Любому военачальнику, политику, а тем более лицу, де-юре или де-факто объединяющему в себе обе эти функции, жизненно необходимо владение достоверной и полной информацией о происходящем в стране и за ее пределами. Желательно – в режиме реального времени. К сожалению, одних и, к счастью, других, обычно это невозможно.
Информация имеет объективное свойство запаздывать. Хуже того – искажаться, вольно или невольно, на этапах обработки и продвижения по инстанциям. И уже на предпоследнем этапе она оказывается в полной власти людей, имеющих право и возможность решать, какие именно материалы необходимы и достаточны первому лицу. То есть, по большому счету, лидер далеко не всегда может быть уверен, что принимает судьбоносное решение с истинным знанием дела.
Вот это и мучило сейчас премьер-министра Российской державы и одновременно, в случае введения военного положения, Верховного главнокомандующего. Следует ли уже объявлять о принятии на себя исполнения означенной должности и создании Ставки Главковерха или подождать еще немного?
Россия с очевидностью втягивалась в войну (или ее туда втягивали некие силы, природа которых Каверзневу до сих пор так и не была ясна). А будущий народный вождь никак не мог понять, какие именно действия следует предпринять немедленно, чтобы этой войны в последний момент избежать. Или же, согласившись с неизбежным, выиграть кампанию молниеносно и с минимальными жертвами.
Да и что прикажете делать, если, по сообщениям Разведуправления Генштаба, варшавский гарнизон, застигнутый действиями повстанцев врасплох, единой боевой силы более не представляет. Несколько достаточно крупных, компактно расположенных подразделений и частей способны хотя бы удерживать собственные военные городки. Держится в громадных каменных корпусах на окраине города Константиновское артиллерийское училище с двумя тысячами юнкеров и офицеров. Но слишком много военнослужащих всех рангов, от рядовых до полковников, погибло в первый день восстания, в индивидуальном порядке и группами пробилось на восток только с легким стрелковым оружием, а то и без него, просто пропало без вести.
Еще около трех дивизий отдельными полками и батальонами разбросаны по всей территории Привислянского края и использованы для подавления мятежа быть не могут по простой, как апельсин, причине – они намертво привязаны к местам расквартирования, представляющим собой по преимуществу склады и базы хранения военной техники.
Выведи войска в поле (куда, против кого?), и нет гарантии, что десятки тысяч единиц танков, бронетранспортеров, артиллерийских орудий и автомобилей, миллионы патронов и снарядов не будут захвачены инсургентами, ждущими именно этого опрометчивого шага русских.
Каверзнев был признанно талантливым политиком, ярким оратором, почти трибуном. Много лет в меру успешно руководил правительством и государством и в военных вопросах понимал достаточно, на своем, естественно, уровне. Непосредственно командовать дивизиями и корпусами от него не требовалось, те времена прошли, а вот ставить генералам грамотные и достижимые стратегические задачи – непременно.
В данный же момент Владимир Дмитриевич осознавал, что вот этого как раз он сделать не может. Если, конечно, не ограничиться тем, чтобы вызвать начальника Генштаба генерала Хлебникова, ткнуть пальцем в карту и приказать: «Окружить, уничтожить, разоружить и доложить! А как вы это будете делать – меня не касается». Были уже такие правители, руководили подобным образом, но конец их (и возглавляемых ими стран) обычно оказывался печальным.
Телефонные консультации с главами Германии, Франции и Великобритании успокоения не принесли.
Никто из них, разумеется, о поддержке мятежников не заявил, но тональность разговоров была примерно одинаковой (заранее сговорились, сволочи!) – «Прискорбные события в Варшаве и Привислянском крае, безусловно, являются внутренним делом Российской державы, и члены Союза будут всячески приветствовать скорейшее восстановление законности и порядка. Вместе с тем никак нельзя оправдывать чрезмерное применение силы, полностью игнорируя такие-то и такие-то пункты международных соглашений о праве наций на самоопределение вплоть до отделения, разумеется, с соблюдением всех предусмотренных процедур. С этой целью Тихо-Атлантическое сообщество готово оказать помощь и содействие при проведении консультаций и переговоров между всеми участниками конфликта (это ж надо – „конфликта“! Посмотреть, о каком „конфликте“ пошла бы речь, начнись у них полномасштабные восстания сторонников отделения Шотландии, Эльзаса с Лотарингией или Бургундии!).
Кроме того, Устав Союза не предусматривает участие его членов в разрешении политических кризисов на территории суверенных государств до тех пор, пока указанные кризисы не представляют прямой угрозы самому существованию Союза и реализации установленных его Уставом задач».
Из всего этого с очевидностью следовало, что утихомиривать бунтовщиков авторитетом и силой международного сообщества никто не собирается, а вот применить санкции против России и при первой же возможности признать независимость Польши обещано со всей допустимой в дипломатии осторожностью и прямотой.
Положив трубку, Каверзнев остался сидеть перед телефоном «горячей линии», непроизвольно дергая щекой и почти смакуя охватившие его горечь, раздражение и унизительное чувство человека, вынужденного утереться в ответ на изысканное публичное оскорбление.
Зря он, конечно, предварительно не обсудил эти переговоры с Великим князем. А может быть, как раз правильно сделал.
Впрочем, определенные плюсы есть даже и в этой ситуации. Крайне облегчается принятие окончательного решения. Мосты, считай, сожжены. Продолжать руководить Россией при таком раскладе – значит выкопать себе политическую (а то и реальную) могилу практически при любом исходе. Что сдать партию полякам и «союзникам», что железной рукой привести край к покорности – в любом случае это значит влипнуть в мировую историю либо «предателем», либо «палачом». Нет ни малейших оснований продолжать цепляться за власть.
С другой стороны… Сколько уже времени сверлит мозг и душу последний разговор с Великим князем. Когда тот сделал совершенно неожиданное, в нормальных обстоятельствах даже невозможное предложение. Ему, законно избранному главе Великой державы!
Взять и вот просто так сложить с себя полномочия! Минуя все предусмотренные законом процедуры. А всю полноту власти передать Местоблюстителю, который немедленно объявит себя не кем иным, как «Олегом первым, Божьей поспешествующей милостью Императором и Самодержцем Всероссийским, Московским, Киевским, Владимирским, Новгородским; Царем Казанским, Царем Астраханским, Царем Польским, Царем Сибирским, Царем Херсонеса Таврического, Царем Грузинским и иных земель Наследным Государем и Обладателем, и прочая, и прочая, и прочая…».
Абсурд на первый взгляд в наши-то дни, в начале третьего тысячелетия. Но это на первый, а на второй и следующие?
Конституция ведь такого поворота событий отнюдь не исключает, а в некотором смысле даже и предусматривает. Что настанет вдруг какой-то «России смутный год», и потребуется для ее спасения восстановить монархию, на время или навсегда, и одновременно появится человек, правом, обычаем и собственной волей достойный возродить и унаследовать этот титул. И он его возьмет и на себя возложит. Как бы там ни сопротивлялись некоторые свободомыслящие граждане, с таким поворотом событий не согласные.
Казалось бы, кому, как не ему, премьеру и лидеру одной из крупнейших партий, прославившей себя в былые времена беспощадной борьбой против самодержавия, возглавить сопротивление поползновениям узурпатора во имя демократии и выстраданных в вековой борьбе прав и свобод?
А чем сопротивляться? Силой? Вооруженной или идейной? Ну пусть кто-нибудь предложит, где взять эту силу и эту идею! Ему же, премьер-министру одной из сильнейших мировых держав, нечего противопоставить силе, только что о себе заявившей. Парадоксально, но факт.
Тем более что «польский инцидент» – это только начало. Дашь хоть немного слабины, могут вспыхнуть Закавказье и Туркестан, возопят о независимости всяческие в прошлом суверенные, целиком или частично, ханства, бекства, эмираты и шамхальства[7]. Воспрянут сепаратисты Карса, Ардагана, Ванского пашалыка. В сотнях мест затрещат китайская, корейская, персидская границы. У всех есть исторические обиды и территориальные претензии.
При таком раскладе Каверзнев на белом коне себя не видел!
На прошлой встрече, когда в полный рост встал вопрос о передаче власти (вроде бы совсем недавно), выждав необходимую паузу, показавшую, что ход мыслей собеседника ему понятен, князь улыбнулся самой располагающей из своих улыбок и сообщил, что, если прийти к доброму между ними согласию, он, Владимир Каверзнев, избавлен будет от мучительных сомнений и непосильной ноши. И выиграет неизмеримо больше того, что имеет сейчас.
«Нет-нет, только не воображайте, что я собираюсь вас каким-то образом подкупить! Я исключительно в возвышенном смысле. Как политик и Гражданин, вы, несомненно, более всего озабочены процветанием Отечества и в то же время – реализацией собственной партийной программы, направленной к той же цели. Читал, знаю.
Так вот, приняв мое предложение, вы разом достигаете и того, и другого. А поскольку мы с вами одновременно люди служивые, то вопросы карьерного роста не волновать нас не могут. Петр Великий, как известно, ввел чины и награды именно для того, чтобы дать каждому подданному возможность не только преданно служить Государю и Отечеству, но и получать за службу явное и всем очевидное ознаменование степени ее успешности. Вот и вы станете при Монархе, кем сами захотите.
Великим визирем, или лордом-протектором, председателем Боярской Думы, Всероссийского Собора, несменяемым Канцлером! Не суть важно. Придумайте себе любую должность и ее наименование, и я словом своим, честью своей поручусь, что так оно и будет. Никакого умаления своих интересов и прав вы не понесете, а возможности самореализации возрастут несравненно!
И наследственные уделы вы получите, и потомки ваши будут носить достойные титулы, и до века сидеть на почетном месте по правую руку от Императоров Всероссийских…
Князь, слегка архаизируя свою речь, одновременно старался, чтобы слова его звучали значительно и серьезно и чтобы собеседнику ясна была легкая ирония. Но не в личный адрес собеседника, а по поводу ситуации, как таковой.
– Есть же разница – избранный волею охлоса[8] премьер, который сегодня на коне, а завтра, коль на выборах не задалось, снова в присяжные поверенные подавайся? Или же – пожизненный Канцлер с мундиром и потомственный ближний боярин Государя?
Каверзневу хватило здравомыслия, чтобы удержаться от того, что требовали его личная порядочность и политическая роль. Много ли толку биться лбом в стену, делая при этом значительное лицо? Мы конечно, гордые, а все равно бедные.
– Хорошо, Ваше Императорское Высочество, – спокойно ответил он. – А каким образом наше «сердечное соглашение» может быть юридически оформлено? Чтобы завтра, или через десять лет не случилось так, как уже многократно случалось в истории?
Ответ у Олега Константиновича был готов.
– Единственно – Поместным и Земским Соборами. Соберутся они с согласия Думы и при моих гарантиях. Там все и утвердим. В том числе и Жалованную Грамоту.
Я в ней изложу все, о чем мы с вами договорились касательно статуса вас и ваших потомков на весь период правления Династии. Естественно, минуя некоторые штрихи и детали, но всему остальному будут приданы гарантии конституционного уровня. Мы же с вами цивилизованные люди, люди чести. Двадцать первый век на дворе. Утвердим, подпишем, Государственный Совет своим рескриптом гарантирует, Конституционный Суд предусмотрит санкции за нарушение условий, Патриарх и иные первосвященники благословят, о чем еще речь?
Да, действительно, сомневаться Каверзневу было не в чем. Таким образом оформленное соглашение желаемые гарантии обеспечивало. Правда, оставались и еще кое-какие тонкости.
– А как, простите за любопытство, Ваше Высочество, вы думаете обеспечить такую вот передачу власти? Как это будет выглядеть со стороны и что должен, на ваш взгляд, сделать лично я в ближайшее время?
– Не надо вам ничего делать, Владимир Дмитриевич. Делайте исключительно то, что делали всю вашу предыдущую службу на этом посту. Лучше, если бы вы немедленно забыли вообще о нашем разговоре. Ну, встретились, ну, посидели, водки выпили. И разошлись.
Оставайтесь самим собой. Даже можете на сегодняшнем Госсовете проявить особую агрессивность в моем отношении, в рамках своей партийной программы. Я, в свою очередь, тоже в долгу не останусь. Изложу кое-что из того, что вам уже сказал, в специальной редакции, для общего употребления пригодной. Поспорим, поругаемся, да и разойдемся. Заодно расклад ваших и моих сторонников в Госсовете узнаем. Спешить-то нам особенно некуда, это историческое время не терпит, а обычное – пока еще вполне.
Пресса пусть по поводу текущего момента и наших разногласий пошумит. Запросы парламентские пойдут. Запад как-то отреагирует на экстремистскую позицию лишенного реальной власти и тешащегося безответной болтовней регента. Да и стихнет все помаленьку.
Там, глядишь, кризис какой-нибудь правительственный сам собой назреет. Кабинет в отставку подаст, а то вдруг повод и Думу распустить появится. Вот тогда…
А пока время есть, вы, конечно, набросайте полный список вопросов, которые нам следует решить. И людей, лично вам полезных, припомните, их ведь тоже устроить и обласкать нужно будет. Всегда, знаете, неприятно, когда между партнерами в серьезном деле вдруг всплывают непроясненные проблемы…
Каверзнев на самом деле вообразил тогда, что времени у них предостаточно, что соглашение действительно не требует немедленных действий, а в процессе их с князем дальнейшего неформального общения могут сами собой открыться какие-то новые «окна возможностей».
Главное же – он надеялся, что их с князем «антанте кордиаль»[9] обеспечит на обозримый период общеполитическую стабильность в стране и обществе. На фоне неблагоприятных тенденций, обозначившихся во внешнем мире, это было крайне важно независимо от личных интересов премьера.
А оно вот как обернулось. Знал ли сам Олег Константинович о подобном развитии событий? Или просто в очередной раз проявил свое необыкновенное политическое чутье? Инстинкт прирожденного правителя, воина и расчетливого игрока в покер?
Вопрос интересный, но сейчас – неактуальный. Сейчас нужно звонить, или, лучше – просить о немедленной приватной встрече, на которой обсудить текущую обстановку и договориться о сиюминутных практических действиях.
Великий князь, как показалось Каверзневу, ждал его звонка. По крайней мере, трубку взял почти немедленно, и нимало не удивился предложению обсудить текущий момент.
– Совершенно с вами согласен. И советую вылетать немедленно. Никого, кроме ближайшего окружения, не ставя в известность. Совершенно, между прочим, случайно, сейчас в Петрограде находится офицер моей свиты с личным самолетом. Если вы готовы морально, я прикажу ему задержаться. Думаю, трех часов вам будет достаточно.
Такая спешка для главы государства как минимум несолидна, но ведь, с другой стороны, и события творятся неординарные. Какой ответственный и решительный политический деятель в подобных случаях проявил бы преступную нерешительность и глупую фанаберию[10], больше заботясь о пунктах протокола, нежели о пользе дела?
– Я согласен, передайте, пусть прогревают моторы.
– Вот и твой Рубикон, Владимир Дмитриевич, – вслух произнес Каверзнев, одновременно резко встряхивая серебряный колокольчик, стоявший у письменного прибора. Камердинер появился почти одновременно с последним затихающим звуком.
– …Таким вот, значит, образом обстоят дела, – подвел итог Олег Константинович, заканчивая излагать обстановку по карте Польши и подробному плану города Варшавы. – Пехота внутренних округов на данный момент к походу за Сан и Вислу совершенно не готова. Гвардейским дивизиям на переброску и боевое развертывание, при всем моем желании, требуется еще не менее недели. Да и потом придется действовать крайне осмотрительно, если мы не хотим положить лучшие кадры в бестолковых уличных стычках.
Бессмысленная гибель Гвардии в мазурской мясорубке пятнадцатого года привела Россию к катастрофе восемнадцатого. Всякое дело приносит успех, любил говаривать Петр, будучи надлежащим образом соображено. Чем мы сейчас и занимаемся. И будьте уверены, как только мне доложат, что рекогносцировка завершена и войска полностью готовы, промедления не будет. Это о военной составляющей нашего вопроса. Что же касается политической… Я, помнится, не так давно вам говорил, что Запад нас предаст непременно, а вы возражали, что представить себе не можете, как именно, а главное – зачем это может быть сделано. Тогда тема развития не получила, не было у меня настроения и времени на праздное теоретизирование.
– А сейчас оно появилось? – не сдержал сарказма премьер.
– Вот именно. Временем мы с вами располагаем, поскольку настоящее дело делают другие, мы же, приняв руководящее решение и отдав все необходимые распоряжения, обречены ждать, какие результаты из сего воспоследствуют. А заодно можем и порассуждать о причинах и следствиях…
– О королях и капусте[11], – вставил Каверзнев. Он не то хотел сострить, не то проявить эрудицию, а вернее всего – просто удержаться на равных в беседе с человеком, перед которым капитулировал в основном и главном.
Князь и поддержал предложенную тональность, и одной фразой сумел указать на истинный расклад сил.
– Об этом тоже можно. К примеру, я распоряжусь, чтобы к ужину приготовили цветную капусту и голубцы. Заодно обсудим сравнительные достоинства этих продуктов…
Но шутки шутками, а ситуация все же требовала серьезного обсуждения.
– Ваш идеализм меня временами в подлинном смысле удивляет, – доверительным тоном сообщил Олег Константинович, – хотя на самом деле все должно быть наоборот. Идеализмом следует страдать мне, а вам – демонстрировать холодный прагматизм и понимание сути процессов, в которых приходится жить и принимать решения.
А может быть, так и должно быть. У меня есть время размышлять, сравнивать прошлое и настоящее, будучи свободным от необходимости немедленно реагировать на происходящее, тем более конкретно отвечать за последствия своих поступков перед избирателями и нацией. Вы спрашиваете (хотя сейчас Каверзнев как раз ни о чем не спрашивал) – зачем Западу затевать столь глупые и никчемные игры? Да потому, что его руководителям, таким же профессиональным политикам, как вы, просто ничего иного не остается.
На самом же деле политика – это не то, чем по необходимости принято заниматься, получив мандат народного доверия на очередные четыре года. Это – инструмент достижения высших, по отношению к партийным программам, целей, а также оптимальный способ ответить на вызовы времени и истории.
Вот, казалось бы, достигнуто идеальное устройство мира. Полтора миллиарда человек пользуются благополучием и всеми возможными преимуществами мира и цивилизации. Россия – равный член сообщества, вносящий свой вклад в общее дело и, казалось бы, никому не мешающий и ни на что особенное не претендующий. Так думаем мы с вами и огромное большинство обывателей Европы и Америки.
Но поставьте себя на место ваших недавних собеседников, руководителей сильнейших европейских держав. Они что, по-вашему, в глубине души согласны признать, будто их единственной ролью и задачей является должность этаких наемных муниципальных чиновников? Следить за сбором налогов, исполнением бюджета и время от времени выходить на выборы, чтобы убедить избирателей в своей способности делать то же самое следующие четыре или семь лет лучше своих оппонентов? Разумеется, нет. Они хотят участвовать в решении судеб мира, еще лучше – их предписывать и направлять. А кто им такое позволит в условиях семидесятилетней стабильности и унылой закоснелости международных договоров и парламентских процедур?
Тут мы им – единственный свет в окошке. Поскольку продолжаем считаться державой в достаточной степени варварской, хотя и союзной. Вспомните историю. Что, Россия в середине ХIХ века чем-нибудь угрожала Европе? Помогла избавиться от Наполеона, честно исполняла свои обязанности по Священному Союзу, держала в согласованных рамках Турцию, отнюдь не предпринимала на карте мира чего-то такого, чего другие не делали. Даже не лезла в африканские и американские дела, ограничиваясь приведением к покорности хищников Средней Азии.
Однако же…
Какова была, по-вашему, причина Крымской войны? Яростной истерики всего «Европейского концерта» по поводу подавления Венгерского и Польского восстаний (при том, что сделано это было по униженной просьбе Франца Иосифа Австрийского)? Берлинского конгресса, лишившего Россию плодов победы в Турецкой войне 1877 – 1878 годов? Явной и тайной поддержки Японии в спровоцированной, да вдобавок направленной против всей белой цивилизации, войне?
Причина одна-единственная – любой ценой, пусть в ущерб собственным долгосрочным политическим и экономическим интересам, не допустить естественного развития России, которое в определенный момент просто не оставило бы всем прочим «соконтинентникам», если можно так выразиться, шансов на реализацию хоть какой-нибудь «политики».
У меня, к слову сказать, на столе под стеклом всегда лежит табличка с цитатой из Пальмерстона: «Как тяжело жить на свете, когда с Россией никто не воюет!»
Совершенно то же самое пальмерстоны и всякие пуанкаре делали бы и в отношении САСШ, если бы имели к тому технические возможности. Но их просто нет по чисто географической причине, и наши европейские соседи сразу после войны Севера против Юга (в которой, кстати, Россия Александра Второго со всей определенностью не допустила вмешательства Англии на стороне Юга) дружно сделали вид, что все происходящее по ту сторону Атлантики их просто не касается.
– Но сегодня же не то время… – попытался возразить Каверзнев. Что удивительно – все приведенные князем факты он великолепно знал, только выстраивались и трактовались они им совершенно иным образом. Словно бы то, что было – предания давно забытых феодально-буржуазных противоречий эпохи последнего передела мира, борьба передовых европейских демократий против тупого и грубого самодержавного режима, может быть, даже добросовестные заблуждения лучших умов эпохи. Как, например, искренняя поддержка Марксом и Энгельсом англо-франко-турецкой агрессии против дикой России, вся вина которой была лишь в том, что она осмелилась защищать права христиан в Турции и начала осваивать собственное дальневосточное побережье. Но с тех-то пор прошла целая эпоха, и о какой генетической вражде может идти речь? Друзья демократии – по одну сторону, враги – по другую, а уж между своими – какие же счеты?
– Те самые, любезнейший Владимир Дмитриевич, те самые. Времена всегда одни и те же, только декорации иногда меняются в соответствии с изысками режиссера. Вот решим мы, с Божьей помощью, все текущие и насущные вопросы, глядишь, и появится у нас свободное время. Чтобы удалиться под сень струй, предоставив текущие дела преданным и ответственным администраторам, и перечитать многие страницы истории, без гнева и пристрастия. Тогда, возможно, обретем истинное понимание вещей незамутненным повседневностью взглядом.
– Наподобие древнего Китая мечтаете порядки установить? – в очередной раз съязвил Каверзнев.
– Чем же плохо? Прогресс, как я уже имел случай заявить, вещь сама по себе вреднейшая. Заставляющая людей бессмысленно суетиться, столь же бессмысленно расточать невосполнимые ресурсы, и ничего не прибавляющая к смыслу жизни. Чем, скажите, даже нам с вами, владыкам, без ложной скромности, шестой части света, сейчас живется лучше, чем, ну не в восемнадцатом, конечно, веке, а в первой трети двадцатого? Многократно пытался найти преимущества, но не вижу. Ни в едином пункте…
– Да вот хотя бы тем, что за сорок минут я на встречу к вам прилетел, а мог бы полсуток в вагоне трястись. И информацию о событиях в любой точке мира получаем через пять минут, а не через день или неделю.
– И много ли вам с того радости? В поезде ведь ехать – одно удовольствие. Откушали бы ужин за приятной беседой, в окно посмотрели, поспали в салон-вагоне на мягком диване и хрустящих простынях, да и добрались куда потребно.
Вот поезд – это действительно прогресс, по сравнению с телегой или каретой. Самолет – явление избыточное.
Да и в нашей, управленческой сфере? Сейчас получили по телефону или факсу сообщение, немедленно и отреагировать надо. А там прочитал шедшее две недели, а то и два месяца, письмо, пару суток подумал, посоветовался с кем надо, написал, поправил, перебелил, отправил, зная, что месяц туда – месяц сюда, почти никакой разницы. Снабженные общими инструкциями исполнители на местах приучены принимать оптимальные решения, исходя из обстановки. Правителю достаточно было умения подбирать людей и ставить общую задачу, исходя из государственных интересов. Проблема повседневного непосредственного руководства перед ним не стояла.
Нет, поверьте мне, Владимир Дмитриевич, те времена перед нашими многие преимущества имеют…
Беседа, хоть и светская, Каверзневу начинала надоедать. Скорее всего потому, что роли собеседников были неравны. Ну как представить настроения и ход мыслей короля Генриха IV, явившегося на покаяние и капитуляцию к папе Григорию VII в Каноссу. Весело было первому выслушивать самые благодушные излияния второго?
– Давайте подводить итоги, Ваше Императорское Высочество, – несколько раздраженно сказал премьер, – перед тем, как перейдем к капусте.
– Давайте, – охотно согласился князь. – Чтобы, по словам персонажа одной бульварной книжечки, не размазывать манную кашу по чистому столу, правильно будет, я думаю, в проект мысленного варианта меморандума, который наверняка сейчас составляете и вы, и я, записать нечто вроде нижеследующего: «Обсудив при личной встрече события, имеющие место быть в одной из территорий Государства Российского, оценив происходящую от них угрозу самому государственному устройству, приняв во внимание позицию союзников по Тихо-Атлантическому союзу, взвесив юридические и нравственные основания и последствия принимаемых решений, высокие договаривающиеся стороны предположили…
Князь помолчал пару секунд, ожидая, не добавит ли к его словам премьер что-нибудь существенное, не дождался и продолжил:
– …предположили, что в сложившихся обстоятельствах премьер-министр и Верховный главнокомандующий Российской армией и флотом В.Д. Каверзнев, основываясь на таких-то и таких-то пунктах Конституции и соответствующих подзаконных актов, считает необходимым вверить непосредственное руководство армией и флотом ныне занимающему должность Местоблюстителя Российского престола гражданину Романову О.К. С передачей означенному гражданину всех вытекающих из данного назначения обязанностей, прав и дисциплинарных функций. Что подтверждается постановлением Правительства № такой-то от такого-то числа октября месяца сего, 2005 года. Прочие обязанности главы государства, а также и иные, вытекающие из условий Чрезвычайного положения, оставляю за собой. Дата, подпись. Имеете что-нибудь возразить?
Возразить особенно было нечего. Кроме того, что текст нуждается в профессиональной редактуре. Так это и так подразумевалось.
– А как насчет остальных наших договоренностей? – будто между прочим, осведомился Каверзнев.
– А с остальным не вижу смысла спешить. Ну, давайте пока посадим особо доверенных людей, поручим им детально прописать сценарий полной передачи власти, разработать процедуру, подготовить проекты оформляющих все это указов, постановлений и рескриптов. На все про все отведем месяц. За это время, надеюсь, со смутой будет покончено, и на волне народного ликования все пролетит, как шайба по льду.
Тем более сейчас ваше положение остается куда более выигрышным. Всю грязную работу сделаю я и мои люди, а вы будете отговариваться от мирового сообщества тем, что в условиях фактической военной диктатуры (по образцу древнеримской, вплоть до восстановления законности и порядка) не имеете возможности вмешиваться в решение оперативных вопросов. Соответственно – ничего не решаете и ни за что не отвечаете.
Я же, в случае чего, за свои действия сам и отвечу. В основном – перед Богом и историей. Я – особа августейшая, мне на мнение всех этих адвокатишек, что местных, что иностранных – плюнуть и растереть…
Князь хотел сказать что-то еще в этом же духе, но его прервал мелодичный гудок внутридворцовой связи.
– Слушаю. Что ты говоришь? Вернулись? Ну, поздравляю. Умеешь, когда захочешь! – Князь, не скрывая удовольствия от полученного известия, благосклонно хохотнул. – Тогда, значит, все меняется….
Покосился на насторожившего слух Каверзнева.
«А что нам скрывать, – подумал Олег Константинович, только что хотевший было перейти для завершения разговора с Чекменевым в соседний кабинет. – Мы же с ним теперь союзники и соучастники».
– Пока не выслушаем подробнейший доклад, широкую рекогносцировку – отменить. Мало ли, как повернется. Да, это все. Ограничьтесь чисто поисковыми операциями. А с полковниками я встречусь лично. Да сегодня же. По обычной схеме. Я перезвоню.
Положил трубку, повернулся к премьеру:
– Ничего особенного. Вернулась из глубокого тыла группа разведчиков. Вот пока не разберемся с доставленными сведениями, оценим, обсудим, я решил подержать оперативную паузу. В Варшаве боевые действия приостановить. На сутки, двое. Заодно и сил поднакопим, в намерениях неприятеля поглубже разберемся. Выясним, до какой последней черты готовы дойти наши союзнички … Что же касается ужина, к моему глубочайшему сожалению, придется перенести на более позднее время. Скажем, на ноль часов ноль-ноль минут.
Эта даже символично получается. Начнем с нуля!