– Нет, папа, я не заблужусь. Мы Аей ходим в одну школу.
Я лежу на футоне, уставясь в потолок. Братто Питто дремлет, свернувшись вокруг моей головы, будто кепка (в его случае, будто сморщенная купальная шапочка). Жаль, что мой первый в жизни поклонник – кот-нарцисс по имени Брэд Питт, но я постепенно привыкаю к этому лысому преследователю.
– Малу, ты ещё здесь? – вопит папа в телефон. С тех пор как я уехала в Японию, он компенсирует расстояние громкостью.
– Да, пап, – вздыхаю я.
– Держись подальше от мальчишек, которые курят.
– Да, пап.
– И от тех, которые пьют.
– Да, пап.
Папа переключается на автопилот.
– И от тех, которые катаются на мотоциклах.
– Подожди, сейчас возьму бумагу и ручку. Так много за один раз невозможно запомнить.
Папа действительно выжидающе молчит, и я с усмешкой закатываю глаза. Сердце сжимается – как же я скучаю по родителям. Понимая, что папа в своей стихии, спрашиваю:
– Есть ещё мудрые советы?
– Татуировки! Держись подальше от парней с татуировками!
– Не беспокойся. С таким я мириться не собираюсь.
– Вот и прекрасно. Что ещё?
– Это ты мне скажи, – ворчу я.
– Никаких вечеринок по будням!
– Ты меня с кем-то путаешь.
Тишина.
– Малу, мне очень грустно, когда ты так говоришь.
На глазах выступают слёзы. Как бы хотелось взять свои глупые слова назад.
– Ты ведь знаешь, что мы тебя очень любим.
– Знаю, – шепчу я. Сейчас всё бы отдала за объятия. – Как дела у мамы?
– Супер. Она передаёт большой привет, – папа старается говорить жизнерадостно. – Вчера в музей поступили новые полотна, поэтому у мамы дел невпроворот.
– Я имею в виду, как у неё дела по существу?
– Когда как, – помедлив, отвечает папа. – Малу, не переживай за нас. Ты на другом конце земли – лучшая возможность отпустить прошлое! У нас с мамой всё отлично. Но мы сильно по тебе скучаем.
– П-прости, – я глотаю слёзы.
– Не нужно. Мы очень рады, что у тебя будет такой опыт! – говорит папа и быстро добавляет: – Только никаких наркотиков!
– Я люблю вас, – признаюсь я.
– А мы тебя ещё больше. Спокойной ночи. Завтра твой первый день в школе, это так волнительно!
Хочу напомнить папе, что через две недели мне исполнится семнадцать лет и вообще, я в школу хожу не первый год, но вместо этого просто желаю доброй ночи на японском языке:
– Оясуми насай.
– Оящватски касай – или как-то так! – смеётся папа и отключается.
Половина одиннадцатого, а у меня сна ни в одном глазу. Братто Питто, чью сиесту нарушила моя болтовня по телефону, садится рядом и осуждающе мяукает.
Я прислушиваюсь. Видимо, семейство Накано уже спит. Завидую. Разговор с папой меня взволновал – сильнее, чем хочется признавать. Надеюсь, у родителей всё хорошо. С тех пор как я уехала, в нашей квартире в Мюнхене стало совсем пусто. И мне ли не знать, как расстраивает маму тишина.
В крошечной спальне невероятно жарко. Вечером я приняла холодный душ, но сейчас снова вспотела. Всё такое липкое, а в горле сухо.
Ворочаюсь с боку на бок. Может, посмотреть Netflix? Нет, голова так забита впечатлениями, что утомительно даже думать о глупых мультиках. Со вздохом достаю из-под подушки карманное зеркальце. Оно очень красивое: насыщенного синего цвета с багряными спиралями. Открываю его и осторожно высыпаю осколки на футон. Перед моими глазами прямоугольный осколок, неплотно держащийся в оправе.
Смотрю на себя, и она смотрит в ответ.
– Привет, Майя. Это звонил папа. Нервничал, как всегда. Честно говоря, сегодня всё идёт криво-косо. Сначала весь этот театр с Кентаро, а затем я целую вечность бродила с Аей и Рио по Харадзюку. Удивительное дело, Ая совсем не спрашивала, что о ней сказал татуированный джедай. Не сомневаюсь, меня ещё ждёт перекрёстный допрос. Не понимаю её. Здесь люди не такие, как дома. Ладно, это неважно. Я скучаю по тебе. Ужасно скучаю. Когда боль уже уйдёт?
Карие глаза смотрят одиноко и печально.
Собираю в ладонь осколки. Голос срывается:
– Вот бы тебя починить…
Братто Питто навострил уши – хлопнула дверь.
– Малу, всё в порядке?
Ая.
– Д-да, – отвечаю я с комом в горле.
– С кем ты разговариваешь?
– С… Братто Питто.
Слышно, как Ая топчется у дверей.
– Можно войти?
– Да.
Я быстро прячу зеркальце.
В следующее мгновение Ая уже в комнате и озабоченно смотрит на меня.
– Не спится?
Даже в детской пижаме с Сейлор Мун она выглядит круто.
– Что-то вроде, – слабо отвечаю я. – Слишком взбудоражена.
– Ясно, – несколько мгновений Ая о чёмто думает, а затем предлагает: – Как насчёт небольшого приключения?
Я хмурюсь. Ая пытается вести себя мило?
– Сейчас приоденем тебя и пойдём.
– Меня… э?
– Лучше пойдём ко мне в комнату. Примеришь мою юкату.
Магический – это простое слово отлично подходит ночному Токио. Пустые улицы будто сошли с акварельных рисунков. Свет фонарей стелется по асфальту мерцающей вуалью. Мошки пляшут в тёплом воздухе, и за их пушистыми тельцами тянется сияющий шлейф, как у маленьких комет. Звёзд на небе нет, зато видны неоново-жёлтые тени небоскрёбов из соседнего района Синдзюку, которые просыпаются после дневного сна.
– Уверена, что твои родители нас не хватятся? – переживаю я.
Целая колонна из автоматов с напитками слепит нас разноцветными диско-огнями.
– Я не узница! – возмущается Ая. – Неужели ты никогда не сбегала тайком из дома?
– Сбегала, конечно, – вру я. Мне как-то не по себе. – А как же твой брат?
– Хару меня прикрывает.
Мы проходим мимо круглосуточного магазинчика.
– Подожди минутку.
Стеклянные двери открываются, и меня накрывает волной прохладного воздуха и пронзительными голосами рекламирующих что-то дикторов. Затем всё снова стихает, и я остаюсь на улице одна. Пёстрая юката, одолженная у Аи, развевается под мягким летним бризом. Это самая красивая вещь в её гардеробе. Принимающая сестра вела себя так, будто это сущий пустяк, и всё же я верю, что таким широким жестом она хотела подбодрить меня. Ношение традиционного платья вызывает особые чувства.
Ая возвращается с двумя банками. На ней всё та же пижама, кожаная куртка с бахромой и панковые сапоги – бомбический образ. В одном Ае не откажешь: у неё безумное чувство стиля.
– Куда мы идём?
– Скоро увидишь.
Через пять минут мы подходим к воротам, единственное предназначение которых – не пускать любой существующий свет. За их обветренными столбами угольночёрным собором к небесам вздымается темнота, зловещая и непроглядная. Именно так выглядит место, где приехавшей в чужую страну девушке в позднее время находиться точно нельзя.
– Пришли!
Чёрт.
– Добро пожаловать в Хатономори Хачиман! – радостно объявляет Ая.
По спине бегут мурашки.
– Я такое название не запомню.
– И не надо.
– Что мне написать в прощальной записке?
– Ты забавная, Малу, – смеётся Ая. – Увидимся на той стороне.
Она проходит через зловещие ворота и через секунду полностью исчезает.
Тяжело вздохнув, я зажмуриваюсь и вступаю во владения Аи.
В ветвях шелестят обрывки бумаги, постукивают деревянные молитвенные дощечки. Держа меня за руку, Ая идёт по лабиринту узких заросших тропинок. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я вижу то, что видеть совершенно не хочу: быстрое движение в чёрных зарослях, клубы тумана, призраками скользящие по земле, флуоресцентные огоньки, которые нас будто преследуют. Даже не верится, что мы в центре Токио…
– Почти пришли.
– Почти пришли куда? В Нарнию? – бубню я себе под нос.
Каменные драконы, выстроившиеся вдоль тропинки, скалят на нас покрытые мхом клыки. Испуганно кричат птицы. Мы минуем арочный мостик, осторожно перебираемся через мясистые корни деревьев и уходим всё дальше в эти своеобразные джунгли.
Вдруг ночь сменяется мягким свечением. Мы поднимаемся по старинной лестнице, серебряной нитью тянущейся через пролесок. Наверху Ая многозначительно произносит:
– Позволь представить – Хатономори Хатиман.
Перед нами таинственный синтоистский храм. Фасад будто укутан в ослепительно белый маскировочный халат, а изогнутая крыша напоминает крылья величественного грифона. В небольших нишах на стенах трепещут огоньки свечей, окна причудливо украшены.
Вывод: здесь точно творится волшебство. Японский храм настолько мистический и завораживающий, настолько загадочный и изящный, что я теряю дар речи. Если в дверях сейчас появится какой-нибудь эльф, я просто пожму плечами. В таком месте возможно всё.
– Присядем, – Ая кивает на ступеньку под храмовым колоколом в форме лотоса.
Дайте минутку. Святилище с его мрачной романтикой странно на меня влияет. Сердце щемит от тоски – сама не знаю, почему.
– Здесь чудесно, – шепчу я.
Так называемый колокол бонсё достигает в диаметре двух метров, и когда мы садимся под ним, он гудит в знак приветствия.
– Это место успокаивает меня, когда я не могу уснуть. Утешает, когда грущу. Ну, понимаешь, обычное дело.
Ая протягивает мне газировку – на банке светло-розовые цветочки и наклейка, сообщающая о 0 % содержания чего-то мне неизвестного.
– Спасибо.
Мы чокаемся.
Интересно-интересно. Слишком сладко для чая, слишком горько для лимонада – таинственная токийская газировка.
– Юката тебе очень идёт. Подарю её тебе, если хочешь.
– Нет, никогда и ни за что её не приму! – в шоке тараторю я. – Она, наверное, стоит целое состояние!
– А вот и нет. Я шью одежду сама, – с улыбкой признаётся сестрица.
– Серьёзно?
– Конечно, иначе я бы разорилась. К тому же шитьё – моя страсть! Обожаю воссоздавать необычные платья от дизайнеров Харадзюку из простых материалов. Ткань для шитья покупаю в комиссионках. Иногда создаю что-то своё и продаю в онлайн-магазине. Мечтаю учиться в школе моды и дизайна, но вступительные экзамены туда чрезвычайно сложные.
Так, перемотаем назад.
– Эта юката правда создана тобой?
– Да, от эскиза до пошива.
– Невероятно! Серьёзно, ты безумно талантлива, Ая!
– Скоро ты поймёшь, что жизнь в Японии очень монотонная. Особенно у людей, работающих в крупных фирмах. И у нас, школьников, тоже. Повсюду ценится единообразие, приспособляемость. Каждый день нас заставляют носить одно и то же. Для большинства японцев мода значит гораздо больше, чем просто приятный внешний вид. Это выражение творчества, индивидуальности и зачастую протеста.
– Ух ты!
Меня разрывает от восхищения.
– Уверена, университеты всей страны будут драться за тебя!
На щеках Аи вспыхивает лёгкий румянец:
– Спасибо. Что насчёт тебя? Уже знаешь, на кого собираешься учиться после школы?
– Нет, – глухим голосом произношу я. – В последнее время у меня не было возможности об этом подумать.
– Почему?
– Ах, столько всего произошло, – уклончиво отвечаю я. – И вообще, жизни нет дела до планов и желаний. Надрать кому-нибудь задницу – вот в этом она хороша.
Ая ошарашенно смотрит на меня.
– К тебе это не относится, – поспешно добавляю я. – Ты точно достигнешь поставленных целей.
– А почему с тобой всё иначе?
– Без понятия, – печально смеюсь я. – Ты сильная и уверенная в себе, а для меня радость, если хотя бы утро прошло без катастроф.
– И это говорит человек, выучивший иностранный язык и переехавший на другой конец Земли, – комментирует Ая, подмигивая.
– Это лишь хитроумный побег.
Вот дрянь – я наговорила лишнего.
– И что? Для такого требуется много мужества. Тяжело осмелиться начать всё с нуля, и неважно, что к этому привело, – Ая прислоняется ко мне. – Не суди себя так строго, Малу-чан. Скоро ты обязательно найдёшь то, чем будешь гореть. А пока я научу тебя шить.
– Шить?
– Да. Это просто.
Я вдруг чувствую глубокую симпатию к Ае:
– Было бы здорово.
– Кстати, – Ая старается говорить непринуждённо. – Как тебе новая школьная форма?
– Хорошо, если не учитывать, что я выгляжу в ней, как стриптизёрша.
– Кентаро… помогал?
О нет, here we go again.
– Послушай, Ая, – осторожно начинаю я, ни в коем случае не желая её обидеть. – Я спрашивала у Кентаро, что он о тебе думает, но он пресёк этот разговор на корню. Решил, что я какая-то шпионка.
– Ах, в этом есть смысл, – отвечает Ая и, видимо, имеет в виду именно то, что говорит. – Отец Кентаро уже засылал в наш класс школьника под прикрытием, чтобы шпионить за ним.
– Что-что? – в шоке переспрашиваю я.
– Кайто Каваками – один из самых влиятельных людей в Японии, – объясняет Ая, прищурившись. – Глава большого технического концерна. Даже не представляешь, как он богат. Кентаро ненавидит отца. А Кайто Каваками не доверяет сыну. У них очень сложные отношения.
– Ты хорошо знаешь Кентаро, – замечаю я.
– Можно рассказать тебе секрет?
– Д-давай.
– Мы с Кентаро не вместе. На одной вечеринке мы чуть не поцеловались, но больше ничего не было. Но я чувствую, что между нами что-то есть.
От этого разговора я нервничаю всё сильнее. Почему-то меня радует, что Ая и Кентаро не встречаются – и из-за этого очень совестно.
– Почему бы просто не признаться ему в чувствах? – севшим голосом предлагаю я.
– Я не осмелюсь. К тому же встречаться с парнем вроде Кентаро почти невозможно, – горько смеётся Ая. – Все называют его икемен. Недостижимый сказочный принц.
– Не понимаю.
– Его семья примет только баснословно богатую девушку. Баснословно богатую девушку из невероятно влиятельной семьи. Увы, даже в этом вопросе Японией правят традиции.
– Но он весь… в татуировках.
– Всё сложнее, чем кажется. Кентаро ужасно нелюдимый, и от этого тоже не легче.
Стыдясь противоречивых чувств, я с энтузиазмом восклицаю:
– В любом случае надо попытаться! Настоящая любовь всегда найдёт дорогу!
– К счастью, теперь есть ты. Мы убедим Кентаро, что ты не шпионка, и через тебя всё разузнаем!
– Или ты как-нибудь иначе покажешь Кентаро, что он тебе нравится, – потея, лепечу я.
– Сейчас я как раз делаю для него особенный подарок.
Прежде чем я успеваю вникнуть в смысл этих слов, Ая меняет тему:
– А ты с кем-нибудь встречаешься?
– К сожалению, нет, – признаюсь я и, закашлявшись, морщусь. – Зато меня ведёт! Проклятье, что в этом соке?
– Водка, – усмехается Ая.
– Водка? – потрясённо квакаю я. – А на вкус приторно сладко!
– Именно! Высокопроцентное содержание алкоголя, но никакого спиртного привкуса, – Ая подносит к моему лицу баночку и стучит по стикеру 0 %.
– Боже мой! – шепчу я. Голова кружится. – Такое бывает?
– Только не говори, что никогда не пила алкоголь!
– Пила. Но не в ночь перед первым учебным днём!
О, нет. Занудствую так же, как недавно папа…
– Не думала, что немцы такие паиньки, – подмигивает Ая. – Не переживай о завтрашнем дне. Я позабочусь, чтобы тебя никто не тронул.
– Тогда чокнемся, – вздыхаю я.
– Кампай! – кричит Ая, радостно поднимая баночку.
И мы пьём.
Мы собираемся домой (время уже за полночь), но Ая тянет меня за рукав.
– Не так быстро! Надо загадать желание!
Видимо, Ая тоже навеселе: она ковыляет к храмовому колоколу с элегантностью краба.
Справедливости ради, сестрица ниже и миниатюрнее меня – а сама я тоже очень пьяна. Следую её примеру с грацией щенка сенбернара.
– Сначала хлопни в ладоши, чтобы отпугнуть злых духов.
Злых духов? С беспокойством вглядываюсь в темноту.
– А затем загадай желание, но так, чтобы никто не услышал, иначе не сбудется!
Мы хлопаем в ладоши – я особенно громко, памятуя о жутких демонах-ёкаях из рассказов Кентаро (не хочется рисковать).
– Что ты загадала? – интересуется Ая.
– Нельзя же говорить.
– Нет, мы ведь теперь сёстры! Можно сделать исключение.
Сердце замирает в груди. Я не ослышалась? Ая назвала меня сестрой? Наверное, виноват алкоголь, но от радости я готова разрыдаться.
– Чему ты улыбаешься? – наклоняет голову Ая.
– То, что ты сказала… Многое для меня значит.
– Да-да! – машет она руками. – Так ты расскажешь, что загадала?
– Не опозориться завтра, – признаюсь я.
– Почему ты думаешь, что опозоришься? – удивляется Ая.
– Ты ведь заметила, что я не экстраверт. От волнения веду себя катастрофически неуклюже. Даже, ну, странновато.
– Ты забавная. В другом смысле забавная. Но забавная.
Слово funny, повторенное Аей много раз, звучит очень похоже на bunny. Ну и ладно. Для Аи я не против стать funny bunny [2].
– А ты что загадала? – улыбаюсь я.
Ая драматически вскидывает руки:
– Дикого, супергорячего, страстного…
Я слышу букву «с» и имя Кентаро, после чего Ая оглушительно звонит в колокол.