Ривер
Я влип. Разве могло быть как-то иначе? Конечно, Она всегда была Дэви, а Дэви всегда была Ей. Третьей. Королевской чародейкой, ученицей Ари. Значит, я сглупил. Сильно сглупил, сказав, что сбежал от армии. Не знаю, что Дэви успела выцепить из моей головы, но злилась она пленительно. Здорово. Поменьше бы на Элибера срывалась и портила мой труд с его восстановлением – было бы в тридцать раз чудесней.
Дэви ковырялась во мне искуснее Элички. Знала, где болит и где можно подловить. Сразу вцепилась в то, как я здесь оказался и зачем пришел. По лицу ее видел, что считает она меня омерзительным предателем. А что я мог поделать? Так оно и было. Я наемник. Убийца. Пришел убить Элибера и усцался.
Сейчас я этого не хочу. Появилась возможность изменить мир без насилия. К тому же мы с ним связаны. Толку-то от его смерти.
Пусть обвиняет сколько хочет. Все равно от меня никуда не денется.
Увы. Нити блестят золотом на запястьях.
Нахожу Сигурда в гвардейском бараке на первом этаже Башни Эрдали. Он сидит за столом, соломинкой ковыряется в зубах и достает застрявшие кусочки обеда. Перед ним – недоеденная похлебка. Жадно впиваюсь в нее взглядом. Ловлю себя на мысли, что чуть ли не готов за нее подраться. Кажется, проголодался.
Дурно. Надо перекусить.
Заземляюсь. Чувствую под ногами каменную кладку. Сердце бьется в груди, руки на месте, кровь пульсирует в венах. Тело мое, и я им управляю, а не оно мной. Успокаиваюсь.
– Эй, дружище, – окликаю стражника, и тот подпрыгивает на стуле, – извини, что отвлек от трапезы. Владыка требует, чтобы ты привел к нему Рэйнара.
Сигурд поднимается из-за стола с серьезной миной и неуклюже железной перчаткой задевает глиняную тарелку с похлебкой, переворачивая. Ароматная еда растекается по деревянной поверхности жирным пятном. Страдальчески морщусь. Лучше бы я за нее подрался.
– Как это? Рэйнара рыжего?
– Скорее Рэйнара-обожженного. От рыжих волос там только угли и остались. Если не веришь требованию из моих уст – спроси у короля. Только Элибер тебе нашпыняет за то, что не послушался сразу.
Сигурд подходит вплотную и смотрит на меня сверху вниз. Почти угрожающе.
– Не переживай, брат, – в очередной раз хлопает меня по плечу. Я покачиваюсь от тяжести железной перчатки. Какой тактильный детина. – Я тебе верю. Ты хороший парень.
Удивляюсь Сигурдову мягкосердечию.
– Спасибо, – киваю, – очень тебе признателен.
Сигурд опускает руку. Улыбается мне во все зубы и уходит.
И все. Не знаю, чем мне заняться. Лезть в разговор Элибера и Дэви не хочется. В конце концов, у них есть темы, которые нужно закрыть, чтобы идти дальше. Оборвать старую связь и начать выстраивать новую. Тройную.
Впервые за время пребывания в Черном замке у меня появляется свободная минутка.
«Мы почти закончили. Выходи к главной лестнице. Пройдемся. Имболк же», – хмыкает Дэви.
«Все-таки дашь мне шанс?»
«Сомневаюсь. Скорее, внесу ясность».
Улыбаюсь. Убираю руки в карманы и быстрым шагом, чуть не вприпрыжку, покидаю казарму.
Солнечный круг стремительно улепетывал на закат, окрашивая небо в алые кляксы. Судьбы мироздания, Боги, сидящие в темницах, девчонка королевская колдунья, забитый мышонок-король, черные драконы. Да, знал бы я раньше, куда приведет меня судьба, может, и повесился бы, чтоб не мучиться. Но во всем этом было что-то, чего раньше я не чувствовал. Вкус приключений. Большая ответственность за каждое решение. Попробуй здесь оступись.
Я все сильнее сближался с местным народом. Фелабелльцы начинали мне даже нравиться. Может, я предаю свою страну, а может, просто становлюсь частью Элибера. Правда, если это так, вряд ли бы у меня к людям любовь внезапно проснулась. Он-то ненавидит все, что умеет двигаться и разговаривать.
Интересно, раз в нашем мире существуют Боги, есть ли Эир? Смотрит ли он на меня из-за ровной линии горизонта, качает ли неодобрительно головой, сквернословит и бранит ли?
Помнится, Несса спрашивала о мосте Деарила. Кали рассказал о Деа. Не он ли тот самый Великий строитель? Все же дети видят яснее мир, чем взрослые. Мысли о сестре больно кольнули сердце, но теперь я ощущал не сплошную черноту. Что-то еще там появилось. Чем-то еще наполнилось. Может, надеждой?
Стыдно. Стыдно, что больше не больно. Стыдно, что нахожу поводы для радости, когда она мертва.
Замечаю фигуру Дэви, что стремительно спускается по ступенькам ко мне. Выпрямляюсь и галантно протягиваю ей руку. Она, морщась, отпихивает. Ладно уж, спасибо, что хоть тучного громилу-мужлана не захватила за компанию.
– Он не тучный и не мужлан. Тебе еще до него расти и расти. Боюсь, только поздно, в твоем-то возрасте, – Дэви складывает руки на груди. Вот ворчунья. Уже и подумать о своем нельзя, давай оскорбляться. – Нельзя. Когда думаешь ты, думаю и я. Пойдем. У тебя живот бурчит.
Как славно, что ты умеешь меня считывать.
Мы выходим из замка, и я поглубже вдыхаю северный воздух столицы. Позади высятся острые шпили башен, расчерчивают небо полосами. Отсюда, с холма, на котором стоит дворец, я наконец могу рассмотреть массивные стены Ходра, что и дракону-то пробить будет затруднительно. Они огибают город и превращают в незыблемую крепость.
Осознаю, что сердце Севера приводит меня в небывалый восторг. В первые за весь свой путь я отчего-то чувствую себя по-настоящему свободным. Обычным путешественником.
– Мрак какой, – Дэви хмурится.
– А по мне – радость. Золотые нити и счастье.
Дэви спускается по главной лестнице. Мы идем медленно, рассматривая скопившийся на тесных улочках народ. Люди смеются, пляшут и веселятся. Прогоняют холода и готовятся к набухающим зеленым почкам на деревьях. Настроение весеннее. Я бы и сам потанцевал. Раз-два-три.
– Я буду говорить с тобой аккуратно. Кто знает, может он нас слышит, – тихо бурчит Дэви себе под нос. Ну-ну. Думай с осторожностью, контролируй свои слова, а то кто знает, чего учудит Эличка.
– Не переживай. Он не верит в реальность того, что чувствует.
– Ты этим пользуешься? – возмущается. Опасная девчонка. За Эличку бить готова.
Впрочем, я-то теперь от нее несильно отличаюсь.
– Никак нет, миледи. Лишь в тех случаях, чтобы привести его мысли в порядок. Как, например, когда ты потащила нас на лужайку в лесу к бродячим мертвецам. Не подумала, что это сведет его с ума?
– Вспылила, – признается, – злилась на него из-за прошлого приказа. Он послал меня разыскать оружие против нечисти. Оттого я у тебя в нашу прошлую встречу и вызнавала, как чащобники выглядят. Потом увидела сама. И этих… жутких живых мертвецов. Решила показать, чего стоит бояться.
– Так что это было такое?
– Пока не знаю. Думаю, во всем есть связь.
Мы останавливаемся у лавки с ароматными молочными лепешками. Тут-то я и соображаю, что Эличка жалование мне не платит. Вот козел. При себе ни грошика. В замке, значит, кормят огрызками, и на том спасибо. Ну, мне не привыкать.
Дэви закатывает глаза. Роется по карманам и протягивает торговцу медяк. Забирает лепешку и тянет мне.
– Благодарю. Люблю, когда кормят. Если бы я осуществил задуманное – не пришлось бы тебе на меня тратиться. Давно бы получил мешок с золотом за выполненную работу и тебе бы сейчас булки покупал.
– Ты изменился с нашей прошлой встречи. Что-то в тебе сломалось, – она недоверчиво хмурится и наблюдает, как я жадно накидываюсь на хлеб. Рот переполняет слюной, лепешка тает на языке, а я снова заземляюсь. В кои-то веки, Ривер, веди себя нормально.
– Ты тоже, – говорю с набитым ртом. – Мы все меняемся.
– Почему ты не сделал того, зачем пришел?
– Он плакал.
В разноцветных глазах колдуньи блуждает свет факелов. Она понимающе кивает, и мы идем дальше, размышляя, как продолжить беседу.
– Сейчас он не плачет, – вырывается у Дэви. Предлагает мне бросить лепешку и бежать в замок резать короля?
– Плакал, когда ты пришла. От страха, может. Или от счастья.
– Не строй из себя дурачка. Я не Элибер.
– Нет, Дэви. Мы все Элибер. Нет тебя. Нет меня. Да и его, впрочем, нет. Есть только золотая пыль, – говорю серьезно. – Я не собираюсь этого делать. Я решил поступить иначе.
Мы останавливаемся и пристально смотрим друг другу в глаза.
– Как? – задает очевидный вопрос.
И даю очевидный ответ:
– Быть рядом.
Колдунья усмехается. Она же знала это с самого начала, как увидела меня рядом с Элибером в тронном зале. Знала, но не доверяла своим чувствам. Вот какая у тебя проблема. Недоверие себе. Ладно, хоть оно не граничит с Элиберовским плоским сознанием.
«Спасибо. Буду считать это комплиментом», – тихо смеется. Золото парит в воздухе маленькими искрами, переливается отражением алого заката, льется жидкими нитями.
«Это он и есть».
– Это тебя убьет. Или очень сильно покалечит. Ты понимаешь, о чем я.
Догадываюсь. Наверное, о том, что со мной будет, если Элибер все узнает.
– Я не боюсь. Может, я заслуживаю чего-то похлеще смерти. Много я гадостей в жизни сотворил.
– Не больше нас с Лордом Одуванчиком.
Точно. Давно хотел спросить.
– Почему Лорд Одуванчик? Из-за его миленькой сережки?
– В том числе. Я тебе потом покажу.
Мы подходим к сцене. Замираем, наблюдая за представлением бродячих актеров. Люди в костюмах деревьев кружатся в жутковатом танце. Мимо них проносится шут и что-то бессвязно лепечет.
– У вас что, все иначе? – спрашивает Дэви, замечая на моем лице отвращение.
– У нас более проникновенно, что ли. Не грязно. Но ведь истинная свобода там, где есть место и для мерзости, верно?
Дэви пожимает плечами. По ее бесстрастному лицу понимаю, что задумываться о таких вопросах она сейчас не собирается.
– Свобода там, где Лес. Все остальное – призма. Его отражение.
– Да… Мне бы твою любовь к Заговоренному лесу.
Мы вновь молчим. Смотрим, как шут падает на сцене, притворяясь мертвым. Тогда-то колдунья и шепчет мне на ухо, боясь помешать зрителям:
– На этом месте совсем недавно я впервые увидела дракона. Удивительно. Кажется, столько времени прошло, а на самом-то деле – всего месяц.
Мы вновь движемся, покидая центральную площадь. Красные огни и детский смех не стихают. Может, столица в Фелабелле – самое счастливое место. Может, Элибер дальше никогда по-настоящему и не смотрел.
– Он сжег «Хмельной котел»?
– Вроде бы.
– Жаль. Там было самое вкусное фаирусовское вино.
Улыбаюсь. Тоже мне северянка.
– В Имболк ведь не разрешается пить спиртное.
– Да. А еще в Имболк нельзя ссориться с близкими, ткать, подпускать к себе плохие мысли и заниматься сексом. Не представляю, как все это сочетается меж собой.
Я смеюсь.
– Правила ведь действуют только до утра?
Дэви кивает и криво усмехается. Останавливается в какой-то момент на мостовой и плюхается прямо на землю. Прижимает к себе колени и с раздражением морщится, потирая носок кожаного сапога.
– Проклятье. Разучилась ходить в обуви. Давай посидим немного. Все пальцы стерла в древних ботинках.
– Ты по снегу там что ли босиком бегала? В Лесу? – спрашиваю, усаживаясь рядом.
Она глядит на меня, как на дурочка.
– Лес, Ривер, если ты его любишь, имеет свойство меняться и заботиться о твоем комфорте. Так что нет. Там не было снега. Это тебе не повезло по сугробам таскаться. Так Он тебя проучить пытался за глупости, что живут в твоей кудрявой башке.
Тяжело, наверное, Элиберу. Вокруг все умные, а тебя дураком считают, потому что очевидных вещей не видишь. Сейчас понимаю, каково ему.
Мы молчим, пока я наконец не спрашиваю то, что поистине тревожит.
– А что за мужик с тобой бродит?
Дэви взрывается хохотом, а я обиженно поджимаю губы.
– Его зовут Фаррис. Он мой колдун-медведь. Мой проводник. Мы сильно сблизились. Тропы наши сплелись без золотых нитей, а сами по себе. Фаррис любит драконов, колдовство и истории. Сам такую пишет. Про королевских чародеев.
Да уж. Медведь так медведь. Громадней Сигурда мужик.
«У тебя что, травма маленького человечка?»
«Может быть. Не издевайся».
– Насколько сблизились?
– Не переживай, – говорит, усмехаясь, – если бы мы сошлись неприлично близко – вы с Элибером обязательно почувствовали бы это самыми первыми.
Ужас какой. От осознания, о чем она, темнеет в глазах.
Я на такое точно не подписывался.
Она замечает, как краснеет моя пораженная физиономия и смеется. Да уж, я бы прямо сейчас на колени встал перед Дэви и молил бы не допускать таких поворотов судьбы, но не могу. Нечестно, по отношению к ней.
– А ты… собираешься?
– Собираюсь что, Ривер? Допустить сближение?
Киваю. Ну вот. Я уже привык здесь над Эличкой издеваться, а тут пришла она и успешно за него мстит. Слишком жестоко. До самого сердца.
– Может быть. Говорю же, чуть что вы обязательно почувствуете, – сурово обещает она.
Больше эту тему я не поднимаю. Слишком неудобно и жутко.
Шум как будто отступает все дальше. Народ покидает площадь, возвращаясь в свои дома, и мы остаемся на краю мира, в тишине, где сквозь золотую пыль проглядывают первые звезды, выкатившиеся на ясное небо.
– Расскажи мне что-нибудь личное. Что-нибудь про тебя, – произносит чародейка.