Разладом причины безжизненной сну
Ты ищешь момент идеального дела,
Что крайнее свойство на том – одолело
И ветром в потёмках всё видит войну.
Не ждать, что напрасно её обойду,
Коль стану воинственной маской внутри
Желать за собой обгонять корабли
Из вечного права по медленным жилам.
Стесняются выждать мотивом они,
Несут изваяние гордого пепла,
Что страх на живом благородстве у тьмы
Свою оторопную душу встревожит.
Ты былью рассержен и медлишь умом,
Над платой, в которой родился потом,
Своим ли приметам ходячей борьбы -
На вольном условии права из тьмы.
Бежал, как и трус в идеальном бреду,
Что берег искусства на этом вопросе
Не ждёт одинокое поле – в аду
И смотрит своей окаймлённой надеждой.
Пожить бы на совести страха ума,
Оставив любви неприкаянный свет,
Где нежность рискует, что жив ты ему
И страхом упрятал спокойно войну
Отжившего света на подлинной тьме,
Своей идеальной причины бежать,
У жалости верить и снова впускать
Основы судьбы человеческой встречи.
За нежным остатком животной стези
Не стало под тенью твоей – благородной -
Достоинства вечности в видимой телу,
Опоры суждением возраст смотреть.
Желать этот день по себе и внутри
Его обожать беспрестанно манерой,
Что звуком дрожать от искусственной меры
Из правила нотной фортуны – на глаз.
Из сердца его укоризна, как лунный
Приток идеала в немирной руке
Ты словом одержишь и медленной нивой
Спускаешься думать – обратно ко мне.
Ведёт твой маяк изумлённой картины -
Любовь, за которой ты – совесть игры
И тенью уносишь им страхи невинной,
Доказанной чести в гордыне своей.
Ты трус, но пространство радеешь вослед,
Бежит безнаказанно ветхость от льдин
И нежный фортуны исчезнувших длин -
Струится твой ветер – внутри одиноко.
Для жизни во вне ты – наверно вернёшь
Свои изумлённые дни и печали,
Что тени на солнечном свете начала
Обыденной прозы под нашим лицом.
Спускаются к трусости веером – сном
Над пропастью ветхой системы руин,
Им смыслы внутри – одинокие ливни
И частое вторит над прошлым потом.
Не важно кто стал одичавшим внутри,
Застал унижение слов социальных,
Фигура достатка за право борьбы -
Его безначальное сердце из тьмы.
Что ожило временем в спавшем уме
И нервной природой стеснения воли
Так хочет прильнут идеальностью – мне,
На жизненном поприще слова у ночи.
Ей трусость твоя – обличительный рай
И глаз от готовой борьбы на лице,
Что видит иллюзии в тайной странице
Утерянных слов изумления спящих,
Сквозь тесное отчее право – всё вторит,
Ты стал им манерами страха на боли
И трусом ума впереди на отчаянии,
Где нежит печальное уровня слов.
В системной границе покрова миров
Струится водой на причале у ночи
Зачаток реальности странного я
И ждёт по следам, упрочая вопросы.
Что стало вчера изумлением нам,
Всё миром судьбы не спросив – убежало
На этом краю из кровавой гордыни
Несметного ужаса жалости – ныне.
Ей ты отчуждаешь довольство из слёз
И время играет плохие картины,
Что стали они изумлением длинным
На этом причале из медленных поз.
Заставили думать пределом молчания
Из стрел одичали на трусости мира,
Под блёклыми позами нервно в печали
Струилось одно изумлённое в познанном.
Следы оставляешь и держишь её
Фигуру мечты, изучая приют,
Как страх сопредельного возраста пут
Над сердцем Земли и обычаем мира.
Настанет мотив из такой пустоты
Над странной моральной претензией ада
И снова бежит от усталой гряды -
Твоя полноценная роль от обиды,
Где трусость – причина моральной тоски
И смерть идеального образа рая,
Над всполохом смысла в утробе играя -
Всё смотрит в наличное облако слёз.
Им не было видимо позы из мифа,
Пока опускалась внутри горстка грёз
В нетленной красе изумлённого края,
Куда убежать ты сегодня готов.