Глава 6

Наступление армии союзников на Севастополь имело большие последствия для севастопольских защитников даже по медицинской части. Поток раненых стал гораздо больше. Медикам прибавилось работы. Не только офицеры – старые унтера без сожалений расставались с накопленными (более чем скромными) капиталами, лишь бы не остаться калеками. Весь госпиталь знал о Марье Захаровне и её дивных умениях.

Мариэла по некотором размышлении пустилась на хитрость, пообещав, что будет лечить бесплатно, но за это излеченный отработает охранником. Никто из выздоравливающих не знал, что за диковинные серебряные пластинки выдают и почему надо отсекать посетителей в том случае, когда крохотный камушек начинает светиться, но следовали правилу неукоснительно. Узнав об этом, Неболтай в частном разговоре с Мариэлой заметил, что серебро вполне могут пропить, и будь на охране не унтера и офицеры, так оно, вероятно, и случилось бы, и скорее рано, чем поздно, – но контингент попался куда более ответственный. К тому же Марья Захаровна объявила во всеуслышание, что если этот предмет пропадёт, то за лечение с потерявшего возьмут полную сумму.

Отдать должное хорунжему: он постарался наладить охрану на совесть. В ход пошли не только (и не столько) советы, но и личные регулярные проверки. Во время как раз такой проверки случилось событие, которое не стоило причислять к маловажным.

Заполненный госпиталь прибавил забот не только медикам. Духовные лица вынуждены были организовать дежурство: исповедовать, соборовать, а порой служить заупокойную. В тот день церковные обязанности исполнял благочинный Александр. Он как раз проходил мимо коек, где трудилась Мариэла, и услышал, как она произнесла несколько слов на маэрском. Рядом же случился Неболтай, о котором все уже знали, что он выучил язык сих иностранцев.

– Что она сказала? – поинтересовался священник.

– Тёмного по матушке изругала, – объяснил хорунжий.

Благочинный был отнюдь не глуп и догадался о точном значении фразы, но на всякий случай спросил:

– Кто ж такой этот тёмный?

– Это так они чёрта поминают, но на их языке не принято называть его прямо. Ну вроде как по-нашему говорят «нечистый» или «лукавый».

– Коль сия девица искренне отвергает диавола, то, значит, она христианка?

Этот был тот самый случай, когда не особо богобоязненный казак всё же не решился солгать.

– Нет, батюшка, в их краях о Христе и не слыхивали. Сам точно не знаю, во что в их стране веруют, но чёртом ругаются, это верно.

– Поговорить бы надобно с оной девицей… – задумчиво молвил отец Александр. Но развивать мысль не стал, тем более его ждал очередной солдатик, желавший исповедоваться.

* * *

У лейтенанта Семакова состоялся разговор с Нахимовым. Адмирал предложил очередное «без чинов» и тут же перешёл к делу:

– Владимир Николаевич, теперь уж могу вас поздравить с капитаном второго ранга. К сему Владимир четвёртой степени с мечами, а вашим помощникам – Анна четвёртой же. Но на сем хорошие новости заканчиваются. И пойдут плохие-с. – Пауза. – Неприятель обустраивает позиции на северном фланге. Как подтянется артиллерия, французы получат возможность обстреливать Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты, также… Ладно, это к делу не относится. Доложите о возможностях отпора-с.

Лейтенант почувствовал, что имеется шанс на получение преимуществ для своих. Он даже нарочито перешёл на уставное обращение:

– Ваше превосходительство, в радиусе мили от Камчатского люнета наши гранатомёты уничтожат как артиллерию, так и вражеские колонны, буде пойдут в атаку. У нас имеется опыт. Однако вижу два препятствия. – Пауза была совсем крошечной. – Первое: ограничение по количеству гранат. Запас весьма недостаточен, и, того хуже, у неприятеля имеется возможность перерезать снабжение. Второе: предполагаю значительную опасность от возможных действий своих же. Любой штаб-офицер может подойти к мичману Шёбергу и отдать приказ палить, не зная особенностей наших гранатомётов. Хорошо, если он лишь гранатомёт погубит, а ну как людей? У меня обученных и искушённых в деле комендоров по пальцам одной руки сосчитать можно. Или прикажет диспозицию батареи изменить. Имею в виду, могут подойти… кхм… персоны, которые способны… кхм… сильно затруднить наше дело. В пехотное прикрытие батареи точно так же надо назначить лишь из тех, в ком я уверен… кхм… в этом смысле.

Павел Степанович угадал мысль подчинённого ещё до того, как тот успел её высказать.

– Лейтенант, что вам нужно для наилучшего выполнения воинского задания?

– По первому пункту: надобно закрепиться на мысе Херсонес. По меньшей мере один гранатомёт с пехотным прикрытием. Высадку мы можем обеспечить в Камышовой бухте, сейчас там неприятеля нет. Доставку припасов, провизии и воды можем обеспечить. По второму: понадобится ваш письменный приказ о подчинении батареи лейтенанта Шёберга непосредственно вам. Тогда его будут просить оказать поддержку гранатами, а не приказывать. Разумеется, у командира батареи будет право отбора людей в пехотное прикрытие.

– Ваши претензии весьма велики-с, – налился холодом голос адмирала.

– Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, при их удовлетворении и возможности будут велики. Не далее как нынешним утром пятнадцать пластунов под началом хорунжего Неболтая с помощью наших гранатомётов полностью уничтожили сотню конных разведчиков. Пленных я, разумеется, не считаю. Особо отмечаю: при отсутствии потерь со своей стороны.

Нахимов скорее удивился, чем разгневался:

– Почему мне не доложили?

Ушлый лейтенант догадался, что вопрос был риторическим, и потому строго следовал уставу:

– Не могу знать, ваше превосходительство! О действиях «Морского дракона» рапорт мной подан. Однако казаки мне не подчиняются. А в деле участвовали лишь охотники из пластунов. Если же хорунжий Неболтай подал рапорт вверх по команде, то мне об оном ничего не известно.

Адмирал прикрыл глаза и застыл в размышлениях. Через полминуты последовало:

– По первой пропозиции выражаю своё согласие. Будут даны указания. По второй же сделаем иначе. Я лично поеду на осмотр люнета, заодно погляжу на ваши гранатомёты. Сверх того… Лейтенант!

Адъютант появился мгновенно.

– Рапорт капитана второго ранга Семакова у вас?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Несите сюда.

Нахимов быстро схватывал суть написанного.

– Так выходит, ваши гранатомёты палили, не видя цели, и притом попадали?

– Так точно, ваше превосходительство. Осмелюсь предположить, что при наличии видимой цели пальба будет намного быстрее. Поправки, передаваемые голосом, а не флажным семафором…

– Можете не продолжать, капитан второго ранга. Делаю вывод, что противудействие неприятелю может замедлить-с я отсутствием или недостаточностью гранат. Так, значит, деньги понадобятся?

– Никак нет, ваше превосходительство – время. Поставщики могут не успевать за нашими заказами.


Командор Малах в процессе боя и после него вёл себя нелогично (на сторонний взгляд). Во-первых, он не задал ни одного вопроса, а уж если держаться правды, то вообще не сказал ни слова. Впрочем, он слышал все депеши, которые доводились до сигнальщика для передачи их на «Морского дракона». Во-вторых, он сразу же по окончании боя распрощался и ушёл, не попытавшись хотя бы посмотреть трофеи. А будь окружающие ясновидцами, то углядели бы ещё одну странность: он, прибывши домой, не сел за обед, а принялся делать расчёты и составлять доклад.

Запихнув пачку исписанных листов в футляр, Малах сел на коня и направился к порталу. Правда, он захватил с собой винтовку с пистолетом, но внутренне совершенно не ожидал встречи с противником. Выработанное долгой службой чутьё молчало.


Через пару часов означенная пачка уже лежала у Сарата. Он прочитал всё очень внимательно, подумал и вызвал к себе подчинённых.

– Вот что, ребята, есть новое задание. Читайте.

Бумаги пошли по кругу и в конце концов вернулись к председательствующему.

– Конструкция по вашей части, – обратился он к Хорогу. – Обращаю внимание: вот существенное отличие.

Мастер глянул, запустил пальцы в шевелюру, тут же опомнился, положил предательницу руку на столешницу и уточнил:

– Двадцать, говорите?

– Малах настаивает. Но их общий вес будет тот же. Затвор, понятно, меньше.

Оружейник с видимым усилием удержал руку на месте.

– Нет, гранатомёт выйдет, конечно, полегче предыдущего. Но не очень понятно его применение. По кораблям – так слабо выйдет…

– То-то, что не по кораблям. Это против пехоты и кавалерии. Мастер Валад, что у нас по заготовкам?

– Берусь сделать десять кокилей в один день… хотя нет, есть лучшая возможность. Гранаты существенно меньше предыдущей версии. Если я правильно понимаю, с налаженным амулетом трансформации производительность в пятьдесят гранат в день не кажется запредельной, но лишь при весе гранаты не более тринадцати фунтов. Граната без кристалла пойдёт по сребренику. Чего там: работа для подмастерья.

– Торот, что скажете о цене амулета трансформации?

– Такой берусь сделать, если дадут надлежащий кристалл. Конечно, лучше бы специализированный…

– С магнетитом не особо богато.

– Ну, так прозрачный кварц. Круглым счётом… э-э-э… для четырёхдюймового кристалла будет амулет с запасом действия на две недели. Обойдётся в золотой. А если таких нужно много, то дам оптовую скидку.

– Шахур?

– По моей части большой экономии не получим. Кристаллы те же, хотя величину можно взять поменьше, это так.

– Сроки? Мастер Валад?

– Менять оснастку не надо, обойдусь старой. Пять дней, и заготовки будут. Начну производство гранат, как только получу амулет или амулеты.

– А мне полдня на чертежи. Хотя нет, больше. Малах попросил зубчатые колёсики с маховичками для регулировки положения ствола… два дня на чертежи и ещё столько же на изготовление.

– Всё ясно, ребята. Работаем!


Кавалеристы ходить своими ногами не только не любят, но и не умеют, если сравнивать их с пехотой. Вот почему только вечером разведчик французов добрался пешим ходом до своих.

Товарищи по оружию, разумеется, накормили и напоили вымотанного до предела парня. Но после этого начальство устроило форменный допрос. Молодой француз изо всех сил старался докладывать так, как его учили, то есть придерживаться фактов. Но он не имел представления о механизме случившегося. В результате сами по себе факты выглядели настолько фантастично, что вызывали у слушателей крепкое сомнение в здравости рассудка единственного уцелевшего из сотни разведчиков. Но всё изменилось после упоминания о появлении русского корабля вблизи берега.

Слова рядового были тщательно запротоколированы, и копия протокола отправилась в Балаклаву к флотскому начальству. А к мысу Херсонес потянулись под белым флагом дроги с целью забрать тела погибших. Возглавлял эту процессию французский лейтенант де Токнай. Он получил строгий приказ: ни в коем случае не вступать в конфликты с русскими, не претендовать на территорию, но держать глаза и уши открытыми.


Иномирцы в лице магистров занимались изысканиями в части практической магии: обследовали возможность приспособить пересланный из Маэры алмаз для компенсации негополя вполне конкретного человека – унтер-офицера Синякова. Разумеется, иноземцы не знали выражения великого Суворова «Каждый солдат должен понимать свой манёвр», но по наитию его пользовали.

– Понимаете, сударь, вы не совсем обычный человек. Ваши энергетические потоки не такие, как у других. Мы хотели бы их обследовать и попробовать изменять, если такое вдруг понадобится. Для здоровья совершенно безопасно. Самое худшее, что вам грозит, это ощущение… ну, будто вас что-то щекочет. По слухам, такое возможно.

– Лично я думаю, что насчёт щекотки – полная выдумка, – вмешалась Мариэла.

– Ну, может, и выдумка, но вы уж, сударь, обязательно нам скажите, если вправду щекотка появится. Но если у нас получится задуманное – о, тогда мы сможем предложить вам работу за пятьдесят рублей в месяц золотом. Ну, не пожизненную, но уж один месяц наверняка. Сразу могу сказать: работа почти такая же, но только поездить придётся. С таким редким человеком наверняка захотят побеседовать очень важные господа, а вы ответите всю правду, вот это и будет работа. Конечно же о вашей прежней службе рассказывать не придётся, это никому не интересно.

– Я-то со всем удовольствием, но с условием, однако ж.

– Каким?

– Если уж очень щекотно будет, то откажусь от работы, и рублей тех мне не надо.

Немцы переглянулись.

– Я согласен.

– Я согласна.

Работа началась, и щекотно не было. Барин с барыней светили крохотными камушками, гасили их, снова светили в других местах, потом рыжий говорил, а барыня записывала на листках иноземными буквами. Говорили они по-своему, и оба полагали, что российский унтер-офицер ничего не поймёт. Они ошибались.

Синяков и вправду не знал ни слова на маэрском. Но интонации он почувствовал. Судя по ним, у тех двоих выходило плохо. Или даже вообще не выходило. Тем не менее деньги немцы отдали сполна.

Работу однорукий унтер посчитал нетрудной. Сиди себе поглядывай, а обещанной щекотки он так и не дождался. Под самый же конец барин вздохнул и молвил:

– На этот раз не получилось. Ну да ничего, завтра ещё попробуем.


Высокие морские чины союзников по единодушному согласию собрали экстренное совещание, на которое также прибыли командующий объединёнными силами маршал Сент-Арно и командующий английским экспедиционным корпусом лорд Раглан. Английский адмирал Дандас сказался больным и по сей причине отсутствовал.

Впервые «Морской дракон» поддержал своей артиллерией сухопутные действия. Конечно, рассеять и частично истребить сотню кавалеристов – не ах какой великий подвиг, да и меткие русские стрелки тому сильно способствовали. Но и сухопутное, и морское начальство, отдать должное, сразу же увидели, какую опасность может создать для левого фланга войск коалиции меткая стрельба орудий этого быстроходного корабля. В качестве вводной были также оглашены рапорты спасшегося кавалериста и лейтенанта де Токная, но ясности и понимания обстановки они не принесли.

По мнению присутствовавшего на собрании коммодора Скотта, совещание являло собой образец беспорядка и нарушения флотских традиций, что можно было объяснить лишь большим количеством французских представителей. Те устроили форменный галдёж:

– …Камышовая бухта для стоянки кораблей была бы пригодна лишь при отсутствии этого «Морского дракона». В ней просто нельзя расположить строй фронтом, как того требует тактика…

– …Нельзя уступать противнику левый фланг! Оттуда русские могут угрожать…

– …Что до русской эскадры, то у них попросту не осталось кораблей линии, так что вполне полагаю возможным пренебречь…

– …Хотел бы я знать, где на этом участке можно расположить артиллерию, не говоря уж о её пехотном прикрытии. Так что никаких угроз не вижу…

– …Полагаю, противник в состоянии устроить временные укрепления…

– …Полковник, скажите: сколько времени потребуется на обустройство позиций? Ах, вот как? В таком случае уверяю вас, господа, что…

– …Но почему вы не учитываете прибытие наших бронированных артиллерийских кораблей? Уж они-то вполне могут справиться с этим корабликом русских…

– …Ну хорошо, пусть они не в состоянии его догнать, но уж отогнать могут, не так ли? Но в этом случае у нас появится возможность…

– …С практической точки зрения: когда мы можем рассчитывать на их прибытие к Севастопольскому порту?

– …Вы не учитываете необходимость сбора дополнительной эскадры для сопровождения бронированных сил. Без них полагаю весьма затруднительным, если вообще возможным…

– …Важнейшая точка обороны Севастополя – Малахов курган. Именно его прикрывают Камчатский люнет вот здесь, а равно Селенгинский и Волынский редуты русских. И вот отсюда наши храбрые войска могут нанести удар, не опасаясь…

Осторожность победила. План приняли следующий: в радиус действия орудий «Морского дракона» не входить, мыс Херсонес оставить русским, поскольку ни для кого другого он интереса не представляет. Высадиться в этой точке русские не смогут: задача неразрешимая при тамошнем рельефе берега да глубокой осенью. Что до блокады Севастополя, то она осуществима и без войск на южном берегу Камышовой бухты. С северного же её берега возможно простреливать любую позицию на противоположном берегу. Сент-Арно и лорд Раглан сошлись во мнении, что перед штурмом совершенно необходим артиллерийский обстрел Камчатского люнета, а также Селенгинского и Волынского редутов. Уроки атаки лёгкой кавалерии при Альме оба помнили превосходно.

В пылу совещания никто не спросил мнения Фрэнсиса Скотта. А тот задал сам себе несколько интересных вопросов.

Что именно вывозили русские с мыса Херсонес? Имущество было явно ценным, иначе на его охрану не послали бы едва ли не самый боеспособный во всём Чёрном море корабль. Очевидного ответа на этот вопрос не нашлось.

Не могут ли русские обустроить морские орудия на сухопутных позициях? Судя по тому, что бомбических ядер у них весьма немного, ответ должен быть отрицательным, но технически такое вполне возможно. Конечно, в случае самой жестокой необходимости.

Откуда вообще берутся боеприпасы к орудиям этого «Дракона»? В условиях полной блокады Севастополя (а таковая виднелась в ближайшей перспективе) их просто неоткуда взять. Если, конечно, не предположить наличие огромных складов, но, судя по тактике морских боестолкновений, таковые отсутствуют.

Допустим худшее: орудия этого типа установят на севастопольских укреплениях. Что может это дать русским? Точнее, какие могут быть последствия для коалиции?

Протоколу допроса выжившего кавалериста коммодор Скотт доверял: очень уж описанная уланом картина совпадала с виденной на море. Если у русских вдруг каким-то образом окажутся в распоряжении их грозные бомбы, а эффект от их применения будет соответствовать описанию, то взятие Севастополя лобовой атакой следует исключить из списка возможного. Естественно, при достаточном количестве таких боеприпасов.

В своих размышлениях Скотт был вынужден признать: идея подключения броненосных кораблей к осаде (а заодно и эскадры в десять вымпелов, если верить предположениям французов) выглядит вполне здравой. Конечно же русский капитан не полезет под их орудия. Да и в Камышовую бухту не сунется: очень уж она узкая, а ведь манёвренность – одна из главных составляющих успехов «Морского дракона». Именно она позволяла до сих пор этому кораблику легко уходить из-под обстрела. В чём-чём, а в недостатке осторожности его командира не упрекнуть…

Тут английского капитана кольнула мысль: а почему, собственно, русский проявляет это качество? Уж точно причина состоит не в трусости; подобное Скотт не мог предположить и в горячечном бреду. Тут другое…

Через полминуты англичанин чуть заметно улыбнулся. Ну, естественно! У русских просто нет возможности построить здесь и сейчас корабль того же типа. Поэтому капитану приказано не рисковать понапрасну. Разумное решение.


То, что произошло в лагере войск коалиции утром, было следствием совпадения нескольких факторов. Первый из них – простое человеческое любопытство доктора Марка Жюссона. Молодой врач ещё не утратил стремления к новым знаниям, привитое ему в Руанском университете, а некоторые из убитых французских кавалеристов выглядели необычно. Вторым фактором была по-зимнему холодная погода: тела погибших разлагались с меньшей скоростью, чем это случилось бы летом. Третьим – занятость начальства, которое в ответ на просьбу разрешить небольшое исследование раздражённо велело не путаться под ногами, когда и без того дел полно.

Доктор добросовестно освидетельствовал останки кавалеристов. Результаты были неожиданными.

На четырёх трупах сгорела одежда, досталось и кожным покровам. Доктор посчитал, что обширные ожоги и стали причиной смерти. По крайней мере, он твёрдо знал, что выжить с такими невозможно.

Ещё два десятка погибли от пулевых ранений. Ну, для военного врача эта причина смерти была обычнейшей. Доктор не поленился и извлёк целых пять пуль. Ему показался странным столь малый калибр русских ружей, но ранения получились смертельными, тут ошибиться нельзя. Мысленно французский врач особо отметил, что пулевые раны были не очень аккуратно перевязаны, впрочем, это не помогло пострадавшим выжить. Оказанная кем-то помощь, видимо, остановила наружное кровотечение, но ничего не сделала (и не могла сделать) с внутренним. Также доктор, хоть и не был боевым офицером, отметил меткость стрельбы: не было ни одного тела, не получившего пули в грудь или в живот.

Пятерых кавалеристов буквально разорвало. Вот тут у мэтра Жюссона возникли небольшие затруднения. Причиной могло стать попадание целого ядра или крупного осколка, но последних в телах найти не удалось. С аналогичными ранами врач конечно же сталкивался.

Ещё трое явно погибли от удушья, а уж ему-то совершенно неоткуда было взяться. Но доктор по некотором размышлении признал, что коль скоро что-то горело (а иначе откуда ожоги?), то гибель от невозможности дышать, как это бывает при пожарах, может показаться ожидаемой.

Остальные сорок пять человек представляли собой загадку. Примерно половина из них была жестоко контужена. Перед смертью у них шла кровь из носа, глаз и ушей. Причины смерти других врач установить не смог. Он предполагал, что они, попав под действие сильных взрывов, погибли от их ударного действия, но доказательств не было.

Без сомнения, французский врач был в высшей степени добросовестным медиком. Он аккуратно заполнил все протоколы. Они в должном порядке попали в специальный сундук для медицинских документов. Честолюбивый мэтр Жюссон думал о статье, которая вполне бы могла пойти, скажем, в ежегодный сборник трудов медицинского факультета Руанского университета.


Свежий капитан второго ранга и обладатель Владимира четвёртой степени зашёл к Нахимову за приказом, согласно которому командир батареи получал полную свободу рук. Возле приёмной Семаков наткнулся на писаря Синякова. Тот как раз выходил из кабинета адмирала со стопкой бумаг. Лицо однорукого унтера было настолько ужасным, что могло испугать любого офицера российского флота, когда-либо служившего под началом Павла Степановича.

– Братец, что такое случилось? Адмирал здоров ли?

Будь у ветерана вторая рука, он ей махнул бы в расстроенных чувствах.

– Мне дали переписать приказ главнокомандующего. Ей-богу, ваше благородие, уж лучше бы какая хвороба!

Слова прозвучали почти кощунственно, но командир «Морского дракона» сразу догадался, что новости не из разряда ординарных.

– Да говори, чего уж там, всё равно узнаю. Поди, на всех кораблях велено зачитать?

Последовала нехорошая пауза.

– Приказано линейные корабли затопить по списку, чтоб неприятель не прорвался в Севастопольскую бухту. Армия отступает, а нам… отстаивать придётся. Там уж в бухте Владим Лексеич… того… командует. – Тяжкий вздох. Рот немолодого унтера скривился, но тот превозмог себя и добавил: – Поздравляю, ваше благородие, повышением в чине. Но только Христом-богом прошу, не ходите к Пал Степанычу.

Понять такую совершенно не унтерскую деликатность Семаков мог, но решил, что может найти нужные слова для адмирала.

Войдя, кавторанг тут же пожалел о собственной бездумной храбрости. Лицо Нахимова было чёрным от горя и гнева. Сухим бесстрастным голосом адмирал произнёс:

– Приказ, что вы запросили, готов. Вот он.

Не было сказано вслух, но прямо чувствовалось дополнение: «И убирайтесь отсюда к разэтакой матери».

Надо было что-то сказать. Младший по званию встал по стойке «смирно».

– Ваше превосходительство, экипаж «Морского дракона» сделает всё, что в силах человеческих, чтобы Севастополь устоял. – Пауза. Сглотнув, Семаков добавил: – Кроме того, мы сделаем то, что за пределами человеческих возможностей. Честь имею!

В глазах адмирала блеснула короткая живая искорка – и тут же погасла. Чуть заметным жестом он разрешил посетителю удалиться.

Выйдя на воздух, Семаков позволил себе облегчение чувств большим боцманским загибом. Он знал эти корабли. Мало того: он знал большую часть служивших там офицеров. Он мысленно представил себе – а что, если бы пришёл приказ уничтожить «Морского дракона»? И ведь не выполнить нельзя! От такой мысли на душе стало ещё гаже.

Но сразу началась привычная работа: анализ. Линейные корабли – допустим, но ведь остаются ещё пароходофрегаты, да и парусники поменьше тоже. Нет, ещё не всё потеряно.

Загрузка...