По прилёту в Кронштадт все машины поставили на смену двигателей, начали поступать новые Аэрокобры Р-39N. К сожалению, с более слабым двигателем, чем «К», которые у нас были, но нам сказали, что нам ещё повезло, потому, что в другие полки идёт «Ку» серия, это вообще «Ку-Ку»: склонна к плоскому штопору, вручную приходится усиливать балку хвостового оперения и укладывать под пушку дополнительный вес. Кроме того, часть из машин вооружена не 37-мм пушкой, а 20-мм «Испано-Суиза», капризной и маломощной. Но в первой эскадрилье остались машины серии «К», недостающие три заменены самолётами той же серии.
Людмила вышла из декрета, и Серёжка переселился к нам в землянку. К ноябрьским обещали построить нормальный дом. Но в землянке было безопаснее.
Почти полтора месяца шло формирование полка. Мне всё это смертельно надоело: сплошные бумажки, заявки, дерготня, никакой боевой работы, люди тоже расслабились, несколько раз устраивали пьянки. В ноябре началась операция «Уран». Немцы были окружены под Сталинградом. Под Ленинградом затишье, но, появился генерал Самохин и поставил задачу произвести разведку и фотографирование позиций немцев в районе Гатчины. Один из самолётов первой эскадрильи оборудовали фотоаппаратом, и с раннего утра до позднего вечера 1-я эскадрилья выполняла аэрофотосъёмки для командования Ленинградского фронта. А я «гонял» вторую и третью эскадрильи, и добивался слётанности, овладения новой для большинства лётчиков тактики. Было довольно много молодых сержантов, без боевого опыта. Но немцы значительно ослабили авиацию на нашем фронте. Основные силы немцев опять были под Сталинградом. В конце ноября пришёл приказ сформировать из лётчиков-ночников сводный полк КБФ и перебросить его под Сталинград. Полк стал именоваться 14-м гвардейским. 10 декабря перебазирование было завершено. Хрюкин поставил нам задачу: сорвать ночные полёты транспортников к окружённым немцам. Немцы, зажатые в степи между Доном и двумя железными дорогами, отчаянно сопротивлялись. Днём наша авиация имела абсолютное господство в воздухе, поэтому, длинные ночи немцами использовались для снабжения их войск. Мы подвесили дополнительные топливные баки, сбрасывать которые запрещалось, поэтому по инструкции, не зарядили крайние малокалиберные «браунинги». Основная нагрузка ложилась на операторов РЛС. Наведение было очень сложным: Ю-52, основной транспортник немцев, имел очень небольшую скорость, но достаточно высокую живучесть. Их аэродром находился в станице Морозовской, откуда немцы и летали в Сталинград. Мы собирались перехватывать их в 20 км от Морозовской, ещё за линией фронта. Такие полёты очень выматывают лётчика. Малейшая ошибка или изменение погоды, и есть шанс не вернуться. В первый вылет пошёл сам. До линии фронта всё было хорошо, и даже какая-то видимость. Потом повалил снег. За линией фронта, слоистая облачность. В первый день всё сложилось удачно: Людмила дала курс, я вышел с принижением на 200 метров, немец шёл с включёнными навигационными огнями. Атаковал его снизу, он сразу вспыхнул, видимо перевозил бензин. Но успел сообщить об атаке. Люда дала курсовой на новую цель. Этот шёл без огней, это был не Ю-52, таких машин я не видел. Я вышел на него сверху. Его скорость дала Людмила: чуть больше 200 км/час.
Пять двигателей выбрасывали небольшие язычки пламени, сзади на довольно длинных тросах летело два двухвостых пузатых планера Go-242. Сообщил об увиденном, мне сказали, что это Хейнкель-111Z «Цвиллинг».
– Бей в средний двигатель! Там бензобаки рядом!
Очень слепит пушка! И носовые «браунинги». Атака получается очень короткой, потом довольно долго приходишь в себя и промаргиваешься. Очень тяжело вслепую управлять. Решил сверху больше не атаковать. Сообщил об этом «Косе», приказал передать всем. По спине течет струйка пота. Я увидел землю очень поздно, чуть не врезался. Люда дала курсовой на «близнеца», но я его и так вижу, он горит, а планеров уже нет! Отцепились. Одного обнаружил прямо по курсу и снизу обстрелял его. Горит! Опять промаргиваюсь, пошёл на «близнеца». Снизу у Хейнкеля-111-го пулемёт. Значит у этого – два. Решил близко не подходить, стрелять одиночным из пушки. Навелся на пламя, чуть влево. Одновременно закрывая глаза, выстрел! Вот бы трассер! Нет! Но на борту Хейнкеля сильный взрыв! Попал осколочно-фугасным. Ещё выстрел! Мимо! Навожусь, скорость небольшая, угловой скорости совсем нет, даю очередь из всего бортового. Ни хрена не видно. Перед глазами круги удлинённой формы. Левый глаз замечает падение горящего объекта и взрыв на земле. Всё, хватит экспериментов, иду домой. Но по дороге дают курсовой на ещё одну цель. Такая же каракатица. На этот раз бью из крыльевых по одному, а потом – по второму планеру. Оба загораются: бензин. Опустил нос, чуть снизился, поймал в прицел «Цвиллинг», тот пытается скользить, огрызается огнём. Включил фары, и дал несколько очередей. Горит! Выключил всё, сделал поярче свет в кабине. Наконец-то вижу приборы. Уменьшаю яркость, постепенно восстановилось ночное зрение. Запрашиваю Людмилу, что с Хейнкелем?
– С экранов исчез! Курс домой 35 градусов! Давай, Пашенька.
В воздухе ещё даю приказание полностью зарядить крыльевые пулемёты трассирующими и бронебойно-зажигательными, все четыре, и стараться использовать только их. Атаковать только снизу! Несмотря на отданные распоряжения, два самолёта не вернулись на аэродром. Связь с ними прервалась после атаки. Злой и недовольный самим собой, весь день конструировал из жести шторки с приводом от гашетки. Потом вместе с инженером полка Герасимовым монтировал их на своей «кобре». Получилось несколько громоздко. Герасимов доделал дополнительно аварийный сброс устройства. В 7 часов испытали со стрельбой в темное время. Вроде бы работает. На середину фонаря поставили штатную шторку из черного материала. Взлетел, но испытать на противнике не удалось. Опять пошёл сильный снег, пришлось возвращаться. Ещё раз вылетел уже после 4-ех утра. В воздухе две цели, но идут в облаках. Ползу за ними. Наконец, один из них пошёл на снижение и выскочил из-под облаков. «Дорнье». Тоже морские лётчики. Атакую! Не горит! Пошёл на второй заход, а он шмыг в облака и на обратный курс! Второй тоже развернулся. Пришлось передавать их Макееву. У меня кончалось топливо. Макеев одного сбил, а тот, которого я атаковал, сел на брюхо в расположении наших войск. У него вытекло топливо. Но мне его не засчитали, так как по нему якобы стреляла зенитная артиллерия. На этот раз оружие не слепило, но корректировать стрельбу по трассе, а это обычный приём у лётчиков, было невозможно. Но, на безрыбье… В результате, ночные перевозки немцев были сорваны. Только в облачную погоду они могли выбрасывать на парашютах небольшое количество продовольствия и боеприпасов, большая часть которого не попадала к немцам. Немцы сдались 25 декабря. Меня наградили полководческим орденом «Александра Невского». 30 декабря пришёл приказ прибыть в Гумрак, и лететь в Москву для награждения. Хотел взять с собой Людмилу, но мне отказали. В самолёте полно генералов, пристроился на чехлах и уснул. В Москве поселили в гостинице «Метрополь», по 4 человека в номере. Нам, привыкшим к нарам и землянкам, условия показались просто райскими. 31 числа, в 17 часов, нас повезли в Кремль. В шесть вечера началась долгая процедура награждения, длившаяся без малого 4 часа. Хмурое настроение меня не покидало до конца процедуры. Ордена вручал Шверник. В Президиуме был Сталин, Шапошников, Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович и Хрущёв. Получив орден, повернулся в зал: «Служу Советскому Союзу!» и пошёл на место. Сталин оживлённо переговаривался с Молотовым. Небольшого роста, с мешками под глазами, уставший, но улыбающийся. На лице Хрущёва застыло восторженное выражение. Ест глазами начальство. Сегодня его триумф. Смотрю на него и вспоминаю, что произойдёт через 10 лет. А сейчас они в одной упряжке. Хрущёв через стол что-то отвечает Сталину. Потом завертел головой и замахал кому-то рукой. К столу подошёл Хрюкин. Наклонился к Хрущёву, слушает. Потом повернулся в зал и кого-то начал искать глазами. Наши взгляды пересеклись. Он повернулся столу, ещё раз наклонился к Хрущёву, взял какую-то бумажку и пошёл в зал. Через минут пятнадцать награждение закончилось, нас пригласили перейти в другой зал, где нас ожидали накрытые столы. На выходе меня перехватил Хрюкин.
– Постой! С тобой познакомиться хотят.
Идут Сталин, Молотов и Хрущёв. Маленький Хрущёв, он мне едва до подбородка достает, что-то рассказывает, перемежая рассказ матом. Остановились напротив меня.
– Майор Титов, командир 14-го гвардейского истребительного полка ВВС КБФ.
– Здравствуйте, товарищ Титов.
– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий.
Сталин с интересом рассматривал награды у меня на груди.
– За что? – показал он на первую звезду.
– За прикрытие «дороги жизни» зимой 41-42 года, 4-й гвардейский полк, вторая – за деблокаду Ленинграда летом 42 года, 13-я отдельная авиаэскадрилья.
– А за Сталинград?
– Орден «Александра Невского», только что вручили.
Сталин удивлённо посмотрел на Хрюкина и Хрущёва.
– Насколько я помню, по докладам Василия и Клещёва… – начал Сталин.
– Их эскадрилья была прикомандирована к нашему фронту, товарищ Сталин. – залепетал Хрущёв, – Мы посылали представления, но где они, и что с ними произошло, мы не в курсе.
– За действия на Сталинградском фронте ни один человек, ни в 13-й отдельной эскадрилье, ни в 14-м гвардейском полку, ни одной награды не получил. Кроме, этого ордена.
Сталин изменился в лице, повернулся к Хрущёву и Хрюкину:
– Вы почему государство и партию нашу позорите? Как теперь этим людям в глаза смотреть?
На банкете ко мне подошёл адмирал Кузнецов.
– Здравия желаю, товарищ Нарком!
– Сидите-сидите, майор. – и попросил подвинуться моих соседей справа. – Как успехи?
– Двоих потеряли. Не успели подготовиться в Ленинграде, и погода была совсем паршивая. Всё срочно, всё бегом. Как обычно.
– Нас с Вами на завтра товарищ Сталин вызывает. В чём дело знаете, Павел Петрович?
Я пересказал, что случилось на выходе из Георгиевского зала. Николай Герасимович заулыбался.
– Ну, ради такого и заходить не стыдно. Завтра в 16.00 за Вами заедут в гостиницу, майор. Просьбы или пожелания какие-нибудь есть?
– Направьте полк в Туапсе. – адмирал внимательно посмотрел на меня.
– Думаешь, там будет жарко? – Я чуть прикрыл глаза и утверждающе мотнул головой. – Хорошо, майор, бросим Вас на усиление. Ну, не буду больше мешать Вашим соседям. – Он встал, извинился перед ближайшими моими соседями и пошёл вдоль столов. Через полчаса наступал новый 43 год. На столах появилось шампанское и высокие фужеры.
За мной заехали в четыре и повезли в штаб ВМФ. Там к нам подсел адмирал Кузнецов и мы поехали в Кремль. Кузнецов был сама любезность, но командующего авиацией флота с собой не взял. Закономерность. Авиаторы в ВМФ не в почёте. Всесильный Нарком их забивает одной левой. Хотя на долю авиации приходится большая часть побед. Да и бог с ним. Он решил воспользоваться моментом. В приёмной довольно долго ждали. Потом нас пригласили. Сталин был не один, с ним был его сын Василий. Мы с ним коротко встречались под Сталинградом в первой командировке. Тогда он был капитаном, сейчас полковник. Изображает радостную встречу однополчан. Потом, повернувшись к отцу, радостно говорит:
– Да, это он, я тебе о нём рассказывал! Они сменили наш полк и действовали эскадрильей за весь наш полк. И не теряли людей. Майор – зверь, а не лётчик! И ребята у него в эскадрилье, как один! Летающая смерть фашистам. Благодаря им удержали мост, Мамаев курган и завод, разбили танковую группу Гота.
– А вот с начальством у майора не получается, Василий. Я вчера узнал, что кроме майора, за Сталинград никто из лётчиков ничего не получил. Почему, майор?
– Товарищ Верховный Главнокомандующий! Я был командиром эскадрильи, а во второй раз – командиром полка. Вот отчёт, представленный командующему армией Хрюкину, вот все представления.
– Так, посмотрим! – Василий тоже из-за плеча рассматривает бумаги.
– Отец, смотри: более 80 танков, больше 300 автомашин, 110 орудий. Сбито 57 самолётов противника. А во второй раз – 41 и все ночью.
– Может быть, дело в Вас лично, майор? Расскажите о себе!
– Здесь есть загвоздка, товарищ Верховный. Ругался я с Хрюкиным из-за того, что людей не бережёт и тактику использует устаревшую. Один раз он меня в трусости обвинил. А меня ещё год назад арестовывали, потому, что не помню я ничего, что было до 21 июля 41 года.
– В чём особенность Вашей тактики? – спросил Сталин.
– В построении эшелонами по высоте, использовании радиосвязи и радиолокации на уровне отдельной эскадрильи или полка. Мессершмитт превосходит в скорости на пикировании практически все наши самолёты, поэтому их надо встречать на подготовленных позициях, заставлять терять скорость и уходить на горизонталь. В этом случае наши самолёты имеют больший вес огневого залпа и большую горизонтальную манёвренность. У Месса шансов не остаётся, только выйти из боя на пикировании. Но на «кобрах» мы их и тут догоняем.
– Вы скрываете эту тактику от остальных?
– Нет. Мы учим всех этим действиям.
– У Вас лично, майор, сколько сбитых?
– 32 лично, и 18 в группе. Есть ещё не засчитанные.
– Ого! – присвистнул Василий.
– Просьбы? Пожелания? Замечания есть?
– Недостаточно быстро передаём опыт в войска, товарищ Верховный. И очень мало радиолокаторов в войсках. Замечаний много, товарищ Верховный. Воевать можно гораздо лучше. А пожелание я уже высказывал Наркому Кузнецову: до конца февраля перебазировать полк на Кубань. – Сталин вопросительно посмотрел на меня.
– Ростов мы не взяли, товарищ Верховный, война затягивается. Немцу нужна нефть. Плацдарм у него на Кубани. Основная мясорубка будет там. На юге. И, нужен ударный самолёт, способный догнать мессера на пикировании: И-185 с пушками ВЯ-23. Хотя бы эскадрилью в мой полк.
– А почему не Яки? – удивлённо спросил Василий Сталин.
– Горят они! У Клещёва летчики не хуже моих были, товарищ полковник. И против бомбардировщиков у Яков вооружение слабовато. А бомбёров будет много. Так что: «кобры» и «И-185».
– Мне кажется, Николай Герасимович, что майор засиделся на должности командира полка.
– Меньше полугода командует!
– Три месяца, товарищ адмирал.
– Пожелания мы Ваши удовлетворим, майор Титов. Я оставлю у себя Ваши бумаги. Мы рассмотрим их на заседании Ставки. Можете идти!
Я вытянулся, развернулся и вышел в приёмную. Кузнецов остался. Ждал его ещё минут тридцать. Он вышел из приёмной, неторопливо надел фуражку и шинель, махнул мне головой. Мы вышли.
– Рисковый ты мужик, гвардии полковник Титов! Так с «хозяином» не разговаривают! Но ты ему понравился! Он подписал представление к званиям Героев Советского Союза всему лётному составу 13-й гвардейской отдельной авиаэскадрильи. Это у тебя третья Звезда Героя! И представления по 14-му полку все подписаны.
– Схлопотать пулю на боевом вылете несколько проще, товарищ адмирал, чем в кабинете Верховного.