У командира была задача потруднее. Он по описанию и со слов соседей нашёл дом Елены Киприановой.
Дверь открыла девушка неопределённого возраста. Ей могло быть как тринадцать, так и шестнадцать. Моряк успел подумать, что острые черты лица и чуть длинноватый нос достались от отца, а вот светлые волосы и глаза явно были материнским наследством. Завидев незнакомца в военно-морском мундире, она ахнула:
– Костенька?!
– Он жив и сейчас в госпитале. В него стрелял англичанин, но доктор Марья Захаровна пообещала, что через пять дней здоровым выйдет. Матушка дома?
– Работать ушла.
– Да, вот еды малость. – Семаков извлёк из сумы аккуратно завёрнутые в чистые тряпицы стопку морских сухарей и шматочек сала. – Это всё собрала команда.
– Благодарствуйте.
Девушка явно не знала, что сказать, но капитан второго ранга перехватил инициативу:
– Меня зовут Владимир Николаевич Семаков, я командую кораблём «Морской дракон». Костя пробирался к одном моряку продать фигурки дракона, англичанин его заметил и пальнул из ружья. Мои матросы подхватили мальца – и в госпиталь.
– Что ж англичанин?
– Пулей его успокоили, – последовал жёсткий ответ. – Больше уж никогда не будет по безоружным стрелять… А тебя как зовут?
– Крещена Натальей, папа звал Атя… – Вздох.
Беседа продлилась недолго. Семаков ушёл со смутным ощущением, что надо что-то делать и с мальчонкой, и с его семьей, и осталось лишь прикинуть, что именно. Но уже поблизости от причала кое-какой план начал вырисовываться.
На этот раз ошибки не было: к рассвету пушкари неприятеля были уже в готовности. Дистанция была не из малых: сажен четыреста, но и цель не крохотная.
Небо только-только рассветлелось. Подносчики шёпотом ругали промозглый ветер, хотя все до единого прекрасно знали, что в ходе дела согреются своим паром: очень уж нелёгкой была работа по перекидыванию двухпудовых гранат.
Лейтенант Беккер не преминул заметить командиру батареи:
– Иван Андреевич, нам надо с поручиком Боголеповым наблюдать попадания.
Про себя Шёберг отметил заметный немецкий акцент в сочетании с правильностью русской грамматики.
– Правильно мыслите, Пётр Христианович. Займите позицию вон у того угла, да не высовывайтесь особо. Защитникам редутов вы живым понадобитесь.
Всё это было сказано так, что ни один слушатель, включая матросов, не усомнился бы в хладнокровии командира батареи. На самом же деле мичман ещё как волновался.
Накануне у него был разговор с генералом Хрулёвым.
– Ваше превосходительство, осмелюсь доложить, что наши гранатомёты сами способны подавить артиллерийские позиции неприятеля. Если начнётся пешая или кавалерийская атака, нам понадобится помощь орудий люнета. К сожалению, предвижу нехватку гранат. По расчёту нам на полную обработку артиллерийских позиций только-только хватит.
– Берётесь подавить неприятельские батареи? Вы так уверены, мичман, в мощи гранатомётов?
Сказано было без гнева, но Шёберг всё же ощутил неприятный холодок, прошедший по спине.
– Так точно, ваше превосходительство, но лишь касательно противодействия неприятельским пушкам. Посему разрешите начать с рассветом.
– Одобряю. Но я лично буду наблюдать за действием ваших артиллеристов. Посмотрим, насколько… кхм… сии гранатомёты лучше обычных пушек.
– Постараюсь не разочаровать ваше превосходительство!
Волнение мичману унять не получилось, вот почему он устроил накрутку комендорам:
– Максимушкин!
– Я!
– Повторить порядок пальбы!
Разумеется, дисциплинированный матрос не напомнил непосредственному начальнику, что порядок уже был повторён дважды без единой ошибки.
– Так что, ваше благородие, начинать с крайней орудии на зюйд-осте, пристреляться, потом вести ствол налево вплоть до позиции, где ихний часовой сейчас. Потом ждать указаний по целям.
Мичман кивнул и отдал аналогичный приказ Патрушеву. Тот справился ничуть не хуже товарища.
– Гранатомёты!.. К бою!!!
По рукам подносчиков, как живые, пробежали тяжёлые серые гранаты. Первые пять легли в приёмные лотки.
– Патрушев, без команды не палить! Жди дистанции!
– Слушаюсь!
Втихомолку комендор второго гранатомёта позволил себе самовольство: установил дальность на ту дистанцию, которую посчитал нужной, решив, что в случае надобности поправить её труда не составит.
– Первый гранатомёт, дистанция четыреста пятьдесят сажен, пристрелочный!
Вспышка вышла слабее обыкновенного: негаторов вблизи не случилось, и потому граната грохнула у самой земли. Зато взрыв получился именно таким, какого и ожидали артиллеристы с «Морского дракона».
Наибольшее впечатление получили соседи-пушкари. Это выразилось в репликах, самыми приличными из которых были:
– Сколько ж пороху в этих гранатах! Они целый склад туда…
– Говорят, порох там особенный, называется тротил, вот он, ежели…
– Кто там тратил? Чего тратил?
– Не тратил, а тротил. Силища аграменная. Это что, вот мне земляк-туляк рассказывал, каково он по кораблям бьёт: всё сгорает к…
Тем временем мичман выдал поправки:
– Перелёт двадцать пять сажен. Сдвинь, Максимушкин, на деление… Пали!
Впечатление усилилось, хотя и поручик Боголепов, и лейтенант Беккер отметили, что накрытия всё ещё нет. Впрочем, последний был впечатлён гораздо сильнее: он видел действие гранатомётов впервые, хотя кое-что слышал. Просто перед позициями неприятельских пушек вдруг вырос громадный куст из земли, который на фоне яркого утреннего неба (хотя солнце ещё было за горизонтом) показался совершенно чёрным. Когда же взорванная земля опала, стало видно, что орудийную прислугу на вражеской батарее посбивало с ног, но времени прийти в себя и подняться у них уже не осталось.
– Недолёт десять сажен, поправка на четверть деления. Давай!
Через пять секунд со стороны соседей последовали радостные восклицания:
– Царица небесная, да у них от трёх орудий верным делом ничего и никого не осталось!
– Вот же… силища!
Шёберг отреагировал по-артиллерийски:
– Накрытие! Максимушкин, веди прицел по линии орудий. Патрушев, дистанция четыреста тридцать пять, пристрелочный по своей цели!
Взрыв последовал практически мгновенно. Предусмотрительный комендор, слыша поправки по дальности для товарища, успел подвинуть ползунок на нужную позицию ещё до команды.
– Есть! Молодец, Патрушев! Давай, братцы, веди по линии!
Все наблюдатели отметили, что третья граната от гранатомёта нумер один лопнула далеко в вышине, выдав огненный шар. Боголепов и Беккер поняли правильно: среди орудийной прислуги неприятеля нашёлся тот, кого мичман Шёберг назвал «негатор». Все остальные посчитали, что это была специальная зажигательная граната, тем более что стоявшая рядом бочка с порохом и вправду полыхнула огнём.
Нельзя сказать, чтобы вражеские артиллеристы (те, кого не задело) растерялись. После первых пяти залпов первого гранатомёта – а второй к тому моменту успел выпустить две гранаты – они попытались организовать ответный огонь из тех пушек, которые не пострадали от взрывов. Засуетилась прислуга. Притащили ядра, на божий свет появились картузы с порохом.
Но на полноценный артиллерийский ответный огонь катастрофически не хватало времени. Чудовищные по силе взрывы неумолимо приближались к уцелевшим пушкам, выкашивая прислугу. Запалы подготовленных к бою бомб и гранат исправно загорались; эти боеприпасы можно было сбросить за вал, где они взорвались бы без особого ущерба для своих, но некому было это проделать – почти все близлежащие артиллеристы оказались или убитыми, или тяжело контуженными. То же относилось и к пехотному прикрытию. Его остатки, повинуясь командам, отступили сажен на двести. Только на этом расстоянии удалось спастись от гибельного разлёта осколков.
Шёберг вёл себя так, как учили: напряжённо вглядываясь в результаты попаданий, он одновременно подсчитывал количество гранат. По всему выходило: на полное подавление вражеских батарей, противостоящих Камчатскому люнету, хватит; на отражение пешей или кавалерийской атаки – под вопросом. Он всё ещё думал над этим, когда над ухом послышался голос Неболтая:
– Иван Андреевич, нам бы на вылазку.
– Тихон Андропович, ум отшибло? Вас же там, как цыплят, перережут. Вон вдалеке собралось их пехотное прикрытие. Добегут до вас и… того.
– А мы шкоду быстренько заделаем. Только прикажи выдать нам эти ваши гвозди, чем пушки заклепать, да молоты потяжелее.
– Нет их у меня, нам они не надобны. Иди к соседям, вон там стоит штабс-капитан Грайновский, у его артиллеристов должны быть.
Хорунжий отдал приказ, двое казаков резво побежали к соседу.
Размышления командира батареи прервал лейтенант Беккер:
– Иван Андреевич, результаты от пальбы вашими гранатомётами превыше всего ожидаемого, никогда такого не видел и даже представить не мог. Однако ваш комендор Патрушев заслуживает наказания.
Шёберг искренне удивился:
– Это за что же?
– За самовольство. Я лично видел, как он, не получив вашего приказа, поправил серебряный ползунок на линейке. Это ведь изменение дальности, не так ли? Такое нижнему чину без команды офицера делать никак нельзя.
Мичман подумал и принял решение:
– Патрушев, ко мне бегом!
– Вашблагоро… по ваш… приказа… прибыл!!!
– Скажи-ка, братец, ты изменил дальность перед тем, как начать палить?
– Так точно, изменил!
– А с каким намерением?
Матрос, похоже, догадался, что линьки не предвидится, но отвечал со всем уставным рвением:
– Вы задали первому гранатомёту дистанцию, ваше благородие, я её же установил ради экономии времени на пристрелку.
– Хорошо сделано, братец, хвалю.
– Рад стараться!! – И матрос, поняв всё правильно, поспешил вернуться к гранатомёту.
При обращении к лейтенанту Шёберг был подчёркнуто спокойным:
– Комендор Патрушев поступил правильно: действуя быстро, он не позволил неприятелю ответить ядрами и бомбами на работу наших гранатомётов. И ещё, Пётр Христианович: если, не дай-то бог, меня или вас убьют или ранят, один из комендоров будет исполнять обязанности командира батареи.
– Но они ничего не понимают в математике!
– В данном случае этого и не надо. А возможности гранатомётов мои люди знают превосходно… – Не было сказано вслух, но прозвучало отчётливо: «Не хуже вас». – И пристреляться могут уверенно. Сам проверял. Так что прислушивайтесь к их мнению. Напоминаю также: всеми силами берегите людей. Других понимающих взять неоткуда.
Поручик Боголепов хранил при этом полнейшее молчание.
– Да что ж они, змеюки, делают!
Именно такой была реакция генерала Хрулёва на быстрые, но не бросающиеся в глаза продвижения пластунов. Те, стараясь быть елико возможно незаметными, пробирались к полевым позициям вражеской артиллерии, точнее, к тому месту, где они были.
Хорунжий Неболтай сдержал слово: его лихие ребята и в самом деле необыкновенно шустро привели вражеские пушки в негодность, а заодно и подобрали трофеи в виде оружия. Возможно, казаки попользовались и неприятельскими кошельками, но этого с уверенностью никто сказать не мог. Как бы то ни было, пластуны вернулись без потерь.
Любой поручик, знакомый с тактикой хотя бы на книжном уровне, мог предсказать ответный ход генерала.
– Мичман Шёберг, генерал Хрулёв запрашивает состояние дел с гранатами: хватит ли на поддержку пехотной контратаки? – возгласил появившийся вблизи батареи адъютант.
– Доложите генералу: нет возможности. У нас почти закончились гранаты. Убедитесь сами, господин штабс-капитан: по ящику на гранатомёт, это пять выстрелов.
– Да что вы такое говорите, я же вижу здесь десять гранат!
– Всё верно, на один выстрел расходуется пара. Иначе они не взрываются.
Генерал Хрулёв хорошо знал артиллерийское дело и сразу заметил, что эффективная дальнобойность гранатомётов явно больше, чем у обычных орудий. Они очень даже могли бы помочь вылазке, но… нехватка боеприпасов была в российской армии делом обычнейшим.
Обстановка на батарее стала настолько спокойной, что мичман даже разрешил своим людям перекур. Но мирные размышления Шёберга были прерваны голосом комендора:
– Ваше благородие, дозвольте доложить.
– Докладывай, братец.
– Так что, ваше благородие, одна граната не сработала.
Благодушие командира батареи мгновенно испарилось.
– Ну-ка, Максимушкин, расскажи всё до мелочей.
– На пятом залпе левая граната ушла, а правая-то нет. И взрыва не было.
– А куда ты попал этой первой гранатой?
– Да целился по траншее. Мыслю, что в её глубь как раз влетела.
Шёберг нахмурился, но всё же счёл нужным выдать похвалу наблюдательному матросу:
– Молодец, что заметил, братец; если ещё такое случится, обязательно мне доложи после боя.
– Рад стараться!
– Свободен.
Матрос даже не успел шагнуть в сторону гранатомёта, как рядом появился Неболтай.
– Иван Андреевич, гляньте-ка, что мои молодцы нашли.
Это была неразорвавшаяся граната, порядочно замазанная грязью.
– Где нашли, Тихон Андропович?
– Да в ровике.
– Глубокий он был?
– Сказать примерно, три четверти сажени. Ну, может, чуть поменее. Ещё счастье, что я знал: граната сама не взорвётся, а то казаки уже хотели её десятой дорогой обойти от греха.
– Правильно сделали, Тихон Андропович, что приволокли эту находку. Надобно будет Тифору Ахмедовичу рассказать.
Поздно вечером лейтенант Мешков с матросами наведался к порталу. Оттуда пришли два гранатомёта в разобранном виде, их описание и аж целых пятьсот гранат.
Грузившие боезапас матросы тихо переговаривались:
– Энти-то будут как бы не в пять раз полегше.
– Ей-же, не больше двенадцати фунтов.
– Зато их сколько – считал?
– Да всех не перечтёшь, но руки оттянули.
Лейтенант решил вмешаться:
– Тихо, братцы, не хватает, чтоб вражины нас тут заслышали. Грузите-ка побыстрее. Нам за ночь доехать до редутов, да там собрать… Кстати, завтра пообещали ещё пятьдесят гранат. А на сегодня двести пятьдесят.
К счастью, новые гранатомёты не нуждались в юстировке самоприцела за отсутствием такового. Да и процесс сборки не потребовал много времени. К полуночи их уже доставили на редуты.
Мариэла с утра первым делом занялась новым раненым. Мальчишке повезло: кости задеты не были. Наложив конструкты, госпожа доктор поинтересовалась, каким образом и каким оружием это ранение было причинено. Доктор фон Каде добросовестно объяснил. Узнав, кто доставил раненого в госпиталь, Мариэла задумалась, а потом твёрдо заявила: – За лечение этого мальчика я денег не возьму. Произнесено было так, что у всех окружающих пропало желание задавать вопросы, если таковое было.
Но продолжение было чуть необычным. Мариэла обратилась к соседу Кости по палате (солидному боцману с порядочной долей седины в волосах, которого все звали Сергеич) и попросила приглядеть за пациентом. Тот был явно польщён подобным знаком доверия и пообещал, что сделает всё, «как госпожа доктор велит».
Распоряжения были достаточно просты:
– До завтра с постели не вставать. Пить можно, но немного: не более кружки в один присест, в день пять кружек. Вместо воды можно пить чай, но без сладостей. Сегодня есть нельзя. К вечеру можно кашу и щи. А завтра уж разрешаю есть рыбку и мясо, только малыми порциями. Завтра утром ещё подлечу. Всё понятно?
– Да как не понять! Прослежу, не держите сомнений.
У Тифора наступили тяжёлые дни. Негаторский эффект упорно не поддавался гашению. То есть частично его удавалось нейтрализовать, но налицо был тот самый случай, когда «чуть-чуть не считается» – как ни странно, это присловье бытовало в обоих мирах.
Такое положение дел, разумеется, более чем устраивало унтер-офицера Синякова: работа так и оставалась нетрудной, никакой щекотки не наблюдалось, денежки платили исправно. А негромкая ругань рыжего барина в счёт, разумеется, не шла.
Труд магистра-универсала осложнился: теперь Мариэла практически полностью сосредоточилась на нуждах госпиталя. Это не делало работу невозможной, но тормозило её порядочно.
День за днём слышались одни и те же комментарии:
– Не прошло… Ладно же, отдохнём и попробуем иначе… Ага, с этой стороны дело идёт! Ах ты, Тёмный тебе в печёнку, у головы опять провал! Да чтоб тебя… Ну, теперь уж до вечера отдыхать.
Сарат даже не стал созывать совещания: просто передал тощую стопку бумаги с пожеланиями от землян, сопроводив это словами:
– Хорот, мне не нужно вас учить, что надо делать.
Мастер-оружейник подошёл к делу максимально серьёзно и собрал трёх наиболее опытных подмастерьев.
– Нам дали два задания. Первое и более простое: уменьшить звук от выстрела как в пистолете, так и в винтовке. Следуйте за мной.
Слушатели высыпали в двор.
– Показываю…
Звуки от стрельбы в воздух были почти одинаковыми, только винтовочный «чпок» был погромче пистолетного.
Сам мастер мысленно уже решил эту задачу, но подумал не упустить возможности научить будущих мастеров чему-то новому.
Тут же началась дискуссия.
– …Звук возникает у среза ствола оттого, что воздух снаружи прорывается…
– …Сделать так, чтобы проникновение шло постепенно…
– …Срез ствола не ровным, а волнистым…
– …Как насчёт точности выстрела?
– …Вот как: прорезать в стволе здесь, у самого дульного среза, поперечные щели – ну, как жабры у акулы…
– …Спрашиваю: сколько? И ширина их, опять же?
– …Не щели, а отверстия? Только не одно, а несколько по окружности, тогда и на точность не повлияет…
– …Пробовать надо, ребята. Например, изготовить ствол с такими щелями или там отверстиями…
– …Давайте готовые стволы попробуем…
– …Испортим их. Меткость при этом…
– …Нет, сначала проверим сам принцип, уточним, какой вариант лучше, а уж потом…
Мастер мысленно улыбнулся. Ребята думали в правильном направлении. Поэтому он хлопнул ладонью по столу и волевым решением назначил каждому проверить свой вариант.
Все подумали одно и то же, но лишь самый любопытный (или самый нахальный) из подмастерьев осмелился спросить вслух:
– Мастер, а что за второе задание?
Хорот ответил совершенно честно:
– О втором вы услышите лишь после того, как с первым справитесь. Мне тут самому подумать надо. Очень оно… с хитростями и подвохами.
Многоуважаемый не стал детализировать, какие такие хитрости и подвохи он предполагает: во-первых, собственный опыт однозначно утверждал, что многозадачность, навьюченная на исполнителя, никогда не идёт на пользу качеству; во-вторых, у самого Хорота уже были кое-какие мысли о конструкции изделия; в-третьих, существовали серьёзные подозрения, что дело пойдёт отнюдь не гладко.
Хороту предстояло изобрести и сделать винтовку, которая, перезаряжаясь сама, могла без участия стрелка выпускать одну пулю за другой, пока не опустеет магазин или пока палец не перестанет давить на спуск. Уже по дороге в мастерскую оружейник подумал о названии для этой винтовки. Наилучшим решением показалось «скорострельная винтовка» или для краткости «скорострелка».
Разумеется, Хорот не знал, что для земных аналогов уже придумано название – «картечница».
Озабоченность доктора Пирогова мог почувствовать любой. Разумеется, Мариэла её также заметила.
– Что-то случилось, Николай Иванович?
– Мне прислали весть: в лагере неприятеля появились случаи холеры.
Это слово госпожа магистр знала. Курс инфекционных заболеваний им читали.
– Так вы опасаетесь, что и у нас она может появиться?
– Уже, Марья Захаровна. Двое. Кланяюсь вам за помощью.
– Лечить я могу. Но у меня не хватит сил и на холеру, и на раненых. Гораздо проще избавиться от заражения через питьевую воду. Ну и руки мыть, понятно, с мылом. Тут может помочь Тифор Ахмедович. В его силах быстро обеззараживать воду. Вот, – Мариэла извлекла из кармана карандашик и стопочку листов, – вам записка к нему. А теперь давайте посмотрим, что там с больными. Но сегодня четверг, бесплатно не работаю.
Пирогов чуть скривился, но тон у него был самым деловитым:
– Нам, Марья Захаровна, в холерный барак, уже выделили такой.
При входе в барак Николай Иванович незаметно (как он полагал) вынул часы. Ему хотелось знать, сколько времени уйдёт на лечебный процесс.
После быстрого осмотра иностранка твёрдо заявила:
– Работа не из сложных, по три рубля с человека она стоит.
Один из больных находился в забытьи и никак не отреагировал. Второй глянул с ужасом.
– Ну-ну, Куликов, я передам твоим, уж три рубля на тебя соберут, да и Звонаренку тоже.
Лечение заняло по полчаса на человека.
Инструкции сложностью не отличались:
– Через полчаса можно пить. И даже нужно. А вот есть ничего нельзя вплоть до послезавтра. Завтра вечером посмотрю.
Через час двое врачей вышли из барака. Пирогов почему-то пребывал в состоянии глубочайшей задумчивости и явно не замечал никого и ничего. Они уже вошли в дверь госпиталя, когда почтенный хирург вдруг остановился и возгласил:
– Чёрт побери всё! – Сказано было настолько громко, что все проходившие мимо повернулись в сторону Николая Ивановича. Но тот не обратил на это внимания и столь же громко и в такой же степени непонятно добавил: – Да пропади они все пропадом! – Пирогов не уточнил, кому именно он сделал это предложение, но дальнейшие слова начали вносить ясность в этот вопрос. – Марья Захаровна, вы говорили, что у вас есть диплом.
– Да, но не с собой.
– Вы ведь можете его перевести на русский?
До Мариэлы начала доходить мысль собеседника. Ответ был выдан в нужном виде:
– Разумеется, могу, но также наш язык знают и лейтенант Семаков, и князь Мешков.
– Так что ж вы сразу не сказали?! Тогда сделайте перевод, его Владимир Николаевич – кстати, он уже капитан второго ранга – заверит своей подписью. И это будет основанием зачислить вас на должность врача с жалованьем шестьсот восемьдесят рублей, считая столовые. Хотя… почерк у вас каков?
Мариэла слегка смутилась:
– Даже не знаю, Николай Иванович, но полагаю, по вашим меркам… не очень.
– Не страшно, вы лишь сделайте перевод, а уж я найду кого-то, чтобы переписать.