Самолет приземлился в Кларке с трехчасовым опозданием. Бывшая американская военно-воздушная база встретила Ливингстона изнуряющей жарой. В полете Дэн еще дважды заказывал виски. Он не был сильно пьян, но пары спиртного клубились в его голове, как предгрозовые облака над Боракаем.
Только чудо могло спасти его сегодняшнюю программу, но чуда не случилось, самолет на Хошимин в соответствии с расписанием вылетел более часа тому назад. Следующий рейс планировался через сутки. Перебронировав билет, Дэн Ливингстон позвонил мадам Бинь и перенес переговоры. На выходе из здания аэропорта к Дэну подошел щербатый, разбитного вида таксист и, покосившись на штык, выколотый на правой кисти американца, предложил отвезти его в Анджелес.
– В Кларке нет приличных гостиниц, сэр, – прошепелявил он, – а до Анджелеса езды несколько минут.
– А там, как с местами?
– Мой знакомый, сэр, содержит отличный трехзвездный отель, поедем, не пожалеете.
«Отличный трехзвездный отель» оказался серым двухэтажным строением с лавкой электротоваров внизу, узкой грязной лестницей и четырьмя номерами на втором этаже. Багаж взялся поднести сам хозяин – маленький узкоглазый мужчина лет пятидесяти. Полотно обшарпанной двери, к которой он подвел Дэна, было изуродовано фанерными заплатками, будто каждый второй постоялец имел привычку терять ключ и проникать в номер путем взлома. Хозяину, видимо, надоело постоянно чинить дверь, и теперь только черная дыра зияла в той ее части, где когда-то в последний раз стоял замок.
– У нас персонал исключительно честный, – в ответ на недоуменный взгляд гостя, сказал владелец «трехзвездочного отеля», – будьте уверены, нитки не пропадет. Я отвечаю.
Дэн покосился на дверь напротив, она выглядела еще хуже.
– Мы вас размещаем в лучшем номере, – засуетился филиппинец, втаскивая чемодан внутрь.
Оставив вещи, Дэн спустился вниз. Тот же щербатый таксист поджидал у входа.
– Может, девочку, сэр, скоротать вечерок? – через зеркало бросил он быстрый взгляд на клиента, устраивавшегося на заднем сиденье. – У меня есть знакомая. Тело, – он сложил в щепотку кончики пальцев и смачно поцеловал, – молодая, но все умеет. Не дорого, сэр. Возьмете – не пожалеете.
– Не надо девочку. Вези в ресторан, – хмуро ответил Дэн.
Таксист, казалось, не обиделся за то, что его «знакомая» не была должным образом оценена. Он лихо подрулил к китайскому ресторанчику. Выскочил первым, кивая на Дэна, о чем-то пошептался с вышедшим навстречу официантом.
– Я замолвил словечко, сэр, и он обслужит вас по высшему разряду, а я подожду и после того, как вы пообедаете, покажу городок.
– Не надо ждать, – разозлился Дэн, которому надоел этот развязный парень.
Таксист получил запрошенную сумму и уехал.
Ресторан представлял собой длинное, узкое и не очень чистое помещение, уставленное двумя рядами столиков, покрытых красными скатертями. Дэн заказал бутылку пива, открыл папку с меню, углубился в изучение блюд китайской кухни. Выбрав суп из морепродуктов, тушеные овощи, креветки и свинину в кисло-сладком соусе, закрыл папку и отодвинул от себя. Через две минуты он уже тянул из стакана холодное пиво и хрустел солеными орешками.
Вместе с остро пахнущей жареным чесноком едой официант принес рюмку китайской рисовой водки, объяснив, что ее в знак уважения прислал хозяин, и показал глазами наверх. Там, на балконе, нависающем над узким зальчиком, стоял, опираясь о темные перила, маленький лысый китаец, лицо которого лоснилось от гостеприимства и доброжелательности. Дэн выпил отдающую восточной парфюмерией водку и кивком поблагодарил хозяина.
Что было после, память сохранила смутно. У выхода из ресторана Ливингстона ожидал другой таксист, который взялся провезти по городу. В каких барах был и сколько выпил, Дэн не запомнил.
Когда глубокой ночью он вернулся в гостиницу, в номере горел тусклый ночничок. Пощелкав несколько раз выключателем, Ливингстон так и не смог зажечь потолочный светильник. Только в ванной комнате освещение было нормальным.
После душа, сбросив с себя мокрое полотенце и нырнув под простыню, Дэн вдруг почувствовал, что в постели еще кто-то есть. Американец вскочил в чем мать родила и сел на кровати. В это время дверь с грохотом распахнулась. Яркий свет полоснул по глазам. В комнату ворвались несколько человек, среди них женщина и двое полицейских. Шум, крики, вспышки фотоаппаратов. Женщина с воплем бросилась к постели, на которой, у Дэна глаза полезли на лоб, лежала голая девушка. Немного помедлив, чтобы дать ворвавшимся возможность завершить фотосессию, девица спрыгнула с кровати и, на ходу завернувшись в простыню, скрылась в коридоре.
Старший из полицейских на ломаном английском сказал, что девушке, которую сэр американец затащил в постель, нет пятнадцати лет. Ее тетка написала заявление в полицию, он ткнул Дэну под нос смятый клочок бумаги. Имеются фотографии. Он поднял вверх мобильный телефон и постучал по нему пальцем. Есть два свидетеля. Блюститель порядка показал кивком на стоявшего у двери хозяина гостиницы и худого парня в застиранных шортах и линялой футболке, в котором Дэн без труда опознал первого таксиста.
Полицейский пояснил, что он, как представитель власти, вынужден составить протокол и арестовать господина. Филиппинские законы относят педофилию и изнасилование к серьезным преступлениям. Господина упекут в тюрьму лет на десять, не менее. Тут он сделал знак рукой, который вымел из помещения всю остальную публику.
Оставшись один на один с Дэном, представитель власти смягчил выражение лица и, показывая на дверь, сказал, что к счастью для господина американца, тетя потерпевшей, мадам Корасон, очень добрая женщина. Она не хочет делать «хорошему господину» неприятности и готова за пятьдесят тысяч долларов забрать заявление. Если господин американец выплатит нужную сумму, дело немедленно будет прекращено, и днем он сможет вылететь, как и планировал, в Хошимин. Полиция не будет этому препятствовать.
– Пятьдесят тысяч баксов, сэр, для вас, американцев, совсем немного, – извинительным тоном добавил он. – Всего каких-то пять тысяч за каждый год заключения.
Тут Дэн Ливингстон окончательно протрезвел и понял, что у него самым бессовестным образом вымогают пятьдесят тысяч долларов. Он затянул потуже полотенце на поясе, многозначительно потыкал пальцем в американский флаг, выколотый на левом плече, и заявил, что платить не будет.
Через тридцать минут в переполненной камере местной тюрьмы, в которой находилось пятьдесят два заключенных, появился пятьдесят третий.
Выслушав доклад подчиненного о задержании Дэна Ливингстона, начальник полиции Анджелеса тут же позвонил Биллу Вольфу.
– Рыбку, которую вы заказывали, сэр, поймали.
– Американец? Белый? Один? – деловито спросила трубка.
– Точно, как вы просили, сэр.
– Какой счет ему выставили?
– Пятьдесят штук, сэр. Но платить он не хочет.
– Если согласится на пятьдесят, требуйте сто, согласится на сто, требуйте сто пятьдесят и так далее. Но ни в коем случае не выпускайте. Хорошо его промурыжьте, пусть почувствует, что такое филиппинская тюрьма. А тут и я к нему подъеду.
– Да, сэр. Но и вам меньше чем за полсотни мы его не отдадим.
– Почему? Ведь мы договаривались за двадцать?
– Бизнес есть бизнес, сэр. Зачем же я отдам за двадцать, когда мои ребята могут отжать все пятьдесят?
– Дам тридцать и ни цента больше. Будешь ломаться, нашлю на тебя посольство, тогда вообще получишь шиш с маслом.
Начальник полиции понимал, что Билл Вольф вряд ли станет вмешивать в это дело американское посольство, но решил не рисковать и согласился. Тридцать штук «зелеными» на дороге не валяются.