Ким нажала кнопку воспроизведения на своем «Айподе», и гараж заполнился звуками «Кольца нибелунгов»[19]. Звуки вагнеровской тубы, сопровождаемые партией французского рожка и тромбона, полностью захватили ее.
Вернувшись домой, Стоун успела принять душ, выгладить белье, накормить собаку и пропылесосить дом. Будь на то ее воля, она продолжила бы работать, все глубже погружаясь в жизнь Белинды Эванс, но Вуди лично вручил ей экземпляр меморандума.
И вот она оказалась дома еще до наступления темноты – оставалось только расслабиться.
Барни занял свое привычное место возле кухни, а Ким все еще мысленно спорила с начальством.
У меня труп в морге.
В морге всегда найдется труп. А вам необходимо выполнять свои обязанности по отношению к вашим сотрудникам.
Но члены моей команды – взрослые люди.
Вам надо на какое-то время забыть об этом.
– Черт бы вас всех побрал! – воскликнула Ким и швырнула на пол гаечный ключ. Откуда ей знать, что теперь делать? Дьявольщина… Она никогда не хотела детей и не боялась в этом открыто признаться. Она никогда не хотела отвечать еще за кого-то, и ей хватало ума понимать, что ребенку с ней тоже будет не сладко. Она вовсе не была уверена, что Чарли по-соседски будет ежедневно выгуливать его так же, как сейчас он выгуливает Барни. И пса ей вполне хватало. Нет, ребенок – это точно не для нее, а она каким-то образом умудрилась заиметь сразу трех… Уже взрослых.
Барни поднял голову и посмотрел на хозяйку.
– Я действительно расслабляюсь, честное слово, – заверила его Ким, вставая на колени и доставая брошенный ключ.
Пес встал и прошел мимо нее. Он махал хвостом не больше двух секунд, когда раздался стук в дверь.
– Ты там?
– Отвали, я расслабляюсь, – крикнула она своему коллеге.
– Ну, это я слышу.
– Зайди через дверь, – крикнула в ответ Ким, которой хотелось выбраться из гаража.
Обычно она с удовольствием проводила время в этой самой любимой части своего дома. И больше всего на свете ей нравилось складывать мозаику из частей мотоцикла, которая постепенно превращалась в единое целое. Но это только когда она чувствовала, что заслужила это удовольствие.
Когда Брайант вошел через входную дверь, в руках у Ким уже был перколятор.
На пути сержанта возникло непреодолимое препятствие, машущее хвостом.
– Ну-ну, собачка, – сказал сержант и протянул яблоко в виде входной платы; это был кратчайший путь к сердцу Барни. – Не могу заснуть, – пояснил он, усаживаясь на барный стул возле кухонной стойки.
– Но ведь сейчас нет еще и девяти часов, – Ким улыбнулась.
– Ну что ж, тогда это все объясняет.
– Тебе надо расслабиться.
– Пытался, – Брайант пожал плечами. – Скука смертная.
– А как? – уточнила Ким, поворачиваясь к нему. – Как именно ты пытался расслабиться и почему Дженни не нашла тебе никакой работы по дому?
Обычно жены радуются, когда мужья помогают им по хозяйству.
– Мне велели заняться прополкой палисадника. Как тебе такой вариант?
Зная, насколько сержант ненавидит все, связанное с садом, Ким поняла, что он дошел до точки.
– И?..
– Я-то думал, что мы платим за это какому-то юнцу, который работает в свободное от учебы время.
Ким улыбнулась – в этом была вся Дженни.
– Потом я включил стиральную машину. И, как оказалось, зря. Потому что у нас уже развешено белье в ожидании глажки. Ну кому может прийти в голову, что стиральные машины и утюги должны работать только по определенным дням недели?
– Брайант, ты уделяешь всей этой ерунде слишком много внимания.
– Ну да, именно это и сказала Джен, прежде чем отправить меня к тебе.
Ким рассмеялась в голос. По правде говоря, она любила Дженни почти так же, как и Брайанта.
Дженни никогда не позволяла себе вмешиваться в отношения, которые за все эти годы сложились между Ким и сержантом. Работа без сна и отдыха, бесконечные ночные вызовы, полное погружение в особо сложные дела, когда ни на что другое не остается ни сил, ни времени, – все это она понимала и принимала. И просто наслаждалась любовью своего мужа.
– Понимаешь, у нее проблемы с адаптацией, – продолжал меж тем Брайант, пытаясь раскрутить на ребре подставку под стакан.
– Неужели? – Ким со значением взглянула на него.
– Ну да. Знаешь, я часто слышал разговоры парней о том, чем они занимаются в перерывах между рабочими сменами. Посещают родителей, встречаются с друзьями… Все эти «ночи свиданий» – что бы это ни значило, – игры с детьми, уборка, готовка… я всегда думал, как здорово было бы принять участие во всем этом. То есть пожить нормальной жизнью…
– Ну так вот у тебя и появился шанс.
– Он мне не нужен, командир… то есть я хотел сказать, Ким, – сержант вспомнил о правиле: «Дома только по именам». – И мою семейную жизнь это тоже никак не расцвечивает.
– Это ты сейчас шутишь? – Стоун подвинула ему чашку кофе.
– Мы никогда такими не были, – сержант покачал головой. – У нас никогда не возникало потребности всегда быть вместе. У Дженни есть ее подруги на работе, ее книжный клуб, пара-тройка школьных друзей, а у меня – регби… ну, и… работа…
– Боже мой, Брайант, и, поскольку регби ты сейчас почти совсем забросил, ты оказался в плачевном положении…
– А разве это не так?
– Ты никогда не говорил мне, почему решил отказаться от регби. То есть я знаю, что в большинстве игр тебе здорово доставалось, но ведь в этом нет ничего нового.
– Да, и у меня не было какой-то одной причины, – ответил Брайант, и по его лицу пробежала тень. Если Ким правильно помнила, то окончательный разрыв с регби произошел во время их последнего крупного расследования…
Она внутренне содрогнулась и постаралась избавиться от этих воспоминаний.
– То есть я хочу сказать, что некоторым парам требуется как можно больше времени проводить вместе. Возможно, это определяется их психологией и физиологией…
– Дженни что, ударила тебя? – Ким постаралась скрыть улыбку.
– Швырнула в меня пультом от телевизора, когда я выключил «Эммердейл»[20] и предложил ей прогуляться.
– Мне кажется, что тебе надо найти каких-то друзей-мужчин, – инспектор рассмеялась.
– Или продолжать работать так, как я работаю вот уже…
– Прости, но у меня приказ. Ты же знаешь, что Вуди совсем с ума сошел после того, как прочитал этот отчет о моральном выгорании сотрудников. – Поколебавшись, Ким продолжила: – То есть я хочу сказать, что ты у нас никогда не торопишься, и о твоем выгорании и речи не идет, но…
– И тебе спасибо, Ким, – сержант провел рукой по волосам.
– … руки у меня связаны.
– Вуди же можно ничего не рассказывать. Например, после того, как работа заканчивается, мы могли бы продолжать отсюда…
– Не пойдет.
Во время последнего расследования команда уже сидела у нее в доме круглыми сутками, и ей вовсе не хотелось повторения этого.
– Вся проблема в том, что Белинда Эванс никак не идет у меня из головы. И перед глазами у меня все время она, сидящая на этих качелях, с колючей проволокой на кистях рук, с вывернутыми в коленях ногами… Неуклюже свисающая с цепей, совсем как тряпичная кукла.
– Да. Я тебя очень хорошо понимаю, – согласилась с ним Ким, делая большой глоток кофе. Это видение стояло перед глазами и у нее – с того самого момента, как она переступила порог своего дома.
– А ее сестра? Готов спорить, что между ними есть нечто извращенное…
– При этом Вероника наотрез отказывается говорить с нами об их детстве. Интересно, смогла ли Стейси… – Инспектор замолчала и взглянула на своего коллегу. – Ты, конечно, хитер, Брайант, но больше ни слова. Уверена, что все эти разговоры во внерабочее время считаются работой.
– Черт побери, – сержант тяжело вздохнул. – Знаешь, в моем возрасте приходится по максимуму использовать свое серое вещество, потому что не за горами тот день, когда…
– Или мы говорим с тобой о погоде, или проваливай.
– Боже, Ким, и с каких это пор ты такая законопослушная?!
Ее саму это удивляло. Обычно она следовала правилам очень выборочно – и это в лучшем случае… Но не тогда, когда это касалось благополучия членов ее команды.
– Так вот, ливень, который прошел сегодня днем…
– Не выйдет, – сказал Брайант, слезая со стула. – Не собираюсь сидеть здесь и обсуждать погоду. Я исчезаю.
Ким улыбнулась ему в спину.
– Отлично. Отправляйся домой и расслабься.
– Я и так, твою мать… расслаблен! – выкрикнул он в ответ, прежде чем захлопнуть за собой дверь.
Неожиданно Ким пришло в голову, что эта неделя будет бесконечно долгой.