Мы покинули столовую и двигались по замку, минуя многочисленные, сменяющие друг друга просторные залы. Молча, не говоря друг другу ни слова, мы просто шли в обволакивающей продолжительной тишине, прерывающейся лишь скрипом паркета от наших шагов, хлопаньем маленьких белых крыльев и дыханиями: моего, Кинельгана, Яна и костомах, наводняющих коридоры.
Минуя зеркала, из отражения которых перед ужином вынырнула Барбара, напугав меня, я отметила, что теперь даже не съежилась, твердо осознавая, что мне уже ничто не угрожает. Да и на страх у меня не осталось сил.
Не слишком проворно переставляя ноги, я плелась за Яном. От физического изнурения, внезапно нахлынувшего на меня, просто не могла идти быстрее. На ум пришло, что скорее всего, мне удалось поспать лишь несколько часов и потому бодрость, которую я ощутила при пробуждении, так быстро иссякла.
Внезапно почувствовался толчок – пол под ногами покачнулся, словно замок настигло землетрясение. На несколько секунд у меня закружилась голова. Я ни то запуталась в полах платья, ни то споткнулась о ковер и чуть подалась вперед всем телом – рука Яна резко подхватила меня, поддерживая и помогая восстановить равновесие.
– Чем дольше ты пребываешь в нави, – сказал он, – тем сильнее тебе будет становиться хуже. Это место не для людей – оно поглощает резервы твоего организма.
Он коснулся моей ладони и уже не отпускал ее, и теперь наши плечи дотрагивались друг до друга, а пальцы переплетались. Подобная близость с ним стала для меня привычной за столько лет, и я не спешила отстраниться. Драконье тепло, исходящее от его кожи, окутывало меня, словно невидимое облако. Чувство спокойствия и уверенности разливалось по телу.
Вскоре мы очутились в месте, похожем на рабочий кабинет. В нем была приоткрыта дверь в соседнее помещение, напоминающее бывшие покои князя. Ян медленно подвел меня к темно-коричневому дивану, и пальцы дракона отпустили мои. Он велел присесть на старинную кожаную мебель, а сам замер напротив, стоя впритык, возвышаясь скалой, упершись взглядом в мое лицо.
Мы по-прежнему молчали. Я с любопытством смотрела на него снизу вверх. Точно не знала, зачем он меня сюда привел и не понимала, что выражают его глаза. Замечала только то, что его внимание привлекла моя царапина, протянутая красной воспаленной нитью по всей левой скуле. Иногда я забывала о ее наличии, иногда вспоминала, когда та начинала пульсировать, как сейчас. Когда Ян протянул ладонь и коснулся моей щеки, я вздрогнула от волны новой несильной боли.
Сощурив глаза, он нахмурился; его вид был немного сердитым.
Позади его спины вдруг послышался скрежет – Кинли взобрался на письменный стол и, поддевая носом оставленные там книги, принялся перемещать их, видимо, намереваясь, сбросить на пол.
Когда я снова перевела взгляд на Яна, то заметила, что он рассматривал мою шею. Оторвав указательный палец от царапины, он почти невесомо, едва касаясь кожи повел им словно по дорожке вниз, к подбородку. Затем его прикосновение принялось спускаться на шею и плавно скользнуло под волосы, отбросив их в сторону. И я догадалась, что там, похоже, проявился еще один из синяков. Вероятно его очертания выходили за пределы шеи, потому что Ян одним точным движением спустил рукав платья с моего левого плеча, обнажив его. Я ощутила холод на оголенном месте, где только что была одежда.
Кабинет наполнился внезапным грохотом – одна из книг, не без помощи Кинли, рухнула со стола.
– Я должен был позаботиться об этом раньше, – вымолвил он. – Я все время упускаю из внимания, какая ты хрупкая.
В ту же секунду он резко отпрянул и направился к письменному столу. Оставив нетронутыми разбросанные там моим питомцем в небрежности книги и свитки, он что-то поискал в ящиках стола и вернулся ко мне, принеся с собой две стеклянные баночки с прозрачной жидкостью внутри.
Я продолжала все так же сидеть на диване; величественно возвышаясь надо мной, он протянул мне обе небольшие емкости. Следуя его указаниям, я поднесла к губам сперва одну, затем другую, делая всего по глотку содержимого, напоминающего обычную воду.
Затем Ян окунул в нее кончики пальцев и окропил ею мою кожу над корсетом и едва слышимым шепотом нечто произнес, несколько непонятных мне фраз на праславянском, и в его глазах мелькнуло свечение ультрамариновой драконьей магии. Это напомнило мне кое-что: момент, когда у быстро бегущего ручья он похожим образом снимал с меня заклятие Дивии и приводил в чувство с помощью живой и мертвой воды. Теперь боль исчезла, и я закрыла глаза, внимая облегчению. Я знала, что когда в следующий раз посмотрюсь в зеркало, то больше не найду в отражении ни царапин, ни синяков с ссадинами.
Не возвращая полупустые мензурки на место, Ян спрятал их в подобие кармана на камзоле и сделал характерный жест, призывающий меня подняться. Преодолевая двери, ведущие вглубь покоев, уставленных старинной мебелью, мы скоро очутились в узком коридоре, берущем начало прямо из спальни. Зажав в зубах один из свитков, перевязанный лентой, Кинли двигался за нами.
Зажигая будто одним усилием мысли драконий огонь в факелах, закрепленных на стенах, Ян освещал нам путь. В свою очередь Кинельган, выбросив добычу, проглатывал огонь позади нас, как только мы продвигались на пару шагов вперед.
В коридоре не было ни окон, ни других дверей. Обычный проход, длинный, ничем не примечательный и ничем не обставленный, кроме как странными статуями, стоящими в ряд вдоль правой стены – они были высотой в человеческий рост, отделанные золотом и украшенные переливающимися камнями, как мне думалось – драгоценными. Я насчитала более, чем с десяток изваяний, но сбилась в тот момент, когда у двери, располагающейся впереди, увидела пару костомах, лики которых проявились из полутьмы. Подобно стражникам они преграждали нам дальнейший путь.
Голые черепа, лишенные плоти, глубже закутывались в капюшоны по мере приближения Яна к ним. Посмотрев на них на пару секунд дольше, чем требовалось, я перевела взгляд на одну из статуй, с которой поравнялась. И неожиданно остановилась. Статуя заворожила меня, притянула мое внимание, подобно магниту, и я долго и внимательно разглядывала ее, пока не опомнилась. Кинли сел к ней на плечо и лизнул языком огня синие и зеленые драгоценные камни на отлитом золоте, напоминающие изумруды и сапфиры. Мое боковое зрение уловило проблеск света – в полумраке, за спинами костомах нечто рассеивало кромешную черноту. Там, сквозь приоткрытый дверной проем проглядывал нежно-лазурный цвет стен. К моему удивлению, мы подходили к моей спальне. Просто неким другим путем. Коридор был ничем иным, как потаенным проходом, скрытым в стенах замка, соединяющим две спальни.
Кинли шипел и скалил зубы, когда мы настигли мрачные фигуры костомах; я даже взяла его на руки, чтобы успокоить и быстрее провести мимо них. После того, как мы оказались в хорошо знакомой мне спальне, Ян плотно закрыл за нами дверь, а я мимолетно задумалась о том, присутствовали ли за ней костомахи и ранее, когда я спала здесь в прошлый раз. Неужели они все это время были так близко? Я просто надеялась, что Константин действительно контролировал их, и что они ни в коем случае не ослушаются его, поддавшись соблазну полакомиться человеческой энергией, которая была для них столь желанна и привлекательна, и не ворвутся в эту комнату, когда я останусь в ней одна.
По приходу я пересаживаю Кинли на кровать и он, переминаясь с лапы на лапу и взмахивая крыльями, начинает исследовать ее, подыскивая себе удобное место. Сама я присаживаюсь на край и оглядываюсь. Ян стоит у окна, его руки скрещены на груди, но поза расслаблена – он прислоняется спиной о косяк стены. Очертания повернутого ко мне силуэта подсвечиваются лунным светом, бьющим через стекло; ослепляющие ледяные лучи пробиваются сквозь волосы дракона, серебря их, придавая им неестественный цвет.
– Неважно выглядишь, – констатирует он.
Я не обижаюсь. Я знаю, что под моими глазами, скорее всего, сереют синяки. И взгляд не такой живой, как раньше; как и моя душа, он был в половину лишен былого свечения, если не полностью.
– Мне снятся кошмары, – отвечаю я.
Точнее не кошмары. А странные сумбурные видения, похожие на истину, которые порой страшили меня.
– Если ты плохо спишь, я могу подарить тебе немного хороших снов. Просто дай разрешение.
Помню, как он проник в мой разум в прошлый раз, когда мы очутились в его городской квартире. Помню, как он шагнул в чертоги моего разума и пропустил мои воспоминания сквозь фильтр по моей просьбе забрав то, от чего я хотела избавиться: от ужасающих картин гибели моей семьи. И я знала, что он может прямо сейчас раз и навсегда лишить меня кошмаров. Но в какой-то степени, я не хотела, чтобы он видел их. Ведь в них был он сам, пугающий и чужой. Там же были и мои тревоги и сомнения по поводу увиденного, хоть оно и не было правдой. Там же накапливались мои страхи относительно того, что теперь было очевидным: Ян некто другой – не тот, кого я знала ранее. И я не хотела поднимать эту тему. Не хотела переступать границы, вернуться обратно за которые уже не получится.
Я отрицательно качаю головой. Выдыхая громче и тяжелее, чем обычно, я с таким же трудом втягиваю в себя вязкий воздух и думаю о том, что мне лучше не концентрироваться на дыхании, иначе начну ощущать удушье. Развязывая тесемки шнуровки на корсете, я ослабляю его, намереваясь высвободиться от верхнего нарядного платья перед сном.
– Могу позвать Гая, если ты не хочешь, чтобы я был в твоей голове, – добавляет он, угадывая мои мысли.
Этим Ян невольно наталкивает меня на следующие не самые радужные воспоминания об усыпальнице вблизи кладбища, о Хоросе, превратившемся в неконтролируемый солнечный сгусток энергии, и о том, как два брата – Ян и Гай –проникают в глубины его мыслей, успокаивая пульсирующие прожекторы-лучи, заполонившие все вокруг, извергающиеся как вулкан. А затем появляется Дивия с волками, и Хороса забирают…
Снова мотая головой, поднимаясь на ноги, я продолжаю избавляться от сковывающего меня наряда. Слишком поздно я замечаю, как брови дракона слегка удивленно подпрыгивают вверх, и он отворачивается лицом к окну. Раскладывая помпезную юбку на близстоящих стульях, остаюсь в легких одеждах из непрозрачной ткани: белой, мягкой как облако. В таком виде возвращаюсь к кровати и ныряю под теплые покрывала. Задремавший Кинли распахивает бусинки-глаза и приподнимает голову.
– Усну сама, – обещаю я.
Дракон снова поворачивается ко мне, отрывается от стены и подступает к кровати.
– Могу побыть с тобой, а могу уйти, – говорит он, подразумевая вопрос.
Я прошу его ненадолго остаться. Когда он присаживается на кровать, протягиваю руку, и он моментально сжимает мою ладонь в своей.
– Ян, это что, исчезнувшие апостолы Радзивиллов? – тихо интересуюсь я. – Там, в коридоре…
Меня уже ничто не могло поразить. Перед глазами все еще стоял образ изваяния, затуманивший мой разум своим великолепием. Но легенда о них больше не казалась для меня чем-то необычайным.
– Да, – легко бросил он, словно его утвердительный ответ ничего особенного не значил.
– Но откуда? – проговорила я, зевнув. – Это вы их похитили?
Ян слабо усмехнулся.
– По всем преданиям драконы – хранители золота и драгоценных камней, ты же знаешь, – пояснил как ни в чем не бывало цмок. – Апостолы7 изначально были нашим подарком княжескому роду много лет назад. Лишившись своих владений, потомки династии попросили сберечь их собственность. Мы спрятали апостолов в укромном месте – здесь до них вряд ли кто-нибудь доберется.
Его усмешка превратилась в мягкую улыбку.
– В ближайшее время я собирался их вернуть, просто были причины оттягивать появление в нави.
После этих слов я нахмурилась. Признаюсь, тут я немного удивилась.
– Потомки княжеского рода? – повторила я. – Ты с ними знаком?
– Ну да, – пожал плечами он. – Много лет назад их предки были моими хорошими друзьями.
Интерес, который вызывал его рассказ, все равно не перебивал сонливость, утяжеляющую мои веки.
«Ян часто уезжал», – думала я. Я знала, что у него было много знакомых, много тех, с кем он проводил время. Он мог гостить у них, когда не говорил, где бывал.
«Много лет назад их предки были моими хорошими друзьями.»
«Много лет назад их предки…»
Сколько же веков прошло? Сколько поколений Ян застал? Рожден ли он задолго до появления самой династии и строительства замка? Нет, я не хотела знать, сколько ему лет. Не хотела. Это бы все изменило. Я не желала ничего менять, когда изменилось уже так много. Настолько много, что моей прежней жизни не существовало.
Интересно, сколько еще времени я смогу отрицать перемену в Яне? Точнее его истинную сущность, о которой случайно узнала?
– Но зачем вы воссоздали здесь их замок? Он вам дорог?
– Ну как тебе сказать. – Ян медленно перебирал мои пальцы. – Правильнее будет упомянуть, что замок в каком-то смысле им достался тоже от нас.
– Что? – протянула я.– Как?
– Вначале мы бывали в яви лишь изредка, и Валентина хотела иметь здесь, в нави нечто напоминающее ей человеческий мир. Так появилось это место. Когда мы уже стали появляться в яви чаще, нам хотелось, чтобы и там у нас было нечто похожее на наш дом. Мы как раз познакомились с князьями, они собиралась возводить поместье. Поскольку мы сдружились, я любезно показал им нашу крепость через свои мысли. И они построили такую же.
Натянув покрывало на подбородок, я мечтательно представила, какой была их встреча, как они ужинали за одним столом, какие из средневековых блюд стояли на столе, над какими шутками смеялись, бывал ли Ян на их балах, в каких платьях Валентина посещала их владения. Я мысленно переносилась в сказку, которая была соткана из древних преданий, которые для меня существовали лишь в виде сказаний и записей на страницах учебников и пыльных рукописей библиотек, а для Яна – были частью прошлого.
– Князья знали, что вы драконы?
– Да. И очень ценили нашу дружбу много веков. Благодаря одному из представителей их рода Валентина и обрела настолько сильную любовь к гуляниям. Впрочем, и мне он, был, довольно близким другом.
– А Барбара Радзивилл как оказалась здесь? В смысле, как вообще стала призраком…
Мой голос походил на шепот. Ян смерил меня пристальным взглядом, будто оценивая, насколько сильно меня клонило в сон и не отключусь ли я прямо посреди его рассказа. Я же постаралась распахнуть глаза как можно шире, желая услышать от него пару лишних слов, прежде, чем он оставит меня и вернется к своей семье в далекие отсюда залы.
– Нехорошая история, – произнес он, покачав головой. – Когда Барбара умерла столь молодой и красивой, король сходил с ума от горя. Он спрашивал меня, что можно сделать, просил перенести его в загробный мир. Конечно, я не поддался на уговоры. Об этом не могло идти и речи. Потом до меня дошли слухи от придворных, что он собирается вызвать ее дух и уже обратился к чернокнижнику.
Машинально вдохнув поглубже, словно желая проглотить слова, что он произнес, я вдруг ощутила и тот самый запах, хвои и дыма, исходивший от него и прежде, когда мы стояли в обнимку на балконе.
– Значит, легенда правдива?
– Да. Я предупредил короля, что подобные действия опасны. Проводил с ним бессчетное количество времени, убеждая отступить. Я не готов был загипнотизировать его, влезть в его разум, но он догадывался, что я ему помешаю каким-нибудь другим способом и притворился, что успокоился. Ему удалось усыпить мою бдительность. Конечно, у него ничего не вышло бы, если бы Барбара к этому времени уже отбыла в ирий или на новый круг рождения. Но она так и не прыгнула во тьму, сбежала и даже нашла озерницу, которая отвела ее сюда, в замок, аналогичный тому, что стоял в яви: она прекрасно знала о его существовании благодаря нам. Когда король вызывал ее дух – Барбара стала не просто призраком места, для нее создался беспрепятственный проход между мирами. Ситуация уникальнейшая. После этого случая мы перестали распространяться среди людей о том, что навь вообще существует. Да и о том, что мы цмоки тоже. Одна душа уже была загублена. Этого мы посчитали достаточным.
Печально выдохнув, я подтянула ноги к груди, почти свернувшись калачиком, подобно Кинли, который сопел рядом с подушкой, укрывшись перепончатыми крыльями. А я плотнее укуталась в одеяло.
– Но ведь Барбара все еще может нырнуть во тьму и переродиться?
– Да. Но она не хочет.
– И вы никак не можете ее заставить поступить так?
Ян наклонил голову вбок, на лице отразилось легкое недоумение.
– Решить за нее? Нет. Никогда. Точно не уверен, боится ли она, что прожила не слишком благую жизнь и что тьма отправит ее в пекло или она просто не хочет двигаться дальше – но я не тот, кто стал бы кого-то принуждать против воли. Никто из нас не таков. Ни я, ни Валентина, ни Константин.
На счет Валентины я была не уверена, ведь она уже пыталась командовать мной, но не хотелось говорить об этом Яну.
– Но Ян, табличка на входе и весь интерьер… Замок – почти точная копия того, что стоит в моем мире. Я имею в виду, что его ведь перестраивали и меняли обстановку, по-моему, не раз…
– Когда Валентине, можно сказать, запретили бывать в яви, сестра не ослушалась. Праздно живя в человеческом мире, она научилась веселиться и решила продолжить здесь. И перекроила это место по прообразу, чтобы оно напоминало ей об утерянном для нее. Я сам уже редко бывал здесь после этого. Слишком скоро я переселился в явь, порой думая, что навсегда.
Было больно слышать подобное. Я понимала, что он печалится от того, что не мог вернуться. Словно его лишили возможности. И он был своеобразным изгнанником из нави, как Велес из ирия. Для меня все еще оставалось загадкой из-за чего Ян сбежал отсюда. Но кое-какие подозрения у меня уже имелись.
– Кто запретил ей? Ваш отец? Смог?… – вопросила я.
Ян кивнул. Я не ждала, что он расскажет о причине, и он этого не сделал. Тогда я задала несколько иной вопрос мягким, ненавязчивым тоном, не зная, хочу ли получить ответ на самом деле.
– Кто твои родители, Ян? Какие они?
– Мы не общаемся, Ава, – коротко бросил он.
– Из-за них ты ушел из нави?
– Да. – Вдруг высвободив мою руку, чуть отстранившись и выпрямившись, он добавил: – Они мало что хорошего сделали за свою долгую бессмертную жизнь. Мать, конечно, помогла Константину получить истинное бессмертие, коего не было ни у одного другого существа во всех возможных мирах, но это тоже было не актом благородной доброй воли. Она просто искупала собственную вину, пусть и не за свой поступок, но за свое преступное бездействие.
Против моей воли, сонливость все-таки одолевала меня. Ни Ян, ни я сама не были готовы к продолжению столь драматичной темы. И чтобы освободить его от необходимости уклоняться от подробностей, я сознательно сменила ее на другую, зная, что с минуты на минуту грезы захватят меня.
– Значит, когда-то вы все вместе жили в яви? Валентина, Константин…
– Да, и такое случалось. Тогда мы были более дружны.
«Они и сейчас были дружны, – подумала я, – просто чересчур много поддевали друг друга. Между ними были довольна необычные братско-сестринские отношения. Что-то граничащее между любовью и ненавистью. Но любви было больше».
– Но почему вы так любите порубежный мир? Зачем вообще стали ходить туда?
Ян пожал плечами.
– Это неплохой мир, где никто ничего не знает о твоем прошлом. Где все можно начать с чистого листа.
«Вот и он пытался, – подумала я. – Пытался начать жизнь заново».
Зевнув еще раз, я ощутила, как моя голова почти утопает в подушке. Закрыв глаза, больше не видела Яна, но слышала, как зашуршала постель – на меня хлынула волна тепла от приближения дракона, и жаркие губы мягко коснулись моего лба. На прощание он тихо шепнул, чтобы я как следует отдохнула и подоткнул кончик покрывала к моей шее. Затем отстранился, встал с кровати, и его шаги начали удаляться.
Я знала, что коридоры, расположенные за стенами покоев, были наводнены костомахами, жаждущими в пучинах своих черных душ в тайне полакомиться моей энергией. Но к этой секунде я была лишена возможности бояться. И быстро погружалась в грезы. Слишком быстро для человека, который должен быть напуганным.
Сновидения были несуществующей реальностью. Рваные куски моих собственных воспоминаний, перемешанных с фантазиями. Разум воспроизводил то, что я слышала от Велеса сегодня за ужином, и додумывал нечто свое. Все это выстраивалось по обыкновению в странную картину, не способную принять логичную последовательность.
Я видела всех, все и сразу…
Я видела войну и сражения. Видела, как волки разрывают на части людей. Мою семью на ферме у драконьих вольеров. И убивают иных – на полях, среди луговых трав, полевых цветов, среди фиолетового вереска, орошенного алой кровью под ночным небом, под светом огромной полной луны. Видела, как Дивия впервые встречает Трояна, лицо которого скрыто, и мое сердце бьется в такт с ее, влюбленным…
…Вот, я в длинном черном платье, смотрю на битву, развернувшуюся на руинах усыпальницы возле пустого кладбища. Расщепляют Роксолану у меня на глазах. И кобальтовый дракон идет на встречу ко мне. Я знаю, что он бог, я знаю, что он кто-то другой. Знаю так же, что рядом со мной должен стоять Гай, но вместо него – здесь семья Яна: Валентина и Константин, и еще женщина. У нее темные волосы цвета вороного крыла и белая как мел кожа. Она высокая и красивая, черты ее лица напоминают лицо Константина. По левое плечо от нее замер силуэт мужчины, скрытый завесой тьмы. Кто это, их отец и мать?… Или брат Алексей?… Громкие голоса отвлекают меня от размышлений. Они спорят, проговаривают слова на повышенных тонах, но я не слышу их содержания. Белые пустые глаза незнакомого мужчины как прожекторы рассеивают черную штору ночного тумана. Женщина боится. И я вижу, как белый дракон появляется на месте Константина, а другой – черный и слишком большой – на месте окутанного во мрак незнакомца. Гигантская тень цмока цвета кромешной ночи теперь отделяет меня от мира. И когда зрение проясняется, и я оглядываюсь по сторонам, то обнаруживаю, что вновь переместилась на поле боя, и теперь стою на берегу быстробегущей реки…
Вокруг вспышки молний, грохот хлопков и подобие взрывов, пылающие огни и дымящийся вдалеке лес, снопы искр и голубого пепла, медленно вздымающегося ввысь – волколаки воюют с цмоками. Чешуя одного из них сине-кобальтовая, с голубыми линиями по контурам крыльев. В нем я молниеносно узнаю Яна. И глаза его звериной сущности почему-то алые. Меня окропляют брызги крови, орошающие на волосы, лоб и скулы, заливающие мою одежду, и окутывает ледяной свет полной луны. Сердце бьется часто и тело пробивает озноб. Ян окружен, и мне кажется, ему не победить. Повсюду трупы – обездвиженные разорванные тела цмоков, и волколаков. В глубине мыслей, я осознаю, что видимое мной лишь сон. Это помогает успокоиться. Однако, когда на меня несется разъяренно рычащий зверь, я все равно отступаю, несусь прочь, что есть мочи, кричу во все горло и с разбега лечу с обрыва вниз, падая в реку, погружаясь в воду с головой. Однако, не просыпаюсь…
…Выныриваю и оказываюсь под ярким дневным солнцем. Оно висит над моей головой в зените. Разуму все еще нужны несколько секунд, чтобы адаптироваться, но не проекции моего тела, в которое я попадаю. Вижу Яна вдалеке у пристани. Возле дома. Мы оба на ферме, на Драконьем камне, и я плаваю в Червоном озере.
Как только замечаю его, начинаю подплывать к берегу, и когда выхожу, следуя воле прошлой версии себя, бегу к Яну. Мокрая, мчусь к нему и обнимаю, весело смеясь. Не контролируя свои движения, просто подчиняясь им, оказываясь пленницей отрывка из собственного прошлого. Прижимаюсь к одежде Яна мокрым купальником, и помню, что несколько лет назад сделала это специально, чтобы немного его позлить. Хотя из головы не выходит поле боя, кровавое и задымленное. Ян злится. И я знаю, что он мне отомстит за этот поступок.
Дракон снимает пиджак и бросает его мне, повелевая просушить и погладить. Ткань в полете на секунду застилает мне взор, и когда снова вижу свет – мы находимся уже на городской набережной.
Понимаю, что меня снова перебросило, и пытаюсь сообразить, что происходит – в каком отрезке собственной жизни я оказалась. Мое сердце бьется чуть чаще, чем нужно. Мы с Яном двигаемся вдоль кованых перил и смотрим на синюю реку и едим мороженное. Встречаем рассвет. Вспоминаю, что перед этим утром я гуляла в городе, и Ян приехал меня забрать. Иду в откровенном наряде, как считает дракон: в платье, которое короче, чем ему следовало быть. Совсем недавно брошенный Яном пиджак – теперь на мне. Смотрю на эту черную ткань, покрывающую мой живот и бедра, и на секунду наряд кажется мне похожим на черное платье, которое мне одолжила Роксолана, и в этот момент реальность начинает рябить сумрачными волнами…
…Я в темном помещении. Но что-то загорается впереди – яркий свет софитов, вдруг озаривших сцену. Вот, мы сидим в театре. Я, Ян, мама и папа. Смотрю на заполненный зал, потом поворачиваюсь к дракону. Хочу задержаться здесь. Это был чудесный день, который мы все провели вместе. Мне удалось затеряться среди собственной памяти, постоять на кромке далекого радужного прошлого лишь на миг, и я снова начинаю понимать, что происходящее – сон. Вспоминаю, что родители мертвы, вдребезги разбивая момент счастья, запечатленный в этом дне. Только здесь, только сейчас могу побыть с ними. В это мгновение мы рядом, но оно скоро разрушится. Слезы наворачиваются на глаза, и лицо становится мокрым от моего плача…
…Я настоящая и я прошлая слились воедино и рыдаем. Зажмуриваюсь, и не сопротивляюсь, когда неведомая сила выдергивает меня с мягкого сиденья театра и уносит дальше.
Теперь мы с Яном находимся в его машине. Только он и я. Автомобиль стоит на обочине в нескольких километрах от города, на фоне усеянного пшеницей поля; колосья качаются от порывов ночного ветра. Я выхожу на улицу, понимая, что внутри не могу дышать, и присаживаюсь на капот. Смеюсь и плачу. Одновременно. Чувствую себя плохо, потому что мне только недавно исполнилось семнадцать, и я выпила лишнего, чего вообще мне было делать нельзя.
«Ава, – говорит Ян, – мое терпение в отношении твоего трудного возраста заканчивается. Все это мне очень, очень не нравится».
Знаю, что он не испепелил меня драконьим огнем только потому, что когда-то обещал: если я буду не в порядке, он приедет и ничего не расскажет родителям, если я его позову. А я обещала, что обязательно попрошу о помощи.
Соображаю сейчас плохо, но что-то мне подсказывает, что такими темпами он скоро заберет свое обещание обратно, если я не перестану злоупотреблять его понимающим и всепрощающим отношением ко мне. От этих мыслей я и плачу, а вот смеюсь от собственной глупости.
«Зачаруешь их, чтобы они не поняли, что я не трезвая?» – спрашиваю я, имея ввиду своих родителей.
На самом деле они сейчас спят. Спокойно спят, думая, что я в гостях у Вероники, и ждут меня лишь к утру.
«Скорее я зачарую тебя. Как следует встряхну разок твой разум, чтобы все в нем, наконец, встало на свои места. Или хотя бы выясню, что с тобой происходит».
Начинаю плакать еще больше. Ян закатывает глаза, вздыхает, но все равно помогает мне. Вытирает мои слезы и дает попить воды. Потом держит волосы, пока меня тошнит. Закрываю глаза, ощущая теплую широкую ладонь на спине. А когда открываю – вдруг оказываюсь у водоема. И это озеро не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я уже посещала в других своих снах. И рука на моей спине – больше не рука Яна, а Константина…
Мягкая зеленая трава, синий насыщенный оттенок неба и лазурный воздух, окружающий нас – я попала в прошлые видения, в которых всегда присутствовал этот синий цвет, кажущийся полупрозрачной пеленой. Константин и Алена… Сейчас я была ею. Снова.
По моим плечам струились золотистые локоны. Я показываю Константину зияющую рану на ладони – резанную и глубокую. Рядом лежит окровавленный серп. Константин что-то отвечает мне, и на этот раз я слышу, что именно.
«Ты такая хрупкая… Люди такие хрупкие».
Вот, что он говорил Алене в прошлый раз, чего я не смогла расслышать. Он произнес, что она человек.
Он хотел вымолвить нечто еще, но сон оборвался громким криком. Отделившись от тела Алены, я теперь видела ее стонущей от боли. Вокруг нее была разлита большая лужа крови. Вижу ее в подземелье, в знакомой тюрьме, среди клеток. И последнее, на чем могу сфокусироваться – это ее светлые кудри, пропитанные красным цветом. Рядом журчит вода – река алого оттенка.