– Где же хранились ваши драгоценности, мадам?
– Анна Алексеевна, – заметила княгиня, – лучше обращайтесь ко мне так, без титулов, Сергей Петрович.
Полицейский лишь на секунду задумался, коснулся своих коротких волос на голове, и продолжил разговор:
– Так, где находились драгоценности, Анна Алексеевна?
– Здесь, в шкафчике, – и женщина показала на искусное изделие из орехового дерева.
Да, здесь всё было очень красивым и поставленным к месту, не только богатым, а и собранным и расставленным с несомненным вкусом. Венецианское зеркало, вазы муранского стекла. Да и кресла, судя по работе, лаку и его особенной полировке- всё выдавало работу итальянских мастеров. На полу лежал персидский ковер, судя по блёклому рисунку, тоже очень старинной работы.
– Драгоценности взяли с футлярами? – вспомнил о деле полицейский чиновник, и достал блокнот.
– Да. Вот, только фотографии остались. И опись.
Княгиня сняла с полки альбом, и вынула пять фотографий. Стабров посмотрел на ажурную диадему, серьги, два кольца и браслет. Фотограф постарался, и по крайней мере, изделия можно было бы легко опознать. И точно, вещи были потрясающей работы.
Фото было в мастерской вручную раскрашено, и притом в хорошей мастерской. Ярко-красные рубин и мелкие бриллианты прекрасной огранки украшали восхитительную платиновую диадему. Мастер, как видно, взял за образец вечный образец красоты бабочки. Украшал изделие, судя по фото, рубин. По описанию, семь с половиной карат.
Браслет, из золота, двадцати четырёх каратного, весом в золотник и два лота, с семью круглыми бриллиантами, общий вес камней в каратах 9,5.
Кольцо, из платины, весом в два золотника, 18 каратное, в центре бриллиант чистой воды, огранка «Радиант», камень полтора карата, украшен мелкими бриллиантами общим весом полкарата.
Кольцо из красного золота, 18 каратное, весом два золотника, с розовым бриллиантом 0,75 карата, огранки «Кушон».
Серьги, красного золота, 18 каратного, с розовыми бриллиантами, огранки «Груша», два камня по 0,75 карата.
Описание и вес изделий было очень важным, и Стабров тщательно занёс данные в свой блокнот.
– А какой ювелирный дом исполнил подобное? Прекрасные вещи, без сомнения.
Княгиня улыбнулась, слова морского офиера женщине были очень приятны. Она поправила манжеты на своём платье и изрекла:
– «Болин и Ян». Заказывали в Петербурге. Очень хороший ювелирный дом.
– Это может понадобится в расследовании, – и указал на фото, – вы не будете против?
– Конечно, я понимаю.
Она с надеждой смотрела на действия Сергея Петровича, на его широкие плечи и сильные руки. Княгиня решительно прониклась к этому офицеру всяческим уважением. Но, полицейский думал больше о деле…
– Допросить Демьянова нужно, Анна Алексеевна. А затем горничную, кухарку, дворецкого. Ну и с кучером поговорить было – бы неплохо.
– Сейчас. Мокея Пафнутьевича вызову.
Сама она, понятно, бежать никуда не собиралась. Техника выручала, не надо было вызывать посыльных. Женщина изящно потянулась, подняла трубку телефонного аппарата и произнесла:
– Мокей, зайди ко мне в туалетную комнату. Будешь провожатым для господина Стаброва.
Сейчас морской офицер решил промолчать. Он обычно просил, что бы к нему обращались по имени – отчеству, без этих «благородий» и «господ».Но, делать замечание даме, к тому же столь внимательной, красивой и аристократичной, счёл неуместным.
Дворецкий же был исполнителен и быстр, несмотря на возраст, и вот, уже опять кланялся барыне.
– Будь добр, проводи моего гостя в холодную, к Демьянову.
– Как скажете, ключи завсегда при мне.
Стабров поднялся, поцеловал хозяйке усадьбы руку, заслужив в ответ приятную улыбку.
– Потом, после этих опросов, вернитесь ко мне, Сергей Петрович. Уже будет время обеда.
– Конечно же… Тем более, к этому времени и работы с камином окончат.
Собственно, Сергей Петрович никогда не забывал, что женат, и тем более, что они с Анной, но Аркадьевной, только недавно вернулись в Москву. Бракосочетание состоялось в родной деревне Стаброва, Стабровке. Но, смотреть полицейскому на княгиню было очень приятно.
***
Мокей шёл быстро, оглядывался на Стаброва, словно побаивался, не потеряется ли здесь полицейский чин. Тем более, как ему показалось, что это человек уже почти приятный для его хозяйки. А там? Кто его знает?
– Куда ж вы его закрыли? – спросил заинтригованный гость.
– Так в погребе. Вы не обессудьте, ваше благородие! Чего было думать? Спрятался Гаврила в сторожке, орал, что мол, голоса, да и драгоценности пропали!
– Чего же не ночью обратились в сыскную? Всё же такая пропажа?
– Барыне неудобно было. Посчитала, чего людей сна лишать? Ну а мы с Елистратом с Демьяновым-то поговорили. Только попусту всё, ваше благородие. Видать ума лишился, Гаврила- то Харитонович. А ведь знатный был истопник, – и дворецкий вздохнул, почти горестно.
И сразу зазвенел ключом в навесном замке, распахивая обитую железом тяжёлую дверь. Сразу пахнуло холодом. Но воздух не был затхлый, кстати говоря.
– Ох, заболтался я… Керосиновую лампу мигом принесу, ваше благородие!
Стабров, пожал плечами, и вытащил из карманов своих галифе электрический фонарик-лягушку. Нужнейшая всё же вещь для сыщика! И, тренировка кистей рук, по методу йога Саджива Варма. Ждать дворецкого не хотелось. А вель, кажется лишняя нагрузка, и ни к чему, но, ситуации бывают разные, а руки разминаются. И он начал спускаться по крутым ступенькам. С летнего дня, здесь было, так, сказать помягче, прохладно. Но луч фонаря освещал спуск неплохо, полицейский оттянул засов, и вот он. главный подозреваемый…
Истопник Демьянов сидел в тулупе и шапке в окружении съестного. Но, есть ничего не ел, только вздыхал горестно и шумно.
« Всё же не совсем это пытка» – с облегчением решил полицейский. Не хотелось думать плохо о Анне Алексеевне.
– Демьянов?
– Точно так.
– Полицейский чиновник Сергей Петрович Стабров. Расследую дело о похищении драгоценностей княгини Пухиной.
– Я ни в чём не виноват! Не брал ничего!– закричал истопник, вскакивая с места.
Так человек занервничал, что даже тулуп с его плеч упал, и сиделец подхватил тёплую одёжу за овчинный воротник.
– Успокойтесь, Гаврила Харитонович, – пытался успокоить человека полицейский чиновник, – Расскажите, как всё было.
Полицейский присел, и начал слушать весьма красочный рассказ. Иногда просил повторить, что бы запомнить.
– А часто ли Варвару и Марию в кино отпускают?
– Не каждую неделю, конечно. Раз в месяц, это точно. Иногда чаще бывало.
– Ещё вот что …А газеты в доме кто выписывает?
– Барыня только журнал выписывает, «Поместье и усадьба». А газет она сроду не читала, – ответил истопник.
– А Варвара или Мария, газет не выписывают?
Попытался полицейский подтолкнуть Демьянова в нужном направлении. Стабров вспомнил, что девушки прочитали о кинопремьере в газете и хотел услышать подробности.
– Нет, им- то зачем? Вы ещё скажите, что «Русским Инвалидом» увлекаются, – ухмыльнулся истопник.
– А вы, Гаврила Харитонович? Газет не читаете?
– Только, Святое Писание и ежедневник. Не имею возможности.
– Ладно. Может быть… Значит, драгоценностей не брали?
– Опять повторяю- не брал.
– А кто знал в доме, где хозяйка хранит свои вещи? Всё же княжеская усадьба?
– Да все домочадцы и знали. Все с молодых ногтей в доме служат. Из имения Пухиных взяты, из села Конеево. Там и моя супруга с детьми проживает, и жена Мокея Петракова. Елистрат Родькин, вот он не из наших, да и Николай Клементьев, который перешёл к купцам Тароватовым, не из наших, не с нашей деревни. Вот, точно! – оживился Демьянов, – они и обнесли, кому ещё? – уже уверенно утверждал задержанный.
Стабров быстро записывал в блокнот, не доверяя памяти такую информацию.
– Вас точно обыскали, Гаврила Харитонович?
– Точнее точного, до исподнего раздели, ироды…А прохладно, ночью то!
– Так… А кто первый из домачадцев домой вернулся?
– Так я, этого, задремал, – и Гаврила виновато улыбнулся, – вечер выдался нервный, я и как здесь закрылся, присел на табурет, руку на столик положил, призадумался. Ну и заснул…
– А вы, вот, к примеру, в инфернальные сущности верите? – попытался проверить Стабров увлечения истопника. Может быть, в мистику ударился?
– Вы что, барин, ругаетесь…Не пойму я…
– Приведения слышали. Голоса мёртвых?
– Ну а как не же не верить, ваше благородие… Вот, голоса сами же слышали?
– Слышал…– устало согласился офицер, – но не присмотрел, во сколько к тебе, в твою крепость, сторожку, ломиться стали?
– Никак около двенадцати, я ещё и на ходики через плечо посмотрел, что бы не сглазить. И. точно, аккурат в 12 возвернулась барыня. Кричала, прямо ужас! Варька с Манькой почти сразу за ней вошли, а уж затем Мокей Пафнутьевич с Елистратом заявились. И тут уж с Андреем- кучером принялись дверь в сторожку ломать. Потом спрашивали, где мол, золото- брильянты. Ну, я и скажи, что в комоде. Опять крик, а тут и в камине завыло…
– Да вроде, не зима, – поддержал Стабров, – а то прямо как у Пушкина. То как зверь она завоет, то заплачет как дитя…
– Ага. Читал. Ну меня и потащили сюда. Хоть воя в подвале не слышно.
И только сейчас послышались шаги Мокея, и дворецкий был не с пустыми руками, с фонарём. Видно, не больно торопился дед. Стабров решил, что вышло всё отлично, ведь Мокей Петраков не слышал, что ему сейчас говорил Демьянов. Полицейский чиновник поспешно сделал значительное лицо, и поспешно потащил наверх дворецкого. Тот поупирался для порядка, но затем сообразил, что сопротивляться это глупо выглядит.
– Чего сказал Гаврила? – всё же спросил Петраков.
– Молчал. Сидит теперь, злится.
***
– Ну что, Мокей Пафнутьевич, гаси своё солнышко, и пошли навестим горничную и служанку.
– А ключ от подвала? Вы же не вернули, ваше благородие!
Соображал дед быстро, но Стабров всё равно думал быстрее. Он лишь отрицательно покачал головой, и спрятал ключ в необъятный карман своих галифе.
– Пошли, чего замер? Мне ещё барышень опросить. Без вашего присутствия.
– Понятно, господин начальник . Не доверяете…
– Не огорчайтесь, Мокей Пафнутьевич. Я и себе бывает, не доверяю!
Они зашли во флигель, но Стабров не дал барышням и словом перемолвится с Петраковым, и увлёк девушек в комнату, усадил на диван, и закрыл дверь перед носом дворецкого.
Варвара и Мария просто не знали что и думать, когда очаровательный спортсмен, широкоплечий, с обаятельной улыбкой и прической «полубокс», будто сошедший с фотографий журнала «Моторевю», сел с ними рядом. Обе так значительно заулыбались, принялись поправлять волосы, а Маня схватилась за свою косу.
– И какими судьбами, в наш флигель припожаловали , сударь? – поинтересовалась та, что посмелее, судя по рыжей косе- Варвара.
– Так, по делам службы, красавицы! – громко и ясно выразился офицер, – не иначе, так вы Варвара?
– Да, точно, – заулыбалась кухарка, – как же узнали?
– Так интуиция. Насквозь людей вижу.
– Неприлично это… – прошептала Манька, и лицо чуть отвернула, словно оконфузилась, – насквозь людей без спросу рассматривать…
– Служба. Сугубо по обязанности. А ту у вас, в имении, непорядок, дорогие вещи пропадают. И что думаете? Верно, Гаврила Харитонович взял?
– Да где ему, – и Мария махнула рукой, так, беззаботно – презрительно, – испугался нечистой силы, да заперся…
– И кто же тогда?
– Да, может, кто с улицы зашёл. Никого в доме нет, ну и он шуровать.
– Что же ковры-гобелены не взяли? И самовар, с медалями?, – вмешалась Варвара, – а драгоценности- так надо знать, где они лежат. А с улицы человеку откуда узнать?
Стабров почти уважительно посмотрел на рыжую. Да, девица неплохо соображала. Обычный форточник набрал бы по мелочам, серебряные вилки-ножи, ковры и был бы таков. А здесь, кроме гарнитура мастеров «Болин и Ян», ничего и не взяли. Работали на заказ? Ну ясно, что главным было удалить всех из усадьбы…
– Ну а подозрительное чего в доме случалось?
– Да вот, пожалуй, – начала Мария, – однажды, у комнаты Варвары, вдруг цветы появились, красивые такие…
– Манька! – крикнула Варвара и покраснела, – да что же ты!
Мария отвернулась, прикрыла улыбку платком , а Варя сильно покраснела. Сергей Петрович постарался сразу сменить тему. Но запомнил слова про цветочки.
– Гости в последнее время не заглядывали к Анне Алексеевне?
– Принимала несколько раз иностранцев. Четверо, с женами. Кажется, барыня говорила, что шведы. Разговор напряжённый был, они княгиню убеждали, а та ни в какую. Но, говорили не по русски, я по интонации поняла. И потом Анна Алексеевна была рассержена очень.
Стабров был заинтригован, и весьма. Шведов найти в Москве несложно будет.
– А вот Мокей Пафнутьевич с Елистратом давно собирались в этот день уйти? – спросил он словно невзначай.
– Да разговор давно был о том с Анңой Алексеевной, – А вот то что именно вчера соберутся по делам и усадьбу покинут? Не слышала. Они откладывали раз пять или шесть. То одно, то другое.
– А то, что барыня в театр едет? С Ольгой Львовной?
– Тоже странно . У них там ложа оплачена. А вот, решили одним днём. Но мы вот, господин полицейский, решились в синематограф идти , уже два дня назад, как газету нашли. И отпросились у Анны Алексеевны заранее.
– То есть, эту газету никто не выписывал в доме?
– Нет. Я сказать честно, думала, что там Ольга Львовна принесла. Ну, или Андрейка – непутёвый где в городе нашёл.
– Что же непутёвый? – спросил он Марию.
– Больно часто к бутылке прикладывается, – строго объявила девушка.
– Ладно, красавицы… Не проводит меня кто из вас к Елистрату?
Сергей Петрович надеялся, что его проводит одна из девушек. и ему удасться услышать ещё нечто важное. Зачастую люди становятся разговорчивее наедине.
– Чего же вас провожать…Вот. трудится, сердешный! – отвела Варя.
Сергей Петрович встал, и через стекло окна, заметил мужчину, молодого, сосредоточенно очищавшего метлой двор усадьбы, булыжную мостовую. Выметал неплохо, не делая лишних движений, без этакой размашитости. Просто был поэтом метёлки. Вот значит, и Елистрат…
Полицейский сделал нарочито строгое лицо и покинул столь приятное место, на прощанье кивнул обеим работницам. Необходимо было допросить дворника.
***
Стабров шёл к дворнику, и по пути обдумал разговор с прислугой:
1. Варвара и Мария отпросились в синематограф заранее, за два дня.
2. Мокей и Елистрат, наоборот, переносили свой загул несколько раз.
3. Ольга Львовна…Приехала, и хозяйка тут же отправилась в театр.
Цель понятна, оставить усадьбу без присмотра. Итак, газета…
– Елистрат? – решил удостовериться Стабров.
– Точно так, ваше благородие! Елистрат Родькин, дворник и садовник, к услугам вашим!
– Так, Елистрат… Разговор к тебе долгий, давай присядем?
Стабров осваивал психологический метод криминального допроса, и учился давить на подозреваемых. Но так, что бы на них больше действовало внутреннее осознание собственной вины. Звучит, понятно, немного забавно… Особенно, в отношении душегубов или игроков, обманывающих наивных пассажиров по поездам или трактирам. Но тут, случай другой. Вот и сейчас, полицейский старался вывести Елистрата из душевного равновесия.
И точно, Родькин поспешно поправлял картуз, затем, вдруг принялся перезавязывать шнурки на ботинках. Полицейский мимоходом глянул- и удивился сам, почему ботинки, а не сапоги? Запомнил, но промолчал.
– Елистрат, такое дело… Вы с Мокеем Пафнутьевичем вчера вечером пошли в трактир, отпросившись у хозяйки. Так ли это?
– Да было дело. Меня Петраков, ну Мокей, пристроил сюда, надо было угостить человека. За заботу.
– Ясно… Только Варвара утверждает, что вы собирались уж с неделю, а пошли именно вчера.
– Варвара? – с значением произнёс молодой человек, – ну, значит, так и было.... Мокей Пафнутьевич всё не мог отлучиться. Говорил, раз хозяйка в доме, значит и он при ней.
– Похвальное рвение… Гаврила же говорит, что в окно сторожки он видел, что вы первые вернулись в усадьбу. Но, в ворота не зашли.
– Да Мокей остановил! – горячо зашептал Родькин, – мы на улице, в кустах сидели! Ну, охраняли… Ждали пока карета с Анной Львовной не приедет. А то, глядишь, и на нас бы подумали, что мы барыню обокрали… Люди, они такие, в плохое быстрее поверят…
– Ага… Закуришь? – спросил он у дворника.
– Нет… – странно отказался молодой человек.
Стабров опять посмотрел на собеседника, уже повнимательнее. Бородка, совсем небольшая, ухоженная. Руки, руки… Не сказать, что в мозолях…Ладно…
– А много ли выпили? Дошли-то из трактира без происшествий?
– Да так…: Родькин смутился, – Мокей Пафнутьевич слегка устал, извозчика поймали, он нас привёз.
– Ну ладно, если чего, придется записать ваши показания.
Стабров быстро оформил опросный лист. В голову лезли мысли всякие, и надо было их проверить.
– Пойдём в дом, там напишешь, что мне говорил.
Родькин отложил свой фартук, аккуратно поставил метлу, ополоснул руки, и пошёл за полицейским чиновником. В комнате флигеля нашлась и чернильница, с железным пером. Елистрат вполне умело действовал и этим орудием, и споро записал свои показания. Стабров лишь вздохнул, посмотрев на гимназический почерк молодого человека. Так писать, ведь и уметь надо…
Одним из достоинств Стаброва было молчать, пока ситуация не прояснится. Так же и сейчас, когда стало очевидным, что Родькин не тот человек, за которого он выдает, Сергей Петрович не стал бить в барабаны об этом. Он лишь убрал опросный лист, и не спеша пошёл к конюшне.
***
Конюшня как и всё в усадьбе, было хорошо и добротно построенным. Каменное здание, крытое железными листами. Всё сделано на совесть. Даже и свой колодец имелся. Рядом стоял сарай для повозок. Сейчас, во дворе, стояла впрочем, самая неказистая, для вывоза жизнедеятельности лошадок, и около неё хлопотал конюх, запрягая мерина.
– Андрей?
– Андрей Сергеевич Иванов, к услугам вашим. И зачем понадобился?
Конюх смотрел на незнакомца с хитрым прищуром, который был в моде в деревенской среде. Тут точно, классово точный типаж- сапоги, сейчас рабочие, шаровары, картуз, темная косоворотка, брезентовый фартук.
– Да мне отвезти навоз, господин хороший.
– Не задержу. Из сыскной полиции, Стабров Сергей Петрович. Вы ведь вчера вечером хозяйку отвозили в театр в обществе Ольги Львовны?
– Точно так. Но, – и конюх усмехнулся, – не в этом экипаже. В карете. Уехали около шести вечера, вернулись около двенадцати. Тут, конечно, всё было шурум- бурум. Сами ворота были закрыты, и никто их нам не открывал, так что я через забор лазил. А в доме, дверь была открыта, а Демьянов в сторожке прятался. Мокей и Елистрат после нас вернулись, а уж за ними из синематографа и Мария с Варварой вернулись. Ну, а потом, мы уж Демьянова из сторожки доставали. Ольга Львовна здесь заночевали, а затем я её отвёз в её дом, на Чистые пруды. Рядом с церковью Архангела Гавриила.
Стабров кивнул, понимая, что за место. Не очень далеко, и весьма живописно.
– Понятно… Ну а Гаврила Харитонович, и вправду, суеверный такой?
– Ну а чего? Всякий приведения испугается. Нет, Демьянов, конечно, судя по его разговорам, крепко в чертовщину верил. Зеркала, карты…
– Так, Андрей Сергеевич… А газетами, кто у вас интересуется? Читает, кто может быть? Не подскажете?
– Я газет не читаю, господин полицейский. Мы к эсерам и социалистам люди равнодушные Только вот почитываю про Ната Пинкертона, очень интересно.
– А так, что подозрительное? Может быть, раньше кто пытался обворовать усадьбу? Гости часто ли к княгине захаживают?
– Надо подумать… Так, ваше благородие…Были, иностранцы. Четверо.
Стабров оживился. Вот, конюх тоже видел, что гости были, и иностранцы.
– А откуда, как зовут?
– Да кто их знает? В гостиницу «Берлин» отвёз, на Лубянку.
Но тут Стабров заметил спешащего к нему Петракова. Видно, что дворецкий торопится.
– Ваше благородие, в дом припожалуйте. Каменщики дело закончили. Барыня уж требует! Пойдёмте!
Лицо Мокея Пафнутьевича, было мягко сказать испуганным, а вся его фигура стала напоминать немую просьбу о помощи,
Стабров развернулся на каблуках и быстро пошёл вслед Мокею Пафнутьевичу. Видно, дело пошло…