Вторник, 12 августа. Ночь
Ново-Щелково, улица Колмогорова
Наташка до того бурно реагировала на мои «развратные действия», что ее стоны, то протяжные, то задышливые, полнили всю мансарду, упадая до самого холла.
«Пусть стенает, пусть пищит!» – думал я ласково. Всё равно в доме никого, кроме нас с нею, а родные стены должны впитывать и шепот любви, и крики страсти…
Мы нарочно откладывали «слияние», занимаясь любовью, «как все», но нам ли тужить, паранормам? Расплетя ноги, расплетя руки, я лежал, унимая биение сердца, а Талия привалилась ко мне, опаляя шею горячим дыханием. Гибко потянувшись, она уютно уложила голову на мою грудь, легонько целуя и водя ладонью.
– Знаешь… – Ее чисто девчоночье хихиканье отозвалось во мне умильной дрожью губ. – Ритулька очень хотела сама тебя встретить, но… Не сложилось! Боюсь, она мне не поверила, когда я изобразила огорчение…
– Лгунья! – заклеймил я ее.
– Ага…
– А Инка?
– Да они все умотали в Ялту! И Лея с ними! Там же киностудия, и какие-то супер-пупер-декорации. Если я правильно поняла – интерьеры звездолета «Темное пламя». Лея звонила вчера – выкипала восторгом. Говорит, как в будущее попала! И Маруата там, и Настя, и Павлов прилетел, и Викторов… Хотели в гостинице заночевать, но Ромуальдыч был резко против – и всех заманил к себе домой…
– А ты почему не с ними? – моя рука, рассеянно оглаживавшая Наташкино плечо, бессильно соскользнула на большую, тугую округлость, всею ладонью уминая лакомую плоть.
– А я… – пробормотала Талия, слабея. – А я хитрая… До «читки» еще далеко, а твой спецборт уже вылетал в Раменское… Миш! – тихий женский голос сорвался в прерывистый шепот: – Ты ко мне пристаешь?.. Или просто так?..
– Просто так пристаю…
– Я тоже очень соскучилась! – жаркий выдох коснулся моей щеки. – Очень!
* * *
Любопытная Луна заглядывала в чердачное окно, наполняя мансарду всамделишным неземным сиянием, а я до сих пор странно ощущал себя, словно находился сразу в двух мирах.
После несерьезной лунной гравитации, которую так и тянуло назвать «силой легкости», земное притяжение угнетало, как давящая перегрузка. Даже в мягкой постели…
…На базу «Звезда» я так и не попал, но шесть дней «командировки» осели в памяти навсегда. И пологие Юрские горы, осиянные мягким светом Земли, и заря после долгой ночи, когда звезда по имени Солнце жарила окоченевший реголит, вытягивая длинные, провально-черные тени с четким обрезом краев.
В одиночку, пускай и со старичками-разбойничками, я бы долго провозился, но стоило Дворскому бросить клич, и на «субботник» явился целый взвод инженеров и техников с «Урановой Голконды».
Всей дружной компанией мы аккуратно разобрали обе камеры и перегрузили нужный «хабар» в ПМ. И ненароком сделали открытие – раскопали еще одну шестигранную колонну, только расколотую пополам. Она оказалась чем-то вроде атомного реактора или энергоблока, а внутри, в ее керамической утробе, спеклась мешанина из тория-232, остатков урана-234, плюс стабильные изотопы бария, стронция, цезия – «зола» от «выгоревшего» ядерного топлива…
…Целая толпа провожала меня, махая на прощанье – Солнце обливало их слепящим свечением, и металлизированная ткань скафандров, чудилось, отекала расплавом.
«Ну, давайте! Пока!» – «Внимание! Старт!»…
…Пересадка на «Салюте-8» прошла мимо меня – я ударно трудился грузчиком, потея и борясь с инерцией. Веса у «хабара» не было, но масса-то никуда не делась… И всю эту массу мы с Пашкой и Римасом перетаскали на «Ураган», отдышались – и отстыковались. Сели на аэродроме «Юбилейный», под Байконуром. Осторожно, бережно, на руках перенесли драгоценные пластмассовые ящики на борт «Ил-76», и тут же вылетели в «Раменское»…
Я ощущал себя изнуренным и хилым, но медикам не дался – разве бывает лучшая реабилитация, чем от женской любви и ласки, да еще дома?
Глянув на Талию, чье тело будто фосфоресцировало в лунной светлыни, я шепнул:
– Спишь?
– Не-а… – Наташа придвинулась ко мне поближе, и заерзала, навалилась – овал ее лица неразличимо темнел, а распущенные волосы сияли голубоватым нимбом. – Совсем забыла тебе рассказать! Светланка, похоже, скоро защитит докторскую, и пусть проставляется – она же на нас с тобой карьеру сделала!
– И как «диссер»? – Я обеими руками пригладил Наташкину прическу.
– Очень интересно, захватывающе даже! Оказывается, метакортексы паранормов, состоящих в кровном родстве или испытавших «слияние», проявляют что-то типа квантовой запутанности. Наверное, поэтому отец в семьдесят пятом вдруг ощутил, что настоящей Таты больше нет. Для него это было жуткое потрясение… – Талия сложила руки у меня на груди, будто ученица за партой, и уложила на них подбородок, из-за чего речь ее стала чуть невнятной. – Кстати, про «запутанность» метакортексов… Ее ощущал маленький Васёнок по отношению к тебе, и Лея тоже, даже ещё сильней, но самым поразительным образом это свойство «вылезло» у Наталишки. Она же не зря всё время рвётся к «Мигелу», да и к Лее тоже. Знаешь, почему? Твоя внучка не просто паранорм, она – «энергетик»!
– Ага… – затянул я, и пальцем коснулся кончика Наташиного носа. – А это уже, помню, из твоей докторской!
– Да! – выдохнула женщина, смешливо морщась. – Метакортекс у Наталишки способен, подобно маршрутизатору, соединять метакортексы паранормов из её клана в «генеративный эгрегор»… М-м… Как бы тебе… Ну, его можно представить, грубо и зримо, в виде локальной виртуальной сети – «домена» – из связанных между собой нейронных кластеров. А через эгрегор открывается доступ ко всей психодинамической энергии клана! Получается, что Наталишка подключает к своему «генеративному эгрегору» метакортексы всех «родных» паранормов, до которых только может дотянуться, и которые вызывают у нее доверие: до тебя, до Васёнка, до Леи или меня… Причём для инициирующего подключения требуется активное согласие Наталишки, после чего она запоминает как бы «слепок ауры», а он у каждого метакортекса индивидуален, и все последующие обращения к эгрегору проходят уже «на автомате»…
Женщина подтянулась, нависая, и шары грудей дразняще качнулись надо мной. Я попытался поймать их губами.
– Не балуйся! – хихикнула Талия, ежась, и показала мне флакончик с «молодильным зельем». – Давай?.. – мурлыкнула она. – М-м?
– Давай! – согласился я. – Только ты сверху! А то я боюсь тебя раздавить…
– Нет, давай, ты! – закапризничала Наташа.
Я притиснул ее, и твердо заявил:
– Ни. За. Что. Зачем мне раздавленная «златовласка»?
– Ну, ладно, ладно… – капитулировала женщина. Капнув пахучего эликсира, она растерла его ладонями.
– Наверное, этим средством пользовалась Таис, когда соблазняла Александра… – пробормотала Талия, накладывая руки мне на грудь. – Помнишь, у Ефремова?..
– Помню… – выдавил я.
Мир вокруг уже плыл и качался, завораживая карусельным кружением. Сердце колотилось часто и гулко, а дикое, неистовое желание поднималось с кипучих, первобытных глубин обеих душ, сплетаясь и сливаясь воедино…
Среда, 20 августа. День
Лондон, Букингемский дворец
Принц Чарльз терпеть не мог пышную и уродливую королевскую резиденцию, этот серый, невзрачный монолит в конце Мэлл. Ему был куда милее уединенный Кларенс-хаус, но там сейчас ремонт, а поместье Хайгроув в Глостершире слишком далеко от Лондона.
«Хотя мамочке это не мешает!» – зло усмехнулся Принц Уэльский.
Август и сентябрь ее величество проводила в Виндзорском замке, поэтому и не колышется королевский штандарт над Букингемским дворцом. А когда он сам увенчается короной, одному Богу известно…
Лицо Чарльза перетянуло гримасой раздражения. Самое, пожалуй, неприятное заключается в том, что мамаша лишь царствует – устраивает приемы, пышные церемонии, а правит-то он! Из тени.
Высокая дверь, отделанная бронзовыми завитушками, приоткрылась и голос, исполненный почтения, прошелестел:
– Ваше Королевское Высочество! Сэр Дирлав…
– Проси! – резко кивнул Виндзор.
Ричард Дирлав четвертый год занимал должность, известную как «С», то есть руководил МИ-6. Не выносил Тони Блэра с Даунинг-стрит, но легко вошел в доверие к Принцу Уэльскому.
Невысокий пожилой мужчина, полноватый, с круглым, сытым лицом и обширной блестящей лысиной вошел и сдержанно поклонился, как всякий рыцарь, завидевший принца крови.
Его Королевское Высочество загодя вскинул руку:
– Просто «сэр»! Помните, Ричард?
– Да, сир, – усмехнулся Дирлав, по-своему интерпретировав повеление. – Вы велели незамедлительно информировать вас о всех важных событиях в России, если они относятся к темам, упомянутых в списке «Зет»…
– Так-так… – напрягся Чарльз Филипп Артур Джордж Виндзор, Принц Уэльский, граф Честер, герцог Корнуолльский, и прочая, и прочая, и прочая. – Выкладывайте, Ричард, не то я лопну от желчи!
– Слушаюсь, сир. Две недели назад, в научном городке Нью-Счелково русские с помпой открыли Институт внеземных культур. Это большое четырехэтажное здание с уютным внутренним двориком. Мои люди были на презентации, затесавшись в толпу газетчиков и телевизионщиков… Не стану вас утомлять перечислением увиденного, но восемь мумий рептилоидов, образцы инопланетной древесины, «объекты невыясненного назначения»… – Дирлав покачал головой. – Русским будет, чем заняться в секретных лабораториях ИВК, куда прессу, разумеется, не пустили.
– Так… – тяжело обронил Виндзор.
– А два дня назад, сир, – неторопливо излагал директор МИ-6, – в ИВК завезли большой контейнер. Мы предположили, что это научное оборудование, но буквально вчера агент «005» передал ценную инсайдерскую информацию – русские в самом деле доставили оборудование… только внеземного происхождения! Тайно переправили с Луны три артефакта общим весом в восемьсот фунтов.
Принц Уэльский похолодел. Снова проблема выбора… Снова ответственность… Но кто еще примет решение, кроме него?
– Ричард, – заговорил он негромко, – вы верите, что эта дурацкая инициатива Блэра… насчет интернационализации лунной Зоны Посещения… стоит той бумаги, на которой написана?
– Нет, сир.
– Следовательно, нам не оставляют выхода, – лицемерно вздохнул Чарльз. – Получить артефакты с Луны мы не можем, но и допустить, чтобы русские распоряжались ими, изучая технологии пришельцев, нельзя. – Помолчав, он заключил с непримиримостью Катона Старшего: – ИВК должен быть уничтожен!
– Да, сир, – поклонился Ричард Дирлав.
Воскресенье, 24 августа. Утро
Московская область, район Балашихи
Алекс Уоррен, он же Лёха Воронов, он же агент «005» человеком был осторожным и весьма умеренным. То есть, он знал и чувствовал меру во всем – в еде, в выпивке, в отношениях с женщинами, в опасной ситуации. Как раз последнее и объясняет, почему Алекс стал вдруг работать на правительство, да еще полевым агентом – он всегда просчитывал риски, а смекалка вкупе с изворотливостью досталась ему от русских предков.
Ходили такие слухи в его семье – дед по матери, Мередит Блейк, утверждал, будто некий русский моряк, причем дворянин, угодивший в плен еще во время Восточной войны, женился на Элис Уоррен, разогрев жидковатую кровь угасавшего рода.
Было ли это правдой или стариковскими выдумками, Алекс не слишком интересовался. Он-то жил здесь и сейчас! И, если уж искать причину его поступления в МИ-6, то кроется она в том романтическом флёре, что окутывал тайные миссии «двойных нулей». Недаром же он выбрал для своего оперативного псевдонима кодовый номер «005»! Начальству без разницы, а ему приятно. И пускай «лицензия на убийство» всего лишь ловкая побасенка от Йена Флеминга, та самая романтика все еще не облезла. Греет душу, так сказать…
…Алекс докурил дешевую, но забористую «Приму», и обошел новенький «КрАЗ». Стиль «вестерн». Самая удобная модель для дальнобойщиков, что там не говори.
Бесспорно, «КамАЗы» катят мягче, но у «кразистов» есть большое преимущество – просторная кабина. Проберешься между сидений, за узкую дверку, а там и койки откидные, и холодильничек, и плитка. Хочешь – готовь немудреный обед. Хочешь – спи, пока сменщик рулит. А магистраль «Москва – Владивосток» длинна…
Уоррен пошлепал по капоту тягача – кабина отливала агрессивным красным лаком – и протер ветровое стекло.
– Воронов! – послышался визгливый голос тети Кати. – Держи!
Капитальная тетка, чьи необъятные телеса распирали синюю униформу, протянула ему путевку.
– Распишись, – буркнула она. – Бегай тут за вами…
– Забыл совсем! – Алекс покаянно приложил пятерню к сердцу. – Но я исправлюсь!
– Ну-ну… – проворчала тетя Катя. Человеком она была отходчивым. – Езжай. Время уже…
– Всё-всё! – засуетился Уоррен.
Наскоро вытерев руки ветошью, он боязливо обошел прицеп – огромный 40-футовый контейнер пугал его. От стальных гофрированных стенок как будто исходила потаенная угроза.
Еще вчера место на трейлере занимал точно такой же синий гробина с броской белой надписью «Совтрансавто». Ночью его перегрузили на «КамАЗ» и куда-то увезли, а вот этот бережно опустили на «трал». Сопровождающий – мужик средних лет, налитой здоровьем, – опустил до глаз капюшон и прогудел: «Тоже оборудование. Научное. Хрупкое. Понял? – В этом слове он ставил ударение на второй слог. – Так что не гони, и не тряси. Доставишь в Ново-Щелково, в Институт внеземных культур, прямо во внутренний двор. Понял?»
«Понял», – буркнул Алекс, ударяя на букву «О»…
…Хмурясь, Уоррен залез в кабину. Сегодня он едет без болтливого напарника, и слава Богу. Рейс короткий, до Ново-Щелкова, и обратно. К вечеру вернется. Да раньше…
И все же непонятная суета вокруг ИВК напрягала. Понятно, что лондонское начальство нервничает, боится – а вдруг русские откопают на Луне что-то такое… Тако-ое!
«Им бы по ИВК прогуляться, – кисло усмехнулся Алекс, – сразу бы дошло!»
Ну, что «такого» может сохраниться со времен динозавров? А те замысловатые детальки из гафния или циркония, или кристаллы с редкоземельным напылением… Лежат себе, полеживают за толстым стеклом. Только вот… Какой от них толк?
Вот, скажем, разбился самолет, где-нибудь в горах Новой Гвинеи. И от его навороченного турбореактивного двигателя отлетел патрубок. И что? Ну, наткнется на него местный папуас, покрутит, дунет в дырку, понюхает… Прихватит, конечно же, с собой – вдруг, да пригодится в хозяйстве? Вот только сможет ли он, даже собрав всех сородичей, додуматься до идеи ТРД?
А русские ксенологи находятся в том же положении, что и дикари – вертят артефакты с умным видом, строчат статьи по закрытой тематике, а что за детальки перепали им от рептилоидов, понятия не имеют…
Приободрившись, отогнав смутные тревоги, Алекс выжал кнопку стартера. Мощный дизель ворохнулся, и взревел, клокоча лошадиными силами.
Улыбаясь от удовольствия, Уоррен погонял мотор, и тронулся. С ворчанием «КрАЗ» покинул гулкий гараж, пропахший соляркой, и выехал за ворота автобазы.
Еще немного… Пара поворотов – и трасса.
Тягач поднял обороты, и разогнался. Красный капот с места водителя казался носом корабля, гонящего асфальтовые волны.
Алекс, не глядя, щелкнул клавишей магнитолы, и бойкие детские голоса зазвенели в кабине:
Взлетая выше ели, не ве-едая преград,
Крыла-атые качели летят, летят, летя-ят…
Тот же день, позже
Ново-Щелково, берег озера
Мои «грации» умотали на «Мосфильм», прихватив с собою Настю и Марину-Сильву. Сестричка чмокнула меня мимоходом, а «малышка из Рио» целовалась до того самозабвенно, что я даже забеспокоился. Зря. Просто Марине-Сильве не с кем было оставить Наталишку…
«О, Мигел! – страстно выдохнула она, юркнув в Ритин «москвичонок», и посоветовала, умильно улыбаясь: – А вы сходите на озеро! Погода такая хорошая… Пока-пока!»
И мы дружно помахали красоткам вслед – я, Наталишка и моя младшенькая…
* * *
– В Крыму было так классно, папочка! – оживленно повествовала Лея, помогая себе руками. – Настоящая киностудия! А какие там декорации… О-о! Я сидела в кресле… в самой настоящей пилотской кабине «Темного пламени»! И два передних обзорных экрана, а вот так, на вертикальной перегородке между ними, как бы в вершине дуги пультов – четыре огромных круглых шкалы! Та-ак здорово! А у тети Насти были пробы… Она стояла, такая красивая-красивая, вся обтянутая пластиком, будто статуя, и грудь такая больша-ая! Высокая! Как у мамы, даже больше!
К озеру мы шагали дворами, не выходя на жаркий проспект. Лея шла впереди, постоянно оборачиваясь и жестикулируя, а я, ведя за руку прелестную внучку, любовался дочерью.
Она здорово вымахала за лето, скоро Талию догонит. Девичьим округлым бедрам было еще далеко до амфорной крутизны, как у мамы, да и длинные ножки, хоть и ровные, худоваты, зато груди под маечкой догнали и перегнали третий размер.
– Помнишь, как ты волновалась, что у тебя не вырастут? – лукаво улыбнулся я.
– Ага! – жизнерадостно согласилась Лея, наклоняя голову и скашивая глаза, а затем шагнула ко мне. Прижалась, обнимая за руку, вздохнула: – Папочка, всё так хорошо…
Наталишка звонко рассмеялась, блестя глазенками, и тоже обняла меня, где смогла – за ногу. Шагать стало трудно, но не пенять же за любовь!
Словно учуяв, что я думаю о ней, девочка подняла взгляд.
«И впрямь, как темные вишни…» – мелькнуло в голове.
Наталья Васильевна росла весьма ревнивой особой – кроме «трех граций» и Марины-Сильвы никого ко мне не подпускала, даже Настю. А вот для Леи делала исключение.
Впрочем, девушка и сама привязалась к Наталишке, убеждая меня, что та очень умная, просто у нее слов мало в запасе, вот и не может выразить свои мысли.
– И озеро у нас замечательное! – воскликнула Лея, вскидывая руки. – Мы в Черном море купались – и Рита, и Инна, и тетя Настя! А Маруата, вообще, как рыбка! Она, там, в Океании, за жумчугом ныряла…
Я смешливо фыркнул. Моя младшенькая пошла по стопам старшенькой – Риту с Инной звала по имени, будто не замечая разделяющих лет, а вот Настя у нее – тетя! Наверное, оттого, что видела ее редко. Как и Юлиус…
Мне чуточку взгрустнулось. Я знаю, что Юлька очень скучает и по мне, и по маме, но и с Антоном у них всё наладилось… В последний свой приезд Юлиус нашептала мне на ушко – мне одному! – что уже подумывает об «Антоновиче». Ну, или об «Антоновне». А «папусечка» весь день ходил, очень гордый оказанным доверием…
Сощурившись, я осмотрелся. Изогнутый стеклянный фасад ОНЦ словно собирал солнечное тепло в фокусе – на пляже. Поодаль белел фальш-ИВК, в его широкую «подворотню», уравновешенную рядом колонн, как раз въезжал темно-красный тягач с контейнером на трале. Белым по синему: «Совтрансавто»…
– Искупнись, – сказал я Лее, – вода теплая, как в Ялте!
– Не-е… – огорченно вздохнула девушка. – Я купальник забыла! А мы ж тут не одни… Жалко, что озеро быстро остывает. Уже сейчас холодновато как-то…
– Подожди лет семь, – расплылся я. – Видишь экскаватор? Во-он, на том берегу?
– Ага! – пригляделась Лея.
– Там, году к десятому, выстроят мини-АЭС мощностью пятьсот мегаватт, с реактором БРЕСТ-500, а для охлаждения внешнего контура подведут воду из озера. И тогда здесь круглый год будет теплая вода, а купальный сезон – с апреля по октябрь!
– Здорово! – впечатлилась Лея.
Посмеиваясь, я уселся на лавочку, и Наталишка мигом залезла на мои колени.
– Привет, шеф! – крикнул мне Киврин, щеголяя в плавках и черных очках.
Его Наталья, придерживая одной рукой шляпу, вскинула другую, приветствуя. Я ответил, а Наталишка, добросовестно помогая мне, замахала обеими ручонками сразу.
Ойкая и ловя равновесие, в воду вошла Лиза Векшина.
– Ви-ить! – провопила Ядзя, зайдя по пояс. – Вода такая теплючая!
– Хорошо, Мигел, правда? – залучилась Наталишка.
– Правда! – согласился я.
Там же, позже
Алекс Уоррен направил «КрАЗ» между газонов к служебному входу, на край внутреннего дворика, и заглушил мотор. Никто его тут не ждал, да и то сказать – у всех законный выходной. Охраны, и той не видать…
Тревоги, залегшие в голове до поры, леденили снова, и тут вдруг запиликал навигатор ГЛОНАСС, получив сигнал со спутника. Алекс нервно глянул на экранчик – и холодный пот протек по спине.
«Объект зафиксирован», – горели буквочки. Горели зловеще-багровым светом.
«Да нет, что за ерунда! – замельтешили мысли. – С чего бы вдруг? Я агент, а не камикадзе!»
Однако невозможное, немыслимое отлично складывалось в паззл, как всякая верная версия. Просто в Лондоне решили – раз артефакты из Зоны Посещения нельзя украсть, как заморские сокровища в Британском музее, награбленные по всему миру, то пусть и русские их лишатся!
Хватило доли секунды, чтобы все эти думки промелькнули в голове, а Уоррен уже выскакивал из кабины, и мчался, до боли в связках напрягая ноги.
«Наверное, я смешно выгляжу со стороны… – прыгало в сознании. – Пусть… Если чуйка подвела меня, я вернусь… А если нет?! Лучше быть живым шутом, нежели мертвым королем…»
Алекс успел добежать до проезда. Порскнул мимо мощных квадратных колонн, и тут в спину ударил сокрушительный гром. Тугая волна раскаленного воздуха вынесла его, вращая в воздухе, как кленовое семечко.
Контейнера больше не существовало – «зафиксированный объект» мгновенно раздулся губительным шаром огня, всесокрушающего пламени…
Тот же день, чуть ранее
Ново-Щелково, берег озера
Я млел под солнцем, глядя на блещущее озеро, и мне неожиданно стало грустно. Княгиня уверяла меня, что всё-то у нас выйдет хорошо, просто прекрасно, что пятнадцать лет спустя мы всё сможем, успеем, одолеем…
Верю. Всё так и будет. Вот только к тому времени мне снова стукнет шестьдесят. Снова жизнь пройдет…
А сейчас? Разве она не минует меня? Ну, хорошо, я немножечко изменил курс корабля «СССР», уводя его от буржуазно-либеральных рифов и мелей. Ну, а я сам?
Регалий у меня полно, лет через пять и в члены Политбюро выйду, и академиком стану. Но в том ли было мое предназначение? Стоило ли вообще тратить силы на спасение СССР? Зачем целителю надо было переквалифицироваться в физики? Может, не страну надо было спасать, а людей?
– Мигел! – вздрогнула Наталишка, тараща испуганные глазки. – Мне страшно!
– Ну, чего ты, маленькая? – заворковал я, гладя девочку по головке.
И в этот самый момент раскололось небо. Чудовищный взрыв сотряс землю, а этажи фальш-ИВК выгнулись, словно надутый бумажный пакет, и лопнули. Торцовая стена ОНЦ осыпалась грудами стекла под напором воздушной волны, а дымящиеся обломки бывшего административного корпуса разлетелись во все стороны. Они рушились в озеро, вздымая пенные фонтаны, врезались в пляж, швыряясь песком – и убивали.
Эхо взрыва еще гуляло, когда ужасные крики заметались вдоль берега. Грузную даму догнал кусок бетона и пронзил ее гнутой арматуриной, будто на вертел насадил. Вынырнувший усач оторопело следил за падением вертевшейся глыбы, пока она не расплющила ему голову. Лязгающая металлоконструкция, скрученная и вывернутая, прошлась колесом по пляжу, чертя борозду, догнала убегавшую девушку, и отбросила ее, изувечив…
Я дико озирался, прикрывая Наталишку и высматривая падающие отломки, но лишь туча пыли клубилась вокруг, да щелкали порой мелкие камешки.
– Маленькая, посиди здесь! – еле выговорил я, сипя от избытка адреналина.
– Нет, нет, Мигел! – заверещала девочка, цепляясь за меня.
– Надо, маленькая! – взмолился я. – Там люди! Понимаешь?
Наталишка всхлипнула, но разжала пальчики. Освободившись, я бросился на пляж, сходу разглядев Лею.
«Жива!» – облегчение было так велико, что у меня ноги дрогнули, подкашиваясь.
Искать раненых не пришлось – песок впитывал пролитую кровь. Грузной даме помощь уже не требовалась – рифленый кусок арматуры прободал ее насквозь, порывая сердце. Финита.
Рядом лежала девушка с мокрыми рыжими волосами, испачканными в песке; руками она зажимала распоротый живот. Я упал на колени, с ходу накладывая ладони поверх страшной раны.
– Б-бо-ольно… – прохрипела рыженькая.
– Сейчас, сейчас… – вытолкнул я, снимая боль. – Убери руки…
Часто дыша, девушка отняла скрюченные пальцы от увечья. Сунув руки в теплую, трепещущую мокроту, я первым делом залечил раздавленную селезенку, убрал пару грязных камушков, вынул чешуйки ржавчины, и срастил края раны.
– Лежи, не двигайся! – велел я, и на коленках отполз к девчонке лет одиннадцати. Она носила бюстгальтер, хотя прятать в него особо было нечего.
Глубокий порез рассекал тощее бедро почти до кости. Думал я недолго – метнулся к озеру, и набрал полный рот тепловатой, безвкусной влаги. Когда вернулся к девочке, вода уже зарядилась, и я выпустил тонкую струйку губами, смачивая разрыв для пущей регенерации. Полминуты хватило, чтобы рана затянулась тонкой пленочкой, и я впервые, помнится, удивился – энергия легко и просто исходила из меня, не оставляя даже следа утомления.
– Спасибо… – девчонка разлепила бледные губы.
– Пожалуйста, – улыбнулся я. – Лежи спокойно, а то ты много крови потеряла.
Вскочив, я быстро огляделся, выбирая того, кому помощь нужнее.
Мальчику с окровавленной головой.
Его мать или сестра протяжно выла над ним, стоя на коленях и покачиваясь.
– Хватит голосить! – я резко привел ее в чувство. – Живо вызывайте «скорую»! Пусть шлют все машины, какие есть!
Я повел ладонями по кровавой корке, запекшейся на мальчишеских лохмах. Внутричерепная гематома… Ага…
– Доктор, спасите, спасите его! – запричитала женщина.
– «Скорую»! – рявкнул я. – Быстро!
– Да-да-да…
Минут через десять прибыла первая карета «скорой помощи». Фельдшер, выйдя из кабины, так и села на ступеньку от потрясения, но резво собралась, и затараторила по радиофону, повышая голос:
– Нет, товарищ главврач, это вы меня послушайте! Здесь десятки раненых и травмированных! Вызывайте машины из Москвы, из Фрязино! Вертолеты? Да! Хоть все сюда!
Еще минут двадцать я бегал по пляжу, на какие-то мгновенья пересекаясь взглядом с Леей, успокоительно улыбаясь Наталишке, по-дружески кивая незнакомым людям, которые помогали ближним – не жалели «Столичной» для дезинфекции, потрошили аптечки из машин со стоянки, лишь бы наложить тампон или лубок, повязать бинт или просто утешить умирающего.
Белые фургоны с красными крестами подъезжали один за другим, вот уже целая бригада врачей деловито сновала по пляжу, и бегали голенастые медсестрички с пузатыми чемоданчиками или с капельницами в руках. Бледные санитары катили носилки к вертолетам, садившимся прямо на проспект…
Беда пошла на спад.
«Ну, это как сказать…», – горько усмехнулся я, глядя на неподвижные тела, покрытые черной пленкой.
Улетели «вертушки», укатили «скорые», а вот и Лея нашлась. Увидев ее на берегу, я содрогнулся – дочечка была с ног до головы заляпана чужой кровью.
– Папа!
Я сходу обнял ее, и она расплакалась.
– Киска моя маленькая… – ласковости сами шли на язык. – Страшно было?
– Очень! – всхлипнула Лея. – Но… Чувствую же – дам волю эмоциям, и это точно будет кому-то стоить жизни! И сдерживаюсь, сдерживаюсь изо всех сил… Папочка… – она быстро, обратной стороной ладони размазала слезы, и спросила тихо, почти шепотом: – А ты… Ты, правда, из будущего?
Я не стал увиливать от ответа, поправил только:
– Да, маленькая. Только не в том смысле, что весь я оттуда, а лишь мое сознание, моя память…
– Твоя душа! – благоговейно выдохнула Лея, и хихикнула: – Ты боишься, что ли? Боишься, что я тебя разлюблю? Да ты что! – она крепко, с неожиданной силой обняла меня. – Я теперь еще больше тебя люблю! Правда-правда! А когда вырасту, пойду в медицинский, как тетя Света…
Я нежно улыбнулся. Нашел на ее хорошеньком личике местечко, чистое от крови и сажи, и поцеловал.
– Пойдем к Наталишке. А то она уже вся испереживалась!
– Пойдем! А ты чувствовал, как эта пигалица нам помогала?
– Так, еще бы! Я бы после такого… целительского марафона лежал бы в лёжку! Без сил совершенно! А тут…
Стоило мне протянуть руки внучке, как она живо прижалась, дрожа.
– Мигел! – тянула Наталишка, тараща глаза. – Так странно было! Прямо через меня, от ушей до пяток, как будто тепло протекало! Целый поток! Настоящая река! А потом, когда вы всех за… заштопали, всё иссякло…
– Спасибо тебе, носса сережейра! – с чувством выразился я.
Понедельник, 25 августа. Утро
Москва, Кремль
– Ну, что? – буркнул Романов, и криво усмехнулся: – Давайте соображать на троих!
Иванов с Чебриковым кивнули в унисон, не улыбнувшись.
– Погибло девятнадцать человек, – глухо проговорил Борис Семенович, – еще десять в тяжелом состоянии… Такого прощать нельзя.
– А я и не собираюсь! – повысил голос президент СССР.
– Григорий Васильевич, – негромко сказал председатель КГБ, – предлагаю заслушать подполковника Исаеву, Марину Теодоровну… Вы не так давно назначили ее замом начальника Управления СБС по «Альфе» и руководителем проекта «Ностромо»…
– А-а… Ну, как же! – заерзал Романов. – Помню… Так «Исаева»…
– Ее девичья фамилия.
– Ясно, – сделав знак помощнику, президент устроился поудобней.
Подполковник Исаева вошла в кабинет четким шагом, одетая в глухое платье, которое, впрочем, лишь подчеркивало женственность фигуры.
– Здравствуйте, товарищи, – ровным голосом сказала она, и спокойно взглянула на Романова, ожидая сигнала.
– Слушаем вас… товарищ Исаева, – мягко сказал тот.
– У нас есть неопровержимые доказательства, – начала Марина официальным тоном, – что вчера в Ново-Щелково произошел теракт, организованный МИ-6. Хотя можно трактовать ЧП и как диверсию…
– «Англичанка гадит»… – усмехнулся президент.
– Совершенно верно, – кивнула «Росита». – Мы задержали водителя, что пригнал в административный корпус ОНЦ тот самый взорвавшийся грузовик. Шофер был в шоке, закатил истерику… Собственно, и его самого деятели из Лондона, по сути, приговорили – он вовремя сбежал с места преступления, и еле успел. Два перелома, ушибы, сотрясение… Его зовут Алекс Уоррен, он агент МИ-6 и рассказал нам всё. Задача Уоррена состояла в шпионаже, он должен был доставить в фальш-ИВК оборудование, напичканное «жучками». Но в последний момент контейнер с электроникой подменили другим, набитым взрывчаткой. Агент рассказал, что в позапрошлом году лично встречался с директором МИ-6 Ричардом Дирлавом. Тот и приказал ему внедриться в службу снабжения ОНЦ, вербовать агентов из числа сотрудников Центра, собирать сведения об ИВК… При этом Дирлав прямо указал, что эта миссия на контроле у самого Чарльза Виндзора, принца Уэльского!
– Простите, что перебиваю, – вмешался Чебриков. – Эти данные подтверждает наш человек из обслуги Букингемского дворца. Двадцатого августа Дирлав являлся на доклад к принцу Чарльзу. Наши аналитики дружно предположили, что внезапная активность начальника МИ-6 связана… – он раздраженно повел кистью, словно устав от канцелярских оборотов, и закончил обычным голосом: – В общем, англичане каким-то образом узнали о доставке артефактов с Луны…