Из комнаты Бирюковой открывался прекрасный вид на озеро. Глядя на него через плечо Лосева, Лионелла видела большую темную точку, которая росла на глазах и скоро превратилась в катер. Через несколько минут катер причалил к пирсу, матрос скинул трап, на берег сошли двое мужчин. В одном из них Лионелла узнала Комиссарова. Он стал поднимался в гору к пансионату. За режиссером шел второй мужчина, сошедший на берег.
Перехватив ее взгляд, Лосев обернулся:
– Кто там?
– Наш режиссер, – сказала Лионелла. – Виктор Комиссаров.
– Свалились на нашу голову! Народные режиссеры! Не сидится вам в вашей Москве.
– Москва – не только наша. Москва – столица России.
– Поговорите мне тут!
– Посадите? – устало спросила она.
– По мне, так лучше сразу посадить. Так ведь не дадут. Ясное дело.
Лионелла улыбнулась:
– Уверена, что не все полицейские такие, как вы.
– Я – следователь, – напомнил ей Лосев.
В комнату вошел Комиссаров, за его спиной маячил Пилютик и еще один человек, похожий на жабу-альбиноса.
– Как это случилось?! – выкрикнул режиссер и вперился взглядом в Лосева.
– Фамилия? – спросил у него следователь, не поднимая глаз от бумаг.
– Комиссаров!
– Я вас вызывал?
– Нет!
– Ждите в коридоре.
– Сколько ждать?
– Приглашу, когда посчитаю нужным.
– Подожди-ка. – Невысокий человек с жабьим лицом отстранил Комиссарова и, оперевшись на стол, склонился над Лосевым:
– Ты что ж это, братец?
Лосев поднял глаза и, резко побледнев, вскочил на ноги.
– Виноват, Егор Макарович! Не заметил.
– То-то и вижу – быкуешь.
– Виноват. Ошибся!
– Человек задал вопрос, – напомнил Егор Маркович.
– Ну?
– Не нукай, не запрягал. Отвечай.
– Как это случилось? – повторил Комиссаров. – Когда?
– Смерть гражданки Бирюковой наступила вчера, около одиннадцати часов вечера. Точное время установит судмедэксперт после вскрытия тела.
– Но как?!
– Пока неизвестно. – Лосев развел руками.
– Кого мне теперь снимать?! Бирюкова играла мать князя Олексы! – Виктор Комиссаров перевел взгляд на Пилютика.
Поежившись, тот спросил:
– А я здесь при чем?
– Я предупреждал тебя, просил, чтобы ты за всем присмотрел, – гневно продолжал режиссер. – Что с «лихтвагеном»? Когда начнем съемки?
– Не нужно валить все в одну кучу! – взорвался Пилютик, но пояснил: – Лихтваген будет готов завтра. Может быть… По крайней мере, мне пообещали.
– Тогда какого черта мы все здесь торчим?
– Вы сами приказали всем оставаться здесь.
– Я надеялся, что сегодня мы все закончим. А вы, Пилютик, сорвали все планы! Теперь еще Бирюкова!
– Виктор Карлович, бога побойтесь, – вмешалась Лионелла. – Человека убили, а вы…
– Кто сказал, что убили? – Комиссаров резко обернулся.
– Я, – ответила Лионелла.
– Вы здесь при чем, Лионелла?
– Это я нашла Надежду Ефимовну.
– Ну и что? Выводы такие откуда?
– Ее повесили очень высоко. На осину. Сама бы она туда не забралась.
Комиссаров опустил глаза.
– Ну, если так, то конечно. Бирюкова никогда не отличалась особенной спортивностью. Какой варварский способ убийства! – Он покачал головой. – Как будем снимать без нее?
– Сами знаете как, – вмешался Пилютик. – В таких случаях переписывают сценарий и убивают героиню.
– Лучше займитесь ремонтом генератора, со сценарием я сам разберусь.
– Вы спросили, я вам ответил.
– Не все заданные вопросы предполагают ответ. Впрочем, для вас это мудрено, – бесцеремонно заметил Комиссаров и адресовал вопрос следователю: – Что-нибудь нашли?
– В плане улик и доказательств? – Лосев покосился на человека с жабьим лицом. – Есть кое-что.
Режиссер нетерпеливо потребовал:
– Ну, говорите!
– На месте убийства была найдена перчатка, которая принадлежит вашей артистке. Вот, – он указал на Лионеллу, – ей.
– Что за бред?! – Комиссаров наморщил лоб и перевел взгляд на Лионеллу.
Ничуть не растерявшись, Лионелла ответила:
– Не забывайте, что это я обнаружила Бирюкову. Возможно, обронила перчатку. Мы, кстати, были с Максимом Стрешневым.
– С вами был Стрешнев?
– Не верьте ей, – прокомментировал Лосев. – Перчатка пролежала в лесу целую ночь.
– Ну, предположим, я уронила ее вчера на прогулке, – решительно заявила Лионелла. – А теперь скажите, почему я должна оправдываться? Я не убивала Бирюкову. У меня не было причин ее убивать. У нас ничего общего, кроме работы.
– С ума сойти! – Комиссаров опустился на стул. – Мать главного героя убили, а главную героиню вот-вот посадят в тюрьму.
– Не думаю, что до этого дойдет. Верно, Лосев? – Человек с жабьим лицом подошел к Лионелле и поцеловал ее руку. – Разрешите представиться – Тихвин Егор Макарович.
– Это у вас всю ночь грохотала музыка? – полюбопытствовала Лионелла.
– А как насчет фейерверка? – Тихвин улыбнулся. – Неужто не заметили?
– Было красиво.
– Не только же вам, москвичам…
– У-у-у… Нам до вас далеко.
– Хватит любезничать! – Комиссаров оглядел присутствующих и остановил свой взгляд на Пилютике: – Дай мне слово, что завтра генератор будет исправен.
– Помилуйте, Виктор Карлович! Сие от меня не зависит.
– Тогда пригони из Москвы новый.
– На это нужны деньги. Но где же их взять?
– Мне плевать! Бери где хочешь, но чтобы завтра сцена была доснята.
– Без Бирюковой? – провокационно заметил Пилютик, чтобы получить хоть какую-то сатисфакцию.
– Не выводи меня из себя! – взорвался Комиссаров.
– Сделаю что смогу, – с готовностью пообещал Пилютик.
Зыркнув на помощника, Комиссаров спросил следователя:
– Моя помощь нужна?
– Надо поговорить. – Лосев покосился на Лионеллу, и она поняла, что речь пойдет о ней.
– Ну хорошо, – Комиссаров придвинул к столу стул и сел. – После разговора я бы предпочел вернуться в дом к моему товарищу.
– Нам выйти? – спросил Тихвин.
Лосев кивнул.
– И гражданку Баландовскую с собой прихватите, пожалуйста.
– С удовольствием. – Тихвин галантно посторонился, уступая дорогу к выходу. – Прошу вас.
– Благодарю. – Лионелла вышла из комнаты, но потом снова заглянула туда и с назиданием сказала Лосеву: – О присутствующих не говорят в третьем лице. По крайней мере, так делают приличные люди. Впрочем, вас к таковым я не отношу. – Она захлопнула дверь, оставляя за собой последнее слово.
– У вас сложный характер, – сказал Тихвин, но в его голосе звучало одобрение.
– Этот Лосев – типичный неандерталец.
– Только не скажите это ему в лицо.
– И что меня остановит? – холодно спросила Лионелла и, разгладив ладонями блузку, вздохнула: – Курить хочу.
– Сигареты предложить не могу.
– Не курите?
– Нет, не курю.
– Простите за банальность, детская присказка – кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.
– В свое оправдание замечу: алкоголь в моей жизни присутствует, – улыбнулся Тихвин.
– В таком случае здоровеньким точно не помрете, – заметила Лионелла и направилась в свою комнату, нашла сигарету, вставила в мундштук и закурила.
За ее спиной раздался голос Тихвина:
– Красиво…
– О чем это вы? – Лионелла обернулась на голос.
– Прошу прощения, но здесь было открыто. – Он остановился в дверях.
– Проходите, – пригласила она.
– Курите красиво. Очень по-женски. Я бы сказал: изысканно.
– Чем все это закончится?.. – вздохнула Лионелла и подошла к окну.
Тихвин тоже подошел и облокотился на подоконник:
– Боитесь?
– Как не бояться? Я обронила в лесу перчатку, и Лосев решил, что я причастна к убийству.
Тихвин склонил голову на плечо, чтобы лучше видеть ее лицо:
– Если пожелаете, я решу эту проблему.
– Как? – медленно выпустив дым, Лионелла прикрыла веки.
– Пойду и заберу у него перчатку.
– Что за вздор! – возмутилась Лионелла. – Так он вам и отдал! Это – улика.
– Отдаст, – пообещал Тихвин и мягким шагом направился к двери:
– Стойте! – крикнула Лионелла. – Не втягивайте меня в эту историю.
Он обернулся:
– Но вы уже в ней.
– Пусть все идет своим чередом.
– Глупо, – сказал Тихвин и вернулся обратно.
– Мне нечего бояться. Я ни в чем не виновата. – Лионелла оценивающе смерила его взглядом. – Чего это вы разгусарились? Рассчитываете произвести впечатление?
Тихвин уверенно кивнул:
– Рассчитываю.
– Зря. – Она потушила сигарету и закончила мысль: – Вы не в моем вкусе.
В течение дня Лионелла несколько раз звонила мужу, но его телефон был вне зоны доступа. Вероятно, Лев был еще в самолете. К ужину она решилась выйти из комнаты. Есть не хотелось, но сидеть взаперти, как будто она действительно виновата в смерти Бирюковой, было гадко.
Как выяснилось, «взаперти» сидела не только она: зал столовой оказался наполовину пустым.
Заметив Максима Стрешнева, Лионелла подсела к нему:
– Как дела?
– Честно? – Он спрятал глаза.
– Естественно, – манерно проговорила она с отчаянным куражом, который бывает только тогда, когда совсем безнадежно.
– У меня такое чувство, словно я предал тебя.
– Сильно сказано. – Лионелла облокотилась на стол, ловя его взгляд.
– Сегодня утром в разговоре с Лосевым я проговорился о твоей вечерней прогулке.
– И что в этом такого? Я сама ему об этом сказала.
– Ты не видела его лица! Мне показалось, что в тот момент он все для себя решил.
– Я это почувствовала.
– И все из-за меня… – Максим поднял глаза и пожал ее руку.
В ответ Лионелла с благодарностью улыбнулась:
– Ни в чем себя не вини. Если ты не знаешь, неподалеку от повешенной Бирюковой нашли мою перчатку.
– Я уже слышал…
– Плохие новости разносятся быстрее хороших. Но я теперь думаю, что вчера в лесу могла встретить убийцу.
Их разговор прервал бесцеремонный оклик:
– Баландовская!
Оглянувшись, Лионелла заметила Лосева, который шел к их столу от двери.
– В чем дело? – спросила она.
– Прошу не покидать пансионат до тех пор, пока не получите специального разрешения.
– Что за бред? – Она встала со стула. – Кто распорядился?
– Я!
– Плевать я хотела на ваши распоряжения! Вы для меня никто. К тому же завтра продолжится съемка.
– Завтра и поговорим!
Разговор шел на повышенных тонах, и окружающие слышали каждое слово. Стрешнев поспешил вмешаться.
– Сбавь обороты, – сердито сказал он следователю.
– Сиди и не рыпайся. Смотри, как бы тебя не примотали к этому делу.
– Ты! – Максим вскочил и ринулся на Лосева, Лионелла вовремя перехватила его.
– Все! Все! Успокойся!
Лосев смерил его взглядом и, прежде чем уйти, размашистым движением засунул борсетку под мышку:
– Па-а-апрошу не покидать пансионат до моего специального разрешения.
За ужином Лионелла и Максим друг на друга не смотрели, как будто между ними была недоговоренность или секрет, который тянул за душу обоих.
– Послушай, – наконец сказала Лионелла. – Я про Бирюкову…
– Вот только не надо.
– Нам все равно придется поговорить.
– Ну?
– Ума не приложу, как удалось подвесить ее так высоко.
– А что тут думать? – Максим взял салфетку и вытер губы, потом откинулся на спинку стула. – Согнуть осину, привязать к верхушке веревку, а потом отпустить.
– Какой варварский способ убийства!
– Я бы сказал – бессмысленно изощренный. Впрочем, неизвестно, как она умерла. Возможно, ее повесили уже мертвую.
– Но это ничуть не лучше, какое-то надругательство. – Немного подумав, Лионелла продолжила: – Ты один смог бы наклонить это дерево?
Стрешнев покачал головой:
– Вряд ли. Хотя, если залезть, а потом…
– Мне кажется, что все было не так, – перебила его Лионелла.
– Не понял…
– Убийц было как минимум двое.
– Как было на самом деле – никогда не узнаешь.
– Слишком пессимистично, – заметила Лионелла. – Впрочем, у нас есть умный Лосев.
Максим усмехнулся:
– Шутишь?
– Это сарказм.
К их столику подошел звукорежиссер Вениамин Волков, невыразительный худой человек в твидовой куртке.
– Если не возражаете, сяду к вам.
– Садись, Веня, – кивнул Максим и задал дежурный вопрос: – Как дела?
– Как сажа бела. Работа через пень-колоду. Торчим здесь, как дураки. – Волков сел и расстроенно уставился на Стрешнева – Съемок нет, и домой не пускают. Вчера вечером вышел к озеру, хотел записать плеск воды. Да где там! С противоположного берега такие шумы доносились.
– Во сколько ты выходил? – спросила Лионелла.
Волков настороженно замер:
– А что?
– Просто спрашиваю. Могу я спросить?
– Можешь. Но только я точно не помню. Вышел к воде, вижу, что писать бесполезно, и сразу обратно. – Он встал и, похлопав себя по карманам, рассеянно огляделся. – Что-то мне есть расхотелось. Пойду, пожалуй, к себе.