Миссис Эллисон прямо-таки поселилась у нас на кухне. По вечерам, когда я прихожу из школы, она чаще всего хлопочет здесь, по локоть в муке, а Сэр Ланселот пыхтит под кухонным столом. Её выпечка – просто фантастика! Формы с липким мармеладным тортом, блестящими лимонными пирогами и пухлыми кексами с шоколадной крошкой громоздятся в шкафу. Миссис Эллисон буквально несколько дней назад узнала, что прошла в нынешний сезон «Лучшего пекаря Британии», и теперь если она не печёт что-нибудь, то читает книги рецептов или просматривает серии предыдущих сезонов. К несчастью, то, что миссис Эллисон проводит столько времени у нас дома, не улучшило её отношения с бабушкой, которая постоянно жалуется на неё папе.
– Элизабет такая деловая! Разве она не понимает, что нам и так нелегко, а она вдобавок к этому ещё и оккупировала кухню и портит девочкам аппетит своей сладкой стряпнёй? И я уверена, что, пока она печёт, её пёс не должен торчать на кухне. Это очень негигиенично.
Наше питание – это настоящее поле битвы. Бабушка пытается пичкать нас супами и запеканками из латука и сельдерея, без сахара и соли, а миссис Эллисон отвечает на это вкусными шведскими улитками с корицей и итальянскими трубочками с кремом, которые называются канноли. В рамках здорового питания она сделала морковный торт, но бабушка, заглянув в рецепт, обнаружила, что в этом торте содержится шестьсот граммов сахара.
– Половина нормы – это тростниковый сахар! – запротестовала миссис Эллисон.
То, что папе приходится разруливать эту кулинарную вражду между бабушкой и миссис Эллисон, он сам называет «застрял между молотом и наковальней». По крайней мере, так он сказал Доминику в начале этой недели, когда тот зашёл к нам на ужин. Я не отказалась от привычки подслушивать. Она появилась, когда мама заболела. Это для меня единственный способ узнать, что на самом деле чувствует папа.
– Поверить не могу, что я вдовец, – сказал он. – Ты знаешь, что если вдовец женится заново, его перестают так называть? Разве это имеет какой-то смысл?
– Ты думаешь, что когда-нибудь снова женишься?
Я едва не провалилась сквозь дверь, напрягаясь в ожидании папиного ответа.
– Боже, Дом, я не знаю. Я представить себе такое не могу, но не могу и представить себе, как я проживу остаток жизни один. Что я буду делать, когда девочки уедут в университеты? Торчать здесь с Элинор, миссис Эллисон и кошкой?
– Не забывай про пса. У тебя будет Сэр Ланселот в качестве мужской поддержки.
Не дожидаясь продолжения разговора, я помчалась наверх, в комнату Имоджен.
– Китти, сколько раз тебе говорить, чтобы ты стучалась, прежде чем врываться сюда? Выйди!
– Папа говорит, что он собирается жениться снова! Он только что сказал Доминику.
– Что? Когда?
– Я слышала, как они только что разговаривали. Папа сказал, что женится, чтобы не жить здесь только с бабушкой и миссис Эллисон, когда мы поступим в университет.
Я разразилась злыми слезами.
Имоджен схватила меня за руку, поволокла вниз по лестнице, и мы влетели в кухню.
– Ты правда сказал, что собираешься жениться снова? Мама умерла всего десять недель назад. Это отвратительно! – заявила она.
– Девочки, девочки, успокойтесь! – Папа вскинул ладони, как будто пытаясь усмирить пару диких пони. – Имоджен, ради всего святого, о чём ты говоришь?
– Китти слышала тебя. Она только что подслушивала за кухонной дверью.
– Китти, милая, тебе нужно перестать подслушивать, – вздохнул папа. – Мы уже говорили об этом. Это может привести к непониманию и обидам. Да, Доминик спросил меня, могу ли я когда-нибудь жениться снова, и я ответил ему, что не могу этого представить, но не могу и вообразить, как я буду один всю оставшуюся жизнь. Я тоскую по вашей маме каждую минуту каждого дня.
Я выдернула руку из хватки Имоджен и бросилась к папе. Имоджен присоединилась к семейному объятию, в то время как Доминик стоял со смущённым видом, желая, наверное, исчезнуть куда-нибудь. Я подумала, что он винит себя в этой драме. Мы с Имоджен вышли из кухни, но в то время как моя сестрица направилась обратно в свою комнату, я задержалась в коридоре.
– Ради бога, – выдохнул папа, – что я должен был сказать им, Дом? Что без Лоры я чувствую себя совершенно потерянным? Что весь мир без неё не имеет никакого смысла? Что я люблю их больше жизни и что если мы втроём сможем просто держаться друг за друга, всё будет в порядке?
– Мне кажется, это звучит вполне уместно, дружище.
– Иногда я думаю о том, чего хотели бы девочки, – продолжил папа дрожащим голосом. – Я имею в виду, что знаю, чего они хотят. Они хотели бы, чтобы у них по-прежнему была мама и лучше бы я умер вместо неё. Так было бы легче для всех.
– Нет, Роб! Ты не должен думать такое! Девочки любят тебя. Они любят и тебя, и Лору. Они не хотят выбирать между тобой и ней. Они хотят, чтобы жили вы оба.
Я тихо ушла прочь, испытывая стыд и желание никогда не слышать того, что сказал сейчас папа.
И всё же я не могу выкинуть из головы мысль, что папа может жениться снова. После подслушивания этого разговора я стала проверять историю браузера на папином ноутбуке, чтобы обнаружить следы посещения сайтов знакомств или другой подозрительной интернет-активности. Это не так плохо, как кажется, потому что мне разрешено пользоваться его компьютером. Он даже сообщил мне своё имя пользователя и пароль, чтобы я при необходимости могла войти в систему, когда его нет дома. Однако на самом деле мне полагается использовать ноутбук только для домашних заданий, так что для того чтобы усмирить чувство вины, я занимаюсь шпионажем только после того, как заканчиваю работу.
Сегодня вечером мне нужно исследовать жизнь в Британии при викингах – это часть моего проекта по истории. На следующей неделе мы с классом собираемся поехать в Центр викингов в Йорке. Имоджен ездила туда три года назад и сказала, что это скукотища, но я очень жду этой поездки. В музее есть диорамы в натуральную величину, изображающие повседневную жизнь в викингской Британии. В качестве основной части проекта я пишу дневник викингской девушки. Я назвала её Альфхильд, что переводится как «битва эльфов». Какое замечательное имя! У викингов ужасная репутация, но не все они были кровожадными убийцами. Альфхильд и её родные мирно жили на ферме, и из-за этого некоторые записи в дневнике получаются довольно скучными.
Я придумала Альфхильд доброго старшего брата по имени Ингольф, который куда лучше, чем моя собственная сестра-не-викинг, чьё имя начинается на ту же букву. У него есть ручной волк и куда более интересная жизнь, чем у Альфхильд, потому что он ходит присматривать за животными, пока она варит похлёбку и подметает у очага.
Я закончила сегодняшнюю запись – для Альфхильд это был неожиданно интересный день, потому что несколько овец ворвались в длинный дом и устроили погром, – мы с Имоджен сели работать за папин ноутбук. Она показала мне, как просматривать историю браузера. В самом верху списка был сайт под названием «Одинокий полёт», который, судя по всему, предлагал поддержку родителям, «оставшимся исполнять свой долг в одиночку после смерти партнёра». На этом форуме папа зарегистрировался под именем ЧБСЛ и в своём вступительном посте объяснил, что это сокращение от «Что Бы Сделала Лора?»
«Лорой звали мою жену, – писал он, – и я по сто раз в день думаю ЧБСЛ, стараясь заботиться о двоих наших дочерях».
Под постом была целая вереница приветственных ответов от других участников сообщества, у которых были вот такие ники: Эмма1982, Снуппи, М-рБ и ДжДНЙС. Мне понравились эти комментарии, к тому же сайт был удобный: всё, что писал зарегистрированный пользователь, отображалось в отдельном разделе, так что мы легко смогли проверить все папины комментарии и вопросы. Самый недавний его пост был таким: «Как часто мне следует разговаривать с девочками об их маме? Я хочу сохранить живую память о ней, но не хочу, чтобы это показалось надуманным или нездравым. Иногда, когда я упоминаю о ней, девочки выглядят расстроенными и подавленными. Любой совет будет уместен. Заранее спасибо. ЧБСЛ».
Ответы по большей части были хорошими:
«ЧБСЛ, вы должны говорить о вашей жене настолько часто, насколько считаете естественным».
«Считайтесь с мнением ваших детей. Почему бы не спросить их, что они думают?»
«Я уверена, что вы проделываете невероятную работу. Будьте добрее к себе».
Попадались и странные ответы; один из них, в частности, заставил нас с Имоджен прервать просмотр форума.
«Иногда я разговариваю с мужем так, как будто он по-прежнему с нами. Я не знаю, что думают мои дети, но мне это кажется правильным».
– Могу представить, что думают её дети, – фыркает Имоджен. – Они думают: «О чёрт, наш папа умер, а мама совсем сошла с ума!» Некоторые из этих людей просто чокнутые. Может быть, в конце концов, папа найдёт какую-нибудь пользу на этом «Одиноком полёте». Что за пафосное имя для сайта!
Один ответ вызывает у меня жуткое чувство.
«Отец Д. умер ещё до того, как он родился, и я наверняка слишком много о нём говорю. Д., похоже, нравится слушать истории о своём отце, но ему всего четыре года. Посмотрим, что будет, когда он станет старше. Удачи. ДжДНЙС».
Ужас того, чтобы никогда не знать свою маму или своего папу, настолько огромен, что я даже не могу его осмыслить. По крайней мере, десять лет у меня были и мама, и папа.
Я могла бы часами читать эти посты, но Имоджен говорит, что это скучно, и закрывает ноутбук. Как только она выходит из комнаты, я снова вхожу в систему и быстро делаю ещё одну запись в дневнике Альфхильд. Ингольф падает в ручей, простужается и из-за этого вынужден оставаться в постели. Альфхильд приходится взять на себя его обязанности по уходу за животными на следующие несколько дней, пока он не оправится. Это хоть какое-то разнообразие, потому что я чаще всего могу написать только, как бедная девушка подметает пол и шьёт рукавицы. Завершив эту захватывающую и весьма приятную запись в дневнике, я возвращаюсь на главную страницу «Одинокого полёта» и регистрирую собственную учётную запись. Я игнорирую все предупреждения, радостно ставлю галочки, подтверждая, что мне больше восемнадцати лет и так далее, и через несколько минут у меня есть своя учётка на форуме под именем ОММ – «Оплакиваю Мою Маму». Я собираюсь дать ЧБСЛ несколько отличных советов. Например, он ни при каких обстоятельствах не должен думать о том, чтобы завести романтические отношения, и должен уделять младшему ребёнку в семье больше внимания, чем старшему, которому и так повезло провести с мамой на несколько бесценных лет больше.
Я не говорю Сэму о сайте «Одинокий полёт». Он всегда даёт почитать мне книги о переживании горя, такие как «Исцели своё сердце» и «Любовь и потеря для подростков». Он дал мне толстую тетрадь, чтобы я могла вести свой «дневник скорби», как он называет это. Ещё Сэм рекомендовал мне местные группы поддержки и даже рассказал папе о клубе для детей, потерявших родителя. Мы с Имоджен отказались туда ходить. Кстати, если так подумать, Сэм, возможно, уже знает про «Одинокий полёт». Может быть, именно он и рассказал о нём папе. Есть немалая вероятность, что Сэм опознает меня в ОММ, так что мне нужно тщательно маскироваться. Но я всё равно спрашиваю Сэма кое о чём – о том, о чём я не могу говорить больше ни с кем, о том, что не даёт мне спать по ночам.
– Как вы думаете, маме было страшно?
– Страшно из-за чего, Китти? – переспрашивает Сэм, хотя я на сто процентов уверена, что он точно знает, о чём речь. Он просто хочет, чтобы я сказала это вслух.
– Страшно умирать.
Если Сэм спросит меня, считаю ли я, что мама боялась, я, наверное, ударю его по лицу. Иногда он делает так – возвращает вопрос мне, это ещё один классический приём терапии, который мама постоянно использовала на нас дома. Но он не бросает этот вопрос обратно мне, только задумчиво смотрит на меня.
– Лора много говорила о том, как сильно она будет тосковать по тебе, Имоджен и вашему отцу. Она говорила о том, как гордилась вами всеми, но твоя мама ни разу не сказала мне, что она боится. Однако это не значит, что ей не было страшно.
– Я бы боялась и злилась. Почему мама не сердилась, Сэм? Кроме меня, только бабушка злится из-за всего этого. Иногда, когда бабушка заговаривает про рак, я вижу, как она стискивает кулаки, настолько, что даже костяшки белеют.
– Ты когда-нибудь разговаривала со своей бабушкой о чувстве гнева? Может быть, следует это сделать, Китти. Это может помочь ей понять, что не она одна сжимает кулаки.
– Может быть, – отвечаю я, зная, что не сделаю этого. Это совершенно не нужно. Бабушка видит мою ярость так же отчётливо, как я вижу её злость. Она знает. Наши руки сжимаются в кулаки от ярости рядом друг с другом. А ещё она видит, как мне страшно. Никто никогда не говорил мне, что горе ощущается, как страх, и что мне каждый день будет настолько страшно.
– Что-нибудь ещё, Китти? – спрашивает Сэм, используя своё умение читать мысли.
– Ничего важного, – говорю я ему, но, говоря это, я знаю, что не смогу долго держать это в себе.