«Иди вниз, – велела я себе. – Ты должна это сделать».
Но, глядя с верхней площадки пожарной лестницы на шикарных гостей в саду, я чувствовала себя Золушкой. Или, скорее, ее уродиной-сестрой, той самой, которая отрезала себе пятку, чтобы влезть в хрустальную туфельку. В маминых изящных туфельках мои ноги казались здоровенными, как ласты, а руки неуклюже торчали из рукавов. Мама туго меня подпоясала, так что платье облепило грудь и бедра, и сказала: «Моя красавица».
Платье, которое я собиралась сегодня надеть, сидело на мне в точности так, как обещало описание на сайте: «Подчеркивает достоинства и прячет недостатки». В нем я выглядела классно. Но когда я спустилась в гостиную и продемонстрировала свой наряд Джону, он закричал: «Нет-нет!» – и позвал маму.
– Платье слишком откровенное, – заявил он, тыча в меня пальцем. – Так нельзя ходить. Это ты ей купила?
Мама ответила, что в первый раз видит это платье; пришлось сознаться, что я тайком воспользовалась ее аккаунтом на «Амазоне». Джон попенял маме за то, что она плохо следит за дочерью; я извинилась и в который раз пообещала, что буду паинькой.
Мама обняла меня и увела к себе в комнату.
– Пойдем поищем что-нибудь еще.
Она перебирала плечики в гардеробе, вынимала то одно платье, то другое, прикладывала ко мне, хмурилась и вешала обратно. Наконец выудила черное платье в прозрачном целлофановом чехле из химчистки.
– Вот это, – сказала мама. – С запа́хом. Купила на дедушкины похороны.
– Весело, ничего не скажешь.
– Дорогое, между прочим. Будешь выглядеть солидно.
– Я буду выглядеть так, словно у меня кто-то умер. На вечеринку такое не надевают!
Мама рассмеялась.
– Ну, то, что выбрала ты, для вечеринки тоже чересчур.
– Ладно, я его надену, но только если ты дашь мне бабушкино ожерелье. – Мой дедушка, мамин папа, подарил его моей бабушке на сорокалетие свадьбы: это ли не доказательство, что бывает любовь до гроба? – Между прочим, дедушка говорил, что когда мне будет шестнадцать, мы с тобой сможем носить его по очереди.
– Но тебе пока что пятнадцать.
– Сегодня особый случай, да и жаль, что такая красота лежит взаперти.
Мама отказала, мол, ожерелье слишком дорогое, и если я его посею, она не переживет.
Я надела платье, мама сделала мне прическу.
– Я тебе не рассказывала, – проговорила она, – но когда мы с тобой только-только перебрались в эту квартиру, мы с дедушкой не разговаривали. Он злился на меня за то, что я забеременела так рано. И еще ему было стыдно, что твой отец от меня отказался.
– Ты же не виновата.
– Ну, мне тоже надо было думать головой. А я пустила будущее псу под хвост. – Она улыбнулась мне в зеркале. – Я согласилась, чтобы дедушка оплатил мне жилье, но и только. Я хотела ему доказать, что и сама справлюсь. Мне восемнадцать, на руках ребенок, в Лондоне не знаю ни души. Ни работы, ни друзей, ни денег.
– Зато у тебя была я.
– Да, у меня была ты. И ты была чудом. – Мама туго завязала мои волосы лентой. – Но порой мне по несколько дней не с кем было словом перемолвиться. Я сидела в парке, смотрела на парочки с детьми и сама себе казалась инопланетянкой. Потом я познакомилась с Мерьем, у меня появились подруги, но мне все равно приходилось туго. С мужчинами я не встречалась несколько лет и даже подумывала, что меня уже никто и никогда не полюбит.
– Мам, фу!
Она рассмеялась и собрала мои волосы в пучок.
– Подрастешь – поймешь. Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что когда в моей жизни появился Джон, мне показалось, будто во мне снова зажегся свет.
– Фу-у-у!
– Поэтому мне так важно, чтобы вы с ним поладили.
– Да ты мне постоянно об этом твердишь.
– А теперь, раз мы с ним поженимся, тем более.
– Ладно. Поняла.
– Вот и хорошо. Кстати, Мерьем сегодня тоже придет, так что тебе будет с кем поговорить.
– Она твоя подруга, а не моя.
– Но ты с ней сто лет знакома, вот и поболтаете. К тому же, может, она будет с Беном.
– А его ты зачем пригласила? Я его и так в школе каждый день вижу. Вот была охота с ним общаться! – По маминому лицу пробежала тень, и я спросила: – Ты думаешь, у меня нет друзей?
Она вздохнула.
– Нет, я думаю, что у нас осталось ровно двадцать минут до прихода гостей. – Она заколола пучок на моей макушке. – Готово.
У меня вечно все не слава богу. Даже волосы непослушные, и приходится их закалывать. И мне хотелось, чтобы хоть что-то было как надо. Так что, когда мама ушла одевать Айрис, я тайком забрала из шкатулки ожерелье. Толстая золотая цепь с восемью рубинами: такое и королеве впору. Камни полыхали огнем.
И теперь, стоя на верхней площадке пожарной лестницы, я подставила ожерелье свету.
– Дедушка, – прошептала я, – пошли мне сил.
Чтобы мертвые помогли, им надо дать что-нибудь взамен – например, оставить угощение, оказать какую-нибудь услугу, да хотя бы сохранить их тайны. Всякий раз, как я просила дедушку о помощи, обещала, что никогда его не забуду.
Айрис нарядилась эльфом. Она кружилась на лужайке, и у нее за спиной развевались локоны и блестели крылышки. Заметив меня, она меня окликнула и помахала рукой. Я махнула в ответ, и сестренка взбежала ко мне по лестнице. Я взяла ее на руки, Айрис обхватила меня ножками за талию, и я принялась ее кружить.
Наблюдавший за нами Джон крикнул:
– Осторожнее, Александра, не упадите с лестницы!
Я аккуратно поставила Айрис на ноги.
– Пожелай мне удачи с канапе.
– Хочешь, я тебе помогу?
– Я обещала, что сама справлюсь. И пообщаюсь с гостями.
– Можем вместе. Получится, что ты уже вроде как общаешься.
Я взяла Айрис за руку.
– Только чур говори ты.
– А ты будешь держать поднос?
– Именно. Будем действовать сообща, как сестры. Ты умная, а я сильная.
Айрис блистала. Я держала поднос и старалась ничего не уронить, а малышка щебетала ангельским голоском:
– Кростини? Еще есть тарталетки из слоеного теста, волованы и креветки в кляре. Все очень вкусное, я пробовала.
Гости таяли от одного лишь взгляда на нее.
– До чего милая девочка!
– Чудесная.
– Неудивительно, вся в отца…
– Она с каждым днем все красивее, клянусь.
– А старшая кто?
– Она не его дочь.
Да, пока не его. Но после свадьбы стану его.
Я обняла Айрис.
– И как только у тебя получается всех очаровать? – спросила я.
– Я им улыбаюсь.
– Ты не устаешь улыбаться? Челюсть же заболит!
– Чтобы хмуриться, требуется больше мышц, – сердито бросила сестра.
Я рассмеялась. А за мной и Айрис.
Мы раздали два подноса закусок и почти закончили третий, когда увидели Мерьем. Айрис бросилась к ней и обняла. Мерьем протянула ко мне руки.
– Лекси, сто лет тебя не видела.
Из-за подноса я толком не могла ее обнять, поэтому просто подалась к ней, и Мерьем погладила меня по спине.
– Ну как ты? – спросила она.
– Нормально. – Я пожала плечами.
– Она не любит чужих, – пояснила Айрис. – А еще она думает, что от улыбок заболит челюсть.
Мерьем рассмеялась.
– Бедняга Лекс. Трудно улыбаться незнакомцам, да еще таким расфуфыренным. Ты представь, как они сидят на унитазе: у меня всегда срабатывает.
Айрис так расхохоталась, что на нас стали оборачиваться. Мне было приятно, что со стороны это выглядело так, словно нам веселее, чем им. Я рассказала Мерьем, что сперва хотела надеть красное платье, но Джон его забраковал.
– Оно клевое, – сказала я. – Куда круче этого.
Мерьем погладила меня по руке и заверила, что ни одно платье не спрячет мою юную красоту.
Мы поболтали о том, как неожиданно, что Джон после стольких лет все-таки позвал маму замуж. Я предположила, что он сделал это в пику маме Касса, которая отказалась давать ему развод, а Айрис ответила, что, наверное, бывшая его до сих пор любит, а я сказала: нет, просто она стерва, и мы снова рассмеялись.
– О, а вот и знакомые, – наконец бросила Мерьем. – Не возражаете, девочки, если я отойду поболтать?
Айрис озорно улыбнулась.
– Чур я первая. – И ускакала прочь, потряхивая крылышками. Мы с Мерьем проводили ее глазами. Без нее как-то сразу стало пусто.
– Если хочешь, пойдем со мной, – предложила Мерьем.
Я поняла, что она просто меня пожалела.
– Нет, мне сперва надо раздать закуски. – Я указала на поднос.
– Давай я позову Бена, он тебе поможет. Вон он там, у бара.
Бен открывал бутылку пива. Мы с ним ровесники, почему это ему можно пить пиво, а мне нельзя? И одет он был кое-как – джинсы да балахон с капюшоном.
– Иди поздоровайся. – Мерьем толкнула меня локтем.
– Непременно, только сперва раздам канапе.
Мерьем погладила меня по спине и ушла к приятелям. Я сделала очередной круг по саду, стараясь держаться спокойно и дружелюбно, как Айрис.
– Кростини? Тарталетку?
Мама с Джоном о чем-то беседовали у ограды, я подошла и протянула им поднос.
– Не хотите волованчик?
Мама улыбнулась мимолетно.
– Потом, Лекс, не сейчас.
– Что случилось?
– Ничего, милая, все в порядке.
Но Джон хмурился, мама держалась напряженно: что-то явно стряслось.
– Это же вечеринка, – сказал ей Джон. – Значит, мне позволено общаться с гостями, разве не так?
– Общайся на здоровье, кто тебе запрещает. Я вообще не это имела в виду.
Я взяла с подноса кусочек огурца и сунула в рот. Выглядел-то он ничего себе, а вот на вкус оказался гаже некуда: водянистый, с душком из холодильника.
Джон потер лицо ладонью, словно устал; мама глубоко вздохнула: наверное, стало стыдно за то, что наговорила.
– Ладно, забудь.
– Поздно.
Я взяла еще одну дольку огурца и шумно ее сжевала.
Джон удивленно уставился на меня.
– Ты чего?
Я улыбнулась.
– Ничего.
– Ты же должна людей угощать, а ты сама ешь.
– Подумаешь, взяла огурчик.
– То есть, по-твоему, это не считается?
– В нем ноль калорий.
– Я говорю о том, что ты все съела и никому ничего не оставила.
Я взяла с подноса волован и откусила кусок, не сводя глаз с Джона.
– И ты ей ничего не скажешь? – спросил он маму. – Между прочим, это ты предложила, чтобы она помогала, а она все сожрала.
Мама ласково ему улыбнулась.
– Я с ней поговорю. А ты иди к гостям.
Джон фыркнул: мол, я и сам давно хотел.
– Ну что, через десять минут я скажу тост? – произнес он уже мягче.
– Конечно, – ответила мама.
Он чмокнул ее в щеку.
– Я тебя люблю. Помни об этом.
Мы проводили его взглядом.
Я думала, что мама задаст мне взбучку из-за канапе, но она заметила ожерелье и нахмурилась.
– Я же тебя просила!
Я погладила цепочку.
– Я не потеряю. Не парься.
– Неужели тебе наплевать на все мои просьбы?
– Я буду аккуратна. Оно придает мне смелости.
Мама покачала головой.
– Ты ведь обещала, что сегодня будешь вести себя хорошо.
Она так грустно на меня посмотрела, что я не выдержала:
– Ладно-ладно, сниму.
– Ну не здесь же. Сперва раздай канапе. Я сейчас принесу горячее. Как только закончишь, бегом наверх и положи ожерелье на место.
Я еще раз быстро обошла лужайку, раздала бо́льшую часть оставшихся закусок, напоследок подошла с почти пустым подносом к паре, которая стояла возле уличного обогревателя. Он седой и явно небедный, она красивая, намного его моложе.
– Креветку в кляре? – Я постаралась улыбнуться как можно ослепительнее.
Женщина вежливо покачала головой.
– Нет, спасибо.
Мужчина оглядел меня с головы до ног.
– Не могли бы вы принести мне еще бокал шабли?
Удерживая поднос одной рукой, второй я засунула в рот кростини.
Пара удивленно уставилась на меня.
– Я не официантка, – ответила я. – Я старшая дочь.
И в доказательство понесла в рот волован, но он сломался у меня в руке, и половина пирожка шлепнулась на ногу женщине. Та ойкнула.
– Блин, – сказала я. – Прошу прощения.
К нам тут же подскочил Джон.
– Что случилось?
– Ничего страшного, – отмахнулась женщина. – Пустяки.
– Прямо вам на ногу! Ну Александра, руки-крюки…
– Я нечаянно, – тихо сказала я.
– Сейчас же принеси салфетки.
Мужчина протянул мне свою – полотняную.
– На вот, возьми.
Опустившись на корточки, я убрала самый крупный кусок пирожка с туфли гостьи. С пылающими щеками завернула ошметки в салфетку и вытерла то, что осталось. Я чувствовала, что все трое пялятся на меня.
– Официантов позвать не успел, – сказал Джон; гость хмыкнул.
Я размазала волован по туфле, окончательно ее испачкав и испортив.
– Ничего страшного, – успокоила меня женщина. – Правда, пустяки.
– Ну вот еще, – возразил Джон. – Будете отдавать в чистку – пришлите мне счет. Я настаиваю, Моника.
Я выпрямилась, протянула гостю салфетку, но Джон отмахнулся:
– Выброси.
Я сделала еще два круга по саду. До смерти хотелось слиться с пейзажем – притвориться каким-нибудь кустиком. Или лечь на землю и прикинуться мертвой. Или уползти к себе.
Но вместо этого я уселась в теньке под своим деревом.
– Лекс, привет!
Я распахнула глаза, решив на секунду, что это Касс, но нет: передо мной стоял ухмылявшийся Бен.
– Ты чего тут одна? – спросил он.
– Ненавижу вечеринки.
Он рассмеялся.
– Придумываешь, как бы все испортить?
Я уставилась на него.
– С чего бы это? Чокнутой меня считаешь?
В моем голосе слышалась такая ярость, что Бен оторопел. У него всегда все на лице написано.
– Твоя мама тебя послала со мной поболтать? – не унималась я.
Он помотал головой.
– Мне друзья не нужны. Если хочешь уйти – проваливай, не стесняйся.
– Да блин, – сказал он, – я вообще-то просто подошел поздороваться.
Зря я на него наехала. Наши мамы старые подруги, мы с Беном в детстве частенько играли вместе. Но ему я ничего этого не сказала: сидела себе под деревом, а Бен переминался с ноги на ногу рядом.
– Дай хлебнуть, – попросила я наконец.
Он протянул мне пиво, я сделала большой глоток. Судя по лицу Бена, он нисколько не возражал.
– Спасибо за доброту, – сказала я от чистого сердца, но прозвучало это издевательски.
– А Касс чего не приехал? – спросил Бен.
– Учится, – ответила я буднично, так, словно мне до смерти надоел мой скучный сводный братец и его унылая жизнь. Мне понравилось, что я сказала это как ни в чем не бывало.
– Ты уже начала готовиться? – поинтересовался Бен.
– Нет, конечно.
– Ты разве не хочешь остаться в старших классах?
Он что, издевается?
– Для этого средний балл должен быть что-то около пяти.
– А ты не наберешь?
– Только если чудом.
Он пожал плечами.
– Драматургию ты сдала бы на раз.
– Это же из обязательных предметов. У меня еще неплохо идут массовые коммуникации, но там у меня пока конь не валялся.
– Да ладно, время есть. Не парься, сдашь. У тебя же вроде и с английским все хорошо? С ним наверняка пять наберешь.
Ночью меня порой пробивает пот при мысли о том, какая же я все-таки невежда. Как-то раз открыла свой старый реферат и не поняла ни слова, будто он на иностранном языке. Бен совсем меня не знает, если думает, что мне достаточно почитать книжки – и все будет в порядке. Я впилась в него взглядом, чтобы он перестал уже говорить о школе. Мерьем темненькая, а Бен темно-рыжий, конопатый – правда, в темноте этого все равно не видно.
– Не сдавайся, Лекс, – сказал он. – Я уверен, у тебя обязательно все получится, нужно только постараться.
Я едва не взмолилась: «Давай уже сменим тему», – как вдруг зазвенели бокалы, и гости закричали: «Тост, тост!»
– Ну вот, – произнес Бен.
Джон с мамой стояли на лестнице. К ним подбежала Айрис. Джон подхватил ее на руки, она обняла его за шею, и он прижал ее к себе.
– Спасибо вам огромное, что пришли, – с фирменной ослепительной улыбкой обратился он к гостям. – Если позволите, я бы хотел сказать несколько слов…
И завел речь о том, как впервые увидел маму и с первого же взгляда понял, что она «та самая».
– Да вы сами посмотрите, – добавил он, а мама смущенно хихикнула и сделала шуточный реверанс. – Она покорила мое сердце еще и тем, – продолжал Джон, – что сразу от меня забеременела. – Он приподнял Айрис, и гости восхищенно ахнули. А Джон рассказывал, как переехал к нам, как бывшая жена заграбастала все его сбережения (что тут смешного, кстати?), указал на штукатурку – в конце концов ему удалось купить квартиру над нашей и объединить обе в одну.
– Однако, – продолжал Джон, – дом моей мечты существует пока только на бумаге в виде чертежа, который лежит у меня в столе. Ведь, как многие из вас знают, найти в Лондоне участок под застройку не так-то просто.
Гости согласно загудели: здесь собрались в основном архитекторы, так что, наверное, слова Джона затронули их за живое.
– Я хочу поднять тост за мою невесту, – объявил Джон. – Джорджия, ты красавица, ты ангельски терпелива, ты женщина моей мечты. Я обещаю, что построю тебе дом, которого ты достойна, как только стану одним из партнеров в фирме и смогу себе это позволить! – Последние его слова утонули в одобрительном смехе. Мама чмокнула Джона в щеку.
– Еще раз спасибо, что выкроили время и пришли порадоваться за нас, – сказал Джон. – Угощайтесь, пожалуйста. Скоро будут танцы, оторвитесь по полной! – Джон поднял бокал. – За наше будущее!
– И все? – произнес Бен, когда взрослые принялись чокаться и повторять слова Джона. – А где же презентация в «пауэр пойнте»?
– Ты это к чему? – сердито посмотрела на него я.
– Ни к чему.
– А зачем тогда ляпнул?
Бен пожал плечами.
– Да просто он фигни какой-то нагородил.
– Очень вежливо с твоей стороны, ничего не скажешь.
Бен с минуту таращился на меня, потом кивнул.
– Ладно, я за пивом.
И мы с ним разошлись в разные стороны. Я взяла тарелку с закусками и снова уселась под деревом. Вечеринка набирала обороты: прибывали новые гости, а те, кто уже был тут, вели себя все более шумно. Уносили пустые тарелки. Подавали пирожные. Зажгли огни, сад осветился. Казалось, утро было уже давным-давно.
Я поискала взглядом Айрис. Она сняла балетки и повесила на куст; шелковые ленты спускались до самой земли. Айрис с усталым видом сидела на лужайке, волосы рассыпались по плечам, а мне казалось, будто я любуюсь картиной. Предложу-ка я уложить сестру спать: может, это хоть немного поднимет меня в глазах гостей.
Я двинулась к сестре, но тут ко мне подошел мужчина.
– И снова здравствуйте.
Я его узнала.
– Прошу прощения за ошибку. – Он протянул мне руку. – Я понятия не имел, что вы дочь Джона. Я Роджер.
Он пожал мою ладонь крепко, будто я была взрослой. И еще мне понравилось, что он назвал меня «дочерью Джона».
– Приятно познакомиться, – ответила я.
И что говорить дальше?
– А вас, кажется, зовут Александра?
Я кивнула. Роджер тоже кивнул.
– Значит, вы больше не разносите угощенье? – продолжал он.
– Меня уволили.
Он усмехнулся.
– Из-за туфли Моники?
– Я ее испортила.
Роджер снова усмехнулся и кивком указал на Монику, которая стояла у лестницы рядом с Джоном.
– Не волнуйтесь, – сказал Роджер, – это наша практикантка. Вряд ли туфли были дорогие.
– Вы ее коллега?
– Пожалуй, можно сказать и так. Я старший партнер.
Будь супервежливой с моим боссом.
Мы неловко стояли и глазели на Джона с Моникой. Тот, должно быть, сказал что-то смешное, потому что Моника запрокинула голову и расхохоталась. Какая длинная у нее шея. Я поискала взглядом маму и нашла ее возле стола: она счищала объедки с тарелок.
– Мне нужно идти, – ответила я. – Помогу маме убрать со стола, тогда она сможет потанцевать с Джоном.
– У меня есть идея получше. – Джон улыбнулся, и я впервые заметила бледные усики над его верхней губой и то, как косят его глаза, когда он смотрит на меня.
– Потанцуйте со мной. – Он протянул ко мне руки.
– Не могу. Я не умею танцевать, правда-правда.
– Чушь. – Он подошел ближе, обхватил меня за талию, и я невольно загордилась, хотя он был старый и пьяный. Джон просил меня быть повежливей с боссом, вот я сейчас с ним и потанцую.
Мы покачивались под музыку. Роджер не то мурлыкал что-то себе под нос, не то тихонько булькал – казалось, будто у него в горле пузырится шампанское.
– Нормально? – спросил он.
– Ага.
– Вот и отлично. – Он кивнул.
Мне хотелось, чтобы Джон обратил внимание на то, как я танцую, но он болтал с Моникой. Бен тоже не смотрел, а мне так хотелось, чтобы он понял: я нравлюсь взрослым мужчинам, которые разбираются в жизни. Но на меня глядела только мама; еще не хватало, чтобы она заметила, что я так и не сняла бабушкино ожерелье, и устроила мне скандал! Я весело ей махнула, и вдруг Роджер увлек меня в сторону.
Мы очутились в неосвещенной части сада. Роджер крепче обнял меня за талию. На свету он держал дистанцию, а тут прямо прилип ко мне. Я попыталась увести его обратно, но у меня ничего не получилось.
– Люблю аппетитных девушек, – проговорил он, дыша на меня креветками. – Не то что все эти современные доски.
Потные пальцы Роджера шарили по моей спине. Я у себя дома, в своем саду, вокруг куча гостей. Болтают, смеются. Чего мне бояться?
– Вот уж не думал, что здесь будет такое лакомство, – продолжал Роджер.
Где же мама? По-прежнему у стола, собирает грязную посуду на подносы. А Джон? Болтает с Моникой. Положил ей руку на талию, словно сейчас уведет вверх по лестнице.
Роджер с силой прижал меня к себе. Ладонь его скользнула с талии вниз и сейчас лежала почти у меня на заднице.
Я встала как вкопанная.
– Мне правда надо идти помочь маме.
Рука Роджера спустилась еще ниже, сердце у меня заколотилось, дыхание сбилось; мне казалось, будто я вижу себя со стороны по телевизору: «Лекс, этот мужик лапает тебя за жопу!»
Он гладил мою задницу, дыша в лицо перегаром; кровь стучала у меня в ушах.
«Наступи ему на ногу! – завопило чудовище внутри меня. – Врежь локтем по носу. Пни коленом по яйцам. Толкни к дереву, воткни сучок в глаз».
Голос и силы вдруг вернулись ко мне: легкие мои наполнились воздухом, и казалось, что если я сейчас же его не выпущу, то непременно лопну.
Я высвободила руки и с силой отпихнула Роджера.
– Отвали!
– Что с тобой? – Он покачнулся.
– Ты меня лапал!
– Что за чушь!
– Ты схватил меня за жопу!
– Разве можно так говорить?
– Пошел на фиг, не хочу я с тобой танцевать.
Сад затих. Все взгляды обратились к нам. Роджер мигом схватился за сердце: может, ему стало стыдно за то, что лапал пятнадцатилетнюю?
– Что с вами, босс? – крикнул кто-то.
Роджер согнулся и часто задышал.
– Мне что-то нехорошо, – просипел он.
Ну все, теперь меня же и выставят виноватой. Ничего, прорвемся. К нам подбежали Джон с Моникой, и я впилась в нее ненавидящим взглядом. Сучка в туфлях. Дурацкая практикантка.
– Что случилось? – воскликнула Моника.
– Я тут ни при чем.
Она положила руку мне на плечо.
– А чего тогда кричала?
Я стряхнула ее ладонь.
Мы обе уставились на Роджера, который, согнувшись пополам, хватал ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. Я на миг представила, как Джон возьмет его за горло и задушит. Вот бы он еще при этом орал: «Что ты сделал моей дочери? За что она так тебя обругала?» Но, разумеется, ничего подобного не произошло. Наоборот, он обнял Роджера за талию и сказал:
– Видимо, что-то спровоцировало приступ астмы.
– Пить надо меньше, – отрезала я.
– А ты бы помолчала. – Джон сердито посмотрел на меня.
Роджер упал на принесенный Моникой стул. Джон похлопал по карманам его пиджака и нащупал ингалятор. Принесли стакан воды; вскоре вокруг нас собралась небольшая группа гостей. Какая-то женщина заботливо укрыла Роджера своей шалью. А он сидел, закрыв глаза, как ни в чем не бывало, и дышал с присвистом.
– Что случилось? – спросила подбежавшая к нам мама.
– Он прикидывается, – ответила я.
– У него тяжелая астма, – ледяным тоном пояснил Джон.
Все уставились на меня. Вот так, наверное, и чувствуешь себя, когда за тобой вот-вот погонится толпа.
– Чего вылупились? – огрызнулась я. – Я ему ничего не сделала.
– Следи за языком, Александра, – одернул меня Джон.
Мама посмотрела на сипевшего Роджера.
– Так в чем дело?
– Он распустил руки, – ответила я, – а виновата я.
Роджер театрально захрипел, и гости по новой захлопотали вокруг него. Не замерз ли он? Может быть, принести плед? Не позвонить ли в скорую? Роджер лишь качал головой и шептал: «Все в порядке, не стоит беспокойства». Джон с улыбкой похлопал его по плечу и обернулся к собравшимся:
– Мне следовало предупредить мою будущую падчерицу, что некоторые очаровательные мужчины уже не так крепки, как прежде: возраст дает о себе знать. – Все вежливо посмеялись. – Видимо, ее юношеский задор вас утомил?
Роджер согласно помотал ингалятором, а у меня даже кишки свело от злости.
– А может, – не унимался Джон, – она переусердствовала с выпивкой?
– Что за чушь? Я вообще не пила! – возмутилась я.
– Ну и ладно. Ничего страшного. Тебе не пора спать, Александра?
– Ты не имеешь права отправлять меня спать! Я не ребенок!
Джон вздохнул.
– Спорное утверждение.
– Лучше иди, – попросила мама. – Завтра поговорим.
Подошла Айрис, взяла меня за руку, но Джон отвел ее в сторонку.
– Александра, я не шучу. Уходи сейчас же.
– Пошел ты в жопу, – одними губами произнесла я и повторила уже громче: – Пошел ты в жопу!
Я прекрасно понимала, как это звучит. И догадывалась, что обо мне подумают. Гости осуждающе качали головами.
– Прошу прощения, – сказал им Джон. – Девочка устала.
Я еще раз послала его в жопу, бегом пересекла двор и взлетела по лестнице.