Мгла была абсолютной. До животного ужаса.
Я не различал ни предметов, ни очертаний. Ни контуров своего тела. Я не чувствовал, есть ли на месте моего тела вообще что-нибудь. Черного цвета Ничто – вот единственное, что меня окружало.
В такой жуткой мгле даже самого себя начинаешь воспринимать как абстракцию. Мое «я» теряет материальную оболочку – и заполняет собой пространство, словно какая-нибудь мистическая эманация. Оно, мое «я», уже высвободилось из моего тела, но никакой оболочки взамен не обрело. Бестелесное и неприкаянное, болталось оно в космической пустоте, на зыбкой границе между реальностью и кошмаром…
Довольно долго я простоял, замерев, точно парализованный. Руки-ноги не слушались – я просто их не ощущал. Казалось, кто-то затянул меня в морские пучины и прижимал ко дну, не давая всплыть. До предела концентрированная мгла давила на каждую клетку тела. От пронзительного беззвучия чуть не лопались барабанные перепонки. Поначалу я ждал, когда же к этой мгле привыкнут глаза. Бесполезно. То был не какой-нибудь полудохлый ночной полумрак, с которым свыкаешься через минуту. Идеальная чернота залила собой всё и вся. Точно холст, на который долго, слой за слоем, накладывали черную краску. Я машинально обшарил карманы. В правом оказались бумажник и ключи от дома. В левом – пластиковая карточка-ключ от номера, носовой платок и немного мелочи. Ничего, что пригодилось бы в темноте. Впервые за долгое время я пожалел, что бросил курить. Не бросил бы – нашлись бы спички или зажигалка… Ладно, что уж теперь. Я вынул руку из кармана и протянул туда, где должна была находиться стена. Ладонь уперлась в вертикальную поверхность. Стена была на месте. Гладкая и холодная. Слишком холодная для отеля «Дельфин». Стены отеля «Дельфин» не должны быть такими холодными. Ибо «специальными кондиционерами во всем здании отеля круглосуточно поддерживается приятная комнатная температура»… Спокойно, приказал я себе. Будем рассуждать хладнокровно.
Хладнокровно!
Во-первых, все это уже случалось раньше с моей новой знакомой. И сейчас просто повторяется то же самое. Так? Так. Но раз она из этого выбралась, значит, и я смогу. Трудно, что ли? Не вижу причин для паники. Просто нужно повторить все, что делала она.
Далее. В этом здании творится что-то странное, и это «что-то» имеет отношение ко мне. Несомненно, этот отель как-то связан со старым отелем «Дельфин». Поэтому я и пришел сюда. Так или нет? Именно так. А значит, нужно шаг за шагом повторить ее путь и увидеть то, что побоялась увидеть она…
Страшно?
Еще как страшно.
Черт бы меня побрал. Ведь действительно страшно, без дураков. Я ощутил себя безоружным и голым. Чернота вокруг источала насилие, а я даже не мог увидеть опасность, приближавшуюся ко мне в этом мраке беззвучно и неторопливо, словно морской змей. Фатальным бессилием сковало все тело. Поры кожи закупорило темнотой. Рубашка взмокла от холодного пота. Горло пересохло: я попытался сглотнуть слюну – и чуть не сломал себе шею.
Где же я, черт возьми? Где угодно, только не в отеле «Дельфин». Хоть это понятно сразу. Я выпал в иное пространство. Переступил через какой-то порог и вывалился куда-то. Я закрыл глаза и глубоко-глубоко вздохнул.
Как последний идиот, я вдруг до ужаса захотел послушать «Грустную любовь» оркестра Поля Мориа. Зазвучи она сейчас – и я был бы счастлив. Вот что вернуло бы меня к жизни. Или даже Ричарда Клайдермана. Сейчас – стерпел бы. И «Los Indios Tabajaras» стерпел бы, и Хосе Фелисиано, и Хулио Иглесиаса, и Серхио Мендеса, и «Partridge Family», и какое-нибудь «1910 Fruitgum Company» – да все что угодно. Стиснул бы зубы и слушал как миленький. Слишком уж страшная тишина… Согласен даже на хор Митча Миллера. Да пускай хоть Эл Мартино с Энди Вильямсом дуэтом заголосят – дьявол с ними, лишь бы звучало хоть что-нибудь!
Ну хватит, одернул я себя. Сколько можно думать о всякой ерунде? С другой стороны, совсем ни о чем не думать тоже невозможно. Так не все ли равно, о чем? Надо чем-то занять пустоту в голове. Чтобы не было страшно. Чтобы как-то вытерпеть животный ужас, расползающийся в этой космической пустоте.
Майкл Джексон отплясывает «Билли Джин» у костра с тамбурином в руках. И даже верблюды в трансе от его завываний.
В голове моей – какая-то каша.
ВГОЛОВЕМОЕЙКАКАЯТОКАША…
Каждая мысль отдается эхом в пустой голове. Каждая мысль отдается…
Я еще раз вздохнул поглубже – и погнал видения из дурной головы куда подальше. Не бесконечно же, в самом деле, думать про всю эту чушь. Нужно действовать. Верно же? Иначе какого черта я сюда притащился?
Я собрался с духом и, держась рукой за стену, двинулся по коридору направо. Ноги слушались плохо. Ноги были словно чужие. Будто нарушилась связь между ногами и нервной системой. Приказываю ногам шевелиться, а те ни в какую. Вокруг – сплошной мрак без конца и края. Мрак до самого сердца Земли. Шаг за шагом я медленно двигаюсь к центру Земли. И уже никогда не вернусь на поверхность… Думай о чем-нибудь, сказал я себе. Не будешь ни о чем думать – страх постепенно охватит тебя целиком. Сочиняй уж дальше свое кино… На чем мы там остановились? На появлении Человека-Овцы. Но эпизод в пустыне развивать пока некуда. Вернемся во дворец фараона. Грандиознейший тронный зал. Сокровища, собранные со всей Африки. Нубийские рабыни в немом поклоне ожидают повелений. А посреди всего этого сидит фараон. Сегодня он явно не в духе. «Прогнило что-то в королевстве Нильском, – думает он. – Как и в моем дворце. Какая-то ошибка разрастается, растлевает собою все вокруг. Срочно нужно найти ее и исправить…»
Шаг за шагом я продвигался вперед. И думал изо всех сил. Значит, девчонка, моя новая знакомая, этот ужас преодолела. Интересно… Неужели вот так же, как я сейчас, потащилась одна во тьму что-то там проверять? Даже у меня поджилки трясутся, а ведь я знал, к чему готовиться. Не знай я об этом заранее, черта с два бы куда-нибудь пошел. Небось так и каменел бы у лифта, не смея пальцем пошевелить…
Я начал думать о своей новой знакомой. Представил, как она учится плавать у себя в бассейне. Вся такая в обтягивающем купальнике. А рядом с ней вьется кругами мой одноклассник-киноактер. И у нее съезжает от него крыша. Он показывает ей, как загребать правой в кроле, она глядит на него совершенно ошалевшими глазами. И, еле дождавшись ночи, шмыгает к нему в постель… Мне сделалось грустно. Грустно, горько и обидно. Так нельзя, сказал я ей мысленно. Ни черта ты не понимаешь. Все его обаяние – чисто внешнее. Он будет шептать тебе на ухо нежности, за которыми ничего нет. И, наверное, здорово тебя заведет… Но ведь это уже вопрос техники. Грамотно исполненная прелюдия – и ничего больше…
Коридор сворачивал вправо. Все как она говорила… Но в моем воображении она уже трахалась с проклятым одноклассником. Вот он осторожно раздевает ее и шепчет комплимент каждой обнажаемой части тела. Искренне шепчет, собака. От чистого сердца… Та-ак, подумал я. Оч-чень интересно. Я почувствовал, что не на шутку разозлился. «Как можно так ошибаться?» – хотелось мне закричать.
Коридор сворачивал вправо.
По-прежнему держась за стену, я повернул направо. И далеко впереди увидел огонек. Такой слабый и размытый, точно пробивался сразу через несколько занавесок.
Все как она говорила…
Мой одноклассник касается ее тела губами. Медленно переходит отшеикплечам, кгруди… Камера показывает его спереди, ее со спины. Потом ракурс меняется.
Ее лицо. Только это не ее лицо. Не моей знакомой из-за стойки отеля «Дельфин». Это лицо Кики. Той самой Кики с фантастическими ушами, шлюхи высшей категории, с которой я останавливался в старом отеле «Дельфин». Кики, что так странно исчезла из моей жизни… И вот теперь она трахается с моим одноклассником. Это выглядело точь-в-точь как кадры из кинофильма. Профессионально смонтированные кадры. Пожалуй, даже слишком профессионально. До унылой банальности. Кики. Она-то здесь откуда? Пространство и время сошли с ума.
ПРОСТРАНСТВОИВРЕМЯСОШЛИСУМА…
Я снова трогаюсь с места, держа курс на огонек впереди. Я трогаюсь с места – и кино в голове обрывается. Затемнение.
Продвигаюсь во тьме вдоль стены. Приказываю себе ни о чем больше не думать. Думай не думай – все равно ничего не изменится, только мыслями время растянешь зря. Лучше уж без всяких мыслей просто двигать ногами, и все. Сосредоточенно. Целенаправленно. Свет впереди тусклый, рассеянный, откуда он – не разобрать. Видно только чуть приоткрытую дверь. Дверь, каких не бывает в этом отеле. Как она и сказала… Старая-престарая деревянная дверь. На ней – табличка с номером. Ни одной цифры не разглядеть. Слишком темно и слишком грязная табличка. Но как бы там ни было, это уже не отель «Дельфин». Откуда в новом отеле «Дельфин» взяться такой старой двери? Я уж о воздухе не говорю. Чем же тут пахнет, в самом деле? Какой-то истлевшей бумагой… Свет за дверью подрагивает временами. Похоже на пламя свечи…
Я встал перед дверью и какое-то время разглядывал это свечение. И опять вспоминал ее, девчонку из-за стойки в фойе. Все-таки зря я тогда не переспал с нею. Вернусь ли я когда-нибудь в нормальный мир? Смогу ли еще разок пригласить ее куда-нибудь? Я вдруг почувствовал жгучую ревность к «нормальному миру» со всеми его бассейнами. Впрочем, возможно, это была не ревность. А, скажем так, искаженное и преувеличенное сожаление о несодеянном. Но ощущалось почему-то как ревность. По крайней мере, именно на ревность это сильно смахивало в темноте. Ну и дела. Нашел время и место страдать от ревности. А ведь я уже тысячу лет никого ни к кому не ревновал… Не говоря уж о том, что страдать от ревности – вообще не в моем характере. Для этого я, пожалуй, слишком зациклен на самого себя… И тем не менее – странное дело – я испытывал сейчас на удивление острую ревность. К плавательному бассейну.
Что за бред, сказал я себе. Разве можно ревновать кого-то к бассейну? Никогда о таком не слыхал…
Я нервно сглотнул слюну. В мертвой тишине это прозвучало так, словно по пустой металлической бочке шарахнули ломом. А ведь я просто сглотнул…
Звуки явно были громче, чем полагалось. Все как она говорила… Кстати. Надо же постучать. Я должен постучать в эту дверь…
И я постучал. Не раздумывая, машинально. Совсем несильно: тук-тук. Вроде как – не услышат, так и бог с ним. Но раздался такой грохот, что я чуть не оглох. Грохот, от которого леденела душа, тяжелый, как шаги самой Смерти.
Затаив дыхание, я ждал, что будет.
Вначале ничего не было. Пришла тишина – долгая, как она и рассказывала. Насколько долгая – сказать не берусь. Может, пять секунд, а может, с минуту. Длина Времени не считывалась в такой темноте. Время пульсировало, то растягиваясь, то сокращаясь. И я сам растягивался и сокращался вместе с ним – без единого звука. Время выгибалось из своих форм, и я выгибался из форм вслед за ним. Как отражение в кривом зеркале.
И наконец я услышал это. Неестественно громкий шорох. Будто ворошили огромную кучу тряпья. Кто-то тяжелый поднялся с пола. И раздались шаги. Медленно-медленно они приближались ко мне. То ли в шлепанцах, то ли приволакивая ноги – шур-р-р! шур-р-р! – что-то страшное двигалось прямо на меня. Что-то нечеловеческое, сказала она. Это точно. Человек так ходит не может. Это что-то другое. Что в обычном мире не может существовать. А здесь – существует…
Я не побежал. Сорочка взмокла от пота и прилипла к спине. Но странно: чем ближе раздавались шаги, тем меньше страха оставалось в душе. Все в порядке, сказал я себе. Никто ничего плохого мне не сделает. Я вдруг понял это очень явственно. Бояться нечего. Пусть все идет как идет. Все будет хорошо. Какой-то теплый водоворот засасывает меня… Я стиснул ручку двери, задержал дыхание и зажмурил глаза. Все хорошо. Мне не страшно. В кромешном мраке я слышу, как оглушительно бьется сердце. Мое сердце. Я растворяюсь в этом биении, я – его составная часть. Бояться нечего, говорю я себе. Просто все собирается в одно целое…
Звук шагов обрывается. Чем бы это ни было, сейчас оно стоит прямо передо мной. И глядит на меня в упор. А я стою с закрытыми глазами. Включилось! – вдруг понял я. Самые разные вещи, места и события замкнулись-таки на меня. Берега Нила, Кики, отель «Дельфин», старенький рок-н-ролл – все это собралось в единую цепь и заработало. Натертые благовониями тела нубийских аристократок. Бомба, отсчитывающая последние секунды в старом особняке. Сияние прошлого, старые звуки, старые голоса…
– Мы ждали тебя, – сказало Оно. – Давно ждали. Входи.
И даже не открывая глаз, я узнал его.
Это был Человек-Овца.