Тёмные синие шторы, наполовину закрывающие просторное окно, устало тянулись вниз, не пропуская искрящиеся лучики света, что упорно пытались прорваться внутрь. Дневная светлая занавеска лениво прикрывала остальную часть окна, поднимаясь и опускаясь от лёгкого ветерка, робко залетающего в открытое настежь окно. Бежевые стены помещения переливались, ловя на себе солнечных зайчиков. Всё вокруг было наполнено жизнью, струящейся в неумолимом яром потоке.
Я снова окинула взглядом пушистые ресницы Бэлп на мирно закрытых глазах. На её ровной, оливкового цвета, коже выступали маленькие крупицы пота. Глубокие раны и мелкие царапины, украшенные синяками, постепенно начали заживать, оставляя после себя еле заметные следы. Она казалась мне спящей красавицей, мирно ждущей своего спасителя, способного пробудить её от неприятного сна, превратившегося в кошмар. Прошло чуть больше недели с того момента, как Бэлп была повержена Даймофэром. Как оказалось, никто кроме меня не видел безжалостное сражение Бэлп и Оли с этим монстром.
Меня всё никак не отпускали воспоминания о том дне. Острые, как иглы, когти проткнули мою грудь в два счёта, а остальные две руки готовились довести казнь до самого конца, вот только суд был прерван, да и остался без внимания присяжных. Я не могу выкинуть из головы то, что мои раны уже затянулись, хотя и болели, а раны Бэлп, в моём воображении, разрушали её изнутри. Тем не менее продвинутое оборудование мира за завесой во много раз ускоряло лечение, а точнее заживление. Эта тварь нанесла ей чуть менее серьёзные раны, чем мне, однако, быть уверенной в причинённом вреде нашим телам – не могу. Ещё я узнала, что инновации этого мира позволяют избавиться от шрамов, если ты сам того пожелаешь, но только при условии, что тело окрепло и боль отступила, иными словами, когда организм полностью восстановится. Даже при наличии такой техники, мне доводилось видеть немало орденовцев со шрамами, которые они не стремились спрятать. Очевидно, что в этом была своя философия.
После того задания все были как на иголках. Более старшие орденовцы опускают глаза, проходя мимо палаты Бэлп, а на нас и вовсе стараются не смотреть. Поначалу мне казалось это очень странным, а после разговора с Олей разорванный в клочья лист бумаги начал скрепляться невидимыми нитями, показывая израненное бытие. В тот день на задание должны были пойти старшие, элитный отряд ми́литов. Однако, они отправились в сайд «Шёпота воды», поскольку кто-то из управления ошибочно указал их отряду, что тебра́румы собираются атаковать именно его, а не сайд «Открытой долины».
Как оказалось, у каждого сайда есть собственное название, отличающее его от других. Это напомнило мне мой мир, поскольку всё в нём имеет своё имя, отличное от другого. Эти тонкие и незримые нити продолжают крепко связывать людей из совершенно разных миров, не утрачивая наше далёкое родство. Хотя этим родством куве́лы явно не гордятся, а причины того мне неизвестны.
– Ты что тут с самого утра? – холодный голос ворвался в стены палаты, безжалостно ударяясь о них и разлетаясь в разные стороны.
– Мне всё равно нельзя тренироваться, вот я и подумала, что смогу составить Бэлп компанию, – пожав плечами, я кидаю на аппараты рядом с её кроватью безнадёжный взгляд.
– Тебе и самой ещё нужен отдых, – безразлично выкинул парень, словно это просто пришлось к слову.
– Со мной всё в порядке, – поворачиваясь к нему, я впиваюсь своими глазами в северно-ледовитые и неисследованные воды его души. – Ты так и не рассказал, – удручённо произношу я, перебирая свои пальцы в нерешительности.
Абе́ктибус вскинул брови вверх, отводя свои глаза к окну и награждая пейзажи своим холодным безразличием. Почему-то рядом с этим человеком, как мне виделось, постоянно ходила серость и шипела на каждого, кто пытался сделать её понаряднее, преобразив новыми цветами.
– Не рассказал, что?
Пушистые, длинные ресницы на его глазах непонимающие то взмывали вверх, то опускались. Правда забыл или просто не хочет говорить?
– Как ты тогда понял, что я чувствовала? – еле выдавив из себя назойливый вопрос, уставилась на него, не желая упускать ни одного его движения.
Абе́ктибус шумно выдохнул и оттолкнулся от тёмного деревянного косяка. Тот, едва скрипнув, недовольно уставился на парня, оставаясь неподвижным. Андрей прошёл к креслу рядом со мной, неторопливо усаживаясь.
– Помнишь, как мы говорили о проклятом даре от этого мира? – сжимая пальцы в замок, Абе́ктибус уперся локтями в ноги, устремив серые глаза в безмолвную стену, будто говорил с ней.
Я затаила дыхание, обдумывая его слова, в ожидании продолжения этой тайны, врезавшейся толстым гвоздём в мою голову и оставляя болевые ощущения от нескончаемого любопытства. Всё, находившееся в этом помещении, от стен до потолков, казалось, затаило неприсущее им дыхание.
– Дар, которым владеет не каждый житель за завесой, – утвердительно проговорила я, для самой себя.
– Именно, – его глаза переменились, начали источать что-то очень близкое боли. – Я и раньше упоминал о нём, думаю, ты и сама это хорошо помнишь.
«– Такой силой обладает не каждый и мы все платим за это очень большую цену. Каждый грёбаный день мы расплачиваемся за наши знания и способности, которые и без всего этого дерьма медленно убивает нас».
Его слова неожиданно всплыли в памяти, прорезаясь наружу и оставляя за собой тёмную дорожку секретов и недосказанности. От воспоминаний у меня встал в горле ком, до того неприятно это было вспоминать.
– Ничего удивительного в этих способностях, по моему мнению, нет, – отчего-то его голос наполнился грустью, казалось, она переполняла всё его существо и проникала гораздо глубже, чем кто-либо мог себе представить. – Моя проклятущая способность не дает мне жить спокойно. Даже раздирает, я бы сказал. И чем дальше я прячусь, тем быстрее она находит слабые места в этой броне. Я – эмпат, – всё с той же скорбью продолжил Абе́ктибус. – Точнее, так это называется во внешнем мире. Каждый грёбаный день я слышу эмоции других людей. Они пытаются прорваться в меня, заполнить собой и уничтожить мою личность.
Я молча впитывала каждое его слово, словно птичка, ловящая капли дождя.
– Этот «дар» позволяет мне чувствовать эмоции у всего живого и не только, – он перевёл свои глаза на меня, ища понимая.
Сжав руку в кулак и помяв пальцы, я нерешительно протянула её к его ладоням, касаясь холодной кожи, ощущая жар, пылающий внутри его души. Понимая, что ему тяжело об этом говорить, порой и вовсе не дышала, чтобы не спугнуть.
Он замер, смотря на мою руку. Секундное напряжение исчезло, давая волю расслабиться.
– Я могу чувствовать тебра́румов, точнее их эмоции. Поскольку они практически состоят из злобы и ненависти их силуэт для меня становится видимым, пока я сосредоточен. Но стоит только раз прикоснуться к этой непробудной тьме, как она тотчас стремится проглотить ту искру света внутри меня, – он ухмыляется, всё ещё глядя на мою ладонь, накрывающую его скреплённые руки. – Внутри каждого из нас каждую минуту идёт война между светом и тьмой, но важно помнить, что исход битвы зависит только от тебя. Принять её, поддавшись искушению или бороться до самого конца, не допуская и малейшего шанса на победу темноте, скрывающейся внутри.
– Так… вот как ты смог определить моё состояние и самих тебра́румов. Прости, – я нелепо усмехнулась, – из-за моего любопытства тебе пришлось рассказать об этом. Наверное, тебе тяжело разговаривать о таком?
Абе́ктибус удивлённо уставился на меня, выражая потрясённость, неуверенно появляющуюся из-за прочной маски безразличия.
– Спасибо, что поняла, – он едва улыбнулся, благодарно заглянув мне в глаза, хотя это больше выглядело так, будто он поджал губы.
Страх перед тьмой, зародившийся ещё до нашего существования, до сих пор продолжает терзать сердца людей, пытаясь очернить душу, беспощадно разрывая её на тысячи маленьких крупиц, что, как пыль, витают в воздухе, порой отражаясь на свету. Она словно пыталась донести до нас свое превосходство, которое с каждым днём крепло и нарастало, словно колючий нерушимый канат, отгоняющий надежду и веру людей.
Если задуматься, то каждый ведёт свою собственную битву, сражаясь до последнего вздоха со злом внутри себя, что питается нашими чёрными мыслями, которые впоследствии перерастают в ужасные эмоции, заполняющие и разрушающие изнутри. А кто-то и вовсе просто принимает тьму. Так или иначе, любой человек свято верит, что его проблемы глобальнее и ужаснее, чем у любого другого человека, существующего в этом мире. А ведь каждый из нас просто пытается выжить, закончить нескончаемую битву, уничтожающую в нас людей, чтобы просто спокойно существовать.
В голове завертелся, как быстро раскрученная карусель, странный вопрос, хотя именно такие необузданные вопросы в последнее время всё чаще посещают мои мысли.
– Ты видел зелёную вспышку в небе? – спокойно произнесла я, осторожно убирая свою ладонь, когда его пальцы начали расцепляться.
Я точно знала, что никто из присутствующих тогда не мог пропустить это странное явление, которое стало очередной тайной для меня. Яркие и резкие лучи, появившиеся из ниоткуда, вспыхнули далеко в небе, словно кто-то включил огромный прожектор с целью ослепить надоевших тараканов.
– Такое сложно не заметить, – Абе́ктибус пожал плечами. – Если тебе интересно, что это, то я не имею никаких представлений.
– Печально, – проговорила я, выдыхая. – Когда я очнулась, ты хотел сказать о чём-то, но отмахнулся. Не хочешь поделиться сейчас?
Его глаза снова стали безжизненно холодными и мрачными, а взгляд приобрёл уже привычную суровость.
– Из сайда «Открытой долины» один из тебра́румов убегал с чем-то в зубах. Это произошло уже после вспышки, – он резко подскочил на ноги, срываясь с места. – Мне пора.
Так теням что-то понадобилось в том сайде? Интересно, ради чего они устроили весь этот бой?
Резкая перемена в настроении Абе́ктибуса показалась мне странной: каким бы он не был замкнутым и неприступным, такое поведение непривычно даже для его холодного рассудка. Меня обуревали вопросы. Что же гложет и так невыносимо больно тревожит его старые раны, которые я ощущаю слишком остро и близко к своему сердцу?
Так, я снова осталась одна, наедине с собственными мыслями и давним другом – одиночеством, в котором мне всегда удавалось найти утешение и уловить успокоение в бушующей бездне бытия, стремящейся поглотить всего тебя.
Время неумолимо текло; песчинки, витающие в воздухе, складывались в минуты, а ветер, неохотно залетающий в помещение – в часы. Рвение и необузданность, до того разжигавшие внутри меня бурю, постепенно успокаивались с наступлением вечера. Я чувствовала странное спокойствие, медленно заполнившее тело. Взглянув на часы, потянулась в кресле и начала собираться уходить. Уже приблизилась к выходу, как вдруг услышала шорохи, исходившие со стороны кровати.
– Бэлп? – осторожно произнеся, подхожу к ней, обращая внимание на аппараты, что в итоге не сильно что-то дало, ведь я в них не понимала совершенно ничего.
Девушка неожиданно промычала, стараясь открыть глаза и пошевелиться, как вдруг её лицо скрючилось, окропляясь болью.
– Не двигайся. Лежи, тебе нужно отдыхать! – быстро и чётко тараторю я, окидывая её беспокойным взглядом.
Бэлп метает на меня взгляд.
– Что случилось? – хрипло произнесла орденовка, в глазах которой витал дурман.
– Тебя привезли в орден после того, как Ме́ссор проткнул твой живот.
Она подозрительно посмотрела на меня, прежде чем кивнуть, слабо улыбаясь.
– У нас получилось? – снова захрипела Бэлп.
– Да. Всё получилось, – успокаивающе произношу я, мягко улыбаясь в ответ.
Ее тёмные глаза, почти что чёрные, устремляются в потолок, буравя его. Наверное, стоило позвать сестру сразу же, как только она очнулась, но я отчего-то медлила, не желая оставлять её тут одну.
– Может объяснишь мне тогда, зачем ты кинулась на когти Да́ймофэра? – строго спросила девушка, сверля меня не менее угрюмым взглядом. – Это было совершенно безответственно. Мы подставляли себя, лишь бы с тобой всё было хорошо, а ты сломя голову неслась прямо в его когти. Никто не в силах постоянно тебя спасать, если ты плюешь на свою безопасность.
Вот тебе на, только очнулась и сразу взялась читать нравоучения. Сейчас её слова звучали грубо и возмущённо, отчего во мне зародилась непонятная злость.
– А для меня было важнее помочь тебе и Оле, нежели печься о собственной шкуре, – кинув злой взгляд на Бэлп, я сжала зубы, пытаясь не наговорить лишнего. – Меня не нужно спасать, это уже неуместно в нашей ситуации. Если хотели спасти, могли просто не втягивать меня в свой мир изначально, – я пожимаю плечами, слабо улыбаясь. – Отдыхай, пока.
– Глупость, – едва пробубнила Бэлп под нос, но я смогла услышать её слова очень отчётливо.
Выходя из её палаты, я почувствовала облегчение, словно невидимые тиски перестали сдавливать моё тело, точно огромный и ненасытный змей, жаждущий проглотить меня. В голове закрутился разговор с Абе́ктибусом и как я накрыла своей ладонью его подрагивающие пальцы, плотно сжатые между собой. На коже ещё остались эти странные ощущения, покалывающие холодком огрубевшую кожу на руке. Перед тем, как покинуть орден, я направилась предупредить медсестру о пробуждении Бэлп, а после ушла домой.
Наверняка сложно быть эмпатом. От твоего сознания не ускользает ни одна эмоция, ощущаемая волосками по всему телу, которые словно магнит притягивают чужие тревоги, глушащие тихий голосок собственных мыслей. По пути к выходу я всё думала, прокручивая одни и те же мысли, путающиеся между собой. Из головы не выходил тот яркий свет, падающий с небес, словно метеорит, стремящийся разбиться о землю. Даже для этого мира такие явления не могут быть нормой, хотя… что я вообще знаю о мире за завесой и о «норме».
Лёгкое недомогание резко пронзило тело, отчего я пошатнулась, почти оказавшись у входной двери. Глубоко выдохнув, я нажала на яркую синюю кнопку, покрытую красивыми узорами. Дверь издала уже знакомый лязг, спешно распахиваясь. Ступая на траву с опущенным взглядом, внезапно замираю, услышав множество голосов, кричащих от ужаса. Подняв голову, столбенею, не понимая, что происходит.
Ночь. Огонь поглощает языками пламени дома, словно кричащие от боли, и распространяется с безумным смехом дальше. Повсюду брызги крови и расчленённые тела людей, из которых вываливаются спутавшиеся с другими органами кишки, заполняя аккуратную плитку. Глубокие порезы, рваные раны, оторванные куски плоти у распластавшихся тел когда-то живых людей, вызывали во мне ужас. В глазах уже трупов не осталось ничего, кроме боли и покоя, данного им смертью. Кровь тонкими ручейками пересекала дорогу, соединяясь с другими потоками, перерастающими в багровые лужи.
Вскинув голову, я замечаю парад планет на небе, плавно двигающихся по тёмной глади, окутанной ярким мерцанием звёзд. Стремящийся вверх дым от горящего сайда, вздымался до самых небес, жаждая заполонить их, скрыв свет искрящихся звёзд и блёкло светящейся луны. Оглянувшись, обнаруживаю отсутствие ордена, из которого вышла буквально минуту назад. Этого не может быть!
В панике мотаю головой, потирая лицо ладонями, и снова смотрю вперёд. Мирно колышущаяся трава безразлично осматривает огромное поле, наслаждающееся тишиной. Ни ярых языков пламени, прыгающих от домов к телам в разные стороны, ни трупов, ни крови, ни парада планет в небе.
Может, я схожу с ума? Теряю рассудок?
Почему в последнее время всё чаще вижу подобные видения? Разве это нормально? Или так на меня действует этот мир?
Солнце постепенно садилось, отражаясь на зелёно-синей траве, робко трепещущей под его заливистыми лучами, старающимися дотянуться до дальних макушек деревьев. Под приглушённое пение птиц, я неохотно достаю, как я его называю, телепорт. Почему бы и нет? В моем мире ему явно дали бы именно это название, попадись такая вещица в руки каких-нибудь учёных. В голове ещё столько вопросов об этом мире! Но ответы ко мне приходят мучительно долго и неохотно, хотя их обещали первым делом, заманивая в свои сети. Очевидно, что они потеряли всякий интерес в объяснении мне всего происходящего. Думаю, из-за творившегося хаоса и бешенной неразберихи, они забыли о девочке из внешнего мира, способной видеть тебра́румов, то бишь обо мне. Получается, что эта сила почти что бестолковая и не приоритетная, по крайней сейчас я вижу её именно таковой.
Оказавшись в родных стенах дома, прохожу по просторному коридору, спеша оказаться в кровати.
– Катя, ты вернулась? – голос мамы, доносящийся из зала, заставил меня сменить направление.
Медленно и лениво я оказываюсь у входа в зал, где мама смотрит какой-то фильм по телевизору. Окидывая взглядом её заделанные в хвост светлые волосы, я ловлю себя на мысли, что очень бы хотела иметь именно такой цвет, нежели свой тёмно-русый, доставшийся от отца, которого я видела лишь на фотографиях. Она крайне не любила говорить на эту тему, но как только разговор заходил об отце и каким он был, её голос и лицо преображались, отливая светом грусти, поселившимся в глубинах сердца. Мама восхищалась тем, насколько сильно я была похожа на него. Она бережно хранила каждую вещь, связанную с ним. Когда я впервые увидела его фотографию, то замерла, долго смотря на его прекрасные яркие зелёные глаза, искрящиеся чем-то неподвластным и будоражащим моё сердце. Настолько его взгляд был пронзителен, что каждый раз мне казалось, будто он сойдет с фотографии и улыбнется своей обворожительной улыбкой так, как смог бы только он сам. К сожалению, мне уже не доведётся встретить его и рассмотреть лицо во всех присущих ему деталях. Матвей Судаков был убит. Мама никогда не вдавалась в подробности, а я, в свою очередь, не давила на неё, видя, как блеск в её глазах постепенно меркнет. Поэтому обычно для меня это запретная тема.
Временами я представляла, как мы с ним разговариваем или смотрим вместе телевизор, как они с мамой хлопочут на кухне и весь дом заполняется их заливистым смехом. Об этом было больно думать, ведь когда я возвращалась в реальность, то осознавала, что его нет и уже не будет. Тем не менее это не останавливало меня от таких мечтаний.
Мама оставила в зале шкатулку с вещами, принадлежащими отцу, в основном то были безделушки и пара фотографий. Когда я была маленькой, мне часто нравилось разбираться вещи из шкатулки и рассматривать их так, будто вижу впервые.
– Да, привет, мам, – промямлила я, скрещивая руки на груди и облокачиваясь о дверной косяк.
– Как продвигается подготовка к сессии? – она отрывает взгляд от телевизора, направляя свои серьёзные голубые глаза в мою сторону.
– А? Что? – витая в своих мыслях, я смотрю куда-то в окно, резко спохватываясь. – Ох, да… хорошо, но мы пока не занимались с Леной так углублённо.
Снова ложь. Кажется, я уже начинаю медленно, но верно путаться в этом созданном мной комке вранья.
– В последнее время ты какая-то вялая и закрытая, что-то случилось? Не хочешь поговорить? – обеспокоенно спрашивает она.
– А, нет, всё в порядке. Пойду отдыхать, – я вяло улыбаюсь, стараясь её подбодрить. – Спокойной ночи.
– Хорошо, спокойной ночи!
Я поплелась в свою комнату, окончательно обессиленная, сразу рухнула на кровать, как только переступила порог моей обители. Нежданный жар вернулся, разгорячив кожу. Усталость пересиливала все остальные процессы, создаваемые моими телом и разумом. Я провалилась в сон, как только закрыла глаза.
Тьма медленно подступала ко мне со всех сторон, стремясь поглотить в пустоту, заполненную кромешной чернотой, и протягивала свои страшные и тёмные когтистые лапы. Крохотный луч света, защищавший меня, освещал лишь самую малую часть пространства, в котором я помещалась еле-еле. Чернота начала вести за мной настоящую охоту. Мечась из стороны в сторону, я старалась увернуться от её тисков, пока она напористо протягивала руки, пытаясь ухватить меня.
Когда деваться стало некуда, я попалась в её нехитрую ловушку, ведь единственный луч света начал порывисто блекнуть, оставляя меня один на один со своими страхами в коварном мраке. Когти тьмы стремглав полетели в мою грудь, пронзая её насквозь. Все чувства обострились, когда я вспомнила, что это уже происходило. Перед глазами мелькнул кровожадный и торжествующий оскал.
Адская боль врезается словно молния, и парализует тело от головы до пят. Дышать становится трудно, тело охватывает невыносимый жар. Моргая, я вдруг оказываюсь на поле со всё ещё протыкающей грудь когтистой лапой тьмы, что упоительно хохочет, довольная своей работой. Её безумный смех отдаётся повсюду и захватывает пространство вокруг. Он словно становится шипами, ограждающими меня по кругу, что не дают шанса на побег.
Внезапно яркий, горящий тёмно-алым цветом кнут хватает тьму, отгоняя от меня. Рука моего врага выходит из груди. Дышать тотчас становится легче и свободнее. Девушка со светящимися глазами оказывается рядом со мной и серьёзным взглядом всматривается в моё лицо, изучающе осматривая меня какое-то время. Её горящий красным пламенем взгляд внимательно изучает меня с долей строгости, когда нас обступают тебра́румы, издающие грозное рычание. Сжимаясь от страха, тело замирает вновь. Я замечаю, что её кожа покрыта мелкими царапинами, а в некоторых местах её уродуют глубокие и жуткие кровоточащие порезы. Они начинают спешно затягиваться прямо у меня на глазах, не оставляя после себя и следа от ран. В один момент девушку охватывает красная аура, напоминающая силуэт кошки с ярко-горящими глазами, её рука впивается в моё плечо, яростно протыкая его когтями.
– Проснись, иначе сгоришь! – шипит она и отталкивается от меня.
Подскакивая на кровати, резко распахиваю глаза, чувствуя, как маленькие крупицы пота скатываются по лицу. Руки дрожат от только что увиденного кошмара. Неосознанно я дотрагиваюсь до своей груди, пытаясь понять ранена ли. Облегчённо выдохнув, вдруг начинаю чувствовать, как невыносимый жар пытается прожечь кожу, чтобы вырваться наружу. Голова неистово сильно закружилась, перед глазами всё расплывалось от подступающих слёз, вызванных повышенной температурой. Тело пыталось бороться с поглощающим жаром. Словно эти маленькие солёные струйки были способны потушить разгорающийся костёр внутри меня.
«Кэ́йхаль».
Я вздрагиваю. Чей-то шёпот грубо и настойчиво кружит по комнате. Испуганно оглядываясь по сторонам, стараюсь разглядеть хоть что-то сквозь пелену образовавшихся слёз.
– Кто это говорит? Кто здесь? – хрипя, произношу я, чувствуя, как жар невозможно быстро охватывает тело. Оно в ответ начинает дрожать.
«Избавься от Кэ́йхаля!»
Неожиданно я понимаю, что голос звучит у меня в голове, словно кто-то пробрался внутрь и забавляется. Он гремит гораздо твёрже и громче, нежели в первый раз.
Пребывая в бреду, совершенно не понимаю, что делать. Разум постепенно заволакивает в темноту, как если бы кто-то хотел меня вырубить, ударив по голове. Доставая из кармана кристалл, на последнем издыхании, думаю про орден и уже в следующую секунду оказываюсь на траве перед его сверкающими стенами.
– Помогите! – что есть силы отзываюсь я, но вырывается только тихий хрип.
Тишина. Никто не отвечает. Из последних сил пытаюсь подняться на ноги, но тут же падаю обратно, готовая разрыдаться. Стараясь взять себя в руки, я чувствую небольшой прилив сил, позволяющий доползти до двери и ударить в неё, что есть мочи. Прислоняясь к стене, стараюсь удержаться на ногах, когда слышу топот за дверью. Как только толстая дверь отодвигается, подаюсь вперёд, падая обессиленно на пол.
– Какого тебра́рума? – ошарашенно взвизгивает Марго, рассматривая меня огромными глазами. Она что-то быстро набирает на тэ́бъюле, то и дело посматривая на меня. Счёт времени теряется.
Поднимая глаза, замечаю, как с волнением на лице ко мне несутся Кэ́лдос вместе с Олей. Их топот звучит подобно барабанной дроби.
– Катя, что с тобой? – тараторит солнечная девушка, когда парень спешно приподнимает меня с пола.
– Как видишь, она упала, – недовольно прикрикнула Марго, не сводя с меня глаз.
– Дамна! Да она же вся горит! – Кэ́лдос выругался, внимательно рассматривая моё лицо.
Чувствую, как погружаюсь во тьму, закрывая глаза.
– Стой! Нет! – кричит Оля перед тем, как я теряюсь в непроглядном мраке, проваливаясь всё дальше в чёрную дыру.
«Открой глаза!»
Ощущение падения нарастает, мне становится и легко, и страшно. Внезапный и настойчивый рёв раздается где-то внутри меня, я чувствую, как поднимаюсь из бездны и резко распахиваю глаза, точно что-то меня выталкивает наружу. Расслабление, что обволакивало тело всего минуту назад испаряется, сменяясь дрожью и агонией, распалившей кровь в венах.
Орденовцы с тревогой рассматривают меня, пребывая в растерянности. Оглядывая в бреду помещение, осознаю, что нахожусь в общем зале. Глаза Кэ́лдоса бешено бросаются по моему лицу. В них отражаются сирены, воющие так громко, что создаётся впечатление, будто они звучат у меня в голове.
Грудь вдруг начинает разрывать от боли, а тело – содрогаться и трястись с новой силой, вызывая мучительные спазмы.
– Вытащите из меня эту тварь! – срывающимся голосом воплю я, неистово дёргаясь на диване.
Лицо Кэ́лдоса вдруг проясняется, и он начинает рыться в карманах. Пот ручьями скатывается по моему телу, вызывая мерзкие ощущения. Одежда, в которой я завалилась спать, промокла, неприятно прилипая к коже.
– Что ты делаешь? – кривясь, спрашивает Марго.
– Я подозреваю, что внутри неё один из тебра́румов, – он кидает взгляд на девочек, пока меня всю трясёт. – Его надо вытравить.
Кэ́лдос, неуверенно сверкнув голубыми глазами, подносит к моему лицу кристалл и что-то невнятно быстро бормочет.
– Оля, ты можешь воздействовать на неё своей способностью? – быстро тараторит парень, прижимая свободной рукой моё плечо к дивану, чтобы я не дёргалась так сильно.
Различаю, как Оля, сведя брови, неуверенно кивает. Она подносит свою руку к моей голове, а вторую упирает в другое моё плечо, повторяя действия Дениса.
Как только она это делает, моё тело начинает бешено дёргаться, словно в конвульсиях. Я чувствую, как глаза уходят куда-то вверх, закатываясь.
– Марго! Ноги!
Стараясь взять себя в руки, почти что замираю, когда вижу, как из меня вытягивается тёмная сущность небольших размеров с различимыми светлыми глазами и быстро растворяется в воздухе. Жар медленно спадает. Тяжело дыша, смотрю на орденовцев. Кэ́лдос сжимает в руке клинок, которым он, видимо, и разрубил выпрыгнувшего тебра́рума, пока девочки отпыхиваются.
Денис внимательно изучает моё лицо, что-то тщательно обдумывая. Оля убирает свою трясущуюся руку от моего лба и осторожно отходит, нервно вдыхая и выдыхая. В её поведении мелькали то ли ошарашенность, то ли страх, что и вызвали дрожь, охватившую руки. Марго отшатывается, плюхаясь в рядом стоящее кресло, и кидает мне недовольные взгляды, от которых сейчас мне ни горячо, ни холодно.
– Кэ́йхаль, – коротко произносит орденовец, проведя рукой по светлым волосам. – Он проник в её тело и похоже находился там какое-то время.
– Что? – тихо прошептала я, когда дар речи вернулся. Глаза начали медленно закрываться, хоть я и старалась держать их открытыми.
Кэ́лдос переглядывается с Олей, а потом с Фероксой. Солнечная девушка обхватывает себя руками, медленно водя ладонями по предплечьям. Комната погружается в тишину на какое-то время. Её разбавляет несинхронное дыхание присутствующих.
– Надо отправить её домой, иначе будет много вопросов, – произносит Оля, приходя в себя.
– Вот вы этим и займитесь.
Слова Марго последнее, что я успеваю услышать, прежде чем снова отключиться.
Когда я пришла в сознание, то Оля и Кэ́лдос, пыхтя, тащили меня под руки. Оглядевшись по сторонам, я поняла, мы идём по улице во внешнем мире. Об этом говорили редкие деревья рябины и молчаливо стоящие небольшие частные домишки, отличающиеся разнообразием внешнего вида. Какие-то из построек ограждались заборами – сетчатыми, деревянными и металлическими. По городу разгуливала ночь, изредка юркающая в лишённые любого освещения места, и наблюдала за нами, людьми, прерывающими ночной покой.
Машины по дороге проезжали крайне редко и те были такси. Уставшие водители не обращали внимание на двух людей, тащивших меня по улице. Вероятно, их это не интересовало.
– Она очнулась! – оповестила Оля, заметив мой затуманенный взгляд.
– Ну наконец-то, – пробурчал Кэ́лдос. – Где там у тебя дом? Такую тушу, знаешь ли, тащить не очень-то и легко.
Оглядевшись ещё раз, я узнала местность. Прикидывая, как отсюда пройти к дому, постаралась проложить самый короткий маршрут. По подсчётам он занимал не больше пятнадцати минут, так как мы были довольно близко к дому.
– Нам надо развернуться и повернуть вон туда, – указываю на поворот между домами.
Кэ́лдос что-то недовольно проурчал себе под нос. Идти я более-менее могла уже и сама, но то и дело пошатывалась. Задачу им это, конечно, существенно облегчило, однако Кэ́лдос не преставал бузить.
– Чего ты там себе в усы бормочешь? Сам согласился помочь, – фыркнула Оля, когда мы уже начали поворачивать.
– У меня нет усов! Я только вчера брился!
– Я про те, что у тебя из носа торчат, – усмехнулась Оля.
Кэ́лдос возмутился и даже сначала прикрыл нос, но потом, хитро улыбнувшись, перевёл взгляд вперёд и сказал:
– У тебя такие же подмышками, – повторяя усмешку Оли, парень прикрыл рот рукой, как бы посмеиваясь. – Проветриваешь, да?
Девушка уничтожающе на него посмотрела, а после громко фыркнув, зашагала быстрее, отчего Кэ́лдос чуть не упал, запнувшись о мою ногу.
– Кретин! Нет у меня никаких волос.
В такой весёлой обстановке мы быстро дошли до моего дома. Опираясь о косяк двери, я измученно улыбнулась и поблагодарила ребят за помощь. Они осмотрелись по сторонам, убедившись в отсутствии свидетелей, а после достали кристалл. Прежде, чем Денис успел отпустить очередную шутку, Оля отошла от парня и пригрозила, что вернётся сейчас одна и не возьмёт его с собой.
– Какого тебра́рума мой кристалл у тебя делает? – завопил Кэ́лдос, ощупывая карманы.
Оля победно улыбнулась, когда парень всё-таки притих. Орденовцы испарились, растворившись в воздухе, а я прошла в дом, опираясь о стены.
Открыв глаза с поразительной легкостью, поднимаюсь, оглядывая свою комнату со светлыми обоями, на которых вовсю танцуют солнечные лучи, скользящие через окно. Вот они завораживающе переливаются, играя в догонялки, а в следующий момент исчезают за нагрянувшими облаками. Краски в комнате мгновенно меняются, а осколки воспоминаний резко бьют в голову, проносясь на немыслимо высокой скорости, словно вчерашний вечер ускорили в несколько десятков раз специальной программой.
Тревожно выдохнув, я всё же поднимаюсь с кровати, рассматривая время на телефоне. Шесть часов сорок восемь минут утра. Сна ни в одном глазу, во всяком случае, придется начать собираться на пары.
Проделывая утренние процедуры, я всё больше думала над вчерашним происшествием, а сцена, как тебра́рум вырвался из моей груди, постепенно всплыла в памяти. Как могло получиться, что тебра́рум пробрался внутрь меня? Сколько он там неподвижно сидел и являлся ли причиной моих припадков жара в теле и галлюцинаций? Проговаривая эти вопросы в голове, я убеждалась, что именно из-за этой твари я так паршиво себя чувствовала. Мне не терпелось узнать больше: что это была за тварь и какой ущерб могла принести? Пока я раздумывала над этими вопросами, неожиданно вспомнила тот ласковый, но в тоже время грубый шёпот. Какого чёрта это было? Возможно ли, что именно в горячке у меня начались галлюцинации со странным голосом, гудящим в голове? Чёрт возьми, да если существует целый мир, о котором не в курсе население земли, то голос, прозвучавший в голове, когда во мне притаился тебра́рум, не кажется таким уж вопиющим явлением.
День тянулся невыносимо медленно. Пары протекали скучнее обычного, время попросту замедлило свой бег и не желало принимать привычный ритм. Бурные события ночи дали о себе знать, ведь я практически клевала носом, а моя соседка по парте – Маша то и дело тыкала меня локтем, не давая уснуть. Если бы не её общество, думаю, что и вовсе померла бы от скуки. Мы перекидывались шутками, успели посмотреть начало какого-то мультфильма и даже поспать на первой паре, за что преподавательница влепила нам по лбу.
Зинаида Дмитриевна довольно весёлая женщина, старающаяся держаться на одной волне со студентами. Любой другой преподаватель поставил бы нам по паре за такие вольности и неуважение. Зинаида Дмитриевна же могла ещё и сфотографироваться со спящими. Эти фотографии она нередко печатала и даже вставляла в специальный альбом, который держала в ящичке своего стола. На одной из них мы увидели, как половина какой-то группы стоит со спящим студентом, которому разрисовали лицо синей ручкой, а во главе картины стоит наша Зинаида с довольным лицом.
Отсидев с горем пополам три пары, я решила уйти с последних двух и поскорее отправиться за завесу, чтобы наконец выяснить больше о твари, сидевшей во мне столько времени. Меня не покидало чувство тревоги, вспыхивающее в груди новой бушующей волной.
Как только я оказалась в Зазавесье, глубоко вдохнула уже полюбившийся мне привычный воздух, казавшийся наэлектризованным. Всё та же таинственная атмосфера, будоражащая макушки деревьев в начинающемся лесу неподалеку и игривое солнце, старающееся пролить на этот мир как можно больше света, которого ему порой так не хватает.
Подхожу к двери величественного здания, стоящего одиноко на огромном поле, трава с которого осторожно касается высоких стен. Доставая яркий и зелёный кристалл, по уже приевшейся привычке прикладываю его к специальному отверстию в прочной двери, после чего та с громким щелчком отворяется, впуская меня внутрь.
Стоило войти, как яркий камень выскочил из моей руки, падая глухим ударом на ковёр. Быстро нагнувшись, я подхватила его с ковра величественного цвета. Поднявшись, снова всматриваюсь в переливающийся кристалл, когда кто-то неожиданно врезается пластинами на костюме мне в лоб.
– Касто́д! Нужно быть внимательнее! – серьёзный, грозный голос пронёсся у меня над ухом.
– Извините, – коротко кинула я, поднимая голову и встречаясь взглядом с мужчиной с тёмно-зелёными глазами, незаметно отливающими карим цветом.
Мужчина задержал на мне взгляд, когда странный огонёк сверкнул на его серьёзном лице.
– Капитан Ира́стус. Полагаю, мы с вами не знакомы, – заключил мужчина, лет тридцати с небольшим хвостиком на затылке, ничуть не портящим его, а наоборот, подходящим. Суровый взгляд мужчины дополняли худые щёки и в меру тонкие губы.
– Да, вы правы, – неловко произнесла я. – Катя.
– Очевидно, это про тебя все без умолку болтают, действительно интересный случай, – на его лицо скользнула самодовольная улыбка, сменившаяся серьёзностью.
Я немного замешкалась.
– Знаете, эти слова я слышу чаще, чем своё имя, – иронично произнесла я. – Интерес к моей персоне здесь кажется мне нездоровым, прошу прощения за прямоту.
– Тогда, позволь дать небольшой совет, – мужчина серьёзно посмотрел на меня, слегка улыбнувшись. – Будь осторожней и не спи на ходу. Кто знает в какой момент придётся защищать свою спину или лоб. Что ж, мне пора. До встречи, – капитан добродушно улыбнулся.
– А… спасибо, до свидания.
Мужчина скрылся за поворотом коридора. Появился он так же быстро, как и исчез. Его слова сбили с толку, ведь звучали как некое предостережение к чему-то худшему. Хотя сказал он всё правильно, в этом мире мешкать нельзя.
Вялость, державшаяся все эти дни, неожиданно спала, а энергичный прилив бодрости забегал по телу, оживляя заснувшие клетки. У меня появилось сильное желание что-то ударить, а для таких целей отлично подходило только одно место, где я не была уже очень долго. Воодушевленная этой мыслью, я помчалась в тренировочный зал, полная уверенности, что смогу надрать мягкую задницу тренажёра.
Переодевшись и прибежав в зал, я начала тренироваться. Как это бывает обычно, тренажёр уложил меня добрые несколько раз на лопатки. Мне всё ещё не хватало внимательности, ловкости, и навыков, а если подумать и обобщить, то выходит, что я тот ещё неуч. Расслабившись, глубоко вдохнула и выдохнула сосредотачиваясь.
– Бой!
Тренажёр начал активную атаку, не давая мне возможности ответить. Разозлившись, я отпрыгнула назад, а после, взяв короткий разбег, ударила его ногой в грудь, переворачиваясь в воздухе, сделав сальто. Тело вдруг наполнилось странной энергией. А двигалось так, будто управляла им вовсе и не я. На этот раз отступать пришлось тренажёру, а не мне. Я удивлялась тому, как моё тело легко и просто отбивало все атаки и наносило ответные, оно действовало, как единый, слаженный механизм, приобретая синхронность. В следующий момент тренажёр оказался поваленным на пол. На этот раз выбранный режим был сложным, движения машины более слаженные и непредсказуемые. Тем не менее у меня вышло его одолеть, словно это была и не я вовсе. Но такие успехи не могли не порадовать.
– Пожалей тренажёр, вояка, – раздался голос Андрея.
Я обернулась, замечая лёгкую тень улыбки на его лице, он удобно устроился, прислонившись к косяку. Тёмная чёлка нависла над его светлыми глазами, которые так и горели холодом.
– Надо же, он умеет улыбаться, – не скрывая улыбки, произнесла я, отпыхиваясь.
– Да ты в превосходной форме, видимо, организм уже восстановился, – более сдержанным тоном сказал брюнет, не сводя с меня ледяных глаз.
– Так и есть, чувствую себя отлично. Словно горы могу свернуть, – всё ещё улыбаясь, ответила ему.
– Раз горы тебе по плечу, то я покажусь легкой закуской? – Андрей склонил голову, наблюдая с интересом.
– Хочешь предложить себя в качестве груши?
Отталкиваясь от косяка, Андрей подходит к инвентарю, хватая две длинные палки, и кидает одну из них мне. Подхватив её у самого пола, выпрямляюсь. Он походит с самодовольным лицом, показывая свою уверенность. Быстрым движением срываясь с места, парень идёт в атаку. Всё происходящее дальше я видела в замедленном режиме. Скользнув под его вытянутую в моем направлении руку с палкой, оказалась лицом к лицу перед ним, замечая мелькнувшее в глазах Андрея недоумение. Проскочив под его рукой, становлюсь с боку, блокируя атаку и отпрыгиваю. Не теряя времени, парень ловко подпрыгивает, стремясь ударить меня по ногам, пригнувшись при этом, однако, я просто прыгаю вверх. В очередной раз уклоняясь, упираюсь в его плечи, перепрыгивая, и оказываюсь за спиной орденовца. Уходя вниз, ставлю ему подножку, сбивающую его с ног. Ликуя своей победой, я задорно улыбаюсь, теряя всякую бдительность. Тогда Андрей быстрым движением подскакивает, схватив концы палки обеими руками, и накидывается на меня сверху, заключая в ловушку и прижимая к себе, лишая всякого шанса выбраться. Орденовец хитро улыбается. В одно движение я оказываюсь поваленной на пол, когда его худое, но натренированное и мускулистое тело нависает надо мной.
Где-то я уже видела такое. Ну само собой, в последнюю нашу тренировку он с такой же лёгкостью повалил меня на пол. Что-то, видимо, не меняется.
– Не теряй бдительности, когда враг кажется поверженным, – более холодным тоном произносит парень, что кажется мне уже привычной манерой общения с ним.
– Само собой, сенсей.
Его серые глаза уже не кажутся мне такими холодными, как в нашу первую встречу. В эту секунду мне приходит глупое заключение: ни с ним, ни с его приятелями в институте потоковых лекций у меня не было и быть не может по одной простой причине – все они учатся на два курса старше моего. Получается, Ленку я обманула. Неожиданно хмыкнув, я внимательно наблюдаю за парнем, глаза которого снова начали заполняться другим цветом. Андрей, словно почувствовав это, поспешил встать.
– Мне пора, – его настроение в миг сменилось на отчуждённость и безразличие, которое молниеносно изменило его лицо и поведение. – Увидимся, пока.
– Пока, – только и успела выпалить я, пребывая в недоумении.
Решив, что на сегодня тренировок достаточно, я начала собираться к отправлению домой. Тишина, заполнившая зал, начала казаться мне пугающей, когда я заметила сгущающуюся темноту за окном, сумрак затаился где-то там, стремясь прорваться внутрь. Ноги сами собой несли меня прочь из зала, где я не желала оставаться дольше. Навязчивая мысль неожиданно начала крутиться в голове, как заевшая пластинка, которую невозможно сменить. Неужели этот прилив сил появился из-за извлечения тебра́рума? Возможно ли, что он поглощал мои жизненные силы, отравляя разум? Какова вероятность того, что он покорно сидел внутри моего тела и не пытался убить за такое количество времени? Голова начала гудеть. Вот блин! А про самое главное-то никого и не спросила! Я же и пришла сюда только потому, что искала ответы про эту тварь.
«В комнату!»
Вновь появившийся из ниоткуда шёпот, заставил меня оглянуться и осмотреть коридор в приступе страха.
«Живо-о!» – он прозвучал уже более настойчиво и грозно.
Чувствуя подступающую усталость, в ужасе наблюдаю за трясущимися руками и подрагивающими пальцами. Решая довериться неведомому голосу, я со всех ног несусь на свой этаж, стремительно стараясь открыть дверь, дрожащими руками, что оказывается непосильно сложной задачей. После двадцатой попытки дверь отворяется. Вваливаясь внутрь, как можно скорее запираю её, чувствуя, как силы покидают тело.
«Будет больно. Ни звука!»
– Кто ты?
Только и успела вымолвить я, прежде чем меня пронзила адски сильная боль, распространяющаяся по всему телу. Собственный немой крик закладывал уши, пока я сидела, стараясь сдержать голос. Перед глазами начало плыть, когда я почувствовала, как падаю тяжёлым грузом вниз.