Радость от возвращения из затянувшегося на девять месяцев странствия по параллельно-загробному миру была значительно смазана неожиданным, но неприятным следствием неведомого физического закона, воспрещавшего, как оказалось, перемещение материальных предметов и ценностей «оттуда сюда». Из «мира живых» в «боковое время» – сколько угодно, а вот наоборот – отнюдь. И герои нашего повествования, за исключением не то чтобы проницательной, но приверженной к собственному стилю одежды Майи, вовремя переодевшейся в бережно сохраненный посюсторонний костюм, предстали перед высоким начальством, едва успев задрапироваться казенными портьерами.
Очевидно, таким образом природа (или нечто иное, призванное поддерживать мировое равновесие) устраняла самые вопиющие парадоксы, в данном случае – не допуская удвоения предметов в нормальном мире. Действительно, каким образом можно было бы объяснить, как один и тот же предмет может находиться одновременно в совершенно различных точках пространства? И тем более к каким нарушениям закона причинности и иных основ мироздания такое удвоение сущностей могло бы привести?
Само собой, что исчезновение одежды, оружия и множества прочих мелочей, приобретенных за время странствия, не только смутило наших героев, но и разом похоронило надежды использовать параллельный мир в качестве неисчерпаемого источника материальных ресурсов. Печальное, по большому счету, открытие. Требующее размышлений и соответствующих научных изысканий. Поскольку непонятным оставался не менее фундаментальный вопрос – «а почему же в ту сторону любые порождения живой и неживой природы проникают беспрепятственно?».
Ни Ляхов, ни кто-либо из его друзей, разумеется, в самый момент возвращения не имели ни времени, ни возможности задумываться над подобными вопросами, но вообще-то тема интересная. Можно, к примеру, предположить, что никакой странности на самом деле и нет. А все происходит в полном соответствии с элементарным здравым смыслом. Никого же не удивляет, что любые технические (о магических мы здесь не говорим) ухищрения не в состоянии превратить котлетный фарш обратно в корову и даже в обычный кусок говядины. Хотя прямой процесс доступен любой домохозяйке. Так и здесь. Переход материальных объектов из бытия в небытие (в «мир мертвых», в «боковое время»), то есть возрастание энтропии, если угодно – процесс естественный и необратимый. Что с воза упало, то пропало.
Однако и здесь кроется логическая неувязка, очередной парадокс. Сумела же Майя пронести свои вещи «на ту сторону» и благополучно возвратить обратно? Может быть, лишь оттого, что они-то не имели в нашем мире собственных двойников?
Одним словом, как любила повторять Скарлетт О’Хара, героиня знаменитого романа: «Я подумаю об этом завтра».
Потому что уже сегодня Великий князь, немедленно извещенный Чекменевым о возвращении группы Тарханова – Ляхова, повелел доставить их к нему для представления и личного доклада. И на все про все, включая полный комплекс необходимых гигиенических процедур, переобмундирование согласно дворцовому протоколу и этикету, а также подготовку хотя бы тезисов доклада, было отведено всего лишь пять часов.
Для мужчин тут проблем не было, военному человеку на все вышеуказанное хватило бы и часа, а вот женщины были поставлены в тупик. Слыханное ли дело, явиться ко двору сразу после многомесячного путешествия по диким и безлюдным местам, где нет ни парикмахерских, ни массажных салонов, ни маникюрно-педикюрных кабинетов! Ничего нет для поддержания в должной боеготовности женской красоты. Вернее, все это там есть, и даже в изобилии, только пребывает в запустении, а главное – отсутствует подготовленный, знающий свое дело персонал.
На приведение себя в порядок после такого похода нужны как минимум сутки!
На робко высказанное Майей (Татьяна предпочла вообще промолчать) возражение Чекменев ответил, что все необходимое им будет предоставлено, о переносе же срока аудиенции не может быть и речи. По крайней мере, он с такой инициативой выступать не намерен.
Да еще Ляхов, по несносной привычке ляпать время от времени нечто, может быть и остроумное, но неуместное с точки зрения хорошего тона (как говорил Мао Цзэдун: «Сказанное правильно, но не вовремя – неверно»), надерзил генералу Чекменеву, заявив, что нимало не удивлен разгорающейся в России новой гражданской войной. В том смысле, что ни к чему иному деятельность Игоря Викторовича и не могла привести. Вроде бы и в шутку было сказано, а прозвучало не совсем красиво.
Извиняло в некоторой мере Ляхова лишь то, что он, за девять месяцев, проведенных не только вдали от Родины и службы, а вообще неизвестно где, буквальным образом десоциализировался, то есть утратил присущее каждому военному человеку почти инстинктивное чувство субординации. Кроме того, он как-то подзабыл, что сейчас имеет дело не с прежним, почти равным по чину подполковником административной службы, а с всесильным начальником всех великокняжеских спецслужб.
Конечно, благополучно вернувшись, получив вдобавок незабываемые впечатления, обиды на Чекменева он не держал, но и совсем уже забывать о том, каким образом все было организовано, не собирался.
А тот в силу уже своего, начальственного инстинкта был обязан дать зарвавшемуся офицеру должный укорот. Чтобы не подрывать самые основы воинской службы. Каким образом эта процедура будет исполнена – не суть важно. В зависимости от вкусов, наклонностей и степени фантазии означенного начальства. Игорь Викторович сделал положенное в максимально деликатной форме. Хотя мог бы просто поставить по стойке «смирно» и обматерить.
Впрочем, не совсем понятно, чем бы закончилось дело в этом случае.
– Ни в малой степени не сомневаясь в вашей сообразительности, Вадим Петрович, хотел бы заметить, что как раз наши труды имели своей целью означенные прискорбные события предотвратить. Не вышло, вернее, вышло не совсем так, как предполагалось – вы уж не обессудьте. Надеюсь, вы в пределах собственных полномочий окажетесь более успешны. Я со своей стороны сделаю все для этого необходимое. Пока же – не смею более задерживать. Приводите себя в порядок и готовьтесь… – и радушным жестом указал на дверь.
Ляхову ничего не оставалось, как с максимально возможным в его положении и наряде достоинством проследовать к выходу. За ним – Тарханов и девушки, только Розенцвейг, легкомысленно сделав ручкой, остался в кабинете.
Уже на крыльце, едва выйдя за пределы досягаемости начальственного слуха, Тарханов выматерился, нисколько не стесняясь присутствием женщин.
– Тебя, господин полковник, за язык кто дергает? Отвязался на вольных хлебах? Так побыстрее входи в меридиан, как вы, штурмана, выражаетесь. Чекменев-то, он только до поры тихий и вежливый. А отвесить может так, что мало не покажется. Тем более в условиях военного времени…
– Да ладно, что я такого уж сказал? Не дурак, поймет все правильно. Я в рамках своего стиля, он – своего. Это тебе он прямой начальник, а я, как бы это выразиться, сочувствующий…
– И про это забудь. Игры, по всему судя, закончились. Война, сам слышал. Запрягут, взнуздают, куда ты, на хрен, денешься! А при тебе останутся приятные воспоминания о былой свободе и право строить рожи портрету начальника при запертой двери и задернутых шторах.
Слова Тарханова Вадиму не слишком понравились. Зато он понял – с Сергеем все в порядке, никаких сбоев в психике у друга нет и не было. Просто он куда быстрее самого Вадима вернулся к реальности жизни, которая есть здесь и сейчас.
Это там, в сказке (а и действительно, где они побывали, как не внутри вариации на тему русских народных сказок?), Тарханов, до конца не веря в реальность, а главное – осмысленность происходящего, как-то потерялся. Бывает, со всеми бывает.
Ляхов, к примеру, читал про очень сильного и славного многими достоинствами человека, который, случайно попав в тюрьму, превратился в совершенно раздавленного и жалкого человечка. Но немедленно, впрочем, восстановился, выйдя на свободу. И даже преуспел против прежнего, успешно применяя в жизни полученный опыт. Так, пожалуй, и тут.
И по той же аналогии ему, Вадиму Ляхову, уже никогда, возможно, не почувствовать себя настолько на коне, как там.
Очень стал понятен исполненный тоски и отчаяния вздох одного из его любимых литературных героев, поручика Карабанова: «Ах, как хорошо было в Баязете!» Это при том, что возвратившись, после трехмесячного сидения, без воды и пищи, в осажденной турками крепости, под постоянным огнем и риском ежеминутной смерти, к роскоши и реалиям великосветской жизни и гвардейской службы, человек сообразил, где он был более на месте и в согласии с собственной душой.
Ну, так, значит, так. Каждому, как известно, свое.
Отведенного до аудиенции у Великого князя времени едва хватило, чтобы в предоставленном Чекменевым коттедже Ляхов с Майей привели себя в приличествующее поводу состояние. Как и обещал генерал, там оказалось все, о чем мечталось во время долгого путешествия, особенно начиная с Днепра, когда они добирались до Москвы на последнем, что называется, издыхании.
Не столько в физическом, как в нравственном смысле. Физических сил как раз хватало, все ж таки жили они на свежем воздухе, работали много, но не до изнеможения, питались хоть и однообразно, но вполне достаточно для поддержания сил. Одним словом, почти нормальное путешествие по нормам ХIХ века, когда люди верхом и пешком пересекали неисследованные континенты, сражаясь с дикарями, хищниками и всякого рода антисоциальными элементами.
Возвращались (если возвращались), как и наши герои, закаленные духом и телом. Только одна разница – те путешественники по мере приближения к дому, и вообще к цивилизованным краям, испытывали радость и душевный подъем, а Ляхов со товарищи – наоборот. Чем ближе цель – тем сильнее нарастала тревога, кто-то ощущал нездоровое возбуждение, кто-то метался между надеждой и депрессией. И все это переживалось по преимуществу наедине с собой, на людях каждый пытался сохранять лицо и не усугублять обстановку нытьем и никчемными разговорами о том, чего нельзя ни угадать, ни изменить. И даже Татьяна, по поводу которой Вадим испытывал наибольшие опасения (несмотря на то, что все подозрения в ее адрес были вроде бы давным-давно сняты), вела себя вполне достойно.
Но вот все разрешилось наилучшим, казалось бы, образом. С точки зрения сегодняшнего утра. Ближайшие дни можно ни о чем серьезном не думать, наслаждаться благами вновь обретенной цивилизации. На чем Ляхов и старался сосредоточиться.
Отведенный им коттедж был значительно лучше того, в котором жил в этом военном поселении Тарханов. Очевидно, предназначался он для размещения гостей высокого ранга. Кроме трех обширных спален (обставленных военными интендантами с некоторой даже избыточной, и оттого на грани безвкусицы, роскошью), там имелся громадный холл с газовым камином, большая столовая и примыкающий к ней бар с классического вида стойкой и достаточным запасом напитков, бильярдная, а также обещанная сауна и даже бассейн с гидромассажем.
Первым делом Майя позвонила отцу, сообщила, что ее командировка благополучно закончилась, и она немедленно, как только освободится, приедет повидаться.
«Нет, не сегодня, сегодня предстоит прием на самом верху, ну, ты понимаешь, и времени совершенно нет. Даже к себе забежать некогда, поэтому, папа, позови к телефону Марию Карловну, мне нужно кое-что ей поручить, а тебя я люблю и целую».
Мария Карловна, дама слегка за сорок, вела хозяйство прокурора уже больше десяти лет и при этом отнюдь не состояла с ним в интимных отношениях, что поначалу, признаться (когда девушки начинают живо интересоваться подобными вопросами), Майю сильно удивляло. Потом разобралась.
Домоправительница, педантичная и крайне щепетильная в финансовых делах, полунемка-полуфинка, просто совершенно не интересовалась мужчинами, принадлежа к клубу феминисток самого крайнего толка. Что очень помогало ей с блеском исполнять свои служебные обязанности, не отвлекаясь на всякие глупости.
Одновременно она спокойно и с пониманием относилась к совершенно противоположным пристрастиям Майи, и отношения у них были самые доверительные. Поздоровавшись и обменявшись необходимыми после долгой разлуки словами, Майя принялась диктовать, какие именно предметы туалета нужно отобрать в ее гардеробе (исходя из того, что предстоит прием на самом высоком уровне) и не позднее чем через два часа переправить с шофером по такому-то адресу.
Говорила она коротко, четко, без обычных женских отступлений на посторонние темы: сказывалось детство, проведенное при отце-прокуроре, и пребывание остальные годы в мужской, преимущественно офицерской среде.
– Ну, вот и все, – сообщила Майя, опуская трубку на рычаг. – Мои проблемы на ближайшее время решены, маникюршу и парикмахершу адъютант Чекменева обещал прислать к пятнадцати. Думаю, за час они управятся, – она с сомнением посмотрела на свои коротко остриженные, давно не видевшие лака ногти, и кисти с огрубевшей, обветренной кожей. – Те еще ручки, как раз для нежной и хрупкой девушки…
– Зато мышцы – что надо! А пресс! Ни капли жира! – Вадим чересчур фамильярно похлопал ее по действительно подтянутому и крепкому животу. – Любой светской даме можешь предложить в армреслинг сразиться, под заклад имения.
– Разве что. А теперь – приступим к водным процедурам.
Последнюю неделю им и помыться толком негде было, так уж сложились маршрут и обстановка. И уединиться тоже.
С давно забытой непринужденностью девушка раздевалась в пахнущем нагретым деревом и восточными курительными палочками предбаннике уже раскалившейся до предельной температуры сауны. Несколько раз крутнулась перед зеркалом, целиком занимавшим одну из стен.
– Да… Загарчик чисто офицерский…
На самом деле ровный летний загар давно сошел с ее стройного тела, и лишь руки до локтей, лицо и шея выглядели так, будто она только что возвратилась с одесских или ялтинских пляжей.
– Правильно я велела привезти мне английский костюм, в открытом платье это выглядело бы достаточно смешно…
– Если только тональным кремом по пояс не выкраситься, – Вадим сделал попытку поймать подругу за талию. Давненько ему не приходилось видеть ее полностью обнаженной, в ситуации, когда нечего опасаться посторонних глаз и ушей. Тесные каютки катера, в которых и одному только-только повернуться, и нулевая звукоизоляция переборок как-то мало располагали к радостям любви. Разве так, наскоро, уловив подходящий момент. Летом еще можно было уединиться в прибрежном лесочке, да и то, не раздеваясь, но с середины августа начиная с низовьев Днепра пошли обложные дожди, так что и этот вариант пришлось исключить.
– Не спеши, не спеши, капитан, – ловко вывернулась Майя. – Давай хоть ополоснемся сначала.
Но едва она вытерлась банной простыней и потянулась к одному из висевших на вешалке пушистых халатов, Вадим не стал больше медлить. Подниматься на второй этаж, ждать, пока она раскроет обширную королевскую постель – увольте.
Вполне достаточно белого коврового покрытия пола и того же халата.
Майя принадлежала к тому типу женщин, у которых секс стимулирует и повышает жизненную активность и все прочие функции. Ляхов слышал, что некоторые известные театральные актрисы непосредственно перед выходом на сцену обязательно нуждаются в подобной встряске, и уже неважно – с кем именно.
Вот Майя, наверное, решила таким же образом подготовиться к встрече с Великим князем.
Оставшегося времени едва хватило на то, чтобы две мастерицы и три подмастерья из знаменитого московского салона красоты, работая одновременно, с быстротой и сноровкой горноспасателей, успели привести очень озабоченную своей внешностью красавицу в удовлетворивший ее вид.
Самому Ляхову ничего подобного не требовалось.
Ну, постригли его в соответствии с требованиями устава, побрили и подровняли усы, мундир даже подгонять не пришлось, фигуру он имел вполне соответствующую стандартным армейским росторазмерам. По ручной работы шуваловским сапогам сам прошелся щеткой с гуталином, чтобы убрать признаки неношенности, несколько раз отжал голенища сверху до самых щиколоток – с той же целью, и – готов полковник!
Аналогично и Тарханов.
Ожидая, пока закончат сборы их дамы, они успели выпить коньячку по единой, чтобы соответствовать, покурили, наскоро выработали единую линию поведения.
– Как там разговор пойдет, не угадаешь, – рассуждал Тарханов. – Но ежели придется, давай так – я докладываю общую канву событий, только факты. А ты уже подробности, версии, соображения по поводу случившегося, оценку возможных перспектив… Годится?
– Почему же нет? Если спросят – изложу. В том же примерно духе, что уже успел сообщить Игорю. Потусторонний мир вполне можно использовать для переброски войск и техники на фронт, во фланги и тыл противника, при условии, разумеется, что впредь аппаратура переходов будет работать четко и без всяких неожиданностей. А мы, в свою очередь, готовы исполнить свой долг любым образом, как будет угодно повелеть Его Императорскому Высочеству.
– Так-то оно так, только ты уж удерживайся от ерничества. Уровень другой.
– Ага. Поучи батьку… Я, между прочим, уже удостаивался Высочайшей аудиенции, и, как видишь, нормально обошлось. А сейчас я так, разминаюсь. Чтобы язык не присох…
– У тебя присохнет! Ну, похоже, пора. Вон наше превосходительство поспешает…
Действительно, по дорожке со стороны штаба быстро шел Чекменев, тоже облаченный в мундир «для малого приема», а на площадку неподалеку выехали два солидных лимузина, похоже, из княжеского гаража: своих подобных машин в штабе спецопераций не имелось.
– Готовы?
– Безусловно, ваше превосходительство, – вскочил со скамейки Ляхов, бросил руки вдоль кантов брюк, поскольку был без фуражки, с великолепным гвардейским шиком щелкнул каблуками и звякнул шпорами. Знай, мол, наших. Ежели служба, так служба.
Чекменев поморщился.
– Зря ты так, Вадим Петрович. Я же с тобой ссориться не собираюсь. Зная твой характер. Но и ты соблюдай… Мало мы с тобой водки выпили в неслужебной обстановке? А при посторонних чего в бутылку лезть? Садись давай, обсудим кое-что.
Ничего не оставалось, как признать правоту старшего товарища. Как и недавние слова Тарханова на ту же тему.
– Ну, извини, Игорь Викторович. Это я правда, подразболтался там за последнее время. Свобода, как писал классик, разлагает. Абсолютная свобода разлагает абсолютно.
– Вообще-то классик насчет власти писал, но и с твоим вариантом не поспоришь. Я вас хочу в курс дела ввести, чтобы дураками себя на приеме у князя не чувствовали. Там у него, кроме вас, грешных, будет еще человек десять из бывшего клуба «Пересвет»…
– Как это бывшего? Распустили, что ли? – опять не сдержался Ляхов.
– Не распустили, а в рамках текущей мобилизации перевели на иной правовой уровень – создали на его базе Отдельное военно-аналитическое управление Собственной Его Императорского Высочества Ставки. Во главе с генерал-лейтенантом Агеевым. Там в штатах и для тебя, Вадим Петрович, местечко найдется. А тебе, Сергей Васильевич, придется на прежнее место возвращаться. Я, с присущей мне благоразумностью, назначил Стрельникова всего лишь «исполняющим обязанности» начальника управления, так что теперь снимать с должности не придется. Вернем по принадлежности или сделаем твоим замом, если захочет. Он-то и не тянул по полной, честно сказать. Но сейчас суть не в этом.
Князь пригласил на прием наиболее доверенных людей, большинство из которых вам известно. Цель встречи – в приватной обстановке обсудить ход и возможные варианты польской кампании, с учетом грядущей передачи всей полноты власти в стране Олегу Константиновичу…
На эти слова Тарханов только кивнул головой, а Ляхов слегка присвистнул. В принципе, такая возможность обсуждалась, но лишь в виде далекой перспективы, а тут – пожалуйста. Быстро времечко бежит, особенно если его в шею подталкивать.
– Ваше присутствие, в принципе, предполагалось, потому что мы с Маштаковым были почти уверены, что именно сегодня вы выйдете, однако князю я до того, как это случилось, не докладывал. Решил сюрприз сделать. Отсюда – установка. Примите и запомните. Ситуацией мы владеем в полной мере, поскольку и мои расчеты здесь, и ваши – с той стороны совпали до секунды. Следовательно, на использование временных пробоев мы можем рассчитывать стратегически…
– А на самом деле – это так? – подал голос Тарханов.
– А из чего вы исходили, прибыв на точку именно в сей день и час? – ответил вопросом на вопрос Чекменев.
– Да в основном на бога все делалось, – не стал кривить душой Тарханов. – Других оснований не было. Либо так, либо никак.
– Вот и мы здесь предположили, что иного решения вам просто не придумать. И не ошиблись, к нашему общему счастью. Детали проработаете с Максимом Бубновым, он теперь тоже большой человек, и весь этот проект курирует.
Ляхов в очередной раз удивился, но виду подавать не стал. Все течет в соответствии со своей внутренней логикой.
– Но я по-прежнему не об этом. Доложите князю, что видели. Из твоих слов, Вадим, я сделал вывод, что успели вы многое. Включая каких-то местных жителей. Впрочем, каких именно, я догадываюсь. Поскольку по долгу службы на той стороне побывал. Впечатления, скажу я вам… Однако, раз вы выжили и вернулись, и с ними иметь дело можно, так? Будете князю рассказывать – я с интересом послушаю.
Потом, как я догадываюсь, на ту же тему может состояться разговор уже конкретный и по делу. С расчетами и картами. Хочу, чтобы вы знали, князь – человек увлекающийся, он, как только услышал, что вы вернулись, и успешно, тут же приказал все операции в Польше приостановить, чтобы в случае чего вашим опытом воспользоваться…
Ляхов опять присвистнул. Действительно, быстренько Олег Константинович решения принимает! А, может быть, так и нужно в его положении?
– Зато генерал Агеев и его команда, – продолжал Чекменев, не обратив внимания на реакцию Вадима, – те совсем наоборот. Потому старайтесь соблюсти баланс. Докладывайте только правду, но, естественно, не всю. Изобразите так, будто вы оказались там отнюдь не вследствие теоретической ошибки, а в соответствии с четко разработанным планом, и все ваши действия имели конкретную цель. Какую – объяснять не надо, я сам скажу все, что потребуется.
Если у присутствующих возникнут вопросы, отвечать только с моего согласия. Я сам буду этот процесс регулировать. К князю, разумеется, сие не относится. Ему отвечать полно и точно. Чем вас князь решит наградить – не знаю, но думаю, что не обидит. Девушки ваши как – сумеют соответствовать обстановке? Дополнительный инструктаж не требуется?
– Другие дамы там будут? – поинтересовался Ляхов.
– Скорее всего, нет. Ваши спутницы приглашены ведь не в женском качестве, а как полноценные участницы беспримерного рейда… Очевидно, соответственно будут и отмечены.
– Тогда инструктаж не требуется.
– Тогда я спокоен, – провел пальцами по усам Чекменев. – Но поторопите их, времени в обрез.
Пока ехали в Берендеевку, Ляхов, основываясь на личном опыте общения с князем и полученных в Академии основах дипломатического и придворного протокола, объяснил друзьям некоторые тонкости предстоящей процедуры. Обрисовал некоторые черты характеров людей, с которыми предстоит встретиться, и в полном противоречии с собственным недавним поведением, посоветовал в любом случае сначала незаметно глубоко вдохнуть, посчитать про себя хотя бы до пяти и лишь после этого отвечать.
Резиденция встретила их шумом вековых сосен, гвардейским караулом у ворот, моросящим дождиком.
Сам Великий князь стоял в окружении свиты офицеров и генералов у балюстрады просторной веранды.
Громадное, по меркам деревянной архитектуры, трехэтажное здание, сложенное из кондовых[14] бревен, да еще в окружении такого же, но живого, дремучего, словно с картин Васнецова и Шишкина, леса, сразу производило незабываемое впечатление. Особенно на гостей, попавших сюда впервые.
Мало что резиденция была красива сама по себе, резными столбами, поддерживавшими свесы крытой осиновым лемехом[15] крыши, украшенными деревянным кружевом ХVI – ХVII веков окнами, дверями, фронтонами. Было в ней что-то еще, неуловимое, но сразу наводящее на мысль о преемственности державной власти и ее неизбывной русскости.
Правда, подумал Ляхов, еще куда убедительнее было бы, если б князь (по примеру Александра Третьего) велел в своей вотчине носить исключительно одежду в стиле времен Алексея Михайловича (Тишайшего). Пусть не реплику, пусть по мотивам, но все же… Впрочем, возможно, все это еще впереди.
Увидев идущих от ворот гостей под предводительством Чекменева, князь сделал максимум того, что предполагалось дворцовым этикетом.
Шаг навстречу, легкое движение руки в направлении козырька фуражки в ответ на приветствие вытянувшихся во фрунт офицеров, и галантный поцелуй, почти касание к ручкам Майи и Татьяны.
Для дочки столичного прокурора это было если и не привычно, но хотя бы в рамках знакомой парадигмы[16], Татьяна же, девушка из глубокой южной провинции, где сильны традиции почтения к верховной власти, прикосновение великокняжеских губ к запястью восприняла как нечто невероятное, чуть ли не ярчайшее событие своей жизни.
Так вот и появляются очередные пылкие обожательницы сюзерена, которых более уже нельзя переубедить никакими рациональными доводами.
Князь наметанным глазом и присущей ему интуицией мгновенно уловил эмоциональную реакцию не по-здешнему красивой дамы.
– Рад познакомиться. Олег Константинович, о чем вы, безусловно, знаете, а вы?
– Татьяна Юрьевна… Тарханова, – ответила она и невольно густо покраснела, хотя этого почти и не видно было в начинающихся сумерках и через плотный загар.
Назвав себя так, она сделала сильный ход. Если сейчас это пройдет, Сергею отступать некуда. И в то же время, поскольку по всем официальным документам он числился полковником Неверовым, ничего предосудительного она вроде и не сделала. Просто застолбила за собой именно такое имя.
– Казачка? – проявил информированность в этнографических вопросах князь.
– Да, Ваше Высочество. Кубанская…
Эта женщина вдруг пробудила в душе князя известного рода интерес. Ее статная, стройная и в то же время чем-то неуловимо отличающаяся от привычного канона фигура, рисунок губ, большие серо-зеленые глаза, одновременно наивные и опытные, внезапно очаровали его. Отчего бы не сделать красавицу очередной фавориткой? Интересно, согласится она или нет?
Обычно светские дамы, в том числе и замужние, одномоментную или более-менее продолжительную связь с Олегом Константиновичем за грех не считали. Как и их мужья, если им вдруг становилось об этом известно.
А как будет с этой выросшей вдали от столиц и вряд ли знакомой с нравами и обычаями высшего света? Любопытно, и, пожалуй, придется это проверить.
Идея настолько заняла князя, что на минуту он даже забыл о своих непосредственных обязанностях. Но, похоже, внимание на это обратила только сама Татьяна.
После обмена рукопожатиями с князем навстречу Ляхову и Сергею пошли пересветовцы. Хлопали по плечам, приобнимали, стискивали руку, поздравляли с возвращением и успехом. Кто что имел в виду в каждом конкретном случае, Вадим предпочел не уточнять. Поскольку никто из присутствующих, кроме князя, Чекменева и Бубнова, понятия не имел, куда исчезал Ляхов, какое задание выполнял и чем оно завершилось.
Большинство сходилось во мнении, что работали Ляхов с Тархановым где-то на польском направлении. И раз их торжественно принимают в Берендеевке, значит, миссия была успешной. А если для встречи собран весь цвет клуба – в чем-то и поучительной. Так что авансом поздравить товарищей – ошибкой не будет.
И красавицам-дамам представлялись, каждый находил несколько галантных слов, лихорадочно при этом соображая, какова их роль в сегодняшнем приеме, если все остальные прибыли сюда без жен? Тем более те из офицеров, кто знал, чьей дочерью является Майя Бельская, в прошлом светская львица.
Самую бурную радость при встрече выказал Максим Бубнов. Он тут же вознамерился увлечь Вадима в уединенный уголок, чтобы немедленно ввести его в курс дела относительно собственных успехов по использованию верископа. Ляхов от него еле отбился, уговорившись встретиться немедленно после приема. Рассуждать на конкретные темы он сейчас был не расположен, гораздо больше его интересовала общеполитическая канва происходящего в стране и мире.
Это же только представить – уже больше полугода он не держал в руках свежих газет (хотя здесь прошло всего полтора месяца)! Этот парадокс тоже с трудом воспринимался сознанием.
По приглашению флигель-адъютанта гости вначале направились в буфетную, где по традиции подкрепились холодными закусками и несколькими рюмочками водки с личных княжеских винокурен.
В ходе реализации программы «возвращения к истокам» князь возродил традицию «пить по алфавиту», то есть начинать, скажем, с анисовой, затем барбарисовая (или «Бурбон»), «Выборовая» (или виноградная, она же чача) и так далее, вплоть до ячменной, яблочной (сиречь – «Кальвадос») и ягодной (в ассортименте). Вся эта продукция изготавливалась в ограниченных количествах исключительно для дворцового стола и отличалась высочайшим качеством.
И уже потом офицеры, не охмелевшие, но приятно взбодрившиеся, проследовали в зал для совещаний, где был приготовлен электронный видеопланшет во всю стену, с цветным рельефным изображением Европы и Малой Азии.
С первых же слов Тарханова, объявившего, что по приказу командования возглавляемая им группа произвела глубокий поиск в зону параллельного или же бокового расширенного времени, по залу прошло короткое шевеление. Опытные, хорошо дисциплинированные офицеры, разумеется, не позволили себе ни удивленных возгласов, ни каких-либо иных проявлений эмоций, но каждый как-то отреагировал на подсознательном уровне. Кто-то чуть подался вперед, громче, чем обычно, вздохнул, нервно листнул блокнот, кто-то обернулся, обвел глазами соседей: не ослышался ли, правильно ли понял смысл произнесенных незнакомым полковником слов.
Лишь безмятежные выражения лиц Ляхова и Чекменева, восседавших во главе стола, по обе стороны от князя, подтверждали, что это не мистификация, не глупая шутка. Значит, остается принять странно прозвучавшие слова как очередную данность и слушать дальше.
Офицеры «Пересвета» принадлежали к интеллектуальной элите Гвардии, были людьми начитанными не только в специальных военных трудах. И внутренне были подготовлены к тому, что в этой жизни может случиться всякое, в том числе научные открытия, вчера еще казавшиеся абсолютной фантастикой.
А Тарханов, взяв указку, прежним ровным голосом, как на подведении итогов командно-штабных учений, изображал на планшете пройденный маршрут, сообщал о военно-техническом состоянии изученных по пути объектов. Не обошел и фактор «покойников», опять же дав оценку этому феномену исключительно с позиций тактика, совершенно не вдаваясь в область биологии и психологии.
– Таким образом, – завершил он свое сообщение, – исследованные нами территории вполне соответствуют здешним в их топографическом описании, пригодны для расквартирования и передвижения любых войсковых соединений и объединений, причем снабжение может полностью осуществляться за счет местных ресурсов.
Что наиболее ценно и важно – все перемещения можно осуществлять на территориях, в реальности занятых противником. Хотя требуются еще дополнительные полевые испытания…
Сразу же оказалось много желающих задать Тарханову уточняющие вопросы, однако Чекменев предложил сначала выслушать доклад хорошо всем знакомого полковника Ляхова, отвечавшего в экспедиции за ее научную составляющую.
И Вадим дал себе волю. Соскучившись по слушателям, тем более столь благодарным, жадно ловящим каждое его слово, делающим пометки в блокнотах, он мог бы растянуть выступление на несколько часов, благо живописных подробностей у него в запасе хватало. Однако благоразумно постарался уложиться в академические сорок пять минут.
Основное внимание он сосредоточил на популярном изложении физического смысла «бокового времени», а также на многочисленных парадоксах, с которыми пришлось столкнуться во время рейда. С одной стороны, потому, что именно они составляли для Ляхова главный смысл путешествия, без них оно ничем особенно не отличалось от любого другого, а с другой – он как бы приглашал слушателей к своеобразному «мозговому штурму».
Очень перспективной, в частности, представлялась возможность через «боковое время» проникать в миры с совершенно иным политическим устройством и технической культурой. Даже если невозможно доставить из того мира в этот хоть один натурный образец, никто ведь не помешает направить туда любое количество опытных инженеров, которые смогут разобрать таинственные приборы и устройства по винтику, произвести необходимые измерения и анализы, сделать чертежи, фотографии и так далее.
Внедрение плодов чужой технической мысли в здешнюю жизнь сулит России грандиозный технологический отрыв от союзников-соперников. И это будет куда важнее, чем чисто военные успехи, которые, впрочем, тоже несомненно последуют.
– Разумеется, господа, нет нужды предупреждать, что все, услышанное вами здесь, является абсолютно секретным, и не может обсуждаться даже среди своих за пределами специально отведенных для этого помещений, – предупредил Чекменев после того, как Ляхов закончил сообщение. – Сделанные в личных блокнотах записи прошу уничтожить в моем присутствии.
Князь все время доклада просидел молча, хотя вряд ли ему так уж все сразу было ясно. Скорее, он просто не хотел обозначить перед собственными аналитиками направления своего интереса. Вполне в его стиле: сначала оценит, обмозгует ситуацию, а уже потом будет ставить вопросы и задачи, причем каждому участнику проекта – отдельно.
Сейчас Олег Константинович обдумывал услышанное с одной точки зрения – каким образом все это может повлиять на его отношения с Каверзневым? Потому что остальное – вторично. Возьмет он полноту власти, тогда и можно будет реализовывать проекты. И те, на которые намекнул полковник Ляхов, и другие, которые сейчас и в голову не приходят, но обязательно появятся по мере углубления в проблему. А вот дело с Каверзневым – это принципиально и неотложно.
Даже о реакции мирового сообщества на события в Польше можно пока не думать. Все равно, любым способом, но все образуется, иначе в политике просто не бывает. Раз воевать друг с другом всерьез великие державы не собираются, значит, соглашение непременно будет достигнуто. Неважно даже, на каких условиях. Князь настолько ясно видел преимущества своего нынешнего положения, что в случае необходимости был готов на самые значительные уступки (без потери лица, разумеется). В любом случае в конце концов он все отыграет стократно.
А Чекменев в это время разрешил наконец присутствующим задавать вопросы. Ему и самому было многое интересно. Он специально не стал требовать от Ляхова с Тархановым предварительного личного доклада, ему казалось более правильным, чтобы рассказ прозвучал именно так, в присутствии референтной[17] для офицеров группы. И слова будут точнее подбирать, и постараются оттенить наиболее яркие моменты. Да и вопросы, заданные десятком опытных и сведущих в самых различных сферах наук слушателей могут затронуть такие моменты, до которых он бы с ходу не додумался. А подробный отчет в письменной форме представят все четверо, никуда не денутся, и писать будут поодиночке.
Первым поднял руку барон фон Ферзен:
– Скажите, пожалуйста, а какая необходимость была привлекать к эксперименту этих очаровательных дам? Чем хуже был бы любой из здесь присутствующих или просто два-три боевых офицера с соответствующими навыками?
Ляхов слегка растерялся. К подобному он был не готов совершенно. Но каков барон! Действительно, ведь грамотному аналитику состав группы не мог не показаться странным. Зато Чекменев оказался на месте.
– Я отвечу. Видите ли, Федор Федорович, в силу определенных факторов, которые сейчас просто не время раскрывать, нам было необходимо выяснить, является ли способность перемещаться через временной барьер, так сказать, эксклюзивной, присущей лишь господам Тарханову и Ляхову, которые раньше уже участвовали в подобном эксперименте, или же это общедоступно. Поэтому участники эксперимента отбирались по целому ряду параметров, говорить о которых сейчас неуместно. Добавлю, что «на ту сторону» ходили и еще несколько человек, называть имена которых тоже нет сейчас необходимости. Вы удовлетворены?
– Так точно, господин генерал! – Барон сел, но взгляд, брошенный им скорее всего непроизвольно, в сторону Бубнова, показал Чекменеву, что утечка информации все же произошла. Ладно, будем разбираться и с этим.
Другие вопросы были куда более практическими: влияют ли переходы из одного времени в другое на психику; сравнимо ли качество тамошнего оружия и нашего; действительно ли «покойники» договороспособны и на них «в случае чего» можно рассчитывать, как на союзников; можно ли наладить их продовольственное снабжение путем переправки на ту сторону живого скота или, на крайний случай, преступников, осужденных на смертную казнь?
Раз уж договорились действовать методом «мозгового штурма», даже и такой, в принципе, антигуманный вопрос не встретил этического осуждения, а лишь чисто практическое возражение, что «если даже и так, то преступников данной категории вряд ли хватит, разве только для удовлетворения потребностей самой верхушки того общества, которое предполагается создать и считать своим союзником». На что последовал столь же резонный контрвопрос: а что, в принципе, может произойти с «покойниками», получившими доступ к питанию живым «человеческим материалом»? Мысль, кстати, достаточно интересная и плодотворная. Ведь Тарханов с Ляховым ни разу не видели «покойника», которому удалось бы добраться до живого человека. Если только предположить, что кто-то из соратников чеченского сержанта попался им в лапы. Неужели они могли вернуться в наш мир, превратившись, скажем, в аналог легендарных вампиров и вурдалаков? А почему бы, кстати, и нет?
В общем, дискуссия начала забираться в такие дебри, что князь ее прекратил волевым решением:
– Достаточно, господа. Я думаю, мы должны поблагодарить наших товарищей за совершенный ими подвиг и столь заинтересовавшие нас всех сообщения и перейти в обеденный зал, где вы сможете продолжить обсуждение в приватной обстановке. Дальнейшую же разработку темы мы продолжим завтра. В соответствии с научными интересами и должностными обязанностями каждого из присутствующих.
А сейчас позвольте огласить Высочайший Рескрипт.
Князь вдруг подобрался, лицо его приобрело подобающую должности величественность.
– Данной мне властью Местоблюстителя Российского Императорского Престола и Великого князя полковники Тарханов и Ляхов награждаются орденами Святого Георгия третьей степени, со всеми вытекающими отсюда правами и преимуществами. Кроме того, полковник Тарханов возводится в потомственное дворянство Российской империи.
(Ляхов по отцу и так уже был потомственным дворянином, как и Майя. Следует отметить, что ранее вполне номинальная принадлежность к дворянству в перспективе восстановления самодержавия и принципа сословной демократии в полном объеме сулила немалые блага и льготы.)
А князь продолжал оглашать свой Рескрипт, словно держал перед глазами написанный витиеватым, но каллиграфически разборчивым писарским почерком текст. На самом же деле Олег Константинович импровизировал, только после доклада и личного знакомства с героями определив степень заслуг каждого и меру воздаяния.
– Оба названных полковника причисляются к Свите Нашего Императорского Высочества в качестве флигель-адъютантов. В потомственное дворянское достоинство возводится также Тарханова (в девичестве Любченко) Татьяна Юрьевна, со всеми своими прямыми восходящими и нисходящими родственниками. (То есть дворянами вдруг становились и ее родители, братья и сестры, если таковые имелись, а также и дети, законные и внебрачные.) Тарханова Татьяна Юрьевна и Бельская Майя Васильевна награждаются орденами Святого Георгия четвертой степени с возведением их в титул Кавалерственных дам, а также причислением к Свите.
Олег Константинович словно бы мысленно захлопнул сафьяновую папку с Рескриптом и перешел на обычный тон:
– На этом пока все, господа. Прочие причастные к делу лица будут награждены в общепринятом порядке. Проходите в зал и ни в чем себе не отказывайте.
Это тоже был стиль Великого князя. В какой-то момент его величие исчезало так же непринужденно, как в нужное время опять возникало, и он превращался в совершенно ординарного участника общего застолья. Те, кто служил в одном с ним полку (хотя бы сроки службы разделялись десятилетиями), могли традиционно обращаться на «ты», прочие – по имени-отчеству.
На длинный общий стол была выставлена старинная серебряная посуда (поскольку Ставка считалась «на походе»), места гостей обозначены табличками, вместо алфавитных водок подавались исключительно тонкие вина из крымских погребов.