У дверей полицейского чиновника встретили старые знакомцы, городовые Савватий Муромцев да Прохор Чудаков. Не сплоховал Сергей Игнатьевич, послал наилучших, самых представительных.
– Привет, Савва, Здравствуй Прохор, – поздоровался Стабров.
– Добрый день, Сергей Петрович! – поздоровались оба.
Привыкли уже к полицейскому чиновнику, и его спортивному виду. И то, что не любит, когда его «благородием» именуют.
– Вот, посмотрите, что люди- то творят, – Прохор снял фуражку и перекрестился.
Было от чего крестится. Стабров, сняв кепку, тоже троекратно наложил на себя крестное знамение. На брезенте, перед камином, лежал скрюченный худенький человек в рабочей одежде. Лицо было серым от глиняной пыли, да и чёрная одежда и сапоги, были серыми, словно сам несчастный стал глиняной статуей.
Тут, неожиданно морского офицера ослепила магниевая вспышка. Франц Янович Шульц хлопотал около треноги, вставляя следующую стеклянную фотопластинку. Криминалист Никулин, в своей неизменной тужурке и фуражке, ждал своей очереди, что бы приступить к делу.
Федюнин, фельдшер сидел на трехногом табурете, ожидая своей очереди. Уже и носилочки приготовил. Девяткин же, переодевшись в рабочую одежду, обшаривал дымоход. Он светил электрическим фонарем, орудовал стамеской, пытаясь найти хоть что-то. Пылища была- ужас, но Андрей Сергеевич не сдавался. И вдруг, с тихонько звякнув, что- то ударилось о каминную решётку.
Сергей Петрович поймал, и мигом обтёр находку. Бриллиант блеснул, и просто заискрился от попавших на его грани лучей солнца.
– Я так понимаю, красное золото, розовый бриллиант огранки «Кушон», – сказал полицейский чиновник княгине, и отдал ей кольцо.
– Уже нашли… А на теле? – тихо произнесла Анна Алексеевна, рассматривая находку, – точно, то кольцо. Из пропавших драгоценностей.
– Так осмотрим, не сомневайтесь. Только немного погодя…
Сергей Петрович ещё раз посмотрел на мертвеца, и увидел, что поддёвка на животе сильно топорщится.
« Да уж повезло, если сейчас всё и найдётся» – подумал полицейский.
Он нагнулся, и из под одежды мёртвого вытащил красивую бархатную подушку. Без этой штуковины, субъект выглядел совершенно тощим, тщедушным. Но, больше ценностей не нашлось. И вокруг тела была обвёрнута узлом верёвка.
– Так это же… – еле вымолвил потрясённый Петраков.
– Ну, видимо, это знакомец твой, Николай Григорьевич Клементьев, – голосом, не предвещавшим ничего хорошего дворецкому, заметила княгиня, и опять отвернулась от мёртвого тела.
– Ну, что сказать, Сергей Петрович, – начал Григорий Ильич Федюнин, фельдшер, – худой, мог и в дымоход пролезть. А эта подушка его и погубила. Застрял. А развернуться не смог, – и фельдшер показал, подняв руки вверх, – а вот и верёвка, обвязанная петлей вокруг рук. Его сверху тащили. А подушкой упёрся- и застрял. Помошник преступника дёргал, дёргал, отчаялся, и верёвку бросил.
– Так, каменщики кладку разбирали, руки вверх и были… Доставали, ещё дышал, – и Девяткин значительно посмотрел на начальника.
Сергей Петрович понял на лету намеки толкового помошникп, и дал знак помалкивать.
– Я должен получше осмотреть дымоход, – изрёк Никулин, – потом и следы кладки на теле.
Дельно говорил криминалист. И что-то кололо глаза Стаброву, а чего не хватает – пока не понимал. Ерунда какая-то лезла в голову…
– Ладно, чего делать… Григорий Ильич, увози тело в судебный морг. Доложите, что и как, поподробнее. А вы уж, Франц Янович, фотокамерой своей, всё снимите, как следует. А нас, с вами, Девяткин, ждёт теперь крыша этого прекрасного здания. Петраков, проводите нас на чердак.
***
Дворецкий повёл их к лестнице, они поднялись на второй этаж, прошли через две комнаты, и оказались на чёрной лестнице. И здесь, было понятно, чисто и аккуратно прибрано. Но, что радовало Стаброва, так это пыль. Он опять достал свою жужжащую игрушку, и направил луч света на эту отличную серебристую субстанцию, где непременно должны были остаться следы злоумышленников. Однако, ни следов уборки , ни тем паче следов злодеев, найти не удалось. Так что чёрный ход, как путь преступников, решительно отпадал.
– Однако, Мокей Пафнутьевич, – слегка разочарованным голосом начал Стабров, – нечасто у в вас в чёрном ходе убираются!
– Так и штат небольшой, господин начальник, не всё успевают! Так ведь до 1861 года здесь дворовых двадцать два человека имелось, для обслуживания владения. А сейчас- вот только пять человек и есть.
– Нужно вам пылесосальную машину приобрести, уважаемый господин Петраков.
– Не слыхал, ваше благородие о подобном. А так, всё может быть, всё может быть…
И так, всё покачивая головой, Мокей Пафнутьевич погремев связкой с ключами, и повздыхав и покашляв для солидности, отпер дверь на чердак. Стабров направил луч своего фонарика на балки и тропила крыши, и обомлел от обилия находившегося здесь добра. Известный всей России по роману «Мёртвые души» господин Плюшкин, верно бы заплакал сейчас от зависти. Здесь стояли и лежали старые диваны, кресла, шкафы и шкафчики, стулья и табуреты. Имелась старая посуда в корзинах, одежда в чемоданах, помнивших ещё эпоху Николая Первого. Все эти раритеты сделали бы честь любому антикварному магазину на Покровке или Кузнецком.
– У вас здесь интересно, – похвалил полицейский чиновник, – вот это, чемодан кирасирского полка эпохи Александра Первого!
– Блюдем, блюдем хозяйское добро, – с удовольствием ответил Петраков, – а вот, и дверь на крышу. Поосторожнее только, Сергей Петрович! Железо скользкое!
***
Стабров попробовал железо ногой в сапоге, и вправду, скользко было здесь, да он ещё и в такой обуви. Здесь были бы очень к месту теннисные туфли. Ну, сейчас, к его огорчению, под рукой их не было.
– Кажется, это и есть труба камина, – заметил Девяткин.
Это было почти очевидно, кирпичная кладка была испачкана сажей, снаружи, а рядом чётко отпечатавшиеся следы. Две пары – ботинки, размер поменьше, и столь любимые полицейским начальником тенисные туфли. Стабров впал в слегка весёлое настроение, ну, просто, не мог сдержаться.
– Андрей Сергеевич, поосторожнее, это конский навоз…
– На крыше?
– Ну, если это не следы Пегаса, то два злодея вляпались в этот «привет от лошадки» на улице. И, вероятно, испачкали им штаны, – и морской офицер показал на две пары следов, вероятно, от обмаранных коленей штанов. Девяткин, вызовите потом криминалиста Никулина, и само собой про Франца Яновича с камерой не забудьте. Может быть, удастся снять и отпечатки пальцев преступников.
Помошник соображал быстро, и вернулся к двери ведущей на крышу, даже без прямого приказа. Быстро нырнул в чернеющее отверстие, и уже звук шагов не был слышен.
Ну, а пока Стабров мог подумать… Верёвка, вернее, шнур, к которому был закреплен свёрток с похищенным. Всё должно быть, грязным, в том числе руки или перчатки второго, напарника покойного теперь Николая Клементьева. Возможно, впрочем, и лицо. Видывал он трубочистов- сажа въедается в кожу на совесть, сразу не отмоешь. Так что, надо всё осмотреть и у чугунной ограды.
Ну и вид открывался с крыши замечательный. Улица, как на ладони. Спешили экипажи, по Бульварному прогремел трамвай. Даже пожалел, что нет сейчас с собой любимого морского бинокля. Говорят, что в Америке, есть уже дома в двадцать этажей. Так -то интересно то всё , но уж больно жить высоко. Место, всё же, оживлённое, и лестница у дома могла насторожить прохожих. Возможно, был и третий, с лестницей. Надо опросить дворников в соседних домах. Или… Злоумышленники полностью оделись, как трубочисты? Один момент… Следы сажи на полу. Клементьев должен был оставить сажу на паркете, и это абсолютно точно…Опять всё не сходится Что же он, летал что ли?…
Стабров был так обрадован своими выводами, что потянулся за сигарой. Но, в наличии оказалась лишь коробка папирос. «Турецкiя» гласила надпись на этикетке. Он достал, и закурил.
Турецкие папиросы были хороши, но, конечно, не манильские сигары. Вкус и аромат не тот… Но, пока дымил, немного и подумал…Ишь ты, афоризм вышел, похвалил себя морской офицер. Но вот, вернулся Девяткин, не торопясь пролез в низкую дверь. За ним показался и Шульц с Никулиным. Треногу помогал нести Андрей Сергеевич.
– Аккуратнее, в своих лаковых ботиночках, – не удержался полицейский надзиратель, что бы не поддеть франтоватого фотографа.
Всё же немец всегда был одет с иголочки, просто краса и гордость Петровки. Но и человек хороший, и чувства юмора было не отнять этому уроженцу Лифляндии.
– Что делать, Андрей Сергеевич. Ботинки- это же просто душа интеллигентного человека. Вот, к примеру, – и он глянул на своё отражение в ботинке, – лакированная кожа сразу показывает, как я уважаю чувства других людей.
– Это как же вы делаете? – не понял собеседник.
Фотограф только вздохнул, не понимая, как его товарищ не видит столь очевидного?
– Людям ведь нравятся мои ботинки?
– Ну…
– Очень нравятся. И смотреть на мои лаковые башмаки тоже. То есть, своими ботинками, я приношу им радость!
Стабров только хмыкнул от удовольствия, услышав такое, и спрятал свой окурок в спичечный коробок.
– Шульц! Снимите дымовую трубу, два окурка и следы от обуви. Всё может быть очень важным! Девяткин, затем окурки присовокупите к делу. И Никулину покажете.
– Да вижу я, – заметил криминалист, – Ну да, папиросы «Тары-бары»,второй сорт, и папиросы «Константинопольские», турецкие, первый сорт. Почти как ваши, Сергей Петрович! Размер обуви- два отпечатка.
– Только у меня «Турецкия». Но да, турецкий табак, ничего не скажешь.
Тем временем Шульц принялся за работу, а оба полицейских помогали своему товарищу. Мягко говоря. было здесь не слишком удобно. И фотограф один бы точно не справился.
– Девяткин, потом с вами осмотрим ограду усадьбы снаружи. Мало чего обнаружится. Вы с нами, Франц Янович . Без вас просто никак!
Они, закончив работу на крыше, вышли на чердак, а затем спустились по лестнице, вышли на улицу через калитку. Открыл им Елистрат.
– Кстати, господин Родькин. Не припоминаете, на неделе, или там пораньше, у дома не ходили фонарщики или, трубочисты? – спросил Сергей Петрович.
– Были, как не быть… И незнакомые, раньше их не видел. Ну, артель какая-то. Старший из них Николаем назвался, его товарища Мокей Пафнутьевич проводил в дом. Демьянов потом работу принимал. Николай на крыше работал, в усадьбу не заходил.
– Так… А вчера или позавчера, не были ли эти субъекты рядом, или трубы в соседних домах чистили?
Елистрат призадумался, почесал бородку, даже глаза к небу поднял, вспоминал.
– Два дня назад видел, двоих… Николая точно не было.
– Фамилию свою Николай не называл?
– Нет, точно нет.
Стабров вздохнул, видимо Родькин не был знаком с покойным Клементьевым, работавшим раньше в его должности. И к Петракову возникло ещё больше вопросов.
– Если что вспомните, телефонируйте на Петровку, для Стаброва Сергея Петровича.
– Конечно же…
Сергей Петрович коснулся козырька своего кепи, и оставил дворника в тяжких раздумьях. Полицейские вышли на улицу. Шульц стоял чуть в стороне, Стабров, взяв палочку, принялся проверять содержимое кустов. Чего только там не имелось- птичьи перья, сухие листья, и рядом, обрадованный искатель нашёл, что желал обнаружить- изрядную кучу конского навоза.
– Франц Янович! Вот, запечатлите!
Неизвестные оставили чёткие следы в мягкой субстанции. Судя по отпечаткам, опять это были тенисные туфли 43 размера и ботинки сорок первого размера.
– Андрей Сергеевич, затем обязательно сличите следы ботинок и обуви умершего Климентьева. И известите криминалиста Никулина.
Время уже было позднее, печальный возок забрал тело погибшего в дымоходе, а Еремей Тулупов на полицейском авто увез сотрудников Сыскной полиции.