– Пашенька, вставай! Начальство приехало! – раздался голос Людмилы. С трудом разлепляю глаза, потянулся и сбрасываю ноги на ледяной земляной пол. Действует безотказно! Мгновенно просыпаешься. Натягиваю гимнастёрку, набрасываю куртку, наматываю портянки и натягиваю унты. Ещё совсем темно, кому это не спится? Захожу в штаб: Савельев, Михаил Иванович, стоит по стойке смирно, и, одними глазами, показывает на меня. Перед ним, спиной ко мне, стоит кто-то в кожаном реглане и кожаной фуражке. Росточка небольшого, из-под фуражки торчат курчавые волосы. Судя по всему, чем-то недоволен, но он ко мне не поворачивается, продолжая обзывать бедного Иваныча последними словами.
– В чём дело, Михаил Иванович?
– Вот, приехал генерал-лейтенант Мехлис, требует поднять и построить полк. Я – отказываюсь.
– Разрешите поинтересоваться, товарищ генерал, для каких целей? Лётный состав отдыхает после полётов. Моё непосредственное начальство мне ничего не передавало ни о Вас, ни о Вашем визите. Я, извините, даже не знаю: кто Вы, и с какой целью сюда прибыли!
Мехлис резко развернулся ко мне побелевшим от злости лицом: «Вы не знаете Члена Военного Совета фронта?»
– Нет, товарищ генерал, я подчиняюсь Наркому Военно-морского флота, и нахожусь в оперативном подчинении Командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Октябрьскому. Разрешите узнать цель Вашего визита! И цель построения полка в это время! Я – командир 14 гвардейского истребительного полка Краснознамённого Балтийского Флота гвардии полковник Титов.
До Мехлиса дошло, что он находится на территории чужого монастыря. Но он не сдавался! Он откозырял и представился:
– Генерал-лейтенант Мехлис, Член Военного совета фронта.
– Извините, товарищ генерал-лейтенант, но какого фронта? У наших соседей, Закавказского фронта, нет такого члена военного совета! Разрешите Ваши документы?
– Северо-Кавказского фронта, полковник! – Мы изумлённо переглянулись с Савельевым.
– Здесь нет такого!
Мехлис выругался, сел на стул и вдруг захохотал!
– Вы правы, полковник! Этот фронт только формируется, через некоторое время он будет вместо Закавказского. Меня уполномочил Верховный Совет СССР вручить правительственные награды личному составу полка.
– И Вы нас извините, товарищ генерал, но, сами понимаете, входит незнакомый человек. Ничего не объясняя, требует поднять полк. Теперь понятно! А почему ночью? Это же торжественное мероприятие!
– Я посмотрел, что у Вас есть прожектора, чтобы осветить место построения, поэтому решил не терять два часа. Мне ещё возвращаться в Грозный.
– А о каких наградах идёт речь, товарищ генерал.
– Я ещё не смотрел… – он помахал рукой своему адъютанту. Тот передал пакет. Мехлис вскрыл его, достал бумаги, и его глаза округлились! – Шестнадцать Героев Советского Союза! И орден Красного Знамени самому полку? Будем ждать утра, товарищи!
– Михаил Иванович! Распорядись насчёт чайку! Может быть, покушать хотите, товарищ генерал?
– Нет, чай. Георгий! – сказал он, обращаясь к адъютанту, – пошли кого-нибудь посмотреть дом культуры, если занят, то освободить его!
– Там госпиталь, товарищ генерал!
– Тогда отставить, будем вручать здесь.
Гнев Мехлиса прошёл, и он с интересом слушал историю полка, знакомился с отчётами и документами. Я попросил разрешения, и вышел переодеться, и отдать распоряжение о построении. Полк поднялся по расписанию, лётчики позавтракали, а с рассветом все выстроились на лётном поле. Внесли знамя полка. Зачитав Указ Президиума Верховного Совета, Мехлис прикрепил орден Красного Знамени к знамени полка. У полка появилось наименование: Сталинградский. Затем началось вручение орденов и медалей. Из-за холода, и весьма специфического обмундирования, награждённым просто передавалась сама награда, и документы на неё. Всё равно, получилось очень торжественно. Затянулось это до обеда! Наград было много! Некоторых вызывали по нескольку раз. В заключение, дежурное звено 4 эскадрильи взмыло в воздух, и дало салют из 12 пушек. После построения, лётный состав, и все награждённые, пошли в кают-кампанию, где Мехлис, ещё раз, поздравил всех, и поблагодарил за службу Родине.
– Вы же первый трижды Герой, полковник? – сказал он уже за столом.
– Не знаю, наверное.
– Я пришлю сюда своего человека, хорошего писателя и журналиста, Юру Жукова. Он должен написать о делах Вашего полка! А почему никто не пьёт, кроме меня и моих людей?
– В полёт не выпустят! Команда на вылет может последовать в любую минуту.
Мехлис попрощался с людьми и уехал, а мы долго ещё вспоминали первые минуты его приезда.
Немцы, после потери порта, перегруппировывались, десант медленно, но продвигался вперёд, развивая успех. Горные стрелки начали выжимать немцев с восточного берега. Остатки парашютно-десантного полка ЧФ каждую ночь просачивались к своим. В Озерейку и на Мысхако. Но, практически поодиночке. Мало их осталось. Совсем мало. Местность там гористая, покрыта буковым редколесьем, очень сильно пересечённая. Десант сделал своё дело, ослабил давление немцев на плацдарм, и очень дорого заплатил за это. Под прикрытием дымовых завес, в порту выгружалась тяжёлая техника, но до успеха операции было ещё далеко. Мы стояли на прикрытии флотской группировки. Работы было не много. Активность немецкой авиации резко упала. Но, немцы начали охотиться за нашими «ночниками» на По-2. А мы, соответственно, на них. У нас получалось лучше! Немцы использовали наземные посты наблюдения и связи, а мы – локатор. 4 февраля начался сильный шторм. На несколько дней пришлось прекратить всякое движение в Цемесской бухте. Высота волн была до 6 метров. У нас в Геленджике волны доставали до перфорации ВПП. Неудивительно, что «в прошлой войне» сорвалась высадка. Сейчас, из-за шторма, десант был вынужден ослабить давление на противника, экономя боеприпасы. Мы не летали по погоде. Приводили технику в порядок, пополняли склады. Корабли снялись с рейда и отошли штормовать мористее. А на земле полным ходом шли «бои местного значения». После двух успешно проведённых общеполковых операций, и отношение к нашему полку изменилось.
Приехавший Ермаченков сообщил, что немцы сменили командование авиацией в группе армий «А».
– А на погоду у тебя нюх, Петрович! Как считаешь, что будут делать немцы?
– Перебросят сюда один или два флота. «Тузов» Рихтгофена и ещё кого-нибудь. Так что, чуть подстихнет, начну разведку Крыма. Они постараются повторить атаку на флот и выбомбить десант. A у нас всего два аэродрома: здесь и в Туапсе.
– Так ещё ведь Науменко!
– А у него, вообще, один: Карасуйка.
– Там ещё полоса не восстановлена.
– Так, товарищ генерал, что мы сидим? Надо ехать к соседям и договариваться. Судя по темпам действий горных стрелков 1329 полка, скоро мы сможем затащить РЛС на Надежду. Только трактора будут нужны. Тогда вся Тамань будет у нас как на ладони. Там надо будет делать центральный узел связи. Сейчас у нас получается ни то, ни сё. Каждый работает на себя и со своего места, а надо действовать кулаком: выбивать немцев с аэродромов, вытеснять их как можно дальше, чтобы бить их на отходах. И «свободную охоту» организовать, и над обоими морями, и над Крымом, и над Таманью. Вон же, Карасуйку дёрнули, немцы Краснодар сразу сдали.
Ермаченков задумался, глядя в пол.
– Ехать придётся вкруговую, надо бы ещё и бронетранспортёр взять с охраной. И иконостас свой одень. Одевайся, поехали.
– А как погода в Краснодаре?
– Не знаю, запроси! А зачем тебе погода?
– «Мордатых» у Науменко не знают. Надо показать, а то посбивают.
– Ты что, собрался в такую погоду взлетать? Нет! Запрещаю, категорически! Горы закрыты облачностью, значит пойдёшь вкруговую, а там территория, занятая противником. А трижды Герой у нас один. Мне мужское достоинство открутят из-за этого. Одевайся, едем на машине.
– Есть!
– Из операторов кого-нибудь возьми. И силуэты «И-185».
Подъехала охрана на немецком «ганомаге», мы на новеньком Виллисе тронулись через Туапсе в Краснодар, в штаб 4 ВА. Дорога шла через заснеженные перевалы, по местам недавних боёв. Кое-где виднелись надписи: Разминировано. Местами стояли посты, и движение было односторонним. Ехали довольно долго. Краснодар довольно сильно пострадал при бомбардировках. Много домов выгорело позже, когда немецкие зондеркомманды жгли всё, что могло укрыть людей в такие морозы. Штаб Науменко располагался в Карасуйке, в полусгоревшем и повреждённом доме. Рядом с домом – позиции немецкой малокалиберной зенитной батареи. Мы её штурмовали в январе. Приятно посмотреть на перевёрнутые и повреждённые орудия. В первую очередь я пошёл смотреть полосу, но меня остановили, сапёры ещё не закончили работу. Множество неразорвавшихся осколочных бомб. В момент штурмовки было очень холодно и многие бомбы не разорвались, зарылись в снег и сорвали работу немцев. Капитан-сапер сказал, что работы ещё на неделю, если не больше. Только после этого можно начинать ремонт полосы, но, с дальней стороны работы по восстановлению бетона уже начаты, но их сильно держат морозы. 16 ГИАП базировался на расчищенном от снега поле, в полукилометре от ВПП Карасуйки. Расспросив капитана, я повернул к штабу Армии. Ермаченков уже был у Науменко, поэтому я сел возле адъютанта и стал ждать. Минут через двадцать нас с Людмилой пригласили пройти к командующему.
– Гвардии полковник Титов, командир 14-го Краснознаменного Сталинградского ГИАП КБФ.
– Гвардии лейтенант Титова-Бахметьева, командир взвода радиолокационной разведки и наведения 14-го ГИАП КБФ.
– Здравствуйте, полковник, здравствуйте, лейтенант. Присаживайтесь. Мне уже изложили суть ваших предложений, полковник. Хотелось бы услышать детали и потребное количество техники.
– Товарищ генерал! С высоты 816,3 наша РЛС захватит вот такой вот район. – я очертил на карте полукруг 150 км. В этом секторе мы надёжно можем обнаруживать металлические самолёты. Крупные самолёты могут быть засечены дальше, до двухсот километров: то есть до Ейска и Ялты.
Требуется три блиндажа, рота или батальон охраны, МЗА три батареи, и дивизион КЗА с позициями вокруг РЛС. Дорога на высоту 816,3 предположительно заминирована. Требуются три-четыре командные 192-е станции, радисты. И 6 толковых командиров наведения. Вот тут мы с инженерами прикинули схемку, неплохо было бы дать заказ промышленности и снабдить такими схемами все наши самолёты. Но, это дело будущего. Наши полковые самолёты 1-й и 2-й эскадрильи такой прибор имеют. На третью эскадрилью приборы устанавливаются, а на 4-ю – вот-вот придут. Прибор позволяет определить на локаторе, какой самолет наш, а какой нет. Для того, чтобы втащить РЛС на высоту 816,3 требуются трактора или танки. Вот приблизительная схема размещения центрального пункта системы управления ПВО района. Точнее пока не можем, так как под высотой ещё идут бои.
– Такая система, как вы выразились, уже где-нибудь работала?
– Да, в Сталинграде. Поэтому наш полк и носит наименование Сталинградский. Сюда нас направил лично товарищ Сталин, который в курсе наших разработок. Сейчас схема выглядит вот так! – я передал Науменко листок с изображением существующей ПВО флота в районе Цемесской бухты. – Но, товарищ генерал, как видите, мы охватываем только морской участок, а вот этот угол наблюдает крейсер «Красный Кавказ», что значительно ухудшает наведение на цель. Если мы объединим наши усилия, то и мои, и ваши лётчики, смогут использовать эту систему.
– Резонно, резонно, товарищ полковник. А я даже удивился, увидев такого молодого полковника, да ещё и с таким «иконостасом».
После обсуждения идеи с КП, вернулись к вопросу о наших «И-185». Я передал силуэты машин и попросил Науменко распространить это в армии. Науменко заинтересовался машинами, и пообещал приехать, и привезти командиров полков: и для распространения опыта, и для знакомства с новой техникой.
Договорились о том, что проведём что-то вроде конференции по обмену опытом. Показатели нашего полка достаточно сильно выделялись на общем фоне.
Дальше командующий насел на Людмилу, его интересовало, чем отличаются на радаре наши и немецкие самолёты.
– Бомбардировщики, практически, ничем, «кобры» – тоже, они металлические, но автоответчик даёт двойную отметку на экране. Истребители – они отличаются: у наших отметка слабая, немного размытая из-за дерева и перкаля, а у немцев – яркая, они металлические. А так – ничем. Операторы у нас опытные, для неопытного все отметки одинаковые.
– А как же вы решаете сопровождение цели, экран у вас маленький, я же видел в Москве такой.
– Расчёты выполняются на планшете, он – большой. У оператора есть помощник, штурман. Получив пеленг, дистанцию и высоту цели, он наносит её на планшет и отмечает время. Через три минуты передаются вторые координаты, отсюда получаем курс и скорость цели, и сообщаем их тем, кто находится в воздухе, давая курсовой угол на цель.
– А если целей много?
– Тогда тяжело, и мы разбиваемся на сектора.
– А в воздушном бою, вы можете подсказать лётчику, например, что его атакуют?
– Мы можем видеть только то, что цели пересекаются. Мы воздушный бой не ведём, его ведут сами лётчики. Мы помогаем искать цели, занять удобную для атаки высоту и курс. Когда целей немного, и мы ведём «своих», то да, можем подсказать, с какой стороны опасность, или о приближающихся новых целях. Заменить визуальное наблюдение полностью мы не можем. Маловато информации.
– Надо всё это посмотреть в реальных условиях. Погода наладится, загляну к Вам в Геленджик.
– Товарищ генерал! – обратился я к Науменко, – После шторма, скорее всего, потеплеет и весна начнётся. Снега в этом году много, а аэродромов с бетонным покрытием у нас два: Карасу и Туапсе. У немцев, по данным авиаразведки, таких аэродромов шесть. Мои площадки имеют покрытие из металлических полос, все три, в Геленджике, Дивногорской и Пяди. А остальные аэродромы раскиснут. Одним полком такой районище не прикрыть. Полоса в Карасуйке ещё неделю будет закрыта.
– А что за металлическая полоса? – Я показал фотографию. – Где достали? Как на земле держится?
– Союзники прислали в январе. Сбоку, вот видите, у неё фигурные крючки, в одну и в другую сторону, ими полосы соединяются между собой, получается настил. При смене аэродрома разбирается и перевозится на новое место.
– Здорово придумано! А мы с катками и сетками мучаемся! Дутики рвём! А быстро вам их привезли?
– Когда Митчелл был? 15 января мы его попросили прислать. Две недели. За сутки БАО смонтировал.
– Надо срочно заказывать и промышленность напрячь, чтобы выпускали массово.
– А когда планируете отремонтировать полосу здесь? Про сроки разминирования я знаю. Это для взаимодействия надо.
– Опять-таки по погоде. На таком морозе бетон не застывает. Полковник, а сколько бортов дополнительно могут вместить три Ваши площадки?
– Ещё два полка, максимум. Но, не бомбардировщиков. Полосы коротковаты.
– Бомбёры будут сидеть здесь, в Карасуйке.
– Товарищ генерал, я тут посмотрел на Карасуйку, и у меня мысль появилась: что, если вооруженцев попросить немного переделать взрыватели к двух, пяти, 10 и 25-килограммовым бомбам, чтобы они не взрывались при ударе о землю, а взводились и настораживались на вибрацию и дополнительные удары или нажатие, как мины противопехотные. Укладываем в контейнеры и, с малой высоты, засеваем немецкие аэродромы в Крыму, Крымской и Новороссийске. Спецов-минёров можно флотских привлечь. Таким образом, можно здорово тормознуть работу немецкой авиации весной. Летом это не так критично, можно просто поменять площадку, а по весне это было бы очень кстати. Сравнялись бы по площадкам.
– Сейчас Иванищева позову. Савелич! Покличь Иванищева сюда! – Через несколько минут вошёл полковник Иванищев, инженер-вооруженец 4-й армии и мы продолжили обсуждать проблему минирования с воздуха.
– Удар будет сильным, из-за скорости, прыгать будет, всё равно взорвётся. Она должна взводиться не от удара, а от чего-то ещё. – возразил мне Иванищев.
– А если замедлитель поставить, механический? А скорость можно при помощи вертушки сбросить. – я нарисовал раскрывающиеся стабилизаторы, которые будут раскручивать бомбу как кленовое семечко. – А взвод на остановку вращения и удар.
– Да, так можно сделать. Николай Федорович, и с вертушкой-предохранителем можно похимичить, подумаем. Найдём решение.
В знак того, что он не напрасно потерял время, командующий пригласил Ермаченкова и нас двоих пообедать, хотя по времени это больше походило на ужин. Выехали обратно почти затемно. Я ехал довольный: разговор получился заинтересованный, явно, что Науменко приедет, всё посмотрит, и сам начнёт городить всё такое же. Ну и АВД-42 побыстрее в войска попадёт. Так как местность здесь пересечённая, много мостов, ущелий, оврагов, то подобное минирование будет затруднять передвижение резервов противника. Создавать пробки на дорогах, а мы по ним и будем работать. Сделают в одной армии, начнётся повальное совершенствование системы ПВО района боевых действий. Без этого, как летали по старинке, так и будут летать. Главное, идею подбросить, а там уж наш народ такой: коли дело нужное и своевременное – в лепёшку разобьются, но достанут, пробьют, сделают.