– Терновник? Быть этого не может! Черт побери, Готорн! Подождите, приятель!
Остановившись посреди гулкого коридора палаты лордов, Адам обернулся, чтобы посмотреть, кто именно его окликнул. Поняв, что к нему целенаправленно спешит не кто иной, как Джастин Сен-Джаст, герцог Ройстон, заставляя других людей расступиться, чтобы дать ему дорогу, Адам нахмурился.
Высокий, светловолосый, голубоглазый Адонис с неизменно высокомерным выражением прекрасного лица и крепким телосложением, при виде которого дамы испускали мечтательные вздохи, был также одним из наиболее харизматичных членов палаты лордов. Мужчины никогда не были близки, невзирая на то что доводились ровесниками и регулярно посещали заседания, а их уважаемые бабушки дружили всю жизнь. Взгляды на жизнь Адама и Джастина сильно различались, особенно в последнее время, когда первый стал намеренно избегать светских мероприятий, в то время как второй являлся любимцем женщин и фортуны, неизменно сопутствующей ему за карточным столом.
Кроме того, Адама до сих пор терзали сомнения, не был ли Ройстон одним из многочисленных любовников его жены.
– Ройстон, – холодно произнес он в знак приветствия.
Герцог смотрел на него с повышенным интересом:
– Не слишком ли вы торопитесь убраться отсюда, а, Готорн? Спешите к какой-нибудь знакомой даме? – Он наигранно вздернул бровь.
Адам расправил плечи. Мужчины были одного роста.
– Надеюсь, что, будучи джентльменом, вы не ожидаете от меня ответа на этот вопрос?
– Разумеется, нет, – нараспев произнес Ройстон. – В последние годы вы превратились в настоящего затворника, Готорн.
Взгляд Адама сделался ледяным.
– Вы хотите обсудить со мной что-то или я могу отправляться по своим делам?
– Черт побери, какой же вы колючий! – с недовольством воскликнул герцог. – Не согласитесь ли вы выпить со мной по стаканчику в одном из клубов, где мы могли бы поговорить в более приватной обстановке? – добавил он, раздражаясь и хмурясь оттого, что его то и дело задевают спешащие люди.
Адам несколько смягчился.
– Я как раз собирался отправиться в «Уайте».
Ройстон поморщился:
– Я имел в виду менее респектабельный клуб, но «Уайте», несомненно, послужит отличным началом вечера. Мой экипаж ожидает снаружи.
– И мой тоже.
Несколько мгновений герцог смотрел на него загадочным взглядом, но потом уступил:
– Хорошо. Мы поедем вместе в вашем экипаже, а мой тронется следом. Или все же предпочитаете присоединиться ко мне позднее в другом клубе?
– Нет, – безапелляционно заявил Адам.
– Как вам будет угодно, – пожал плечами Ройстон.
Они не возобновляли беседу до тех пор, пока не оказались за укромным столиком в «Уайтсе» с большими стаканами бренди. Герцог вальяжно развалился на стуле, Адам, прямой, как стрела, занял место напротив.
В прошлом они часто встречались на различных светских приемах, и Адаму всегда нравилось пренебрежительное отношение Ройстона ко всякого рода правилам. Сдержанность, которую он проявлял к герцогу в последние годы, проистекала исключительно из подозрений, что тот мог иметь связь с Фанни, любовников у которой было столь много, что она сама, должно быть, не сумела бы вспомнить, как кого зовут.
Адам и Фанни не предавали огласке тот факт, что после первых нескольких месяцев семейной жизни они разъехались по разным спальням. После рождения Аманды измены жены стали казаться Адаму особенно унизительными. Для супругов было бы гораздо проще жить в разных домах, но Фанни наотрез отказалась от такого предложения, предпочитая оставаться под одной крышей с мужем, так ей было проще маскировать свои многочисленные интрижки. К несчастью, у нее имелся козырь в виде маленькой дочери, чтобы настоять на своем. Несмотря на неловкость ситуации, Адам был очень привязан к девочке и всегда действовал только ей во благо.
– Как поживает ваша бабушка?
Заслышав такой вопрос, Адам удивленно округлил глаза. Менее всего он намеревался говорить сегодня вечером о леди Сисели и с Ройстоном, и с кем-либо еще.
– Что вы имеете в виду?
Ройстон угрюмо воззрился в стакан бренди.
– Моя ведет себя чертовски странно, вот я и подумал, поскольку они с вашей бабушкой заодно, может, и ваша тоже совершает какие-то несвойственные ей поступки? – Он поморщился. – Радуюсь лишь, что это никак не связано с делом Шеффилда, я порядком устал об этом слышать. Старик Шеффилд мне нравился, но мне невыносимо скучно выслушивать очередные подозрения о том, не порешила ли его собственная внучка, чтобы потом скрыться с семейными драгоценностями.
Адам позволил себе несколько расслабиться.
– Думаю, леди Сисели и вдовствующую герцогиню беспокоят сейчас совсем иные проблемы.
Сен-Джаст тут же вскинул голову:
– В самом деле?
– Да. – Адам через силу улыбнулся. – Леди Сисели делает из своих намерений гораздо меньшую тайну, чем вдовствующая герцогиня. Как мне кажется, они задумали найти нам жен.
Герцог тут же подался вперед:
– Да вы шутите!
Адам кивнул, наслаждаясь охватившим собеседника ужасом.
– Они настроены весьма решительно. Ну, сами посудите, Ройстон, они же закадычные подруги с вдовствующей герцогиней Чембоурн, внук которой только что объявил о своей женитьбе в следующем месяце.
– Хотите сказать, наши бабушки не хотят оставаться позади?
При виде отразившегося на лице Ройстона испуганного выражения Адам против воли коротко рассмеялся:
– Эти три леди всегда все делали вместе. Дебютировали в свете, выходили замуж, рожали детей и даже становились вдовами. – Он пожал плечами. – Неделикатные попытки моей бабушки выступить в роли свахи убедили меня, что теперь они вознамерились женить всех своих внуков в один и тот же сезон.
– Ради всего святого, неужели это правда? – Герцог медленно откинулся обратно на спинку стула. – А вы уже решили, как станете отражать атаку на нашу холостяцкую жизнь?
– Мне и отражать ничего не нужно. Я просто в этом не заинтересован, – нахмурившись, ответил Адам.
Ройстон воззрился на него с сожалением:
– Вы явно не так хорошо знакомы с моей бабушкой, как я.
– Нет, – согласился Адам, – зато отлично знаю свою собственную.
– Вы согласны с тем, что женитьба одного из нас – дело совершенно немыслимое?
Адам плотно сжал губы.
– Могу с уверенностью утверждать только от своего имени. Да этот вопрос вообще не подлежит обсуждению. – Он задышал чаще, раздувая ноздри. – Я не имею никакого намерения вступать в повторный брак.
– А я тем более не хочу жениться, по крайней мере в ближайшие годы. – Ройстон испытующе посмотрел на Адама. – Все же я не могу поверить, чтобы вдовствующая герцогиня осмелилась… нет, черт побери, она еще как на это способна! – Он нахмурился. – Она пойдет на все, чтобы обеспечить продолжение рода.
Адам едва заметно кивнул.
– Моя бабушка тоже обеспокоена тем, что у меня только дочь, но нет сына.
Это обстоятельство его самого нисколько не заботило. Он не возражал против того, чтобы после его смерти титул перешел к его третьему кузену Уилфреду.
– Полагаю, вы не собираетесь просто сидеть и ждать, когда вам на шею накинут удавку и потащат к алтарю?
– Разумеется, нет! – содрогнувшись от отвращения, запротестовал Адам.
Ройстон принялся задумчиво постукивать себя пальцем по подбородку.
– На следующей неделе в палате не планируется никаких значимых событий, поэтому, думаю, я воспользуюсь этим временем, чтобы съездить в деревню поохотиться. Надеюсь, к моему возвращению бабушка уже и думать забудет о своей затее.
– Весьма маловероятно, – саркастически заметил Адам.
– Дело в том, что я питаю искреннюю привязанность к вдовствующей герцогине и не хочу с ней ссориться, поэтому стоит попытаться претворить в жизнь мой план. – С решительным видом Ройстон поднялся. – Рекомендую вам поступить так же, уверен, если моя бабушка запустит коготки в жертву, бедняга обречен. И вот еще что, Готорн. – Ройстон на мгновение замешкался у стула, на котором сидел Адам.
– Да?
– У меня есть правило никогда не связываться с замужними женщинами, – объявил он.
Адам тут же понял, что собеседник имеет в виду, и ответил с опаской:
– Очень похвальный принцип.
– Я тоже так думаю.
Ройстон со значением посмотрел Адаму в глаза, после чего попрощался с ним и направился к выходу, кивая по пути знакомым.
Оставшись в одиночестве, Адам стал обдумывать, как избежать уготованной ему бабушкой участи, но его мысли то и дело возвращались к неподобающим фантазиям, связанным с чувственными губами Елены Лейтон и к тому, какое применение им можно найти.
Еще раз убедившись, что ее одежда в безукоризненном порядке, Елена негромко постучала в дверь кабинета Готорна. Некоторое время назад в детской появился Барнс с сообщением о том, что хозяин немедленно вызывает ее к себе.
– Войдите.
Елена очень нервничала из-за возможной причины этого вызова, особенно учитывая возникшее между ними вчера напряжение и незаконченный разговор. Она представления не имела, что скажет в случае, если он в самом деле захочет внимательнее изучить ее поддельное рекомендательное письмо и заподозрит неладное.
С другой стороны, как бы он смог это сделать? Она ведь очень тщательно отнеслась к выбору имен. Ее знакомство с семейством Бэмбери помогло составить как можно более правдоподобный документ, учитывая, что она не миссис Лейтон. И все же Елена нервничала, покусывая нижнюю губу. Если Готорн решит уволить ее…
– Я же сказал «войдите», черт подери!
В его голосе слышалось неприкрытое раздражение.
Покраснев, Елена распахнула дверь и робко переступила порог кабинета. Обшитые панелями красного дерева стены были почти скрыты за книжными полками, над которыми висели несколько картин. Также в комнате имелся большой письменный стол.
Высокий, широкоплечий, одетый в безукоризненный темно-серый сюртук и светло-серый жилет, гармонирующий с цветом глаз и черными волосами, живописно обрамляющими его аристократичное лицо, лорд Адам Готорн, сидя за столом, представлялся Елене очень внушительной фигурой.
Однако при этом, в отличие от многих других мужчин, включая и ее жестокого кузена Невилла, Адам вовсе не казался пугающим. Несмотря на окутывающую его ауру отчужденности, или именно благодаря ей, он скорее внушал к себе доверие, чем страх.
Откинувшись на спинку стула, он неодобрительно поджал губы.
– Вы не сразу поняли мое приглашение войти?
– Нет. Я… – Сдерживавшая до этого момента дыхание, Елена наконец выдохнула и решительно расправила плечи. – Разумеется, нет, – повторила она более уверенно. – Я несколько замешкалась, потому что… хотела убедиться, в порядке ли мои платье и прическа.
Ей приходилось прикладывать немало усилий, чтобы противостоять критическому настрою Готорна, разглядывающему ее с головы до ног. Он не упускал ни единой детали – ни аккуратного пучка волос, ни бледного лица, ни черного платья, ни выглядывающих из-под подола мысков черных ботинок. Наконец Готорн снова посмотрел на ее смущенное покрасневшее лицо.
– Могу я поинтересоваться, почему вы до сих пор носите траур, хотя ваш супруг умер почти два года назад? – холодно спросил он.
Прямота вопроса поставила Елену в тупик. Не могла же она объяснить, что одевается в черное из уважения к своему почившему два месяца назад дедушке Джорджу Мэттьюзу, бывшему герцогу Шеффилду!
Готорн вздернул бровь:
– Возможно, вы так любили своего мужа, что до сих пор скорбите по нему?
– А возможно, я просто слишком бедна, чтобы купить себе иные наряды вместо траурных? – парировала Елена, глубоко уязвленная его саркастическим замечанием.
Адам задумчиво посмотрел на нее:
– Отчего же вы в таком случае не попросили выплатить вам жалованье вперед? Разве это не было бы благоразумным поступком?
Елена округлила глаза:
– Надеюсь, вы не станете и дальше оскорблять меня, милорд, предлагая купить на ваши деньги новые платья?
Какая же она колючая! Адам почувствовал недовольство, стараясь не вспоминать, что вчера вечером тем же самым определением Ройстон охарактеризовал его самого.
Свое неучастие в светской жизни Адам целиком списывал на неверность жены. Гордость не позволяла ему ослаблять защиту, находясь в обществе. Раздражение Елены Лейтон тоже было связано с гордостью, хотя и совсем иного рода, происходящего от недостатка финансов.
– Эти деньги вы заработаете, заботясь об Аманде, – спокойно напомнил он.
– Если только, как я уже заподозрила вчера, вы не решили отказаться от моих услуг?
Мысленно Адам выругался. Он предпочел бы, чтобы она не заговаривала об оказании услуг, потому что он тут же снова представил, как она ублажает его самым интимным образом, а сейчас совсем неподходящее время думать о подобном!
Когда Елена несколько минут назад вошла в его кабинет, его вниманием тут же завладели ее полные розовые губки, вызвав немедленный прилив возбуждения – такой сильный, что ткань панталон натянулась вокруг его мужского достоинства.
Он поднялся из-за стола, чтобы избавиться от неприятных ощущений, но, тут же сообразив, что наделал, поспешно отвернулся, чтобы скрыть столь неопровержимый признак своего возбуждения, и принялся смотреть в окно на сад, разбитый за его лондонским особняком.
– Что-то не припомню, чтобы говорил подобное.
– Это подразумевалось, когда вы стали спрашивать меня о моем возрасте.
– Миссис Лейтон! – Адам резко развернулся, прикрывая руками очевидную выпуклость у себя между ног и прищурившись глядя на Елену. – Я-то решил, что вы избавились от привычки строить предположения на основе моих слов или поступков. Если я захочу что-то сказать, то сделаю это без колебаний. Сколько времени вам потребуется, чтобы подготовиться к отъезду из Готорн-Хаус?
Побледнев, Елена отступила на шаг назад, прижимая руку к груди при ужасающей мысли, что придется еще раз остаться один на один с большим пугающим миром.
– Вы меня увольняете?
– Ради всего святого, прекратите искать в каждой моей фразе скрытый смысл! Ничего подобного я не имел в виду, – раздраженно воскликнул Адам, презрительно глядя на нее сверху вниз. – Мое присутствие требуется в моем имении в Кембриджшире, и я хочу, чтобы вы с Амандой сопровождали меня в поездке.
– В Кембриджшир?
Он кратко кивнул:
– Да. Я же вам только что это сказал.
– Ах.
Он вскинул бровь:
– У вас имеются какие-то возражения?
В этом английском графстве Елена никогда прежде не была и, разумеется, ничуть не возражала против поездки туда с лордом Готорном и его дочерью.
Проблема заключалась в том, что после внезапной смерти дедушки и жестокого обращения, которому она подверглась со стороны своего кузена сразу после похорон, она приняла сознательное решение переселиться в Лондон.
Ее дедушка, бывший в молодости солдатом, говорил ей, что лучший способ спрятаться от врага – оставаться на виду. Именно по этой причине Елена, насколько могла, изменила свою внешность и назвалась чужим именем, после чего получила место гувернантки при Аманде Готорн. Такая работа подразумевает почти затворнический образ жизни. Даже если Невилл Мэттьюз, ее кузен и обидчик, ставший теперь новым герцогом Шеффилдом, и решит приехать в столицу, из-за траура по недавно умершему дедушке не станет посещать никаких светских мероприятий, принимая разве что частные приглашения.
Елена сомневалась, чтобы в Кембриджшире обнаружились люди, способные ее опознать, но в крупном шумном Лондоне, сулившем анонимность, она чувствовала себя спокойнее.
– Возможно, – с напором продолжил Адам, заметив отразившееся в ее глазах замешательство, – у вас имеются какие-то… знакомые в Лондоне, с которыми вы не хотите разлучаться даже на неделю?
То, что эта женщина овдовела почти два года назад и до сих пор носит траур в знак затянувшейся скорби, вовсе не означает, что у нее с тех пор не было любовника. Или нескольких.
Адам слышал мнение, что после смерти мужа или жены горше всего оплакивается именно утрата физической близости. В его случае это не соответствовало действительности, так как, узнав, что Фанни в первый раз изменила ему уже через месяц после свадьбы, он свел их близость разве что к мимолетному поцелую в щеку.
Но Елена Лейтон – молодая красивая женщина, которая до сих пор носит траур из-за финансовых затруднений, а не по эмоциональным причинам. Со стороны Адама было бы наивно полагать, что она не завела себе любовника. Но ему совершенно не обязательно знать, когда она встречается с этим мужчиной, возможно, в свой единственный свободный на неделе вечер.
– Так мы будем отсутствовать всего неделю?! – воскликнула Елена, просияв от радости.
Адам, напротив, испытал резкий прилив раздражения, что было, по сути, глупо, да его вообще не должно волновать нежелание этой женщины разлучаться со своим любовником даже на короткое время.
– Приблизительно, – произнес он. – Пока трудно сказать, сколько именно времени мне придется провести в Кембриджшире.
При мысли о том, что ему нужно туда ехать, в Адаме поднимался внутренний протест. Действительно, там имелись дела, требующие его вмешательства, но он не сомневался, что разобраться с ними можно и посредством отправки письма управляющему, который вел их в его отсутствие. Решение Адама лично посетить имение было продиктовано в большей мере вчерашним разговором с Ройстоном, а не действительной необходимостью в его присутствии.
Не то чтобы Адам опасался, как бы замысел бабушки по нахождению ему подходящей супруги не увенчался успехом, он давным-давно поклялся себе, что этого никогда не случится снова! Но как бы ни раздражала его старушка временами, он был искренне к ней привязан и не имел ни малейшего желания ранить ее чувства. Поэтому решил последовать примеру Ройстона и на некоторое время уехать из Лондона подальше от хитроумных бабушкиных замыслов.
Однако отказаться от ужина в доме леди Сисели нынче вечером он никак не мог, хотя и понимал, что встретит там огромное количество респектабельных юных леди, жаждущих его одобрения, чего конечно же никогда не случится! Зато так ему предоставится удобная возможность сообщить бабушке о своем отъезде, а ради этого можно и потерпеть ужин.
Заметив на лице гувернантки выражение крайнего испуга, он нахмурился:
– Еще раз спрашиваю, имеются ли с вашей стороны возражения против поездки в Кембриджшир со мной и Амандой?
Елена вытянулась перед ним по струнке:
– Нет, разумеется, нет. Отвечая на ваш предыдущий вопрос, скажу, что смогу упаковать свои вещи и вещи Аманды в течение нескольких часов.
Адам скупо улыбнулся.
– Такая поспешность ни к чему, – медленно протянул он. – Сегодня вечером я приглашен на ужин. Так что готовьтесь к отъезду завтра утром. Полагаю, этого времени будет достаточно, чтобы… сообщить вашим друзьям и родственникам о своем недельном отсутствии.
– Приблизительно недельном.
– Именно так, – сухо подтвердил он.
Невилл был единственным оставшимся у Елены родственником, и, узнай он о ее местонахождении, наверняка потребовал бы ее немедленного ареста!
Елена с самого начала решила для себя: чем меньше ее друзья – а еще имелось несколько человек, верящих в ее невиновность, – будут знать о постигшем ее несчастье, тем лучше для них.
Спешно покидая в конце февраля йоркширское имение герцога, она вынуждена была принять деньги от своей близкой подруги Лиззи Карлтон. Позднее она сообщила ей письмом, что благополучно прибыла в Лондон и хорошо устроилась. Но посвящать подругу в подробности Елена не решалась. Не могла рисковать.
Она окончательно решила назваться овдовевшей миссис Еленой Лейтон, молодой ученой дамой, для которой после преждевременной кончины мужа настали тяжелые времена. Она не могла поступить иначе, если действительно хотела спрятаться на виду у всего Лондона, так как знала, что представители света предпочитают не замечать ни людей, которые на них работают, ни тем более тех, кто работает на других аристократов.
– Мне некого ставить в известность об отъезде, милорд, – холодно ответила она. – Разрешите вернуться в классную комнату?
– Разумеется.
– Благодарю вас, милорд.
Адам задумчиво барабанил пальцами по щеке, наблюдая, как Елена бесшумно покидает его кабинет и закрывает за собой дверь. Он был раздражен тем, что ей в очередной раз удалось избежать необходимости раскрытия каких-либо сведений о себе или о людях, с которыми она связана. Он решил, что она вправе так поступать, потому что ее родственные и даже романтические связи не имеют никакого отношения к ее работе и, следовательно, не должны представлять для него никакого интереса.
Хотя она и отказалась оповещать кого-либо о своем отъезде в Кембриджшир, Адам никак не мог избавиться от навязчивой мысли о том, какому джентльмену посчастливилось в настоящий момент быть обласканным ее полными, чувственными губами.