В этом году акклиматизация оказалась безболезненной, контраст с Мальтой практически не ощущался, и пусть я все еще не выходил из дома без верхней одежды, накинутая сейчас на плечи куртка не столько грела, сколько служила необязательной страховкой от внезапных перемен в погоде. Вот уже четвертый год подряд я убирался из города – не дожидаясь крещенских морозов – на самые холодные зимние месяцы, но только в этот раз было ощущение, что мне удалось прыгнуть из середины января прямиком в эпицентр лета. Я жадно вдыхал теплый воздух, разбавленный запахом оживающего после спячки города, прикасался ладонями к шершавому камню не прогревшихся еще до конца фасадов. Снова и снова удивлялся интенсивности молодого апрельского солнца, прислушивался – затаив дыхание, чуть ли не по-воровски – к движению соков в немногочисленных в этой части города деревьях. Временами мне даже казалось, что я действительно могу ощутить, как поднимается вверх разогретая сладковатая жидкость – от самых корней через ствол к голым ветвям и дальше, к еще не проснувшимся почкам, к упругим зародышам клейкой листвы.
После разговора с художественным руководителем театра прошло три дня, а мое самолюбие так и не залечило до конца порезы и ссадины. Наоборот – мне постоянно открывались все новые и новые последствия, как будто чертов кристалл моего фиаско бешено вращался в лучах закатившейся славы, отражаясь во мне неведомыми доселе гранями. Кристина мне больше не звонила и даже хуже – перестала отвечать на сообщения. Так что привезенный для нее с Мальты подарок – небольшая ваза из дымчатого синего стекла, возвращенная мне авиакомпанией вместе с остальным багажом, пылилась теперь на письменном столе грустным памятником ушедшей в ночь балерине. Туда же рисковала отправиться и моя кредитная история: невыплаченный гонорар за пьесу обрушил мои акции и долговые расписки, и если бы не Гриша, мне наверняка пришлось бы пойти по миру, читай – просить денег у родителей. Нет, глобально все было не так уж и плохо, в перспективе я был богат, оглушительно богат; моя заявка на телесериал – восемь сорокаминутных серий – проходила сейчас последние согласования в продюсерской компании. Плюс мне что-то полагалось за первую пьесу, она все еще шла в театре, хоть и довольно редко. Но вот прямо сейчас мне пришлось звонить Грише и вновь обманывать его ожидания, как, впрочем, и не оправдывать свои: он думал, я верну ему деньги, я же рассчитывал залезть в братскую долговую яму еще глубже, но ничему этому не суждено было сбыться. Гриша не получил от меня ни рубля, но и я не увидел от него ни копейки – все, на что он согласился, это сделать минимальный платеж по моей обнуленной пребыванием на Мальте кредитке, а вместо денег в долг брат предложил мне работу.
«Один мой приятель», – сказал Гриша. Это, кстати, самая частая фраза, которую он произносит: у меня есть знакомый, один мой приятель, мне тут один человек говорил. В общем, у него есть знакомый, инженер в компании «Цельсиус», и там только что открылась вакансия. «Компания занимается поставками отопительного оборудования, – сказал Гриша и, увидев выражение моего лица, уточнил: – Но вакансия у них в отделе продаж». Типа слишком кисло? Ну тогда давай поперчим. «Это быстрые деньги, что ты так на меня смотришь? Прямые продажи. Тебе дают список контактов, ты его обзваниваешь, назначаешь встречи и заключаешь контракты. Потом забираешь свои три процента с оборота, и все. И не волнуйся, никто не пытается обманом заставить тебя работать по специальности, хотя отец был бы счастлив».
Отец, отец… Мне захотелось встать и уйти. Но я остался, решив проявить свою принципиальность как-нибудь в другой раз и где-нибудь в другом месте.
«А то, что у тебя опыта продаж нет, – фигня, – продолжал Гриша. – Зато есть профильное для компании “Цельсиус” образование. И опыт на телефоне в кол-центре. Так что ты просто идеальный кандидат. Я б тебя взял». Я посмотрел на Гришу, на его безупречный костюм топ-менеджера энергетической компании, на свое вполне узнаваемое, хоть и генетически преломленное в брате лицо и сказал спасибо. Он действительно несколько раз пытался меня «взять», устроить непутевого брата к себе в контору, но с годами у меня развилось почти волчье чутье на сепаратные семейные сговоры за моей спиной. Так что брат оставил эти свои попытки, по крайней мере на какое-то время, и за это я тоже был ему благодарен.
Собеседование было назначено на три часа дня.
Петроградская сторона, петляя и путаясь, шаг за шагом подводила меня к одному из своих бизнес-центров, исподволь обращая беглого мальтийского солнцепоклонника в ортодоксального патриота лучшего города на Земле. Наконец я увидел нужное мне здание – облицованный белой плиткой фасад, из углов которого выпирала бликующая на солнце стеклянная коробка, словно отделочный материал закончился в самый неподходящий момент, а денег на новую партию так и не нашли – смешно, если все так и было на самом деле.
Я вошел в вестибюль, получил временный пропуск и, пройдя через турникеты, оказался среди ожидающих лифта работников офисного труда. Низкие и высокие, толстые и худые, молодые и пожившие – все это словно было стерто с людей безжалостным корпоративным ластиком. А дресс-код завершал тоскливую картину, лишая офисных невольников остатков индивидуальности и свободы.
Отличное начало, ничего не скажешь – я даже не добрался еще до компании «Цельсиус», а меня уже ощутимо подташнивало: только сейчас, оказавшись внутри бизнес-центра, я вдруг с тоской осознал, на что собираюсь подписаться. Наверное, следовало поискать какие-то альтернативные варианты, но как-то они не особо просматривались, вернее – не просматривались вообще, так что мне оставалось только надеяться, что это действительно «быстрые деньги», как обещал Гриша. В конце концов, подумалось мне, в отличие от окружавших меня пиджаков, жакетов и юбок меня здесь ничего не держит, совсем ничего, и, если захочу, я могу уйти отсюда в любой момент. Даже прямо сейчас могу – мне нужно всего лишь развернуться, миновать просторный, красиво подсвеченный вестибюль и шагнуть в опьяневший от солнца и избытка градусов Цельсия апрель. Эта мысль неожиданно меня успокоила, я перестал крутить головой и прислушиваться к отдающим мертвечиной канцелярита обмылкам окружавших меня разговоров.
Наконец приехал лифт, послышалась негромкая мелодичная трель, и в этот момент резко, без предупреждения распахнулась дверь в обморочный, хрустящий снегом январь. Нечеловеческий, невозможный холод коснулся моего лица, проник в меня сквозь одежду, дыхание оборвалось на полувдохе, заныли шея и плечи: она вышла из лифта прямо на меня. От всего огромного разноцветного мира в один миг осталось только лицо приближающейся ко мне девушки: безупречная белая кожа высоких скул и лба, холодные сине-зеленые глаза, плотно сжатые губы и взгляд – вымораживающий до самого дна и при этом смутно знакомый. Я так и не понял, каким образом мы не столкнулись, – она просто оказалась позади меня, словно бестелесный морозный призрак, и я, не отдавая себе отчета, механически, как истукан, повернулся и посмотрел ей вслед – вощеные матовые икры длинных ног, изгиб бедер под темно-синей юбкой, подчеркнутая пиджаком талия, светлые волосы, шея… Господи – шея!
Спустя двадцать минут я сидел в офисе «Цельсиуса», в глухой, без единого окна переговорной комнате, напротив перебирающей какие-то бумажки комиссии. Большую часть этих двадцати минут я провел в мужском туалете, то отогревая окоченевшие ладони под теплой водой, то окуная их в гудящий реактивный поток горячего воздуха из электросушилки. Так что сейчас мои покрасневшие кисти ощутимо саднило, но по крайней мере я избавился от онемения во всем теле – обычной реакции моего организма на внезапное и чересчур быстрое переохлаждение.
В комиссии было три человека, вернее два с половиной – невнятная брюнетка, представившаяся руководителем отдела маркетинга, была задвинута в дальний угол. Главными же здесь были Валерия Леонидовна, красиво стареющая директор по персоналу с замысловатой конусообразной конструкцией из волос, и собственно руководитель отдела продаж, назвавшийся Борисом Сергеевичем, – худой нервный мужчина под пятьдесят с преувеличенно длинными, словно бы ходульными, конечностями. Именно он вчитывался сейчас в мое резюме с таким видом, словно был очень близок к тому, чтобы понять наконец, в чем же здесь подвох.
– Ну хорошо, э-э-э… – Борис Сергеевич скосил глаза в бумаги на столе, – Никита. Давайте начнем. Почему мы? Почему вы? Почему мы должны взять именно вас? У вас три минуты.
Я посмотрел на худое и узкое, изможденное продажами лицо Бориса Сергеевича, встретился с чересчур пристальным взглядом директора по персоналу, затем повернулся назад и внимательно осмотрел стену переговорной у себя за спиной.
– В чем дело? – повысил голос Борис Сергеевич.
– Не, ни в чем. Извините. Просто я подумал – может, вы здесь сериал снимаете? Где-то я все это уже слышал.
Валерия Леонидовна рассмеялась.
– Шутим, значит? Ну-ну. Не слишком удачная линия поведения на собеседовании, – Борис Сергеевич взял со стола лист бумаги. – Хотя, судя по резюме, клоуном вы как раз не работали. Зато работали осветителем в театре, курьером, барменом, доставщиком пиццы, ночным продавцом, сотрудником кол-центра. Что-нибудь еще?
Я скорбно покачал головой: увы.
– Никита, – Валерия Леонидовна перехватила инициативу, ее голос оказался вкрадчивым и бархатистым, – Борис Сергеевич просто хочет понять, сможете ли вы справиться с работой в отделе продаж. Сегодня у нас еще пять кандидатов. И завтра семь. Так что вам нужно постараться нас убедить. Представьте, что мы ваши клиенты, которым вы должны что-нибудь продать.
– Что продать?
– Ну для начала – самого себя.
Я кивнул, взял лежащую рядом куртку, отыскал во внутреннем кармане синюю книжечку политеховского диплома и передал ее Борису Сергеевичу. Высшее образование по специальности «теплотехника» заставило того нахмуриться и еще раз перечитать мое резюме – клоуном я не работал, это он уже выяснил, а вот как насчет фокусника? Валерия Леонидовна вслед за руководителем отдела продаж заглянула в мой диплом, закрыла его и с интересом на меня посмотрела.
– Ну что же, неплохо. Очень неплохо. Профессионально донести до клиента особенности работы систем отопления вы, безусловно, сможете. Думаю, вы только что обошли большую часть конкурентов. Но, боюсь, этого может быть недостаточно. Нужно что-то еще.
– А еще, – я вернул ей заинтересованный взгляд, отметив про себя грудь и неплохо сохранившуюся фигуру (сколько ей может быть – сорок? за сорок?). – А еще у меня самая сильная мотивация, которая только бывает на свете.
– Да? И что же это, если не секрет? – спросила эйчар.
– Мне очень, очень нужны деньги.
Борис Сергеевич кашлянул, Валерия Леонидовна повернулась в его сторону, и он, наклонившись, что-то сказал ей на ухо.
– Ну что же, Никита, – Валерия Леонидовна поднялась и протянула мне руку. – Мне лично вы понравились. Мы с вами свяжемся.
Я тоже встал. Ладонь директора по персоналу оказалась мягкой и обволакивающе теплой, она улыбнулась и на пару лишних мгновений задержала мою руку в своей. Руководитель отдела продаж остался индифферентно сидеть, темноволосая женщина-маркетолог, не глядя, кивнула мне из своего угла.
Ага, свяжетесь вы со мной, кто бы сомневался… На секунду я снова увидел немигающие сине-зеленые глаза, услышал рев вьюги, заметающей следы здравого смысла и тревожную подслеповатую память, и мое обмороженное занывшее сердце тяжело ухнуло в низ живота.
Она здесь.
Она работает в этом здании, бывает здесь каждый день. Каждый день она паркуется перед бизнес-центром, здоровается с охранниками, заходит в лифт – каждый день. У нее в офисе наверняка промерзшие, покрытые инеем стены, она наверняка ездит на большой белой машине, а главное – она умеет превращать мужчин в ледяных истуканов одним своим взглядом. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. И даже не подозревал, что такое бывает.
– Послушайте, – проговорил я, обращаясь главным образом к Валерии Леонидовне, – я понимаю, что у вас регламент и так далее. Понимаю, что вам нужно посмотреть всех кандидатов и выбрать лучшего. Но что если вот он я, уже нашелся – самый лучший?
Все три члена комиссии уставились на меня, я же лихорадочно вспоминал, что мне вчера рассказывал про продажи Гриша.
– Просто испытайте меня. Прямо сейчас. Это ведь вас ни к чему не обязывает, – я перевел взгляд на Бориса Сергеевича. – Вот сколько ваши сотрудники делают звонков в день?
– По-разному, – руководитель отдела продаж даже немного раздулся от собственной важности. – В среднем от ста пятидесяти до двухсот.
– Борис Сергеевич! – эйчар покачала головой, ее высокая прическа опасно накренилась, но почти сразу опять обрела равновесие.
– Ну хорошо, хорошо, – вздохнул Борис Сергеевич, снова худея. – Семьдесят пять – сто.
– Вот и отлично. Просто дайте мне список из пятидесяти контактов, телефон и полчаса времени. Большего я не прошу.
И я посмотрел на Валерию Леонидовну, мысленно превращая свой взгляд в россыпь самых изысканных комплиментов ей и ее неотразимой прическе.
Через сорок минут и полсотни телефонных звонков я предъявил Борису Сергеевичу две назначенные встречи – одна завтра, другая на следующей неделе. Еще через десять минут комиссия, посовещавшись, объявила мне, что я принят на двухмесячный испытательный срок. Валерия Леонидовна, покачивая бедрами, вышла из переговорной, напоследок многозначительно мне улыбнувшись. А мой свежеиспеченный начальник вяло пожал мне руку и выразил надежду, что мы сработаемся.
– Ну, это уж как картридж ляжет, – сказал я и, не дожидаясь, пока глаза руководителя отдела продаж станут как у персонажа аниме, поправился: – Я шучу, Борис Сергеевич. Конечно же, мы сработаемся. А как же иначе?