Человек слова - читать онлайн

На икону молюсь да бедам смеюсь

всем назло – открыто, отчаянно,

порой зарекаюсь, порою крещусь,

в краю Нежданно-негаданно.

В краю по краю с верой в душе

поступью твёрдой сознательно

иду, спотыкаюсь, встаю, не ропщу,

свой путь продолжаю старательно.

Свой путь, только свой, чужд мне чужой,

пущай и боле простой,

не сойду, не сверну, ты мой, только мой,

уж лучше рискну головой.

Уж лучше рискну, нежели вспять

окольной тропой ковылять,

уж привык спотыкаться, привык вставать

и поступью твёрдой шагать.

На икону молюсь да бедам смеюсь

всем назло – открыто, отчаянно,

порой зарекаюсь, порою крещусь,

в краю Нежданно-негаданно.

Есть здесь и сейчас ни больше ни меньше —

в кредит не оформить и пару деньков,

но не стоит грустить да топтаться на месте,

как и жить без надежды на пару шагов.

Пара шагов – ни много ни мало,

пара шагов – совсем ничего,

но пары шагов нам так не хватало,

лишь пары шагов добиться всего.

Есть леность и трусость, да ещё пустословье,

пороки не выгнать, не выставить в дверь,

но как же быстро пустеет подворье,

за пару шагов завидев метель!..

Пара шагов – ни много ни мало,

пара шагов – совсем ничего,

но пары шагов нам так не хватало,

лишь пары шагов добиться всего.

Есть совесть и честь, отвага и храбрость,

вера в любовь и твёрдость руки,

есть крепкая дружба, но всё же усталость

чрез пару шагов поджидает в пути.

Пара шагов – ни много ни мало,

пара шагов – совсем ничего,

но пары шагов нам так не хватало,

лишь пары шагов добиться всего.

В осенний поздний час немой

нарушен думой мой покой —

да думой горькой, непростой,

животрепещущей, больной.

Больной рассудку вопреки,

но близкой для моей души:

«Откуда к нам приходят сны

и отчего так коротки?

И отчего бывает так,

что красок нет, один лишь мрак?

Кто тот безжалостный малец,

горе-художник, снов творец?»

Горе-художник, что ж, не злись,

прошу тебя, за кисть возьмись,

с улыбкой отнесись к словам

и красок дай ты нашим снам!

Дай красок вдоволь, от души,

но только, чур, уж не спеши —

спокойно сны всё ж распиши.

Будь другом мне, не откажи!

Поговорить бы по душам:

дать волю чувствам и словам,

начистоту чуть-чуть шепчась,

лишь только изредка крестясь.

Поведать другу обо всём —

о потаённом и былом,

о сокровенном, неземном,

но всё же близком и родном.

О том, как жил и как тужил,

как веровал и как грешил,

кого любил, кого бранил,

где оступался, где юлил.

О том, как не настойчив был,

ленился и не тратил сил,

о том, кого я позабыл

и в своё время не простил.

Поговорить бы по душам:

дать волю чувствам и словам,

начистоту чуть-чуть шепчась,

лишь только изредка крестясь.

Мне дóроги воспоминания,

увы, давно минувших дней,

задорный смех и ожидания

беспечной юности моей.

Беспечной, чистой, непорочной,

в кругу родных, в кругу друзей,

весёлой, радостной, цветочной,

во свете солнечных лучей.

Во свете звёзд и упований,

мечтаний созидать, творить,

простых и сказочных желаний

на крыльях небо покорить.

На крыльях с ветром в догонялки

резвиться, в облаках парить,

забыв про детские считалки,

не вспоминать, кому водить.

Мне дóроги воспоминания,

увы, давно минувших дней,

задорный смех и ожидания

беспечной юности моей.

Верните детские мечты

в изломанную мою жизнь,

добавьте смеха, доброты,

гармонию и романтизм.

Даруйте света и любви,

прошу я вас без укоризн,

да развяжите все узлы,

заплёл во мне что реализм.

Развейте тучи, мглу, дожди,

но проявите гуманизм

и растопите в сердце льды,

чтобы забыло драматизм.

Верните детские мечты

в изломанную мою жизнь,

добавьте смеха, доброты,

гармонию и романтизм.

Тоска… Тоска… Сердечная тоска…

Ах, как близка сегодня ты мне стала,

нет-нет, прошу, не покидай меня,

побудь ещё, твоя пора настала…

Побудь ещё… и не спеши уйти,

побудь-побудь, тебя так не хватало,

дарована ты небом, чтоб найти

во тьме души мне светлое начало.

Во тьме душе уже невмоготу…

Во тьме холодной, во тьме коварной,

дарующей лишь только пустоту

с ухмылкою мертвецкой и безнравной.

Тоска… Тоска… Сердечная тоска…

Ах, как близка сегодня ты мне стала,

нет-нет, прошу, не покидай меня,

побудь ещё, твоя пора настала…

Мир души с каждым годом беднеет,

вянет тело, тускнеет и взор,

ах, как хочется остановить время,

освежить поблёкший узор.

Полёт мыслей всё ниже и ниже,

горизонт всё безлюдней, темней,

круг общения немного, но шире

в окружении серых теней.

Глас надежды в груди угасает,

а мечта не рвётся в полёт,

понимаю, что жизнь увядает

и сырая земля уже ждёт.

Мир души с каждым годом беднеет,

вянет тело, тускнеет и взор,

ах, как хочется остановить время,

освежить поблёкший узор.

Вчерашний день канул, бесследно исчез,

умчался стремглав, но оставил

время и место для новых побед,

неспешных сует и мечтаний.

Не сéтуйте, братцы, кручину долой,

в прошлом нельзя нам остаться,

живите сегодня телом, душой,

чтоб с завтрашним днём повстречаться.

Живите, цените каждый свой миг,

который вам небом дарован,

жизнь скоротечна, но день всё ж велик,

коли не в прошлом схоронен.

Вчерашний день канул, бесследно исчез,

умчался стремглав, но оставил

время и место для новых побед,

неспешных сует и мечтаний.

Всё пройдёт… Всё обойдется…

Постучится счастье в дом,

на круги свои вернётся,

будет ладно всё кругом…

Будет ладно всё и складно,

минут беды, горьки дни,

будет на душе отрадно,

поживём ещё в любви.

Всё пройдёт… Всё обойдётся…

Благо будет бить ключом,

место доброте найдётся,

да и злобе под замком.

Под замком местечко злобе

выделим мы не одной:

ложь, предательство и хамство —

на покой одной гурьбой.

Всё пройдёт… Всё обойдется…

Постучится счастье в дом,

на круги свои вернётся,

будет ладно всё кругом…

Будет ладно всё и складно,

минут беды, горьки дни,

будет на душе отрадно,

поживём ещё в любви.

По дороженьке, подобной тростиночке,

человек бредёт по судьбинушке,

древа в щепки, пока хватит силушки, —

ради блага родимой кровиночки.

Ради блага и процветания,

ради мира и понимания,

ради блеска родимых очей,

ради чувств, что подарены ей.

По дороженьке, по тропиночке,

где под горочку в полной корзиночке,

полной-полной жгучей крапивочки, —

ради счастья и светлой улыбочки.

Ради блага и процветания,

ради мира и понимания,

ради блеска родимых очей,

ради чувств, что подарены ей.

По дороженьке, подобной тростиночке,

человек бредёт по судьбинушке,

древа в щепки, пока хватит силушки, —

ради блага родимой кровиночки.

С бодростью живите в теле,

с чистотой души на деле,

с Богом в сердце и в душе

долги годы на Земле.

Позабудьте хворь, печали,

с глаз снимите прочь вуали,

вспомните, о чём мечтали,

и немного о морали…

О рассветах, о закатах,

о широких перекатах,

о родных и близких в хатах,

счастье том, что не в догматах.

С бодростью живите в теле,

с чистотой души на деле,

с Богом в сердце и душе

долги годы на Земле.

Совсем несложно нырнуть в бутылку

и под откос всю жизнь пустить,

куда труднее скривить улыбку

и в трудный час смеясь, шутить.

Совсем несложно скрыть ошибку,

да вбок куда-то отступить,

куда трудней набить всё ж шишку

урок усвоить, повторить.

Совсем несложно бить баклуши,

в безделье время проводить,

куда труднее, надев беруши,

трудом округу поразить.

«Совсем несложно…» в жизни много,

но лучше всё же иногда

«Куда труднее…» не для слога

оставить в жизни навсегда.

Как удар топора события есть —

их всех, бесспорно, не перечесть,

рубят внезапно, исподтишка

и невозвратно, что было вчера.

Рубцовой границей делят всегда

единую жизнь на два куска,

сердце и душу грызут не щадя,

ядовито впивая два острых клыка.

Как удар топора, как удар топора

фразу рождают: «Было вчера…

Было, прошло, и боле уж нет…»,

шрам оставляя на множество лет.

Как удар топора события есть,

Будет, поверьте, их в жизни не счесть.

От сердца в рубцах желаю, друзья,

вам шрамов поменьше, а блага – всегда.

«Невозможно! Непосильно!» —

непростительны слова:

неспроста даны нам руки,

шея, ноги, голова.

Неспроста даны нам мысли,

как и зоркие глаза,

неспроста нас учат жизни

с детства мудрые года.

«Невозможно! Непосильно!» —

унизительны слова,

омерзительны, порочны,

и нет места им, друзья.

Им нет места в лексиконе,

в вере, в дружбе и в труде,

в задушевном разговоре,

в счастье, в горе и в беде.

«Невозможно! Непосильно!» —

непростительны слова:

неспроста даны нам руки,

шея, ноги, голова.

Неспроста даны нам мысли,

как и зоркие глаза,

неспроста нас учат жизни

с детства мудрые года.

Что в провинции потеряла

дорогая моя Москва?

Или так, на чай забежала —

погреться у костерка?

Приходи, приму как родную,

не посмею обидеть тебя,

но кормить, пожалуй, не буду:

ты зажралась, зазноба моя.

Не кричи и не распинайся,

не стращай расправой меня,

больше такта, и – возвращайся,

ведь провинции ты так нужна.

Что в провинции потеряла

дорогая моя Москва?

Или так, на чай забежала —

погреться у костерка?

Суровой кистью реалиста

я напишу для вас стихи.

Прошу, не надо мне стилиста

и прочей модной мишуры.

Прошу, не надо мне рекламы,

пустых советов, суеты,

наветов злыми языками,

а также прочей срамоты.

Прошу, не надо мелодрамы,

красивых сказок о любви,

не сéтуйте, молю вас, дамы, —

вы выше всякой похвалы.

Не сетуйте и не серчайте,

что стих нарушил ваш покой,

живите в счастье, процветайте,

пишу вам дружеской рукой.

Суровой кистью реалиста

я напишу для вас стихи.

Прошу, не надо мне стилиста

и прочей модной мишуры.

Есть ум, талант, одежда, хлеб,

но только счастья в жизни нет —

мечты тускнеют с каждым днём

и тонут в рюмке за столом.

Семья трещит давно по швам,

и оплеухой по ушам

бранится на меня родня,

которой дорог я пока.

Конечно, есть ещё дружки,

с кем коротаю я деньки,

с кем прожигаю жизнь свою

и на кусочки душу рву.

А впрочем, знаете, я вру:

давно пропал в хмельном аду,

сгорела чистая душа,

осталась только лишь зола.

Есть ум, талант, одежда, хлеб,

но только счастья в жизни нет,

мечты тускнеют с каждым днём

и тонут в рюмке за столом.

Подстелите, прошу вас, соломки,

чтоб с высот было мягче лететь,

да ещё одолжите мне шмотки,

дабы стильно я мог умереть.

Не нарядно, не модно, а просто —

только брюки, рубаха, пиджак,

да галстук, конечно, позвольте:

без него никуда я, никак.

Утюгом всю пройдите одёжу,

только бережно, нежно, любя, —

вас прошу, не заденьте мне рожу

за дурные мои все слова.

За дурные слова и проступки,

тех, что в жизни хватало всегда,

за бездействие просто от скуки,

за циничную жизнь, господа.

Подстелите, прошу вас, соломки,

чтоб с высот было мягче лететь,

да ещё одолжите мне шмотки,

дабы стильно я мог умереть.

В двери – шасть, и скрылось лето,

зной, жару забрав с собой,

прохлаждаться будет где-то

осенью, зимой, весной.

Прохлаждаться, не работать

и мечтать вернуться вновь,

чтобы радовать детишек

и дарить свою любовь.

Чтобы радовать и взрослых,

впрочем, всех людей Земли,

тех, кто едет на курорты

или коротает дни.

Коротает дни на даче,

на работе до зари,

или кто в полях батрачит

день-деньской, где нет воды.

Нет воды… да что там, ладно,

у кого-то ведь ремонт,

на исходе уже отпуск,

да и дел невпроворот.

А ремонт доделать нужно,

чтобы честно отдохнуть,

потому как будет отпуск

лишь на следующий год.

Будет отпуск, будет лето,

а сейчас же в двери – шасть,

прохлаждаться, не работать

и мечтать, мечтать, мечтать.

Ну-с, о чём сегодня, братцы,

будем с вами говорить?

Не мусолить, не мыть кости,

а смеяться и шутить.

Травить шутки-прибаутки,

байки, как заведено,

о простом укладе нашем

или жизни, как в кино.

Как в кино, конечно, можно,

только вымысла полно,

но, пожалуй, оно нужно:

в мире грёз всё так легко!

В мире грёз легко, бесспорно,

но хотелось, чтобы ложь

за экранами осталась,

и цена была ей грош.

Предлагаю всё же, братцы,

о земном поговорить,

не мусолить, не мыть кости,

а смеяться и шутить.

Я верю в случай, как глупец,

стократ уверен: существует,

хитёр и быстр всё ж, подлец, —

меня обходит или дурит.

Меня обходит стороною

(увы, не знаю, отчего),

играет в прятки он со мною

желаниям моим назло.

Возможно, ждёт он день и час,

чтобы явиться предо мною,

чтобы его увидев раз,

сказал, что случай был судьбою.

Ну а пока что я живу

закономерно и умело,

да встречу нашу с ним я жду

и верю – будет непременно.

Я верю в случай, как глупец,

стократ уверен: существует,

хитёр и быстр всё ж, подлец, —

меня обходит или дурит.

По кочкам жизнь несётся одурело:

то яма, то канава, то обрыв, —

при всём при этом в будущее смело

смотрю уверенно, но пальцы всё ж скрестив.

Кричу всё время жизни я вдогонку:

«Родная, милая, притормози на миг!»,

но от неё лишь слышу отговорку:

«Не тормози, поторопись, старик!

Поторопись, успеть нам всюду нужно,

нет времени, чтоб петь и танцевать,

развеяться – тебе должно быть чуждо,

а впрочем, как и слово отдыхать!»

И так плетусь за жизнью своей следом…

Она несётся где-то впереди,

а отдых мне давно уже неведом,

как и желание с дистанции сойти.

По кочкам жизнь несётся одурело:

то яма, то канава, то обрыв,

при всём при этом в будущее смело

смотрю уверенно, но пальцы всё ж скрестив.

Закоулки никогда не спят,

и маленькие сошки в них – большие,

угрюмо исподлобья зрят,

роняя изо рта слова сухие.

Слова сухие, бранные слова,

но доля правды в них имеет место,

а по-другому там, увы, нельзя

и, если честно, даже неуместно.

В закоулках неуместно чтить

Закон, Сознательность, Право и Порядок,

а о Культуре можно позабыть:

там ближе сердцу разный беспорядок.

Разный беспорядок не во всём,

в вопросах, например, Понятий, что без Чести,

ответ возможно получить и днём, —

скажу я вам тихонечко, без лести.

Закоулки никогда не спят,

и маленькие сошки в них – большие,

угрюмо исподлобья зрят,

роняя изо рта слова сухие.

Я бегу от тоски и с глупцами не спорю,

я проворно и ловко обхожу их силки,

я читая живу, но вопросов всё боле,

а ответов всё меньше удаётся найти.

Я бегу от безделья и прочих соблазнов,

я упорно тружусь от зари до зари,

я стал докой, спецом – невозможно иначе

дорогу достойно жизни пройти.

Я бегу от вранья и прессы бульварной,

я притворно порою делаю вид,

что читаю и верю в разные сказки,

дабы не слышать в свой адрес обид.

Я бегу от тоски и с глупцами не спорю,

я проворно и ловко обхожу их силки,

я читая живу, но вопросов всё боле,

а ответов всё меньше удаётся найти.

Мои откровения нужны вам едва ли,

не принято душу держать в неглиже,

но сердце, душа от костюмов устали,

как и от масок, только вдвойне.

Кричит, негодует душа, как и сердце:

«Театра довольно! Прочь маскарад!

Рубашку попроще на бренное тельце!

Нужен нам свет, прекратите парад!»

Тише, прошу вас, не кипятитесь —

окончен спектакль намыленных глаз,

гримёрка закрыта, миру явитесь

в своём естестве, а не напоказ.

Мои откровения нужны вам едва ли,

не принято душу держать в неглиже,

но сердце, душа от костюмов устали,

как и от масок, только вдвойне.

Со стародавних дней доныне

живёт среди людей недуг —

он завистью зовётся в мире,

и слишком скверен этот «друг».

Он слишком скверен и коварен,

опасен и весьма хитёр:

мгновение – и ты ужален

порочным гадом, как змеёй.

Змеёю скользкой, ядовитой,

непрошеной и непростой,

но так доселе не убитой,

шипящей злобно за спиной.

Со стародавних дней доныне

живёт среди людей недуг —

он завистью зовётся в мире,

и слишком скверен этот «друг».

До глубины души измотан жизнью —

устал томиться в вареве земном,

вгрызаться в глотку, опосля молиться,

срываться с кручи, чтоб забыться сном.

Но не до сна: в заботы замурован,

в заботы, хлопоты, насущные дела,

иначе не могу – такой породы,

иначе эта жизнь не для меня.

Иное бытие мне слишком пресно,

безмолвно-тускло, пусто и темно,

иное бытие бесчестно, неуместно,

а может, просто вовсе не моё…

До глубины души измотан жизнью —

устал томиться в вареве земном,

вгрызаться в глотку, опосля молиться,

срываться с кручи, чтоб забыться сном…