Вад. Пан
С 1998 года – активный участник Р. Ж. и прочих форумов (понятия «блогер» еще не было).
С 2007-го – автор портала «Проза. ру», публикации в журнале «Край городов».
2008 г. – первая версия повести, издание книги «Дети питерских улиц».
2010 г. – диплом конкурса «Белая скрижаль».
2011 г. – лауреат конкурса «Лито. ру», призовая публикация в журнале «Контрабанда».
2019 г. – вторая версия повести, издание книги «Дети гранитных улиц».
2020 г. – лауреат Московской литературной премии.
Стерва
Многие состояния души имеют свои логичные определения.
Стервозность не из их числа. Это проявление слишком неоднозначно, даже двойственно. Подобная двойственность знакома входящему в класс учителю, которому возвышенные гуманистические принципы так же близки, как приемы дрессуры, и так же далеки, как идеи эпохи Просвещения, возносящие эго встречающих его чад в центр мироздания!
Двойственность – самое сложное, с чем приходится примирять сознание.
Покинувшей высокий начальственный кабинет женщине это было известно лучше многих. Легкой походкой миновала она приемную. Свое сознание Марине приходилось примирять не только с этим!
– Сука! – сдавленным рокотом извергался избыток чувств за оставленной за спиной дверью. Эмоции хозяина кабинета резко контрастировали с образом ответственного работника.
Впорхнувшая вслед за посетительницей секретарша остановилась перед руководителем как вкопанная, опешив, потеребила пальцами принесенные листы и предпочла ретироваться обратно. Ей еще не доводилось видеть начальника в таком состоянии. Тот и сам уже не помнил, что еще может так раздражать, как собственная жена!
– Сволочь, змея!.. Точно змея! – продолжал бушевать он наедине с собой. – Ну за что мне такое?! В чем я так нагрешил?! – взмолился, наконец, мужчина, воздев руки к потолку.
– Это кто у Сивкова был? Я тут с распечатками бегала, прихожу, а он там сам не свой… – затараторила молодая секретарша в ухо сидящей рядом даме.
– Это его жена приходила! – фыркнула в ответ соседка. – Знаешь ведь, Цой погиб? Совещание собирали, они там, в Ленинграде, к похоронам готовятся… Тоже мне семейка! Муж в Москве, жена в Ленинграде…
– А жена-то здесь при чем?! – удивилась секретарша. – Говорили же, она в Питере литературу в старших классах преподает?!
– Ну, понимаешь… училка училкой, но, во-первых, она жена Сивкова… и в Питере, в комитете по законности и правопорядку… А организацию похорон Ленсовет спихнул на ее комитет, так что и Цоя ей хоронить!
– М-да… не повезло бабе, – сочувственно протянула секретарша.
– …Этой?! Эта кого хочешь похоронит!
– Меня ни для кого нет! – раздался в трансляторе знакомый голос начальника.
Сивков откинулся в кресле, разминая отходящие от дрожи руки.
– …Да! Нервишки ни к черту! И как ей это удается?! Нет, давно с этим надо кончать! Бывают же и нормальные жены… – рассуждал он, доставая бутылку.
– А не боишься?! – всплыла в памяти сквозь коньячный янтарь наполненного бокала дерзкая усмешка Марины. – Я же змея… Сможешь жить со змеей?.. Я кусаюсь! – так когда-то ответила юная кокетка на предложение мажора. Но Сивков ни черта не боялся. Он вообще не видел особой разницы в представительницах прекрасного пола. По его теории, с тем же успехом он мог встать у метро и делать предложение руки и сердца каждой встречной, до первой согласившейся… лишь бы угодить отцу, имевшему на него свои планы.
…Но угодить отцу с «первой встречной» было нереально. Его и отправили в ленинградскую «ссылку» потому, что отцу не нравилось московское окружение отпрыска. Возвращение на предначертанный путь Сивкова-младшего пролегало лишь через подтверждение собственной серьезности и состоятельности, и вступить на него он мог только под руку с достойной женой из приличной семьи…
И Марина для этого вполне подходила! Профессорская дочь, филолог, из семьи потомственных искусствоведов… Это должно было удовлетворить папашу. А сын в качестве бонуса получал еще и миниатюрную очаровашку с чудной фигуркой и милой мордочкой, чего тут было думать?!!
Марина приняла предложенную ей сделку. Только привычного Сивковым почтения к фамилии сталинского героя, легендарного координатора «рельсовой войны» от этой семейки ждать не стоило.
– Надо же было за кого-то выходить?! – без обиняков пожимала плечами Марина на укоры мужа: «Зачем она вообще согласилась на этот брак?!!». Того раздражала не в меру активная общественная деятельность, развернутая супругой в Ленсовете.
– Нет, я многое могу понять, хочешь жить на помойке – черт с тобой, живи! Ползай по бомжатням, возись со своими сирыми да убогими… Я уже ко всему привык. Но объясни, что у тебя с этой поэтессой Татьяной Ёж?! Почему каждая собака с ехидной рожей лезет ко мне выяснять, правда ли, что моя жена – лесбиянка?!!
– Мне еще и сыну героя СМЕРШа объяснять, что «так надо»?! – издевалась супруга. – У папы спроси: что такое оперативная работа?! Пойми, что профиль моей работы – это поэты, художники и прочие неформалы… А посмотри на меня… – Марина вытянулась, выпятив полуобнаженную грудь, соблазнительно приглаживая обтягивающее стройное тело облачение. – Неужели не ясно, где приходится бывать, с какими людьми общаться… и не то чтобы не совсем нормальными, а иногда просто чокнутыми!
…Там быть лесбиянкой безопасней!
Стремительно теряющая авторитет власть искала альтернативные способы контакта с населением. Одним из таких «продуктов перестройки» стал организованный в структурах Ленсовета комитет по охране законности гласности и правопорядка, призванный в том числе обеспечить связь и контроль городских властей над бурно развивающимися «неформальными движениями». Жену Сивкова эта новая работа увлекала куда больше, чем убогая гламурная стезя советской номенклатурщицы.
– Нашла себя! – изливал душу несчастный муж перед случайным собутыльником. – …Нет, ты скажи! У всех есть жены… все разные… кто-то тортики печет, кто-то крестиком вышивает или цветочки выращивает! Но ты когда-нибудь слышал, чтоб бомжи и наркоманы были чьим-то хобби?!!
– …А ведь она ему предана не только всей душой, но и телом!!! – орал Сивков, вломив кулаком по столу.
Открытие, что все люди разные, как и неведомое прежде чувство ревности, было не единственным, чем обогатила Марина внутренний мир бывшего мажора. Со своей стороны она считала, что сделала все возможное для создания нормальной семьи: она родила ему дочь, как могла пыталась обустроить быт и достаточно долго жила надеждой, что не все безнадежно…
Но, видимо, природа создала их из слишком разных тканей Вселенной.
Однако о разводе не могло быть и речи. Это похоронило бы карьеру Сивкова-младшего!
Папа принял поумневшего «блудного сына», и тому предстояло вступить на предначертанную карьерную лестницу с поста в управлении фельдъегерской службы. С мечтами о будущей стезе дипломата Сивков уехал в Москву один. Жить со змеей оказалось ему не по силам.
Марина горевала не сильно. В ее жизни муж занимал уже не так много места. Только Богу известно, как ей удавалось совмещать роль матери, преподавание литературы в школе и свою нестандартную деятельность в Ленсовете.
Впрочем, Марина никогда не занималась тем, что ей не нравится. В конце концов, жена Сивкова могла себе это позволить.
А если тот и надеялся позабыть о своей семейной жизни как о страшном сне, то явно недооценил свою профессорскую семейку!
Сначала родители Марины отбыли в США на постоянное место жительства, а затем туда же отправилась и его подросшая дочь!
…Мечты о дипломатической карьере растаяли, как предрассветный сон. Сивкову-старшему не без труда удалось пристроить отпрыска руководителем одного из смежных отделов управления МВД…
И теперь, в этом самом кабинете, тот перебирал в памяти свою поруганную жизнь, созерцая опустевшую бутылку столь же пустым взглядом, после чего вновь потянулся к кнопке селектора:
– Маша, узнай, улетела ли в Ленинград Сивкова Марина Анатольевна?
Отчего-то ему было важно убедиться, что ее больше нет в городе.
Петляющее по дворам такси доставило Марину домой уже глубокой ночью.
– Привет! – устало улыбалась она в узком пространстве коридорчика.
– Привет, Ёжик! Привет, Талмуд!
– Ну как Москва?! Стоит?
– А куда она денется?
– Как съездила?
– Да никак…
В пятикомнатной профессорской хрущёвке Марину встречали вечно взлохмаченная Татьяна (за что и называлась Ёж) да дремавший в кресле кучерявый юнец в буржуйской жилетке с часовой цепочкой на пузе.
– Благоверного видела, – делилась с порога Марина, стягивая сапоги, – заскочила напомнить, что он отец!
– Ну и как он это пережил? – заинтересованно промычала Татьяна.
– Ничего, переживет!.. Ну что я могу поделать?! Ну не хочет его дочь жить в Америке! Ну не нравятся ей их картонные дома и поролоновые улицы…
…Я, что ли, этому рада?! Я, что ли, не хочу, чтоб они там спокойно жили, растили внука в нормальной стране… сколько мы во все это вбухали!
…А куда им теперь возвращаться?! Где жить?! Здесь?!! – Марина обвела рукой свою пятикомнатную профессорскую квартирку, доверху забитую наследием нескольких поколений искусствоведов. – Здесь негде!.. Он отец, он пусть и думает!
– Я сегодня в Сайгоне сказал, что у Шкрабы дочь с внуком возвращаются… Ты бы видела их рожи!!! – подал голос с кресла Талмуд. – «…А что, у Шкрабы есть внук?!!»
– Бабушке уже за сорок, мальчик! – зашипела на него Марина. – А ты, если еще раз про внука где-то ляпнешь… я тебя лично в этом кресле и придушу!!!
Татьяна лишь усмехнулась: «Да! Внешность у нее от Бога! Но и одевалась та провокационно».
– …Вы же в школе работаете?! – попытались там как-то образумить Марину. – Марина Анатольевна! Вы хотя бы лифчик наденьте, даже дети видят, что у вас там ничего нет…
Она обиделась и явилась в учительскую в лифчике.
– Ну что? Так лучше?! – Было явно не лучше. И от нее отстали.
– …Ты в этом и к нему ходила?
– И на совещание, и к нему, – доложила Марина, поправляя роскошный серебряный пояс в виде змеи, пересекающей собственный хвост. – С Сивковым иначе нельзя… Я же змея!..А ты, жертва обстоятельств, – вновь обратилась она к Талмуду, – о чем в Сайгоне говорил? Что у нас нового?
– Похороны! – обиженно буркнул тот. – Пипла хайрастого море!
– И что?! – нахмурилась Марина.
– …Ни Мамы Лены, ни Черчеля не видел. Ну, пулю, конечно, бросил – передадут, что их Шкраба ищет…
– …А Бамбука?
– Бамбука видел, куда он денется?! Там все в силе, даже лучше! Бамбук тебе обещал двадцать человек держать на трех точках, говорит, соберет не менее двухсот! – Глаза Марины округлились.
– …Да там такая история вышла… Кооператоры подогнали фуру с пивом… понимаешь, бесплатно! Подарок городу, в память Цоя! А распространять будут через общество ветеранов Афганистана!
– Они там что, охренели, что ли?! – забормотала Марина, медленно опускаясь на диван.
– Да все будет нормально! Что, афганцы на своих точках порядок не наведут?! Зато какая армия будет!
– Бамбук с афганцами должны Загородный держать и все кварталы до Марата! А не пиво бесплатно раздавать!!! Нет! Ну надо же что-то делать?! – вскочила Марина, заметавшись по комнате. – Нет! Я его убью!
– А что ты хочешь? – развел руками Талмуд. – Цой умер!
– Это, часом, не к нам? – прервала их бурную беседу Татьяна Ёж. За окном в спящие дворы, заглушив мигалки, одна за другой ныряли черные машины. – Точно к нам!
Вскоре на пороге возник грузный немолодой мужчина.
– Оперативный дежурный полковник Пиваков, – козырнул он, – обеспечиваю контакт с городской администрацией. Сообщили, что вы уже прибыли из командировки… Чрезвычайная ситуация, Марина Анатольевна! Если позволите, суть изложу в машине. Времени очень мало…
– Я еще даже не переоделась… – возмутилась та.
– Вы уж извините, Марина Анатольевна! Мы все вторые сутки на ногах, сами знаете, какая обстановка! Мобилизуем всё, готовимся поднимать курсантов… но вы же знаете эту публику?! Для них любое оцепление – как красная тряпка! А у нас даже на метро усиления нет! Что они там, в Москве, говорят? О чем думают?!
– Говорят, в Питер уже прибыло до тысячи фанатов, завтра обещают не более пяти. А думают… Да о себе они думают! Думают, если ограничить движение на Питер, рванет в Москве, а срочно перебросить подразделения в Ленинград – значит ослабить контроль на московском транзите… Так что усилений не будет…
– А у меня лишь единичные посты на вокзалах, – забормотал пожилой грузный полковник, утирая платком взмокший лоб. – Не представляю, что завтра будет!
– Будем с вами держать город! – ободряюще улыбнулась ему хрупкая собеседница.
– Едем-то куда?! – вернулась к сути Марина, когда кортеж уже понес ее под вой сирен в обратном направлении только что проделанного пути.
– Мне доложили, что вы занимаетесь различными неформальными объединениями, что у вас там есть свои контакты, связи…
– Кое-что есть, – насторожилась Марина.
– Идет информация о движении колоны рокеров. Мы пытались что-то предпринять… но они проходят как песок сквозь пальцы, сейчас по Таллинскому шоссе движение затруднено на десятки километров. Представляете их бесконтрольный вход в город?! Да еще и в нынешней ситуации?!
– …То есть вы предлагаете мне остановить колонну?!!
– Поймите меня правильно, Марина Анатольевна! – замялся полковник. – Наша задача – предотвратить коллапс: сложность в том, что всё это нарастает стихийно, как лавина, без какой-то организации… А необходимы коридоры, сопровождение… Но для этого нужен хоть какой-то контакт, представление о целях, направлениях… Вас рекомендуют как лучшего специалиста, я на вас очень надеюсь… или менее чем через час под угрозой будет даже аэропорт!
Вскоре они сами могли наблюдать, как обходят посты авангардные отряды мотоциклистов, не реагируя на машущих руками гаишников.
– Ну, пошли?! – обменявшись без слов понятными взглядами, пассажиры кортежа двинулись им навстречу. Перегородивший дорогу кортеж заинтересовал подъезжающих.
– Ого! Полковники нас еще не тормозили!
– Чем дальше из лесу, тем толще погоны!
– Ни хрена себе, а какие секретарши с полковниками ходят?!
– Отдай девочку, не жмись!
– Да я сама к тебе приду, только шарманки приглушите! – заорала Марина, и, как ни странно, ее послушали. Она подала знак людям в форме оставаться на месте и медленно двинулась навстречу толпе:
– Спасибо! Я рада, что могу приветствовать вас у ворот города-героя Ленинграда, от имени Ленсовета и городской администрации поздравляю вас с прибытием в наш город… – Марина вела себя как обычный педагог в незнакомом классе. Сейчас было неважно, что говорить, так она могла какое-то время удерживать внимание, но говорить с толпой бессмысленно – нужно найти лидера.
– Ты-то кто такая?! Кабан, хватай девочку да поехали! Надоело стоять! – зашумели на мотоциклах.
Марина просветлела: она знала, с кем разговаривать!
– …Я представляю городской комитет по защите законности гласности и правопорядка, – продолжила она, двигаясь уже уверенней и более целенаправленно. – А вы куда путь держите?! – уперлась Марина в мотоцикл здоровяка в стянутой ремнями кожаной куртке. Тот заметно смутился от неожиданности под прямым напором ее черных глаз.
– …Куда?! На Невский! Пройдем колонной по Невскому! Цой жив!!! – заорал здоровяк, вызвав волну ответного клича.
– Не выйдет!
– А кто нам помешает? Ты, что ли?
– Я вам не враг, но Невский перекрыт! Там Московский вокзал, куча фанатов! И ты со своей толпой парнокопытных сейчас пропрешься светофоры сшибать?! Или договоримся, и вам дорогу расчистят?.. Вон у меня целый полковник! Пользуйтесь! – сменила форму общения Марина.
Перед офицерами кортежа разворачивалось сюрреалистическое зрелище. Им было не слышно голосов, но со стороны это выглядело так, будто хрупкая девушка на высоких шпильках как факир-заклинатель гипнотизирует целую толпу распоясавшихся мужиков: они видели, как она подчиняет их волю, как меняются их позы, эмоции. Люди в форме и сами, будто загипнотизированные, не могли оторвать от нее восхищенного взгляда.
С точки зрения Марины, она просто выполняла свою работу.
Выполнив возложенную на нее миссию, она направилась обратно в сопровождении здоровенного детины в стянутой ремнями кожаной куртке.
– Нормальные мужики, – шепнула она в ответ на вопросительные взгляды, и во всеуслышание: – У нас связь есть? Можем связаться с отделением в районе Загородного или с Витебским вокзалом? На Загородном магазин общества ветеранов Афганистана, в отделении знают. К нему уже подогнали или утром подгонят фуру с пивом, нужно эту фуру изъять.
– …Как – изъять?!
– …Просто, под мою ответственность. Или пусть сами перегонят на Октябрьскую набережную, там какой-то яхт-клуб или стоянка катеров… Кабан скажет, куда, – указала Марина на своего провожатого.
– …А если там не согласятся?!
– Пусть обращаются в комитет защиты законности и правопорядка! Я им там лично башку отверну. Скажите, Шкраба сказала!!!
– Кто будет получателем?!
– Кощей, – отозвался Кабан. – Это он клич кинул, к нему и едем.
– Он чего… бессмертный, что ли?!
– …Да нас из Минска только двенадцать вышло! А из Нарвы уже хрен сосчитаешь… А под Славянкой с Рогатым встретились, их менты с трассы согнали, так там вообще туча, но это все не наши! – извинился Кабан.
– Кощей не пойдет, – высунулся из машины офицер связи. – Накладную на кого выписывать?! Фамилия, имя, отчество, паспортные данные…
– Тебя как зовут? – обратилась к Кабану Марина.
– Спиридонов Владимир Викторович.
– Паспорт есть? Ну и принимай фуру пива! Иди, оформляйся!
Отправив Кабана оформлять фуру, она рухнула на сиденье рядом с полковником:
– В общем, сейчас будем выводить народ в обход города на Октябрьскую набережную, и пусть хоть упьются! Вы набережную перекрыть сможете? Чтоб ни одна пьяная сволочь сегодня в город не сунулась!
– Есть, – взял под козырек полковник.
– Кабан! Ты бы гонцов отправил! Народ не знает, где пиво будут бесплатно давать! – закричала Марина сквозь поднявшийся грохот новой волны обходящих по обочинам образовавшуюся пробку мотоциклистов.
– Зачем? Это Рогатый! Сама ему скажешь, вон он, подъезжает на красном «Урале».
Мотоциклом управлял долговязый тощий мужик в комиссарской кожанке в стиле тридцатых.
– Что за затор? – по-деловому оглядевшись, начал он выяснять ситуацию.
Усилием воли Марина заставила себя подняться и направилась вновь наводить мосты. Их недолгий разговор прервал внезапный рев сирен, машины кортежа тронулись с места и начали выруливать сквозь образовавшийся за время ее переговорного процесса затор.
– Марина Анатольевна! Началось! – тревожно сообщил полковник. – Вы уж дальше тут сами, домой вас доставят!
– Что случилось?!
– Фанаты атакуют милицейские посты!
– Расчищайте дорогу! Я за вами! – прокричала Марина вслед спешащему офицеру и решительно обернулась: – На борт возьмешь, Рогатый?
Тот критически оценил ее шпильки, платье, перехваченное поясом в виде серебряной змеи:
– Ты хоть куртку возьми…
– Кабан!!! Ты хотел по Невскому пройти?! – орала Марина, в комиссарской кожанке седлая красный «Урал». – Вперед! Успеешь пиво получить! Цой жив!!! – потонуло в реве моторов двинувшейся на город моторизированной массы.
Утро 19 августа 1990 года оглушило Ленинград грохотом и ревом моторов, лавиной прокатившимся по городским улицам вслед за воем милицейских сирен. Подобно горному потоку, вышел он на мятежную площадь, рассекая и заполняя пространство меж отдельными группами людей.
Сбитые с толку фанаты увидели молодую женщину в чекистской кожанке, за полами которой блестел серебром пояс в форме скрещенной змеи. Видели, как ступившая на занятую ей площадь Марина с приветственным кличем: «Цой жив!!!» – ринулась в толпу фанатов, сопровождаемая группой байкеров…
Средства массовой информации, освещавшие похороны Виктора Цоя, подчеркивали спокойную, доброжелательную обстановку, в которой прошли траурные мероприятия. Пресса обсуждала историю жизненного пути и внезапной гибели певца и поэта…
Точная статистика вместе с тревожной информацией о положении в городе не публиковалась, она легла на страницы других, недоступных широкой публике документов. Благополучное разрешение кризиса 19 августа 1990 года даже повлекло решение о награждении высшего руководства МВД, обеспечившего четкую внутри- и межведомственную координацию в сложнейших условиях современного мегаполиса.
Газета «Красная звезда» по этому поводу писала: «…Отрадно в списке награжденных встретить звучную фамилию героя Великой Отечественной войны, организатора партизанского движения Сивкова, подобно боевому знамени унаследованную его сыном… достойным представителем нового поколения часовых, самоотверженно и непоколебимо вставших на страже нашей советской Родины».
2020 г.