Однажды летним вечером 1951 года моя жизнь переменилась… из-за зебры. Зебра в Стране Басков! Согласитесь, такое нечасто встретишь. Однако без этой зебры моя жизнь сложилась бы по-другому. Мне было двадцать лет. И я не сомневался, что еще покажу миру, на что способен.
Мой отец не мог и дня прожить без любимой газеты Sud-Ouest. Он утыкался в нее утром, подоив коров и выгнав их в поле. А потом и вечером, загнав коров в стойло. Неизменный баскский берет на голове, тонкие губы, почерневшие пальцы. Он прочитывал газету от корки до корки, от крупных политических заголовков до кроссворда на последней странице. Sud-Ouest была для него чем-то вроде молока к кофе. Без нее мир отца словно замирал, ничто другое его не интересовало. Даже я.
В то время мы с братом не вылезали из игорных заведений. И ни о чем другом даже думать не могли. Учеба, девчонки, даже отцовский «рено» – все меркло по сравнению с нашей страстью к картам. Мы играли ночи напролет. Я бы и рад сказать, что выработал пару гениальных стратегий игры, но на самом деле мне на выручку, как правило, приходило шулерство – разные фокусы, которым обучил меня помешанный на магии дядя, хозяин магазинчика розыгрышей. С набитыми всякой «волшебной» всячиной карманами он каждое лето приезжал в Страну Басков, где его ждали как мессию. Он показывал мне свои любимые приемчики, а я упорно их отрабатывал. Трюки с мягкими шариками, платками, но главное – с картами. В те годы я еще не был асом, но ловкость моих рук принесла нам не один отличный улов. Да и Биарриц не был Вегасом. Ставили мы совсем небольшие суммы, потом прятали денежки и забирались на рассвете в «рено», не вызвав отцовских подозрений. Он умер бы со стыда, узнав, что мы не просто картежники, но еще и шулеры.
А потом случилось то, что должно было случиться. Один из его друзей застукал нас в казино – с сигаретами, зажатыми в зубах, мы делали ставку за ставкой, как подорванные. На следующее утро, когда мы проснулись, отец ждал нас за столом на кухне, вперившись в кружку кофе с молоком – запятнанную, как и его честь. Я похолодел.
– Выкладывайте, – произнес он, стиснув челюсти.
Брат ткнул меня локтем в бок. Шофером он был превосходным, но в остальном на него не стоило рассчитывать. Тогда я прибегнул к своему проверенному средству: я соврал.
– Мы были в казино, потому что…
Рядом с отцовской кружкой лежала газета.
– Потому что я должен написать статью.
Отец, скептически приподняв одну бровь, посмотрел на меня. А это случалось не так уж часто.
– Статью для Sud-Ouest, – продолжал я.
Он так и вытаращился.
– Кстати, если это всё…
Я встал, торопясь укрыться в своей комнате. Но отец остановил меня.
– О чем статья-то? – буркнул он.
Его лицо вплотную к моему. Запах сена и табака. Я весь сжался. Еще один взгляд на газету. На первой странице – снимок Биаррица. Скалы, казино, нависающие над океаном виллы.
– Ну… о…
Маловато, чтобы он отстал. Мне нужен был сногсшибательный сюжет. Такой, за который действительно ухватилась бы Sud-Ouest.
– О званых вечерах у маркизы, – лихо заявил я.
Молчание. Отец так и поедал меня глазами. У меня перехватило дыхание. Я мысленно проклинал себя за слова, что сорвались у меня с языка. «У маркизы»? А почему не у папы римского, если уж на то пошло? Во что я ввязываюсь? Влипнуть в такую историю, это ж додуматься надо! Никто никогда не писал статей на эту тему. И никогда не напишет.
Отец сунул руку в карман вязаной кофты. Достал табакерку. Привычным жестом, не спуская с меня глаз, сунул сигарету в губы.
– О вечерах у маркизы… – повторил он, чиркая спичкой.
Раскинувшись на холмах Биаррица, вилла маркизы нависала над океаном. Недоступная. Вызывающая жгучее любопытство. Скорее дворец, чем вилла, на самом-то деле. Тамошние приемы обсуждали даже в Париже, но оставались тайной, покрытой мраком. Поговаривали, что их хозяйка ослепительнее звезды. Некоторые утверждали, что туда нельзя являться без маски. Другие клялись, что видели там вольно гуляющих диких животных. Летними вечерами огни фейерверков с виллы отражались в Бискайском заливе. Ворота виллы распахивались разве что перед министрами, всякого рода светилами, звездами кино, кутюрье и художниками. Я же был никто. Какого черта я вообще это выдумал?
Отец длинно затянулся окурком. Молчание сгустилось. Мое сердце колотилось так, что, казалось, сейчас вырвется из груди.
– Так ты теперь журналист?
Я бросил школу пять лет назад, заверив родителей, что знаю достаточно, чтобы зарабатывать себе на жизнь. С тех пор я поработал расклейщиком афиш, чистильщиком обуви и продавцом пирожков. Почему бы теперь не стать журналистом. Я изложил убедительную версию своего призвания и судьбы. Смятение окрылило меня. Отец выслушал мой рассказ, не моргнув глазом.
– Не терпится прочитать, – в конце концов бросил он.
В его глазах мелькнуло что-то похожее на гордость. Или это был сарказм? Я и сейчас затрудняюсь ответить. В тот день я предпочел поверить первому впечатлению. И пообещал себе не разочаровать его. Я отвел себе неделю, чтобы написать статью. Нечто скандальное, поразительное, невиданное! Я все разузнаю об этой маркизе. Скоро и о ее вечеринках, и о ее гостях будут знать все. У меня не было ни малейшего представления, как к этому подступиться. Но чтобы произвести впечатление на отца, я был готов на все. На все, но только не на встречу с ней.