Мы приземлились вблизи реки, у рва, отделяющего нас от покрытого снегом возвышения, напоминающего холм. Из-за него выглядывало очертание строения, на светлых стенах которого отражалось сияние полной холодной луны, а в окнах мерцали огни теплого света, наверное, то были факелы.
Сменив драконий лик на человеческий, Ян продолжал держать меня на руках и шел по направлению к холму, который наполовину закрывал собой здание, словно притворяясь одной из его прочных стен. Кажется, цмок был весь в собственных мыслях, отчего даже забыл поставить меня на землю. Обхватив его шею руками, я оглянулась, чтобы поискать во тьме Гая и Кинли. С облегчением обнаружила, что они двигаются по нашим следам.
Никто из нас не говорил друг другу ни слова. Не находил нужных. Я же молчала еще и потому, что не имела сил: ни моральных, ни физических. И не спрашивала, где мы очутились на сей раз, проявляя стойкое терпение.
Трепещущее пламя факелов постепенно открывало вид на каменный трехпролетный мост, пролегающий надо рвом, к которому мы приближались. У его окончания располагался вход, похожий на врата средневекового замка. Затормозив у подножия переправы, Ян наконец, опомнившись, мягко приземлил меня на ноги. Мельком пробежавшись взглядом по моему лицу, он нахмурился и тотчас отвернулся в сторону – мгновением ранее аквамариновые радужки вспыхнули и быстро потухли, будто угасли от скорби, которая его остро терзала. Я знала: сейчас мое лицо, впрочем, как и весь облик напоминали ему о случившемся этим вечером. Сажа, пыль, раны на щеках и теле, где не видны под одеждой, но которые я ощущала жжением, ломотой и тупой болью, стали частью моего образа и неутешительным напоминанием нашего проигрыша, а еще – смерти. Неумолимой и трагической. Точнее того – что даже хуже.
Синий, летящий в небо пепел, предшествующий расщеплению бессмертной души…
Ян тоже выглядел нехорошо: белая рубашка, в которой он попал в навь после дня моего рождения, с расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами, была разорвана в нескольких местах и перепачкана серой грязью. Взлохмаченные волосы, по обыкновению, аккуратно причесанные, выдавали его беспокойство, и он слегка пригладил пряди, прежде чем сделал шаг к подножию моста.
Когда мы очутились у ворот, глаза невольно приковались к небольшой табличке между кирпичами. Надпись гласила: CONDITUM ANNO DOMINI 1583. Сейчас я пребывала не в том состоянии, чтобы замечать детали, но эта отчего-то привлекла внимание. Мне показалось несколько странным увидеть в нави латынь, ведь более уместным был праславянский язык.
К своему удивлению, надпись я даже перевела – в школе из-за поступления на юридический пришлось посещать факультатив по латыни, и, вероятно, занятия не прошли даром, поскольку значение фразы почти непроизвольно всплыло в мыслях.
«Возведено в тысяча пятьсот восемьдесят третьем году», – подумалось мне.
Поспешно оторвавшись от таблички, я ступила во тьму, скопившуюся в туннеле въездных ворот, в которых успел исчезнуть Ян. Меня поторапливали шаги Гая и шелест крыльев взмывшего в воздух Кинельгана.
Луна озаряла ледяным сиянием обширную площадку из брусчатки, слегка припорошенную снегом. Нас окружали стены, вернее, постройки, двухэтажные, трехэтажные и нечто вроде ратуши. Плотно прилегающие друг к другу здания, с арками и высокими окнами, с крышами, устланными коричнево-красной черепицей, образовывали замкнутое пространство внутреннего двора. Впереди, увенчивая центр сооружений, располагалось самое высокое – из пяти ярусов.
Я пару минут разглядывала старинные фонари, украшающие фасад, широкую террасу, заметила мерцание свечей в окнах и попыталась разобраться в очертаниях герба, расположенного у самой крыши, но скрытого ночной полутьмой. Изображение издалека напоминало дракона. Или же птицу… Ну а архитектурный ансамбль в целом смахивал на замок. Или на крепость. Очутившись в этих стенах, я, еще не имея на то причин, почему-то ощутила себя защищенной. Каменная кладка, которая была повсюду, создавала впечатление островка безопасности, ограждающего от враждебной нави, кишащей смертью, неведомыми духами, жестокостью, злом.
Мы были словно надежно запрятаны от места, где совсем недавно Ян и Роксолана сражались с волками в драконьем пламени.
От места, где Роксолана исчезла навсегда…
И в следующее мгновение, замерев в центре открытого дворика, я внезапно услышала музыку – мягкие и чарующие переливы мелодии, задевающие нечто в душе, не просто израненной, а разорванной на куски. Однако нахлынувшие эмоции покоя вдруг прервал взвизг, донесшийся от одного из бесчисленных оконец. В нем внезапно потух свет.
Распахнулись двери парадного входа – оттуда поползли тени. Быстрые и медленные, синие, черные, зеленые, с красными глазами и впалыми дырами вместо них – всевозможные существа нави. Зажмурившись, я вытянулась струной, стараясь не двигаться – как будто это поможет остаться незамеченной и они не тронут меня. Ведь для человека сражаться против них бессмысленно, а ринуться к Яну за помощью я не успею. Но, когда по внутреннему двору разнеслись крики, стало ясно, что сущности неслись не на нас, а мимо, в спешке покидая замок, как при пожаре, если бы огонь мог их убить. Точнее – расщепить.
Осознав это, чуть приподняв веки, я увидела, что Ян остановился и запустил руки в карманы брюк, скучающе наблюдая за происходящим, и с подчеркнутым недовольством от промедления ожидал, когда все закончится. Мне вспомнился момент, когда мы направились в таверну в деревне на рубеже – тогда навьи твари тоже пытались стремительно убежать, не помышляя причинить мне вред.
А еще Ян… мой Ян расщеплял их. В памяти снова всплыл синий, летящий в небо пепел…
Кажется, одно присутствие цмока ввергло жителей замка в панику.
Цмоки мало кому нравились. Но не слишком ясно, беспокоит ли их присутствие Гая в той же мере. Скорее всего, нет. Ведь рыжеволосый молодой мужчина, сын Велеса, бог чего-то – я до сих пор не знала чего, – чья сила могла быть скромной и внушительной, разрушительной и созидающей, – более мягок, чем Ян. А еще терпим. И дружелюбен. В общем, Гай не являлся цмоком, которые, согласно легендам, крайне спесивы. Драконы считали себя особенными, иными, даже в чем-то лучше остальных. Соответственно к ним и относились – избегали и боялись.
Даже Кинли, который всегда сторонился Яна, был расположен к Гаю. Но лично меня Ян не пугал. Пока что – нет. Почти.
Вот только пепел, летящий в небо, не давал покоя. Пока что я умело отмахивалась от него.
– Дорогой, Ян! – раздался женский, звонкий, как колокол, голос. Он доносился из распахнутой двери, пролетая по опустевшему крыльцу, где скопился полумрак.
В следующую секунду из замка вышагнула незнакомка.
Это была молодая женщина, скорее, девушка – с рыжими волосами, собранными в замысловатую высокую прическу, из которой выбивались отдельные пряди, мелкими частыми кудрями ниспадая на лоб и щеки. Она была одета в яркое помпезное платье с юбкой из пурпурного атласа и корсетом, отделанным того же цвета бисером – с декольте и расшитыми золотыми нитями рукавами, расклешенными у локтей, оканчивающимися оборками и кружевами.
«Если замок был возведен в тысяча пятьсот каком-то там году, – подумала я, – то девушка была его королевой из того же столетия, сейчас словно вырванной из времени».
– Ты не мог прийти попозже? – громко и с возмущением воскликнула она. – Ты разогнал все веселье! Распугал моих драгоценных гостей.
Ян фыркнул, ответив ей нарочито оскорбленным тоном:
– Попозже? Меня не было несколько веков. – Его губы растянулись в неожиданной игривой усмешке.
Я пристально смотрела на него. Мне открылась удивительная перемена в Яне, будто несколько долгих мгновений назад абсолютно ничего не произошло: Роксолана не канула в вечное забвение от рук жестокой богини луны, а сам он не сражался в опасной схватке.
Ян выглядел непринужденным и слабо улыбался одними уголками рта, но вполне искренне. И только речи цмока были наполнены язвительностью.
– Ну, здравствуй, брат, – сладко протянула девушка.
«Брат?» – изумилась я. И прокрутила фразу Яна в голове. «Меня не было несколько веков». Что ж… Похоже, ровно столько времени он не посещал навь. А я по-прежнему не знала причин.
Значит, это его сестра. Судя по медному цвету волос, какой имел и Гай – у нее с Яном тоже общая мать, но разные отцы. И ее отец – Велес.
Теперь, видя в незнакомке сестру Яна, о существовании которой совершенно не догадывалась ранее, я еще пристальнее принялась наблюдать за ней и с неприкрытым интересом следила за каждым движением и изменением мимики, за каждым взмахом черных, необычайно длинных и пушистых ресниц.
– Моя сестра придерживается свободных нравов, – сказал Ян, обращаясь ко мне, но продолжая глядеть на нее. – Общается со всеми навьими тварями без разбора.
– Ты против? – вопросила она с такой интонацией, что я поняла: ей будет приятен утвердительный ответ.
– Помнится, я никогда не ограничивал тебя в общении с кем бы то ни было, – ровно произнес Ян. – Проводи время, с кем пожелаешь. Но лично меня они не привлекают, и здесь я предпочитаю их не лицезреть.
– И я, – взмахнув ресницами, проговорила она. – Просто они любят веселиться, так же сильно, как и я. Не то что все вы, бросившие меня совсем одну.
Она явно укоряла Яна за долгое отсутствие. С показным видом девушка поджала губы и состроила печальные глаза, артистично обыгрывая масштаб нанесенной ей обиды.
Я поймала себя на мысли, что она в некоторой степени очаровательна. Сестра Яна – мне было неведомо ее имя – вела себя как ребенок: капризный, милый, красивый и требовательный.
Однако меня не покидало ощущение, что сколько в ней имелось очарования – столько же в ней было и опасности. Неясной, едва уловимой – пугающее ощущение рождалось на уровне подсознания и инстинктов. Ее пышные, чересчур длинные ресницы словно были отвлекающим маневром – они прикрывали глаза: выразительные и блестящие… но ее взгляд источал жесткость и необъяснимую хищность.
Мы по-прежнему стояли возле крыльца, не двигаясь с места. Сестра Яна не приглашала нас в замок, а Ян не спешил туда войти. Необычное, ненавязчивое выяснение отношений после длительной разлуки продолжалось прямо на свежем воздухе. На холоде, который я уже явственно ощущала, хотя мое ноющее уставшее тело уже привыкло к нему, а может, мне и вовсе стало все безразлично, несмотря на то, что я боролась с болью и ломотой.
Окинув коротким взглядом замок, вздохнув чуть громче, чем следовало, Ян повернулся к сестре.
– Валентина, едва ли решаюсь спросить: а где все?
«Валентина. Вот как ее зовут. И кого он имел в виду под этим “все”?»
Валентина с деланой невинностью пожала плечами:
– Улетели – кто куда. Им пришлись не по нраву мои гуляния.
– Ты это специально сделала? – укоризненно уточнил Ян. В его тоне были слышны зачатки нарастающего негодования.
– Выгнала твоих друзей из нашего дома, чтобы разгневать тебя, когда ты вернешься? Возможно.
– Наших друзей, – с трудом сохраняя самообладание, поправил Ян.
Очевидно, она нарочно его злила, а Ян – шел на поводу. Что-то мне это напоминало. Мое общение с ним – дома мы частенько вступали с ним в подобные перепалки.
Валентина продолжала, будто не слушала его реплик:
– Я не могла даже рассчитывать на твою столь щедрую благосклонность, братик – одарить меня своим возмущением. И не могла поверить в то, что ты когда-нибудь вообще нас навестишь.
«Друзья… Что еще за друзья?»
Ян посерьезнел.
– Давно ли ты, сестрица, слышала, как воют волки?
Его вопрос заставил ее легкость и беззаботность вмиг улетучиться.
Красивое лицо нахмурилось и ожесточилось.
– Недавно слышала.
Ее очи загорелись лиловым магическим огнем, подобно тому, как ранее ультрамариновым зажглись глаза Яна. И взор Валентины сейчас запылал ненавистью.
– Поганые волколаки, – внезапно выругалась она.
Я подметила чрезмерную жесткость ее суждения. Такая злость по отношению к ним свойственна немногим. Вряд ли у Гая она была столь же яркой. Эмоции Валентины к волколакам казались личными. Как у любого цмока, согласно преданиям.
Всматриваясь в фиолетовые мерцающие крапинки ее радужек, я приходила к выводу, что ошиблась. Вероятно, Валентина и Ян находились в более близком родстве, чем мне подумалось ранее, а рыжий цвет ее прядей, совпадающий с оттенком волос Гая, – просто-напросто совпадение.
Валентина – не дочь Велеса. Она – цмок. А лиловые глаза… Готова поспорить, что цвет ее драконьего обличья будет точно таким же. Кстати, они сами выбирали оттенки? Значило ли это, что Константин – тот, кого люди называли Кощеем – предпочел красные глаза?
Встрепенувшись, Валентина помотала головой, потушила фиолетовое пламя и проронила безмятежным тоном, вероятно, наигравшись в капризную обиженную девчонку:
– Надеюсь, тебе есть что рассказать по поводу волков. – И начала спускаться по ступеням.
Подошла к брату и потянулась к нему навстречу. Они обнялись быстро, но крепко. Таким же образом Валентина поприветствовала и Гая, а я услышала, как она шепнула ему на ухо, что к нему конкретно: «Никаких претензий нет».
Гай весело рассмеялся. Наверное, с Гаем, который жил в нави, они виделись чаще, и он иногда ее навещал.
Отступив на шаг, она остановила взгляд на мне. Валентина впервые обратила на меня внимание, как будто я только что здесь появилась.
– А это кто? – звонко прощебетала она. – Мой извинительный подарок? Что мне с ней делать – играть, переодевать?
Я искренне не понимала, шутит она или говорит серьезно, но она весьма воодушевленно изучала меня с головы до пят, похоже, не упуская ни единой детали моего грязного, измученного и потрепанного облика.
– Она человек, а не игрушка, – строго заметил Ян. – Ее зовут Ава, и она мой друг.
Когда речь зашла обо мне, Ян сразу же стал собранным, его голос сделался повелительным, и я уловила в нем возникшую тревогу – классические симптомы проявления привычной чрезмерной опеки надо мной.
– Какая-то она совсем некрасивая, – нахмурившись, сморщив на секунду аккуратный носик, бросила Валентина.
По моему телу мгновенно пробежал жар – меня сковала неловкость.
– Я хочу, чтобы ты о ней позаботилась, – продолжил Ян. – Прямо сейчас. Найди, во что ей переодеться и отведи в ванную. И проследи, чтобы никто из твоих нечаянно затерявшихся в коридорах гостей ее не съел. – Он сурово посмотрел на сестру в упор и добавил, вложив в сказанное властные нотки и тем самым демонстрируя свою значимость: – Ава очень важна для меня. Ты поняла?
Как ни странно, но Валентина покорно кивнула. Не отшучиваясь, не вздумав язвить.
В их пристальных взглядах я увидела нечто… непостижимое. Но вскоре я нашла ответ. Ян и Валентина все время поддевали друг друга, но я понимала: их братско-сестринская привязанность – гораздо крепче, чем в принципе могло показаться.
Они относились друг к другу с большей серьезностью, чем можно было предположить. Возможно, у них имеются разногласия. Но они… между ними есть прочная, хоть и замысловатая связь.
Неожиданно Валентина потянулась ко мне и коснувшись меховой накидки, взяла под руку и вывела из ступора. А после принялась подниматься по ступенькам крыльца, увлекая меня за собой.
– Кто-то уже пытался тебя съесть? – вопросила она тихим и веселым голосом, не сбавляя шага.
Я не успела ничего ответить, оборачиваясь, осознавая, что Кинли остался рядом с Гаем. Мой маленький дракон устал, как и я, и наверняка давно проголодался.
Гай кивнул мне на прощание, словно читая мысли. Повернулся к Яну, и они продолжили разговор, которого я уже не слышала.
Спустя несколько секунд я очутилась в просторном холле. Полумрак рассеивало пламя настенных факелов, и мне тотчас бросилась в глаза диковинная люстра в форме крупной металлической птицы с зажженными свечами и лестница, устланная мягким ковром, подножие которой наполовину скрывали плотные бархатные шторы.
Два камина стояли друг напротив друга, а рядом располагалось несколько запертых дверей. Я обратила внимание на подсвечники, расставленные повсюду. Они были сделаны в виде животного, изображенного на гербе у самой крыши замка. Теперь, вблизи, я различила, что существо – не дракон, а обычный черный орел, как ни парадоксально.
– Дай подумаю, кто хотел тобой полакомиться, – тараторила Валентина, невзирая на то, что я не ответила ей ранее. – Дай-ка минутку… Считай до трех, а я угадаю, о ком речь. Раз, два, три – Константин, верно? Ты что, уже знакома с ним?
У нее была нетривиальная манера общения. Возможно, ей нужен не собеседник. А лишь тот, кто будет ее слушать. И это довольно удобно, ведь никакой энергии для поддержания светской беседы у меня не осталось. В лучшие дни я бы с радостью сама заболтала кого-нибудь до смерти.
– Да, – только и выдавила я в ответ. – Познакомились.
Мы шли по лестницам и коридорам, и я с трудом запоминала путь.
– Знаешь, он более безобидный, чем кажется. Депрессивный? Да. Мрачный? Вынуждено. Видок у него тот еще, конечно!
Я мимолетно задумалась о Константине. Любопытно, где же он? Не угодил ли в беду, как и мы, неудачно столкнувшиеся с богиней луны и ее приспешниками?
Хотя и он, образно говоря, сам был бедой, страшной опасностью для многих. Кощей из детских сказок. Из легенд. Не стоило волноваться за такого. Тем более мне – он же пытался меня обидеть, навредить. Правда, спасал меня от волков, обернувшись костяным цмоком у болота, но ранее похитил, собирался лишить жизни и даже пил мою кровь, пусть его рассудок и был не в порядке, затуманенный таинственными видениями и фантазиями о некоей человеческой девушке.
– Ну, еще и Диана, – буркнула я, когда Валентина распахнула двери и пригласила меня в комнату. – Баба-яга.
– О-о-о!.. – вздохнула она. – Терпеть ее не могу. Жду не дождусь, когда Ян отправит ее в пекло.
Комната представляла собой проходную: кроме очередного камина, окон, бежевых ковров и светло-голубых стен, на которых висели две картины, здесь ничего не было.
Валентина направилась дальше и, открыв новые двери, пригласила в какие-то покои. Наверное, в те, где я наконец-то смогу отдохнуть.
Комната выглядела просторной – из высоких застекленных окон, достигающих потолка, лился лунный свет. Пол устилал паркет, стены были светлыми, а предметы мебели: шкаф с зеркалом, мягкие кресла у камина, маленький круглый столик с тремя стульями, приставленными к нему, и комод, на котором горели свечи, – тоже небесно-голубого оттенка.
Одним резким мановением руки в сторону очага Валентина вмиг зажгла огонь. Сомнений в том, что она цмок – не возникало.
Глаза уперлись в двери, увенчанные золотым гербом с завитками и буквами. Стену украшали золотые часы, циферблат которых держали кованые грифоны. Стрелки застыли, никуда не двигаясь.
Но, не давая мне здесь задержаться, Валентина прошла мимо часов, проскользнув над золотым гербом. Я кинулась за ней и очутилась в месте, которое совершенно точно было нашей последней остановкой.
Мой взор упал на кровать, светло-бирюзовую, с белым пышным многослойным балдахином. Справа располагалась прикроватная тумбочка на тонких ножках, с другой стороны – комод. В комнате имелась и софа, и стульчики с обивкой. Покои имели два окна и выход на террасу.
А еще я заметила две двери, ведущие в какие-то дополнительные помещения, и очаг, который Валентина снова моментально зажгла.
Дракониха принялась стремительно открывать тумбочки и комоды. Нашла полотенце и одежду, в которой я буду спать. Выбежав в предыдущую комнату, распахнула шкаф и словно в порыве нахлынувшего вдохновения зашуршала платьями. Вытащив одно, вернулась и положила на кровать, вероятно, рассчитывая, что в него я и переоденусь, когда сниму грязную одежду и вымою перепачканное тело.
Однако, глядя на выбранный Валентиной наряд, я слабо представляла себя в нем. Платье было из плотной тафты, изумрудно-зеленое, однотонное, с корсетом и шнуровкой на груди, с очень пышной юбкой и белым воротником-стойкой, обрамляющим плечи. Рукава едва доставали до локтей.
Между тем Валентина разместила на кровати второе одеяние – напоминающее нижнее платье, полностью молочного цвета из летящей ткани, с удлиненными рукавами, кружева которых доставали почти до пят. Я живо вообразила, как они тянутся позади по полу при ходьбе, подобно шлейфу.
– Я не уверена, – пробормотала я нерешительно.
– Тебе не нравится? – вопросила она.
Я была вынуждена признаться:
– Как-то уж слишком.
– Это – мое лучшее платье. Надевай… или я обижусь. – Улыбнувшись, обнажив белоснежные зубы и взмахнув густыми ресницами, Валентина заявила без малейшего намека на доброжелательный тон: – Со мной лучше дружить.
Валентина была драконом – древним существом, внутри которого полыхало горячее закаленное пламя, о чем она с удовольствием время от времени полунамеком напоминала всякому. И я отчетливо распознала угрожающий сигнал. Наверное, разумно остерегаться Валентину не меньше, чем ее брата – Константина. Чувствовалось в ней нечто противоречивое.
Возражать теперь я не собиралась, поэтому промолчала и позволила ей пропасть в соседнем помещении, вероятно, в ванной комнате.
Я не задавалась вопросами, как она набрала ванную, но точно знала, как именно подогрела воду, которая мигом почти закипела: вот что мне было нужно.
Убедившись, что предоставила все необходимое, Валентина сообщила, что оставит меня ненадолго. Когда дракониха сделала несколько шагов по направлению к выходу, я, удививши себя, схватила ее за руку.
– Та девушка, – начала я, взяв ее ладонь в свою, – полудракон. Она умер… Ее больше нет.
Валентина резко обернулась, глаза блеснули лиловым.
– Роксолана?
Я кивнула, не разжимая пальцы. Валентину не смущало прикосновение человеческой незнакомки, появившейся в доме.
– Плохо, – выдохнула она. – Очень плохо. – И добавила глухим голосом: – Он не сказал мне. Впрочем, как обычно, в ситуациях, которые для него важны.
Валентина явно растревожилась. Эта взбалмошная и вроде бы легкомысленная девушка оказалась весьма уязвимой. Но за кого она переживала? За Роксолану? Была ли жизнь полудракона для нее ценна? Либо волновалась за Яна, который за несколько минут до появления в замке попытался принять абсолютно беззаботный вид, словно не терял подругу, а в его душе царил покой, будто ничего не случилось.
Валентина знала брата несравнимо дольше, чем я, но и мне отлично известна излюбленная привычка Яна – никого не пускать внутрь запертой на замок души. Он мог сколько угодно быть общительным, искренним и даже открытым в чем-то, однако о некоторых вещах никогда и никому не собирался говорить.
Или не решался – слишком долго.
Он вечно отшучивался, прятался за маской легкости и безразличия ко всему. Интересно, это было врожденным или приобретенным воспитанием?
– Он любил ее, – шепнула я.
– Любил? Ян? – недоуменно встрепенулась Валентина. Будто «любовь» – в принципе не про него. – Нет, не совсем так. Но Роксолана была важна для него. Как и для всех остальных. Полудракон являлась одной из нас.
Момент вынужденной близости закончился. Валентина дернулась, я отпустила ее, и она удалилась, закрыв двери. Я же постаралась не думать о том, далеко ли она отправится, ведь я не забыла фразу Яна, что мне может причинить вред какой-нибудь ее гость, не успевший скрыться.
Я понадеялась, что Ян сказал это не всерьез.
Останься кто-то из «гостей» в замке, цмоки почувствовали бы их сразу же.
Когда я снимала меховую накидку и черные одежды, которые достались от Роксоланы, невольно вспомнилось, как на меня падали кирпичи и куски каменных плит разрушенной усыпальницы из-за превращения волколаков и драконов внутри того самого помещения. Отметины ударов остались на теле – кое-где на коже виднелись кровоподтеки и ссадины, а кое-что просто болело, и я знала, что завтра там появятся синяки.
Раздевшись догола, окутанная клубами раскаленного пара, я провела по зеркалу рукой и мельком взглянула на себя. Я была чумазой, как извалявшийся в грязной дождевой луже ребенок. Запутанные волосы хранили в себе мраморные крошки и осколки стекла с камнями, прическа напоминала кубло – логово – дикого зверька или разваливающееся гнездо.
Переступив края ванной, я опустилась в горячую воду, и моя плоть, по-прежнему живая и более-менее невредимая, все же заныла от физического дискомфорта вперемешку с блеклым удовольствием. Однако несмотря ни на что, было приятно оказаться в тепле. В безопасности. В данную минуту я уже ничего не хотела от жизни.
Сейчас я имела все необходимое.
Прислонившись затылком к краю купальни, я лежала и ни о чем не думала, пребывая в полутрансе. Чистая, согревающая, живительная влага обволакивала тело. Окунувшись несколько раз с головой, я давала время отмякнуть волосам.
Я бы так и лежала дальше, наверное, до утра, которое, правда, уже не наступит из-за поимки Хороса – бога солнца – его враждебно настроенной сестрой Дивией, если бы не уловила за стеной шаги. Сперва я напряглась, но почти сразу послышался голос Яна.
Цмок тихо постучал в дверь.
– Ты в порядке? – вопросил он, находясь снаружи.
Я тотчас ответила утвердительно и сообщила, что скоро выйду, после чего запоздало сообразила, что мне надо помыться.
Приподнявшись, потянулась за бортик к близко приставленному столику – на нем покоились баночки с густой жижей разных цветов, смахивающей на мыло.
Открыв первую, я буквально заставила себя вдохнуть ее аромат, поскольку была уверена: мне сейчас просто жизненно необходимо хоть что-то почувствовать, чтобы не потеряться в мире теней и остаться в нем человеком, коим являюсь. Чтобы напомнить себе, что я живая.
И втянув носом пары мыльной красноватой жижи, я учуяла цветочный аромат. Роза и персик. Пару мгновений я подержала емкость у носа, зажмурившись, и медленно водрузила на столик.
Другая баночка оказалась черной – меня окутал запах древесного угля, и, не воспылав интересом, я отставила ее подальше. В третьей было «запечатано» благоухание меда и молока, а в соседней с ней – имбиря и лимона. Эти букеты и сочетания вызывали в памяти дом. Явь.
Благодаря им я могла за что-то зацепиться. Я вдыхала их, снова закрывая глаза, позабыв о Яне, который ждал меня снаружи.
И вот в темно-зеленой баночке с коричневыми крапинками я ощутила нотки… мяты и пряной корицы. Или кофе? Возможно, этот аромат я придумала. Или мне просто захотелось опять его ощутить. Но нет, мне не показалось. Мыло наподобие скраба имело нечто схожее с тем, как пахли волосы Роксоланы.
В память о ней, я натерлась им полностью и хорошенько вспенив, нанесла на пряди.
Вымывшись и выполоскав волосы, я обтерлась насухо и переоделась в предоставленную Валентиной белую ночную сорочку до пят, мягкую и воздушную, оголявшей лишь шею и кисти рук, выглядывающие из-под оборок.
Расчесанные влажные пряди свободно ниспадали к плечам, едва доставая до них мокрыми кончиками.
Когда я вошла в спальню, Ян сидел на кровати. Он уже привел себя в порядок и переоделся в черное, облачившись в камзол с длинными рукавами, плотно застегнутый на все пуговицы до основания шеи, узкие замшевые кюлоты и высокие кожаные сапоги.
Костюм на старинный манер очень ему шел, но оказался совершенно не в стиле Яна. Ему нравилось ощущать себя свободным – следовать правилам, но своим собственным, а подобная одежда представлялась оковами. А наряд был даже хуже, чем прежний – классический, который он нацепил первый раз за год из-за моего праздника. Волосы он расчесал, а с кожи напрочь исчезла грязь, наверное, мои покои были не единственным местом, где можно принять ванну.
Мы выбрались на балкон. Я накинула на плечи красный плащ с капюшоном, чтобы не озябнуть в тонкой сорочке. Мокрые волосы, здесь, под открытым небом посреди зимы, не вызывали тревоги – Ян распалил драконий магический огонь рядом с перилами, и прическа даже начала высыхать.
Стоя чуть позади цмока, отвернувшегося, печального, смотрящего вдаль – куда-то за пределы внутреннего замкового двора, я прислонилась головой к широкой спине.
– Дракон, – шепнула я, – мне жаль.
Он страдал. Я догадывалась, о чем он думает: что оказался в какой-то степени виноват. Возможно, сетовал, что не стоило брать на поиски Хороса ни Роксолану, ни меня. Что следовало пойти одному или с Гаем.
В конце концов, я знала и о другой ужасающей Яна мысли – дома, на моей ферме, в час нападения волков, он должен был спасти Кристину, мою двоюродную сестру, а не меня.
Кристину, которая могла бы покончить с волколаками раз и навсегда, получив в наследство магию, которая для меня уже была утеряна, поскольку в ночь восемнадцатилетия я передала дар ей.
Но Ян не успел. Или хуже: намеренно выбрал меня – но вот этого я уже не знала наверняка.
Мне вспомнилась игривая улыбка Роксоланы – у пылающего очага в ее деревянном жилище посреди осеннего леса.
«Ты, я, Гай и одна человеческая девушка. Что с ней случится? Скажи-ка мне честно, когда ты начал быть таким предусмотрительным? Или опять взыграла твоя извечная мания все контролировать?»
«Не со мной, Роксолана, – подумала я, – может что-то случиться. С тобой. Уже случилось».
О подобной трагедии в тот момент никто не помышлял.
Оторвавшись от дракона, я обогнула его и коснулась лица, обняв напряженные скулы Яна ладонями.
– Я пойму, если теперь ты должен оставить меня. Я приму, если ты намерен так поступить.
Ян очнулся – будто его разбудили от затяжного сна. Я увидела в направленном на меня взгляде даже не возмущение, а секундную растерянность в ответ на прозвучавшие фразы.
– Я никогда тебя не оставлю. Никогда и нигде, ясно? – Сняв мои руки со щек, Ян заключил меня в объятия, обвив плечи и сжав чуть сильнее, чем необходимо.
Мои глаза наполнились слезами, но я не дала им волю. Прижатая к нерушимой груди, я утыкалась в горячую шею и плакала, но лишь мысленно. Беззвучно скорбела обо всем, что произошло. О гибели семьи: родителей, дяди и тети, двоюродных сестер, а еще домашних прирученных драконов и о жестоком растворении в ткани бытия полудракона Роксоланы, о своей судьбе и столкновении со всевозможными пугающими, опасными существами.
Мне было страшно и грустно одновременно. Цмок молча гладил меня по волосам и единожды ненавязчиво поцеловал в лоб. Мы были близки в тот момент как никогда. Я вновь ощутила себя ребенком – девочкой, которую он оберегал, когда я была маленькой.
Теперь, когда я выросла, мне хотелось заботиться о нем в ответ.
Мы застыли, прижавшись друг к другу на несколько минут. Меня окутывало тепло, а порывы ветра, врывающиеся на балкон, не беспокоили. Но в какой-то момент мы все-таки разъединились. Когда Ян отстранялся, я заметила вспыхнувшую в его глазах мимолетную тень искреннего удивления. Я поняла: он учуял мой запах. Ее запах. Мята и корица.
Наверное, было плохой идеей использовать мыло. Между нами повис не дух Роксоланы, но призрачная память о ней. Хотя оно и к лучшему: можно подарить Яну бесценную возможность в последний раз ощутить то, что безвозвратно ушло.
Теперь мы оба смотрели вдаль, на огни замковых врат.
– Что будет с Хоросом? – спросила я, вспоминая о еще одной скорби.
Как жаль, что ничего не удалось – мы не сумели помешать Дивии забрать его. А ведь Хорос проявил доброе отношение к нам и хотел помочь.
– Дивия не причинит ему серьезного вреда. Он же ее родной брат. А когда мы сможем ее сковать, Хорос освободится.
Ответ Яна немного утешил меня.
Затем Ян, не меняя мягкости тона, повернулся ко мне и добавил:
– Ты рассказала Валентине о Роксолане, однако увидела ее впервые. Не стоит доверять всем подряд.
Опешив, я нахмурилась и напомнила ему очевидное, заодно стараясь оправдаться:
– Всем подряд? Она – твоя сестра.
А после, не пытаясь выведать причин их переменчивых холодно-теплых отношений, поскольку сейчас было не время и не место, чуть увела тему в сторону:
– Ее имя… похоже на мое.
Валентина. И Алевтина. Я сразу заметила, но не придала этому особого значения, потому что, пожалуй, могла и ошибиться, а дело обстояло совершенно по-иному.
– Совпадение?
– Может, да, а может, и нет, – пожал плечами Ян. – Твои родители сами решали, как тебя назвать. Но, вероятно, кто-то мог дать им совет, а они – его принять.
«Он любит ее, – удостоверилась я. – Любит сестру, и не важно, что именно говорит о ней и как себя ведет».
Ян был к ней привязан, раньше лишь демонстрируя напоказ, что не склонен к слабостям такого толка. Впервые я обнаружила, что он действительно к кому-то по-настоящему неравнодушен.
– Ты не рассказал бы Валентине, – парировала я, хотя в общем-то он со мной и не спорил и не задавал вопросов. – Это должны были сделать либо я, либо Гай.
Я слишком хорошо знала Яна: он крепко держался за беззаботный, ветреный, оптимистичный образ.
Как будто всегда должен быть в форме.
Ян согласно кивнул и замолчал, благодаря меня или соглашаясь.
Снова шагнув ко мне вплотную, он накрыл рукой мое плечо и приобнял. Я вдруг ощутила тонкий, едва уловимый запах, помимо мяты и корицы, который почему-то не замечала ранее. То, как пахло от него: лесом, скорее, свежей хвоей и дымом костров, которые он жег на руинах усыпальницы. Хотя Ян успел вымыться и переодеться, кожа все равно хранила следы того, где довелось побывать.
Или от дракона всегда так пахло, а я не обращала внимания? Может, это следы не того, где он был, а кем был?
– Не хочешь поспать? – вопросил он.
– Вроде нет, – шепнула я.
– Тебе надо отдохнуть, – все равно велел он.
– Я уже не знаю, в какой я реальности. И почти ничего не чувствую, – призналась я.
– Потому что ты устала.
Я опять прислонила голову к его плечу, уткнувшись лбом в шершавую плотную ткань камзола. И протяжно вздохнула:
– Что, если это из-за меня, Ян?
Ведь если бы я не спела с друзьями на берегу озера ту дурацкую песню, истинно являющуюся проклятием Яна, отобравшим на время его силу, у него хватило бы времени и возможностей учуять волков и спасти Кристину, наследовавшую магию.
И даже, если бы повезло – всю мою оставшуюся семью. Родители бы не погибли.
– Может, из-за меня? – возразил он.
«А он, – подумала я, – считал, что ему вовсе не стоило уезжать и покидать нас надолго. Если бы наш дом и участок хранили частицы магии древнего цмока – волки не сунулись бы на ферму».
Нам было больно. Обоим. Мы крепко обняли друг друга. Ян склонил голову к моей, и теперь мы чувствовали дыхания друг друга. Что-то не давало нам расстаться сегодня ночью. Что-то удерживало нас, незримые силы сковывали, диктуя держаться рядом. Мне и правда не хотелось никуда его отпускать. Я была не уверена, что смогу уснуть, хотя и впрямь очень устала. Я была истощена.
Но внезапно Ян отпрянул и отшагнул от меня.
Я понимала, что это означает. Он являлся драконом. Цмоком. Мы – почти что родные, но бесконечно разные. В одно и то же время я оказалась для него и своей, и чужой. Хотя он любил меня.
Но место, где мы находились, ясно свидетельствовало о том, что мы – из абсолютно разных миров, противопоставленных друг другу. Взаимоисключающих.
У меня уже не возникало сомнений, кто он такой. Величественный древний дракон – легендарный цмок? Да, но это не предел. Не полная картина. Ведь, не проговаривая вслух, ни даже мысленно того, что для меня открылось благодаря синим искрам пепла, вздымающегося в небо и рассказам Гая, таясь перед собой, я до сих пор имела возможность воображать, что он прежний. Тот самый Ян, с которым я знакома восемнадцать лет – с рождения.
Значит, и наши отношения не изменились, верно?
Но то был самообман. Так или иначе, но Ян – нечто большее, чем мне представлялось все прошедшие годы. Однако я скрывала истину от себя. Хотя, вероятно, нутром поняла суть, причем раньше, чем узрела пепел.
Осознала, едва услышала, что Дивия – его тетя, как только та в первый раз назвала его племянником. Дальние они или близкие родственники: разницы – никакой. Ян – потомок богов. И теперь мне надо смириться с подобным раскладом. Вот так все и обстоит.
Мой Ян – бог. Такой же, как и Гай или Велес.
Я сделала глубокий судорожный вдох, когда в полуметре оглушительно лязгнули перила, и с грохотом на них приземлилось нечто черное, размером с ребенка, машущее крыльями.
Опешив, я не успела ни взвизгнуть, ни попятиться. Ян в свою очередь даже не шелохнулся. Из-под черного рваного балахона существа проглядывали белые кости, мерцающие бликами в свете полной луны.
Костомаха! Небольшая. Детеныш, а точнее… мертвый… приблизительно шестилетний малыш.
«Константин что, позволил ребенку решать, стать ли ему костомахой?»
Меня пронзил ужас, но не от пугающего вида костомахи, а от поступка создателя, ее хозяина. Затем я догадалась, что решало, вероятно, не дитя. А бессмертная вечная душа, прожившая много других жизней и запутавшаяся в последней.
Пока я прокручивала эти мысли в голове, костомаха таращилась на меня из пустых щелей черепа несуществующими глазами. В руках она держала сверток – целлофановый непрозрачный пакет, словно из человеческого мира, из яви. Я смутилась от непонимания происходящего. Почти мгновенно ощутила запах, как ни странно, свежей выпечки, и у меня отнялся не только дар речи, но и способность соображать.
Уставившись во внутренний двор, я обнаружила, что он заполнился полчищем собратьев-костомах. Среди них выделялось существо с горящими ярко-красными глазами, с рогами, как у черта, в потрепанном одеянии, обкрученном цепями, в старинном плаще – на вид когда-то дорогом, но изорванном. Я сразу узнала Константина, в худшей, самой темной и мрачной его ипостаси. Именно так в моем представлении и должен выглядеть Кощей. Если бы его губы не были обожженными и сгнившими, я бы предположила, что он улыбается мне, направив взор на балкон.
Получается, он избежал неприятностей в лесу и отыскал нас. И похоже, вспомнил, что я человек, ведь передал для меня – с помощью ручной послушной костомахи – настоящую еду!
Я растерялась. Как реагировать на столь щедрый жест от того, от кого менее всего его ожидаешь?