвотный. А если что серьезное случается, то в город приходится ехать. Мужик один ногу сломал, кузнец вправить пытался, так только хуже сделал. Нога вся распухла, посинела, орущего бедолагу на телегу погрузили и в город отправили. А там… – бабуля сделала страшные глаза, – ногу и оттяпали.
– Ого, – протянула я, понимая, насколько все запущено.
– Вот тебе и ого. А ты зачем интересуешься? Больная, что ли?
Я натянула штанишки на извивающегося малыша и вручила ему игрушку.
– Не больная. Просто сама потихоньку целительством занимаюсь.
В глазах бабушки мелькнули уважение с интересом.
– Молодая ты слишком для целителя. Но раз так, то у нас есть тут один больной, с которым никто справиться не может. Посмотришь?
О, кажется, это был вызов. А вызовы я любила. Сдать тесты на сто процентов? Вызубрить за ночь параграф? Стать лучшей студенткой в группе? Списать формулы полисахаридов, чтобы препод не спалил? Я в деле!
– Конечно, бабуль! Как закончим с малышней, так и отведете. Мне самой интересно, что там за больной такой.