Над переулком повисли голубые сумерки. Небо было чистым, и первые неяркие звезды, словно лампочки, зажженные вполнакала, висели низко над крышами домов. Снег завалил старенькие особняки до наличников окон, деревянные колонны у входа, покрытые инеем, серебрились и казались частью сугробов.
Сергей после пропахшей газом квартиры с наслаждением вдохнул морозный воздух. Вдохнул так глубоко, что у него защипало в носу, будто он залпом выпил стакан боржоми.
Они спустились с накатанной горки и почти уперлись в дворик. В глубину его вела вытоптанная между сугробами дорожка, она оканчивалась у маленького сарайчика.
– Вот она, керосинка, – сказала Климова.
– Благодарю. Вы можете идти, – ответил Сергей.
– М-может, еще чего…
– Тогда вас вызовут. – Он толкнул набухшую дверь.
В лавке было холодно и отвратительно воняло керосином. Рядом с огромной бочкой на скамеечке, положив на колени литровый черпак, сидела женщина, по глаза закутанная в платок. На ней был огромный овчинный тулуп, перетянутый веревкой, и валенки, облитые красной резиной.
– Давай бидон и талоны, – хрипло крикнула она, – а то закрываю. Я в такой мороз не нанялась здесь без вылазу сидеть.
– Милиция. – Сергей достал удостоверение.
– Это еще зачем? Керосин не пиво, его не разбавишь.
– Я по другому вопросу.
– Ну давайте. – Женщина встала, и Сергею показалось, что она ничуть не меньше бочки с керосином.
– Вас зовут Вера?
– Вера Анатольевна Симакова.
– Спасибо. Скажите, Вера Анатольевна, когда вы шли на работу?
– Я в девять открываю. Живу на Арбате в Афанасьевском, так что из дома в восемь выхожу. А что?
– Когда вы шли на работу, вы никого не встретили у дома пятнадцать?
– А правда, что барыга этот, из шестой квартиры, нашего участкового убил, Василия Андреевича?
– Почему барыга?
– Форменный, да ты погляди на него, одет в кожу, бурки-чесанки, рожа лоснится.
– Убили, это правда, но не он.
– Вечная ему память, хороший человек был, хоть и милицейский, душа в нем имелась, недаром фронтовик, с наградами.
– Так как же, Вера Анатольевна, вы встретили кого-нибудь?
– Ясно дело. Витьку Шабалина из третьего дома, он в аптеку бежал, Гусеву Надежду с набережной…
– Вы меня не поняли, я имею в виду незнакомых людей.
– Ну а из незнакомых военный шел.
– Какой военный?
– Известно какой. Пальто на нем кожаное с погонами и шапка высокая.
– Такая, как у меня?
– Да тебе до такой шапки как медному котелку служить, я ж говорю: высокая, из каракуля.
– Папаха!
– Вот точно, папаха.
– А какие у него были погоны?
– Известно, золотые.
– Вы в темноте разобрали?
– Да я его раза три с этим жуликом из шестой квартиры видела, он мне раз даже сумку до троллейбуса помог донести. Летчик, одним словом.
У Сергея неприятно защемило под сердцем. Он весь напрягся и задал главный вопрос:
– Он один был?
– Нет, с ним паренек шел в полушубке коротеньком. Маленький, вертлявый.
– Вы бы могли его узнать? – еле сдерживая себя от волнения, спросил Белов.
– А то нет, он меня так толкнул, что я чуть с этой горушки не загремела. Я ему говорю: «Ты чего же, ирод, делаешь?» А он мне: молчи, мол, сука старая. Это я-то старая, мне и тридцати-то нет.
– Ну а дальше?
– А что дальше-то? Я лавку пошла отворять, а они у дома пятнадцать остановились.
– Давайте я запишу все, что вы мне рассказали.
– Записывайте, если надо, если поможет это тех, кто нашего Андреича убил, поймать.
Через полчаса Сергей вышел из лавки. Переулок был пуст. Даже вездесущие мальчишки сидели по домам. Он медленно шел в сторону Кропоткинской, любуясь заиндевевшей стеной монастыря, в ее проломах росли маленькие деревца, и ему казалось, что он идет не по Москве, а мимо разрушенного раскольничьего скита.
Он еще не знал, что Муравьев все же нашел то, что искал. Рядом с телефоном, на стене, карандашом был нацарапан номер телефона, а под ним буква З.