Помнится, когда мы с Марькой прибыли в поместье, ворота были закрыты решеткой, а теперь из-за грядущего бала единственной преградой перед взбесившейся лошадью оказались стражники. Их, конечно, заметно прибавилось, но, увидев Злату, они все разбежались. И винить их было не в чем. Только безумец остался бы на пути у мощного, тяжелого и неконтролируемого животного. А лошадь отбила копытами последнюю дробь по деревянному мосту и понесла меня дальше – по тропе, ведущей в город.
Страх не позволял мне расслабиться и перестать цепляться за Злату. Как-то папенька рассказывал: главное не пугать лошадь. Нельзя за нее хвататься, делать ей больно, а позволить нестись, пока она сама не остановится. Но я все сильнее напрягалась и сжималась, потому что папенькин Вихрь никогда не бежал с такой скоростью. С безумной… Скоростью. А наша с Линни кобыла – Искорка была старой для быстрой езды, поэтому мы лишний раз ее берегли и пускали только легкой рысью.
Как бы я ни уговаривала Злату остановиться – она совсем меня не слушала и не думала успокаиваться. Только фыркала, хрипло и тяжело дышала, а порой вовсе заливалась истошным ржанием. А я мысленно повторяла: «Почему? Почему так случилось?». Еще миг назад все было хорошо! Злата даже прогладиться далась и почти до самых ворот вела себя спокойно, а потом… Потом она резко взбесилась.
Может, Растис предатель? Недаром же он так настаивал на прогулке, все уговаривал и уговаривал, а сам построил коварный план, как погубить девятую невесту принца. Или это сам Рензел ухитрился-таки навредить Злате, чтобы она меня погубила? А папеньке он бы наплел что-нибудь о несчастном случае. Но… Но я же видела! Каждое действие Рензела и сама все за ним перепроверила. Лошадь была в порядке!
– Цесса! – сквозь шум, свист ветра и крики за спиной я узнала голос принца.
Он догнал нас. С трудом, но догнал. Его черный жеребец фыркал, раздувал ноздри и еле поспевал за мной и Златой, но все-таки сумел поравняться.
– Хватайся! – он протянул руку. – Поверь мне!
Только вот поверить или нет, вместо меня решили лошади. Черный жеребец вдруг взбрыкнул, а Злата испуганно шарахнулась, и я завалилась набок, чуть не шлепнувшись под копыта. Лошадь понесла меня в сторону леса, а Рензел из-за внезапного виража отстал. Я больше не слышала топота его жеребца, а голоса стражников стихли, стоило деревьям обступить меня и Злату.
Очутившись в лесу, я уже перестала считать идею спрыгнуть с лошади такой уж плохой. Земля здесь мягкая, взрыхленная корнями, застеленная мхом и старой опавшей листвой. В лучшем случае я набью при падении пару синяков. В худшем – что-нибудь сломаю. Но так хотя бы не заблужусь и останусь поближе к выходу из леса, где меня быстрее найдет помощь.
Вот только…
– Нет-нет-нет, – простонала я, когда поняла, что ступня съехала и стремя попало под каблук.
В панике я попыталась освободиться, но с ужасом осознала – нога застряла. Намертво. Теперь если вылечу из седла, то одним падением не отделаюсь – лошадь продолжит тащить меня по земле, пока не остановится, и к тому моменту на мне живого места не останется. Я умру страшной и мучительной смертью. А если не умру сразу, то совсем скоро, потому что такие раны не залечит даже королевский лекарь. Поэтому нужно попытаться… Рискнуть! И пойти на отчаянный шаг.
Ухватившись за гриву лошади, я потянулась к стремени, надеясь хотя бы кончиками пальцев его сдвинуть или скинуть! Но почувствовала, что теряю равновесие и заваливаюсь набок. Пришлось опять прижаться к лошади и уповать на то, что у меня хватит сил удержаться в седле. Ибо до тех пор, пока Злата не остановится, я не освобожусь. Только она не думала замедляться! Напротив, ускорилась, когда совсем рядом послышался лай собак, и стремглав бросилась вперед, где появился просвет среди деревьев.
Постепенно лес начал редеть. В лицо ударил прохладный ветерок и принес осознание: где-то рядом вода. Я сразу припомнила, что замок стоял на скалистом утесе, и вход к нему защищал ров, но вот проездом через город реки я не заметила, что значило – она протекала через лес. И точно! Когда мы выбежали на солнечный свет, я услышала журчание воды, почувствовала небольшой подъем дороги и… Испуганно воскликнула, когда Злата с громким ржанием встала на дыбы.
Я обхватила ее за шею, чтобы не свалиться, и широко распахнутыми от ужаса глазами посмотрела вниз, где был обрыв. Лошадь остановилась у самого его края и… Богиня, еще чуть-чуть и лететь нам прямиком на острые камни, что выглядывали из течения бурной реки.
Испуганная Злата попыталась извернуться и опуститься у самой кромки обрыва, но от удара передних копыт выбились камни. Они с шорохом полетели вниз, а лошадь лишилась твердой опоры и оступилась. Испуганно заржав, Злата начала скользить копытами и заваливаться набок! А у меня остался только один шанс на спасение.
Быстро сообразив, что проще избавиться от поношенной и чуть растянувшейся обуви, нежели пытаться вытащить стремя из-под пятки, я стянула с ноги туфлю. А как освободилась, мигом вывалилась из седла и ударилась животом о край обрыва.
Ноги повисли в воздухе. Руки заскребли по сухой земле. Острые камни ломали ногти, царапали пальцы, ладони! Когда собственный вес неумолимо потащил вниз. Но я не чувствовала боли. Страх сковал все чувства и разум, оставив лишь одно желание: выжить любой ценой.
«Богиня…, – взмолилась я, когда внизу раздался истошный крик Златы. – Прошу! Богиня…»
Пучки травы рвались. Веточки, корешки – ломались. Камни откалывались. Падали! Бились об утес и где-то внизу с плеском ныряли в воду, куда я отчаянно боялась посмотреть. От падения меня спасали кончики пальцев, уцепившиеся за выступающий камень. И я зажмурилась, когда поняла, что не выдерживаю.
– Прошу, Богиня. Хоть кто-нибудь… Хоть… Ах!
Руки потеряли последнюю опору. Дух захватил полет. Страх сменился обреченностью. Бой сердца заглушил все звуки. Воздух застрял в горле и лишил меня дыхания, а внутри все перевернулось и подпрыгнуло, когда чья-то рука сжала мое запястье и остановила падение.
– Держу!
Раздался сверху голос принца.
– Держу… – снова выдохнул он, будто сам не верил в сказанное.
Я открыла глаза и посмотрела вверх, чувствуя, как начинают жечься подступающие слезы. Брови Рензела были грозно нахмурены, взгляд горел бело-синим огнем, который сейчас меня совсем не испугал, а, напротив, подарил надежду. Но поймав мой взгляд, принц моргнул, погасив синие искры, и крепко сжал губы, отчего те сильно побледнели. А я впервые… Впервые я… была…
– В-ваше…
– Рензел, – перебил он и потянул меня вверх. – У меня есть имя.
Он удивительно быстро вытащил меня на твердую землю, словно бы на мне не было пышного платья, да и сама я была пушинкой. АДже закралась мысль: может, недаром Ярла меня голодом морила?
Через мгновение я упала прямиком в объятия Рензела и замерла. Нет, конечно лучше так, чем свалиться с обрыва. Да и объятиями наше положение было сложно назвать. Принц просто сидел, откинувшись назад и упершись правой рукой в землю, а я лежала на нем, прижавшись разгоряченной щекой к сильной груди, и вдыхала теплый и в тоже время прохладный запах можжевельника и мяты.
– Вы… Вы спасли меня, – выдавила я, не поднимая головы, а принц в ответ промычал отстраненное «Угу». – Вы…
Вдруг тишину леса прервал жалобный крик лошади, и ему вторил беспокойный отклик топчущего возле нас жеребца Рензела. Я резко отпрянула. Почувствовала, как волос что-то коснулось, но подумала на ветер и громко воскликнула:
– Злата! Ей надо помочь!
– Цесса, – принц опустил леву руку, и его перчатка скрипнула, когда он сжал ладонь в кулак, – она…
Но я, не желая слушать этого ужасного и логичного довода, вскочила на ноги и поспешила вдоль обрыва по течению вниз. Злата не должна была стать разменной монетой для моей жизни или смерти. Это ужасно несправедливо, что с ней такое случилось. И я не хотела с этим мириться. Не хотела ее бросать. Потому что никто, даже животное, не заслуживало подобной участи.
– Внизу вода! – крикнула я, скидывая и вторую туфлю, потому что спускаться с обрыва только в ней было неудобно и опасно, можно легко подвернуть ногу. – И я слышу ее! Злата еще жива!
– Цесса, подожди!
– Жива!
Ладони кровоточили и саднили. Пальцы ныли. Под ногтями щипало. Но я терпела. Терпела и острые камни, что врезались в босые ноги, когда побежала вдоль обрыва. Потому что жжение на сердце от горечи, сожаления, обиды и вины было намного больнее, чем саднящие на теле раны. И Рензел, похоже, это понимал. Он не пытался меня остановить, просто шел следом, за что я была ему благодарна. И пусть в мыслях царил хаос – я все еще помнила нападение ночью, но сейчас его тяжелые шаги за спиной успокаивали и внушали уверенность. Поэтому когда я все же нашла более-менее пологий спуск, кинулась к нему без страха и оглядки.
Злату я нашла быстро. Вся изломанная она застряла недалеко от берега между камней и только из-за них до сих пор не захлебнулась. Жар в груди стал сильнее, когда я подошла ближе. Руки заледенели, задрожали, ноги перестали чувствовать камни. Меня до краев наполнило горе и жгучими ручейками побежало по щекам. Но так мне и надо… Так и надо…
– Это из-за меня. Богиня… Из-за меня.
Золотой покров лошади зиял рваными ранами, откуда сочилась кровь, и убегала алыми ручейками вниз по течению. Переломанные ноги Златы безвольно колыхались, повинуясь путям воды. Надорванное ухо держалось на тонком лоскуте кожи. Из носа на выдохе выплескивалась кровь. Ребра… О Богиня… Кажется, я видела кусочек ребра, что обнажился, когда Злата сделала вдох! И ее дыхание…Такое тяжелое, хриплое со свистами. Отныне оно навсегда останется в моей памяти и будет преследовать ночами.
Потому что:
– Это все из-за меня, – прошептала я одними губами и ступила в ледяную воду.
Злата не должна умирать одна. В холоде, страхе и боли. Никто так не должен умирать. И сейчас единственное, что я могла для нее сделать – это побыть рядом. Просто побыть рядом, когда так хочется убежать.
Вода еще не достигла колена, но течение уже сбивало с ног и тащило юбку. Я хваталась за скользкие камни, чтобы не упасть. Чувствовала, как пощипывает ладони от прикосновения к ним и ломоту от холодной воды. А когда до Златы осталось не больше трех шагов, поток вдруг иссяк. Послышалось шипение, треск, и слева выросла огромная ледяная преграда, полукругом защитив меня и Злату, но не блокируя чуть дальше путь для реки.
– Прости, – доковыляла я до лошади и опустилась на колени. Осторожно коснулась кончиками пальцев носа Златы и дрожащим голосом произнесла: – Это все я виновата… Прошу, прости меня.
Лошадь слабо дернулась, но быстро успокоилась. И когда я снова провела пальцами по ее морде – единственному месту без ран – она только устало фыркнула, отчего из ноздрей на мою ладонь выплеснулась горячая кровь.
– Это все из-за меня… – задрожали мои губы. – Я виновата перед тобой. Я…
– Цесса, – камни перестали шуршать, когда рядом остановился принц.
Я подняла затуманенный взор и, когда две горячие капли скатились по щекам, наконец-то его увидела. Рензел был бледен. Очень бледен, точно снежный покров. Его глаза полыхали магией, смотрели на лошадь, а опущенная левая рука без перчатки подрагивала.
– Сколько… – выдавила я и запнулась, когда почувствовала в горле болезненный ком. – Сколько и кто еще пострадает вместо меня?
Злата вновь хрипло выдохнула, а я тяжело сглотнула:
– Союз, построенный на костях. Зачем… Зачем он нужен? Я… Я не хочу быть причиной для пролития крови! Я…
Воздух с болью ворвался в мою грудь, на миг в ней застрял, но когда высвободился – с моих губ сорвался стон на грани рыдания. Я прижалась лбом к еле живой, но такой холодной лошади, будто она превратилась в подводный камень. И произнесла, дрожа от боли, злости и отчаяния:
– Не хочу нести этот груз! Не хочу всю жизнь сожалеть!
– Цесса.
– Не хочу…
Рядом вновь зашуршали камни, а потом голос принца зазвучал ближе:
– Цесса, отпусти Злату.
– Нет! Я должна быть рядом. Пока она не…
– Цесса, – мягко, но настойчиво повторил мужчина. – Она умрет, если ты ее не отпустишь.
– Она… Что?
Я вскинула взор на принца, а его пылающий взор внимательно изучил раны лошади. Он стянул черную перчатку, явив на свет аккуратно перебинтованную правую ладонь, и положил ее Злате на шею. Лошадь взволнованно фыркнула, напряглась и захрипела, а принц ласково прошелся пальцами по ее золотой шести и прошептал:
– Ш-ш-ш… Спокойно. Все будет хорошо. Обещаю.
И поразительно. Злата притихла, опустила веки, словно все поняла и вверила себя воле принца. А я удивленно отстранилась. И только мои руки перестали касаться Златы – от ее тела пошел густой пар.
Рензел нахмурился. Его глаза вспыхнули синим огнем. Лоб прорезала напряженная морщинка. Медленный выдох сорвался морозным облаком с его губ, словно сейчас не поздняя весна, а глубокая зима, однако они тут же сжались в тонкую линию, стоило льду за моей спиной громко треснуть.
Я испуганно оглянулась. Подумала, сейчас увижу скол или вытекающую через щель воду, но преграда все еще оставалась неприступной. Поэтому со спокойной душой я вернулась к Злате, чье дыхание уже остановилось.
На ресницах лошади заискрился иней, губы посинели, а все ранки покрылись коркой льда.
– Не бойся, – успокоил меня принц. – Она жива. Просто спит.
Он поднялся и протянул руку, чтобы помочь мне встать, но я замешкалась и поднесла ладонь к ноздрям Златы. Не сразу, но кожи коснулось чуть заметное тепло, а у меня опять навернулись горячие слезы.
– В жизни всегда будут сожаления, леди Цессара, – усмехнулся принц, заметив, что мои плечи расслабленно опустились. – Но это… – его лицо напряглось, а взгляд потемнел, обратившись внутрь, где душа прячет свои секреты. – Это сожаление не страшнее, увядшей ветви рододендрона.
Я вздрогнула. Если бы утром не подсмотрела, как король оживляет деревья, я ни за что бы не поняла слов принца. А так, меня будто молнией прошибло, и в душе затеплилась надежда.
Все это время Рензел продолжал держать для меня руку, и наконец-то я вложила в нее свою ладонь. Его взгляд мигом ожил. Однако только он помог мне подняться на ноги, как тут же выпустил мою ладонь, будто побоялся обжечься. А я с удивлением посмотрела на свои пальцы, что миг назад словно побывали в объятиях льда.
– Идем, – позвал меня принц и принялся торопливо надевать перчатку на перебинтованную руку. – Нужно быстрее доставить Злату в замок.
Мне было страшно оставлять лошадь одну, но я понимала – сейчас не время для упрямства, и нехотя побрела за Рензелом.
Склон утеса показался даже круче, чем при спуске, но я терпела его острые камни, хлесткие ветки кустов и упрямо взбиралась вверх. Только раз оступилась – расцарапала все ноги и чуть не скатилась обратно на берег, но принц успел поймать меня за руку и больше не выпускал, пока мы не оказались наверху, где нас встретили Растис, Ларис и остальные стражники.
– Ваше высочество! – подорвался к нам сэр Ларис.
Он хотел сказать что-то еще, но увидел, как из-за спины принца вышла я, растрепанная, израненная и заплаканная, и рыцарь потерял дар речи.
– Миледи… – выдохнул он, и это единственное на что его хватило.
– Внизу лошадь, – жестким тоном произнес принц. – Быстрее доставьте ее в замок.
Но Ларис продолжал на меня смотреть.
– Я сказал «быстрее», сэр Ларис, – повторил принц. – О леди не беспокойтесь, я сам о ней позабочусь.
– Есть! – ожил он и принялся отдавать приказы.
– Так все это правда… Все правда… – услышала я бормотание герцога, который с бледным лицом сидел на гнедом жеребце и пристальнее Лариса меня разглядывал. – Слухи не врут. Это правда…
– Растис, – окликнул кузена принц и спрятал меня от его взора. Герцог мигом смолк. – Уезжай в замок. Тебе нечего здесь делать.
– Рензел… В-ваше высочество, – дрожащим голосом залопотал Растис. – Это не я! Я не знал… И если могу что-то сделать, чем-то помочь!..
– Убирайся, Растис, – грубо оборвал его Рензел. – Это единственное, чем ты можешь сейчас помочь.
– Прости… Прости, я не… – гнедой жеребец затоптался на месте, а герцог вновь на меня посмотрел. – Я не знал.
– Вы, двое, – окликнул Рензел стражников, которые не успели спешиться. – Проводите герцога Хастора в замок, и предупредите лекаря, что нам потребуется его помощь. Пусть спустится на задний двор. Короля не волновать, я сам с ним поговорю.
– Слушаемся!
Мужчины ускакали вместе с лордом Растисом, а я обняла себя руками и опустила взор в землю. От холода, боли и усталости зуб на зуб не попадал. Казалось, еще немного, колени подогнутся, и я упаду, но вдруг меня подхватил принц и усадил на спину своей лошади.
Рензел скинул пиджак и, достав кинжал из прикрепленных к седлу ножен, срезал рукава своей черной шелковой рубахи, после чего потянулся к моим ступням, чтобы их перевязать, но я только глубже спрятала ноги под юбку и запротестовала:
– Не надо!
– Вы ранены, – вскинул бровь принц. – Шок пройдет, и шагу не сможете ступить.
А ведь он прав. Пока мы поднимались по склону, я уже еле шла. Дальше будет только хуже. Не приведи Богиня, еще болезнь какую подцеплю. А этого мне точно не хотелось.
– Тогда… Тогда я сама, – упрямо заявила я, на что принц пожал плечами и протянул мне обрезки рубахи, а сам отвернулся, загородив мои босые ноги спиной.
Было неудобно перевязываться сидя на лошади. И если с левой ступней я справилась быстро, то взявшись за правую – чуть не упала и схватилась за плечо Рензела. Принц напрягся, посмотрел на мою руку, но с места не сдвинулся. Ограничился только протяжным «хм-м-м», на что я предпочла не обращать внимания. И когда израненными пальцами закончила затягивать последний узелок, произнесла:
– С-спасибо.
– Не за что, – коротко ответил принц.
Он окинул меня взглядом, но дольше всего задержался на моих ладонях, плотно прижатых к груди, чтобы скрыть их дрожь.
– Теперь понимаю, почему отец вами так дорожит, – заметил он, а я удивилась:
– П-почему?
Но принц не ответил и устремил все внимание к утесу, где послышались голоса и показались макушки шлемов стражников. Десять мужчин с трудом втащили привязанную к толстым веткам Злату. И при виде нее, у меня в душе опять все перевернулось. Лошадь больше напоминала глыбу льда, нежели что-то живое. Даже грива и хвост не колыхались, а застыли, словно выточенные из камня. На миг даже показалось, будто принц солгал, и Злата уже давно не спит. Но моя ладонь все еще помнила тепло ее дыхания, и это помогало держаться.
Путь до замка прошел как во сне. Я боялась посмотреть назад, где стражники несли Злату. Боялась оглядываться по сторонам и заметить осуждение на лицах людей. Ведь из-за меня уже пострадала вторая живая душа. Боялась смотреть на принца, ведущего под уздцы жеребца, потому что при виде него душу разрывали противоречивые чувства.
«Почему он меня спас?» – из-за этого вопроса еще больше начинало казаться, что я сошла с ума, и в ту злополучную ночь на меня никто не нападал. Кинжала нет – его забрал Ларис. Порез на щеке исчез. Следов крови не осталось. Не удивлюсь, если зайду в свою прежнюю комнату, а там царят чистота и порядок, да окошко новое сверкает чистотой. И только раны Уфа подсказывали, что все происходило на самом деле. Пусть сам стражник ничего не помнит.
Все это так странно. Просто ну очень странно… Особенно поведение принца. Еще недавно он боялся из комнаты меня выпустить, а тут разрешил прокатиться на лошади. Но если он хотел моей смерти, то зачем спас? И упустил такой отличный шанс оправдаться перед папенькой печальным: «Не успел»? А потом еще пытался позаботиться обо мне – ноги перевязать. Злате согласился помочь, хотя его отец сейчас очень слаб и ему лишний раз из постели лучше не вставать, не то что спасать умирающих лошадей.
Ох… Кажется, я совсем перестала что-либо понимать и окончательно запуталась. Пока ехала до замка чуть не изъела душу тревожными мыслями, пытаясь до чего-нибудь толкового додуматься. И перестала заниматься самоедством только по прибытию в северную часть королевского поместья.
Здесь мне еще не приходилось бывать. Как выяснилось, на заднем дворе скрывалась дубовая аллея и густой сад, что больше походил на лес из хвойных и лиственных деревьев. Чистая и глубокая зелень без намека на нежные розовые бутоны рододендрона.
Рензел помог мне спуститься с черного жеребца, и когда мои ноги коснулись земли, я болезненно поморщилась.
– Оставьте лошадь леди Цессары и уходите, – приказал он сэру Ларису. – Проследите, чтобы нас никто не побеспокоил.
– Слушаюсь, – поклонился рыцарь и жестом показал, чтобы стражники уложили Злату на траву недалеко от северной башни.
Они быстро освободили ее от веток и пут. А я собралась было подойти к лошади, но услышала голос Арона, который спешил к нам с восточной стороны, и замерла.
– Вы звали меня, ваше… – лекарь запнулся, стоило ему увидеть мой плачевный вид.
Он сделал два стремительных шага мне навстречу, но опомнился и остановился. Напрягся, сжал кулаки и произнес осипшим голосом:
– Цесс… Леди Цессара, что с вами произошло?
Я впилась поломанными ногтями в ладони, чтобы почувствовать боль и не сорваться. Не кинуться к Арону, от которого так и веяло теплом, среди стужи и страха, что меня окружили. Хотела все ему рассказать, пожаловаться на несправедливость, излить всю свою боль, попросить защиты. Но губы предательски задрожали, и с них слетел только сдавленный всхлип.
Все мое молчание за время дороги, все чувства, что не давали покоя душе и разуму, вдруг подступили болезненным комом к горлу и грозились вырваться безудержным рыданием. Поэтому я зажала рот ладонями, а вместо меня заговорил принц:
– На леди Цессару напали, – сухо обронил он и подошел к Злате.
Резкими и немного дерганными движениями Рензел снял перчатки и коснулся лошади. От нее пошел пар. Лед превратился в воду, смешался с кровью и впитался в землю, окрасив траву в алый цвет.
Злата дернулась, хрипло вздохнула, а ее истерзанная плоть перестала казаться искусственной. От ее вида… От страшной действительности закружилась голова, а земля чуть не ушла из-под ног.
– Ей нужна помощь, Арон, – принц выпрямился, опять пряча руки в перчатки. – И побыстрее.
– П-прошу. Помогите Злате… П-помогите сначала Злате… – выдавила из себя, потому что понимала: мои раны стерпятся, а вот Злата… Злата уже почти не дышала.
Арон окинул взглядом меня, потом лошадь, и когда сердце пропустило два удара, произнес:
– Травы и бинты здесь не помогут.
Мои плечи перестали дрожать, а слезы застилать глаза, и я озадаченно посмотрела на лекаря. О чем он говорит? Я же не настолько сильно ранена…
– Знаю, Арон, – так же непонятно ответил принц и поднял взор наверх, где в башне находятся покои короля. – И обсужу это с отцом.
Лекарь удивленно приподнял бровь, но не спешил что-либо говорить или делать. А принц вдруг усмехнулся и поинтересовался:
– Ждешь, когда начну умолять?
Губы Арона дрогнули. Он стал выглядеть жестче, суровее, а его голос приобрел стальные нотки:
– Жду, когда прикажешь леди Цессаре уйти.
– Нет! – выпалила я, отняв ладони от губ, и с протестом посмотрела на принца. – Я не уйду!
Шагу не ступлю! Пока не увижу, что со Златой все хорошо и… И не пойму, что, Богиня разбери, тут происходит.
Повисло молчание, после которого принц насмешливо хмыкнул и посмотрел на Арона исподлобья:
– Ты сам все слышал, – его взгляд сверкнул подобно молнии, а голос заструился таким холодом, что река в моих воспоминаниях показалась горячей: – Приступай.
Челюсть Арона напряглась, но он не стал спорить, язвить или возражать. Бросил на меня последний взгляд, который пронзил до самой души, и уверенным шагом подошел к Злате. Он опустился рядом с ней на одно колено, в точности так же, как недавно делал принц, и коснулся ее шеи, а от его руки полился мягкий желтый свет, который быстро окутал лошадь. Я ахнула, когда ее раны начали буквально исчезать на глазах! Ухо срослось, кости с хрустом вправились, а дыхание стало тихим, ровным и глубоким.
В одно мгновение лошадь выздоровела, будто не была при смерти. Ее шерсть засверкала на солнце ярче, чем была утром. Ноги с силой забили по земле. Громкое фырканье развеяло напряженную тишину. И Арон еле успел ее поймать за уздцы, когда она испуганно вскочила и попыталась убежать, но лекарь удивительно быстро ее успокоил.
От его прикосновения и голоса Злата перестала подскакивать, дергаться и фыркать. Покивала головой да принялась с аппетитом уминать траву возле башни. А я забыла как говорить и дышать.
– Позвольте ваши руки, леди Цессара, – подошел ко мне Арон.
Я даже не сразу его заметила, все смотрела на Злату, и будто во сне выполнила просьбу. Вздрогнула, когда пальцы лекаря осторожно коснулись моих ран. Почувствовала теплый ветер, всколыхнувший распущенные волосы мужчины, а потом увидела желтое пламя в нежно-голубых глазах Арона.
Солнечный огонь охватил его руки, окутал меня плотным коконом, закружился роем светлячков. И казалось, он не только забирал боль тела, но уносил все тяготы на сердце. Поэтому когда все закончилось, я не только физически чувствовала себя прекрасно, но и в душе воцарился мир.
– Но… Но как? – выдохнула я, продолжая себя ощупывать, искать хотя бы одну царапинку, но не нашла ни следа… Ни следа! Как и после той ночи, когда на щеке пропал порез от кинжала!
Эта мысль пронзила меня точно молния. Слова не сразу захотели произноситься, потребовалось две или три попытки, чтобы выдохнуть сначала: «Как?», а потом: «Кто вы?». Но Арон лишь молчаливо отступил. Зато ответил принц, чье лицо показалось каменным, взор – темным, а голос – жестким, точно сталь:
– Арон, леди Цессара, мой брат.