«Что-то произошло. Иногда боги говорят, но не так, как прежде.
Я собираю записи, пытаюсь сложить кусочки воедино, но… Чего-то не хватает. Что-то исчезло навсегда».
Когда Серефин умер, а затем вновь оказался жив, концепция смерти для него не изменилась. Люди все еще умирали. Его личный опыт не менял правил, по которым существовал весь остальной мир, потому что это было слишком необычно, и он не думал, что это может случиться с кем-то еще. Смерть оставалась смертью.
Но перед ним стоял Малахия, который выглядел так же плохо, как Серефин себя чувствовал. Его длинные черные волосы свалялись от грязи, а мундир не скрывал изодранной рубашки, в которой он умер. При виде кровавого пятна на груди Малахии у Серефина скрутило живот. Его первой мыслью было броситься наутек, но со связанными руками далеко не убежишь, а он очень не хотел упасть лицом прямо на пальцы, зарытые в саду Пелагеи.
Когда Оля начала делиться своими планами, Серефин сразу догадался, куда они направляются. Кажется, девушка была не в восторге от того, что Пелагея погнала ее прочь, пожелав говорить только с транавийским пленником.
Малахия жив.
Он никак не мог принять эту мысль, то отвергая, то обдумывая ее снова только затем, чтобы опять от нее отмахнуться. Он убил своего брата, и ему оставалось лишь сожалеть о своем поступке. Смерть не давала вторых шансов.
Только вот Малахия был жив.
А если он жив, то наверняка захочет отомстить. Прежде чем Серефин успел отступить, Пелагея схватила его за руки, перерезала веревку на запястьях и втолкнула в комнату. Дверь с глухим стуком закрылась за его спиной.
Серефин тяжело сглотнул.
– У меня есть вопрос, – сказал он сдавленным голосом.
Малахия выглядел напряженным, как натянутая тетива, и Серефин не хотел представлять, как железные когти Стервятника пронзают его грудь. Это было бы очень больно, и его бы ждала долгая, мучительная смерть.
Долго ли умирал Малахия?
– Да? – спросила Пелагея.
– Как ты можешь находиться здесь, если ты в Транавии?
Из груди Малахии вырвалось странное, протяжное шипение. Он медленно откинулся на спинку стула. Серефин был благодарен, что его еще не проткнули насквозь.
Пелагея засмеялась.
– А как твой друг Велес перенес тебя через континент? Магия способна на многое.
– У меня до сих пор все болит после этого путешествия, – ответил Серефин, не отрывая глаз от Малахии. Он с нетерпением ждал, когда тот скажет хоть слово, даже если это его уничтожит. Он все еще не мог поверить, что его брат жив. Серефин не хотел его убивать, он не хотел этого делать.
– Что ты сделал со своим глазом? – спросила ведьма.
Серефин неуверенно прижал руку к своей повязке.
– Я избавился от бога, – пробормотал он.
– В самом деле?
Серефин замер, с трудом переводя дыхание. Откуда она могла знать? Да, Велес все еще говорил с ним, но тот, второй, наконец-то замолчал, а он пугал Серефина больше всего на свете. Юный король осторожно опустился на стул, искоса поглядывая на Малахию. Он сам не знал, чего ждет. Наверное, внезапного нападения.
Пелагея закрыла глаза, постукивая пальцами по оленьему черепу, который стоял на маленьком столике. Этот звук отдавался в голосе Серефина: тук-тук-тук.
– Неправильно, нехорошо, совсем не так, как я думала.
– Как мы можем следовать какому-то нелепому божественному плану, если ничего о нем не знаем? – спросил Малахия. Услышав его голос, Серефин немного расслабился.
– Заткнись, глупый мальчишка, – огрызнулась Пелагея.
Лицо Малахии помрачнело.
– Глаз, – сказала ведьма, поворачиваясь к Серефину. – Глаз! Где он?
– Кровь и кости, я не знаю! Я вырвал его из глазницы и оставил на вершине той горы, вместе с ним, – он указал на Малахию.
Пелагея медленно кивнула.
– Это объясняет, почему от вас обоих несет смертью.
– Люди не восстают из мертвых, – жалобно сказал Серефин.
– Но у вас получилось. Два транавийца, одержимые богами, против которых восстал ваш народ. Какая ирония.
– Я не… – начал Малахия, но Пелагея его прервала:
– И что теперь? Что ты будешь делать, sterevyani bolen? Koshto bovilgy? Вся эта сила, скованная цепями. Я знаю, чего он хочет, но знаешь ли ты?
Малахия раздраженно нахмурился. Серефин не был уверен, что Малахия когда-либо признавался в том, что чего-то не знает, и он явно не хотел делать этого сейчас. Черный Стервятник еле заметно покачал головой.
– Бог энтропии[1]. Древний, безумный…
– Слабый.
– Может быть. Но как скоро он восстановит свои силы? И я думаю, что ты ему в этом поможешь. Вас объединяет желание поглощать и уничтожать. Этот голод был с тобой еще до того, как тебя сделали таким, до того, как ты сделал себя еще хуже.
Малахия закрыл глаза.
– Многие пробудились. Маленькие bovilgy слетаются на бдение, чтобы почить смерть такого старого и могущественного существа. Их ты тоже поглотишь?
Он нахмурился, глядя на нее.
– Bòwycz?
Серефин уже не понимал, о чем идет речь.
Взгляд Пелагеи метался между Серефином и Малахией. Наконец она вздохнула.
– Расскажите мне все, что знаете о магии, какой она стала теперь – после удара и разрушения.
– Нет, – решительно сказал Серефин, в то время как Малахия заметно просветлел.
– Что ж…
– Нет, – оборвал его Серефин. – Не играй в эту игру.
Малахия бросил на него испепеляющий взгляд.
– Что-то сломалось, – сказал он, обращаясь к Пелагее. – Все взаимосвязано, да?
Ведьма слегка кивнула, и ее глаза закрылись.
– Разбито на осколки, да. Завеса разорвана. Вы ее разорвали, и теперь мы видим, как с каждой трещиной откалываются все новые куски. Как магия пробуждает тех, кто никогда не должен был возродиться. Что станет с миром, когда такая сила выльется из берегов? Сколько всего будет уничтожено, когда она расползется по миру?
Глаза Малахии сияли почти маниакальным восторгом, но все же у него хватило порядочности изобразить легкую обеспокоенность.
– Так много магии, так мало контроля. К чему это приведет? Ты – новое существо, порождение хаоса. Эта калязинская девушка – ночной кошмар, поджидающий во мраке. – Ведьма махнула рукой в сторону Серефина: – Ты тоже не смог уйти невредимым, хотя я думаю, что абсолютная божественность тебе не к лицу.
– Отлично, – пробормотал Серефин.
Он взглянул на Малахию. Маска Черного Стервятника слетела: юноша сгорбился на своем стуле, свернувшись калачиком. Бледный, маленький мальчик, которому показали, насколько он чудовищен. Серефин не был уверен, что жалость была правильной эмоцией, но в тот момент он ощутил именно ее.
– Ты говоришь, что избавился от бога, но он все еще говорит с тобой, не так ли? – спросила Пелагея, повернувшись к Серефину. Он кивнул. – Знаешь, что ты сделал? В лесу, который только забирает, забирает и забирает? В том самом лесу, где мы с вами находимся, в лесу, который наконец-то насытился, но совсем не надолго. Скоро он снова проголодается.
– Я… освободил Велеса, – ответил Серефин. Он не понимал, что это значило, и не знал ничего о калязинских богах. Ему не хотелось выпускать Велеса или Чирнога, но он не был достаточно силен, чтобы противостоять им. Он ни на что не годился. Может быть, ему не стоило возвращаться в Транавию. Его страна заслуживала более достойного правителя.
– Да, маленький калязинский кошмар положил этому начало, а ты – приведешь к концу.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Конечно нет. Транавийские мальчишки, вы брыкаетесь и кусаетесь, объявляете войну всему миру, но не знаете, вы вообще ничего не знаете.
– Но ты знаешь. Что насчет этих невнятных пророчеств, которые так и сыплются из твоего рта?
– О, вы уже нарушили порядок. Предсказания и пророчества не высечены в камне. Это всего лишь предположения о том, как может повернуться мир, если каждая фигура встанет на свое место. В них никогда не учитывался мальчик, готовый убить своего брата, так же как и мальчик, готовый убить бога.
Серефин вздрогнул. Малахия же остался неподвижен.
– Это был не я, – прошептал Серефин.
– Не надо оправдываться передо мной, маленький король, – ответила Пелагея.
Серефин не решился посмотреть на Малахию. Как у него получилось выжить?
После разговоров с Пелагеей у него всегда оставалось больше вопросов, чем ответов. Ему просто нужно понять, что же он наделал.
– Что будет дальше?
– Все зависит от того, каким ты хочешь видеть этот мир, когда все рухнет. Вы готовы отказаться от мести ради чего-то другого или пойдете по уже намеченному пути? Вы согласны объединиться с калязинцами или будете настаивать на их полном уничтожении?
Лицо Малахии не выражало никаких эмоций, и Серефин знал, что это не сулило ничего хорошего.
Чего хотел Серефин? Скрыться где-нибудь в Транавии и оставить Калязин на растерзание падшим богам. Он хотел сделать то, что у него получалось лучше всего: убежать от своих проблем. В этом он был очень хорош.
Но Серефин Мелески больше не мог убегать. Пришло время стать королем, хоть он и не годился на эту роль.
– А что, если я хочу остановить богов, которых освободил?
Пелагея едва заметно улыбнулась, и ее взгляд переметнулся на Малахию. Подперев подбородок руками, он задумчиво смотрел в одну точку.
– Я не думаю, что у меня есть выбор, – сказал он с дрожью в голосе. На этот раз Малахия действительно был в ужасе, а не просто притворялся испуганным ради образа, который больше не мог поддерживать.
– Ты прав, выбора у тебя нет. Но будешь ли ты ставить палки в колеса своему брату или ваши планы совпадут?
– А как же… – начал Серефин.
– Не знаю, – прервала его Пелагея. – Я больше не знаю, какова ее роль в общем замысле. Я думала, что она ведьма, ожидающая своего часа, но нет. Не ведьма, не клирик, не что-то еще. Я больше не вижу нитей ее судьбы. Только ваши.
Серефин не смог удержаться и перевел взгляд на Малахию. Его младший брат заметно побледнел, а затем его лицо омрачилось.
– Она и так наделала достаточно бед, – пробормотал он.
Пелагея склонила голову набок:
– Да, так и есть. Но разве о тебе нельзя сказать того же?
Малахия не ответил.
– Ничто больше не держится на острие ножа. Вы нарушили равновесие. Велес остался, но куда делись остальные? Как вы думаете, где сейчас Звездан? Зачем ему оставаться в Калязине, если Транавия в таком уязвимом положении?
Серефин сглотнул.
– Они выберутся за пределы Калязина.
– А я вам говорила. Снова, снова и снова. Девушка, чудовище, принц, королева. Их было четверо тогда и четверо сейчас. Вы отказываетесь играть свои роли, но их все равно должно быть четверо, всегда четверо. Мир погрузился в хаос после рождения бога хаоса, и нет никакого способа собрать осколки, но вы можете попробовать. О, вы можете попробовать. Поте́рпите неудачу или добьетесь успеха – что станет со всеми нами?
– А что насчет богов? – спросил Малахия.
– Так ты мальчик, монстр или бог?
– Я не знаю, – тихо сказал он, покачав головой.
– Нет. Конечно нет. Как будто это не одно и то же.
Малахия задумчиво потер шрамы на своем предплечье.
– Я так голоден, – прошептал он.
Во взгляде Пелагеи мелькнуло что-то похожее на жалость.
– Он будет только усиливаться. Он поглотит всех. Ты исполнишь свое желание. Свергнешь эту божественную империю. Ты ему поможешь? – Серефин с удивлением обнаружил, что она обращается к нему.
– П-помочь Малахии? – испуганно переспросил он.
Ведьма беспечно кивнула.
– Разве Калязин с их проклятыми богами не твои враги? Разве они не отняли у тебя магию? Неужели ты не хочешь отомстить?
Да, да и да. Это никогда не закончится.
Серефин не хотел убивать Малахию. Он заслуживал любого наказания, какого бы только не пожелал его брат, и даже ожидал этого. Потерю магии крови тоже нельзя было оставлять без возмездия. В конце концов, они только и умели, что мстить друг другу. Они стали заложниками этого цикла.
– Да, – наконец ответил Серефин. Он поможет Малахии. Что бы это ни значило.
Пелагея моргнула, как будто это был не тот ответ, которого она ожидала. Малахия молчал, уставившись в пол.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – произнес он после долгой паузы.
Серефин действительно этого не знал. Но он потерял свою власть и свое королевство, так что сотрудничество с Черным Стервятником оставалось единственным способом выжить и вернуть себе трон.
– Что будут делать боги? – спросил Серефин. Без ответа на этот вопрос он просто не мог двигаться дальше. – Я думал, что они не могут напрямую взаимодействовать с миром, поэтому Велесу требовался посредник.
Пелагея молча указала на Малахию, который выглядел довольно болезненно:
– У тебя неверное представление о богах. Осознает ли он, что хаос следует за ним по пятам? Знает ли он, что его существование делает с миром? Конечно нет. Таков путь всего божественного. Ты был в том лесу. Ты знаешь, что он выходит из своих границ. Скоро мир наводнят ужасы Тачилвника. Боги глубин обнажат то, что долгое время скрывалось в темных водах. Этого ты хочешь? Вступить в войну с существами, которые намного старше тебя? Не волнуйся, эта война уже на пороге.
– Птицы, – пробормотал Серефин.
– М-м?
– По дороге сюда птицы кричали. Деревья покрылись черной плесенью и начали гнить. Это было ужасно.
– Тьма еще не успела зайти далеко. Но она будет расползаться по миру, пока не захватит все. Беды не обойдут и вашу страну. Она уже столкнулась со своими собственными кошмарами.
– Ох, – выдохнул Малахия.
– Стервятники не сидели сложа руки в ожидании своего Черного Стервятника. Ох и долго же тебя не было. Когда они в последний раз слышали о тебе? Может, отголоски твоей смерти пошли кругами по темной воде? Кто будет претендовать на твою мантию?
Казалось, что Малахия ушел в себя. Задумавшись, он рассеянно порезал свое предплечье железным когтем, и по его бледной коже потекла кровь. Мог ли он использовать магию крови? Серефин не видел его книгу заклинаний. Может, произошедшее не затронуло Стервятников? Это было бы неудивительно, учитывая слухи, которые ходили об их загадочном ордене.
– Они – все еще марионетки в моих руках, – сказал Малахия отстраненным голосом. – Нет никакого нового лидера, и любые притязания на титул незаконны. Новый Черный Стервятник назначается после убийства старого. Это цикл.
– Возрождение, – сказала Пелагея. – Цикл, который вы разорвали. Ты сохраняешь свою власть, но твой орден в полном беспорядке. Куда же они направятся дальше?
Малахия закрыл глаза и медленно выдохнул:
– Гражик.
На коже Серефина выступил холодный пот. Если Стервятники захватят столицу, он ничего не сможет сделать, даже с помощью Малахии. К тому же он не верил, что его брат отберет трон у другого Стервятника и вернет власть законному правителю. Нет, Малахия оставит корону себе.
– Не правда ли удивительно, как все разваливается в ваше отсутствие? Два мальчика, столь важные для судьбы этого мира. Вы провели столько времени во вражеских землях, и неужели это ничему вас не научило?
– Мы можем отправиться домой? – в отчаянии спросил Серефин, глядя на ведьму.
– Может быть, да, а может, и нет. Перед вами стоит такой непростой выбор. Вы не выберетесь отсюда живыми, если не будете работать вместе. Да, вам знаком вкус смерти, и вы никогда его не забудете, но она уже готова снова забрать вас к себе.
– Что случилось, когда я убил ту богиню? – внезапно спросил Малахия.
– Велес хотел смерти Маржени, – сказал Серефин, прежде чем Пелагея успела ответить.
– Так и было. Каково это: знать, что всеми твоими поступками управляет другое существо? Вы думали, что действуете в своих интересах, и в то же время совершенно потеряли контроль над собой.
– Она должна была умереть, – отрезал Малахия.
– Неужели?
Он открыл, потом закрыл рот и наконец медленно произнес:
– Она собиралась убить Надю.
– Ах. Мы снова возвращаемся к девушке.
– Нет.
– О, ты не можешь так просто от нее избавиться. Ее роль… – Пелагея умолкла и быстро заморгала, словно ее вдруг что-то встревожило.
Серефина пугала мысль о том, что на свете есть вещи, способные встревожить Пелагею.
– О, – прошептала ведьма. – Все кружится в водовороте, позвоночники ломаются под тяжестью ужасного выбора, – ее голос звучал все громче и безумнее. – Мертвые боги пробуждаются, живые боги мертвы, магия, кровь и великий голод, который поглотит мир и утопит всех нас во тьме. Что-то изменилось. Кто-то проснулся, заключил договор, выбрал путь, но тьма… вечная, неподвижная. Набери полный рот пепла божественных последствий.
Побледневший Малахия смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
– Что? – его голос дрогнул.
Комнату наполнила неистовая энергия, и пламя в камине вспыхнуло тошнотворно-зеленым светом.
– Божественная справедливость, божественное провидение и пути, по которым следовало идти, – все это разрушили вы, глупые дети. Проклятие, злой рок, черное пятно на каждом из вас, кто прикоснулся ко тьме и поглотил свет, – прошептала Пелагея. – Ты не можешь это остановить. Кто ты такой? Мальчик, ребенок, bovilgy, маленький и хрупкий. Ты в его власти.
– Я же говорил, что он слаб, – сказал Малахия с отчаянием в голосе. Серефину ужасно хотелось поскорее уйти.
– Слаб?! – воскликнула Пелагея. – Даже слабый, он все равно погубит весь мир. Кто его освободил, кто его выпустил? – Она впилась взглядом в Серефина: – Это был ты. Глаз. Глаз! Где он?
– Уж точно не у меня на лице, ведьма. Откуда мне знать?
Пелагея повернулась к Малахии, и юноша вздрогнул, сжав пальцы в кулак.
– Он у тебя, – прошипела ведьма.
В животе у Серефина похолодело от ужаса.
Брови Малахии опустились вниз, натягивая татуировки на лбу. Он медленно разжал пальцы левой руки, и в центре его ладони открылся глаз, синий, как полночное небо, с разбросанными по нему звездами.
– Ох, – тихо простонал он.
– Как такое возможно? – спросил Серефин.
Малахия молча покачал головой.
– Поглощение, – пробормотала Пелагея. – О нет, о, все это гораздо хуже, чем я думала. Хуже, чем я себе представляла. Что ты наделал? Что вы оба наделали?
– Хочешь… – Малахия ткнул в глаз указательным пальцем.
Серефин был близок к тому, чтобы расстаться с содержимым своего желудка.
– Хочешь получить его назад?
Серефин поднялся на ноги и, не сказав ни слова, вышел на улицу, где его сразу же стошнило.