Досада – не ищет претензии счёт,
Не спросит твою уникальную смерть,
Что делает болью ума – из нутра -
Её поколение нужной гордыни -
Столь ярким усилием порчи и слёз,
Что вороны бьются умом – от бессилия
И слово готической рамкой – насквозь -
Твоя обнажённая роль от усилия.
Держась идеалом за новой борьбой
Сомнения ужаса и часа вокруг -
Ты смотришь в её обнажённое чудо,
Что делает смертью любви – диссонанс,
Он – чёткое логики фатума завтра,
Судьбой человека не падает – вновь,
Но этот большой умиления права -
Источник ему – обыватель и злоба,
Досадой пути не почётного слова
Не стал объективностью смерти – вокруг,
Но ищет судьбы апокалипсис – в муках,
Что страх на логичной картине ума.
По антиутопии сложно она -
Плохой реверанс на убытках любви,
Несмело уводит в поблёкшее нам
Пространное чудо забытого мира.
Устало ли он отвращает умом -
Претензию цели на сложной картине,
Не высмеяв колкой градации счёта
По смелости новой тоски – без любви?
Не знал от утраты восторженной снам,
Любовной отрады вокруг бытия -
Твой стыд, что и право внутри диссонанса,
Летать от покоя бессмертия маски,
По цели причуд обретает её
Историю щедрости в ложной тоске -
Забытое утро, что новое мне,
Как ясности мысли и грация чувства.
Но пост идеалам светлого рая -
Не стало светить объективному сердцу -
Твоя полноправная воли пародия,
Что утро на новом аду из причины.
Дожить ли её отвращение мудрое,
Иль старости видеть картину былого,
Не светлого права за маской уюта
В бессмертии позы коварного чуда?
Теперь не у дел отвращением света,
Но тьма из могильного ужаса смерти -
Твоя похоронная нежить от сердца,
Что после Земли истощает покой.
Засветит в космической небыли – ей
Культура руин из архаики мира,
Где был человеческий страх не один,
Оставил покой на смертном покрове,
Из блага упасть в повседневную жуть,
Исчадия словом харизмы благого,
Но ты отражаешь логичность ума,
Что смерть диалекта ему – от укора.
Так стал диссонанс одичанием лжи
И новой порукой из нежити слов,
По пост объективной развалине света,
На чёрном одре изумления сердца.
К нему по причине особой тоски -
Ты волю несёшь от обыденной маски,
Всё ищешь бессмертия в каждой руке,
На грифе скабрёзной манеры – от сердца.
Проложит моралью большую игру -
Её поколение страхов от тьмы,
В которой развились вороньи глаза
И шепчут – то странное уровня смерти.
Они – повседневное ужаса быть,
Внутри увядать искушением мира,
Как только от чуткости каждой строки
Уводит различие в тон диалекта
На пост апокалипсис ветра – теперь.
Один он слетает на Землю – в ничто,
Как сонное лоно гордыни от сердца -
Отыщет пространству готовые линии,
Им стали от тьмы – изумлением люди,
Увидев своё отражение вдали,
По чёрной тоске, от которой пришли
В тот странный манер, угадав обаяние.
Достаток культуры прокрутит умом
Достоинство меры упадка – до жути
И ложь объективности нервной утраты,
Где стал ты гордыней её диссонанса.
Любить – не искать по игре одному,
Отличию меры порядка изгоев,
То думает новое в праве ума,
Что гриф по раскованной мере восторга
Несёт обличение ловкости толка.
Не страхом волнению бед социальных -
Оставит манеру под логикой – долго,
Желания ставить игру на печали,
Так близко уму объективности ворона.
Несложен забытому праву – тот мир,
Но чёрной оскоминой стало внутри -
Бесславное ужаса сердца за сроком,
Смотреть на несчастье у слова – вокруг,
Летать – словно тени избытка порук
И стаей манерной развалины страха -
Логичному мнению времени – видеть,
Что ты – диссонанс на обочине праха,
Ничтожество – кромкой морали уложишь
Свои многодневные ужасы в дали,
Под тёмной растратой тоски перед ней.
Играя потёмками слёз перед ветром,
Пародию ужаса ценности жизни,
Что стала одна – диссонансом печали
В руке – обезличенной ловкости сердца.