Проишествие в городе Тарабарске
Глубокой ночью жителей города Тарабарска разбудил страшный взрыв: бах-бабах! В домах, окружающих Приморскую площадь, вылетели стёкла. Перепуганные люди выскочили на улицу. Воздух сотрясали крики, лай собак, мяуканье котов и кошек, блеяние коз.
– Землетрясение?
– Извержение вулкана?
– Конец света?
Так спрашивали все друг друга.
Этот взрыв нарушил покой и в тесной каморке папы Карло, где теперь жили ещё и Мальвина, и Пьеро, и пёс Артемон.
Буратино во сне подбросило так, что он воткнулся носом в потолок и провисел несколько секунд, ничего не соображая. Потом упал. Сел. Потрогал нос – цел ли? – и восхищённо произнёс:
– Вот это да!
Мальвина заткнула уши двумя пальчиками, крепко зажмурила глаза и прошептала:
– Ужас! Ужас! Я так не хочу…
Пьеро, конечно, тоже испугался и тут же сочинил стишок:
Не хочу я погибать,
Лучше спрячусь под кровать.
Но под кровать не залез. Грохот не повторялся, а пачкаться не хотелось. Открыл глаза и папа Карло, но решил, что взрыв ему приснился. На всякий случай он оглядел свою каморку – куклы были на месте, – перевернулся на другой бок и снова уснул.
Пудель Артемон не покинул своего места на пороге дома, полный решимости защитить друзей от напасти.
…На Приморской площади ещё клубилась пыль, поднятая взрывом, и пахло пороховым дымом. Невдалеке от балагана кукольного театра папы Карло зияла здоровенная яма. На куче земли, выброшенной из неё взрывом, восседал толстяк с огромной рыжей бородой. На лбу у него синела большая шишка, из разорванной штанины выглядывало колено. Растирая его, бородач злобно бормотал:
– Безрукий пиявочник! Ничего ему доверить нельзя!
А над лысиной бородача, зацепившись за ветку сосны, висел некто длинный и тощий. Он вертелся, дёргался, пытаясь освободиться, и гнусаво скулил:
– Не виноват я! Она сама раньше времени бабахнула!
Тем временем к куче тихонько подкрались две фигуры, подхватили пострадавшего под мышки и с трудом поставили на ноги.
– Господин директор, скоро начнёт светать, сматываться надо, – протявкала та фигура, что была повыше. – Народ соберётся, побить могут.
– И оч-чень больно! – промяукала другая.