За свою жизнь я провела в больницах много времени. В пятилетнем возрасте я пришла навестить прадедушку, находившегося при смерти, и отправилась на поиски торгового автомата. В итоге одна из медсестёр обнаружила меня в каком-то углу, где я сидела, скрючившись и рыдая из-за того, что все вокруг ходили со страшными надувными шариками – за них я приняла ёмкости с лекарством у капельниц.
Шестнадцать лет назад родился Эйден. Сестра всё твердила, что мне очень повезло родить так рано: будет легко вернуть стройную фигуру.
– А вот ты попробуй в сорок роди! – сокрушалась она в сотый раз.
Потом случилась та авария. Мама перед уходом в мир иной неделю пролежала в коме, папа же умер мгновенно: они ехали по М1, у машины отказали тормоза, и он вылетел через лобовое стекло. Из-за катастрофы на шоссе тогда образовалась пробка, которая не могла рассосаться три часа, и Твиттер распирало от гневных сообщений пригородных жителей, поносивших моего погибшего отца, который помешал им вовремя приехать на работу. Прекрасно помню, как я тогда плутала по больничным углам и закоулкам, сначала тщетно пытаясь вспомнить номер палаты, названный медсестрой, а потом выяснив, что маму перевели в другую. От всех их сокращений голова шла кругом – ОРИТ, ОСНП, СЛР…
По правде говоря, я испытала облегчение, когда она умерла. Врачи, учитывая характер полученных ею повреждений, на тот момент не были уверены, вернётся ли к ней когда-либо рассудочная деятельность, а я не хотела быть тем, кому придётся сообщить ей, что пока она пребывала без сознания, отец скончался. Но она не очнулась, и, таким образом, они ушли от меня практически одновременно.
Почти в один момент я потеряла и свою мудрую маму, и своего заботливого папу. А ранее в похожий момент я потеряла своего любопытного сына.
А в тот момент, когда я ворвалась в детское отделение больницы Сент-Майклз, по спине у меня пробежал холодок: я понимала сердцем, что вновь обрела сына. В какой-то момент мы теряем, в другой можем снова найти. Из таких моментов и состоит жизнь, так ведь? Моменты, скоротечные секунды – вот её строительный материал. Некоторые секунды проносятся без следа – секунды глупых мечтаний, или нарезки овощей для салата, или выноса мусора, или подстригания ногтей. Другие же запоминаются навсегда.
Инспектор Карл Стивенсон сидел на маленькой скамейке в крохотной комнатке справа от главного коридора. Едва я подошла, он вскочил на ноги, держа в руке пластиковый стаканчик, и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я его опередила:
– Где он? – с ходу выпалила я. – Это он вообще?
– Эмма, – сказал он, оставив формальности. – Нам нужно поговорить. Успокойтесь и присядьте. Мне нужно рассказать вам всё по порядку.
Я взглянула в его тёмно-карие глаза и на бородку с проседью – со времени нашей последней встречи проседь отвоевала новые территории – и задалась вопросом, как он вообще представляет себе перспективу спокойного разговора в подобный момент, когда мне объявили, что мой сын, по всей видимости, восстал из мёртвых! Господи, да при одной только мысли о таком можно было лишиться рассудка! Всё это ненормально… но всё же…
– Любимая, подумай о ребёнке, – сказал Джейк. – Он прав. Сядь и выслушай инспектора.
– Я должна знать! – сопротивлялась я. – Мне нужно его увидеть!
Как выглядит шестнадцатилетний Эйден? Появился ли у него на подбородке первый пушок, как у его сверстников в школе? Какой он – широкоплечий и высокий или приземистый да коренастый? Похож ли на меня или на Роба? Я решительно остановила поток мыслей. Пока вообще не факт, что это он. Может, просто какая-то ошибка – это было бы самым логичным объяснением всему происходящему.
– Понимаю, – заверил Стивенсон. – Но вам нужно отдышаться. Эйден… тот парень, которого мы нашли… пережил довольно серьёзные травмы и в данный момент чрезвычайно раним. Впрочем, врачи вам расскажут подробнее, но сначала я хотел с вами поговорить. Я подумал, что вы меня помните по расследованию после наводнения.
– Помню, – подтвердила я.
После того как стало известно об исчезновении Эйдена, спасатели обшарили в его поисках всю окрестность – каждый метр Узы, каждый кустик леса, каждый закоулок города. От Эйдена не было ни следа, хотя и тела тоже не нашли. Специалисты объяснили, что когда человек тонет при наводнении, тело его отнюдь не уплывает вниз по реке, как думают большинство. На самом деле тело погружается ниже уровня бурного потока, туда, где течение существенно тише, а потом всплывает на поверхность очень недалеко от того места, где человек утонул. Однако тела-то не было. Эйдена не нашли, поэтому сохранялась небольшая вероятность того, что он вовсе не утонул, и тогда для расследования этого случая был назначен инспектор Стивенсон.
Я присела на скамейку, и в этот момент слева от нас по коридору прошли три медсестры, которые странно посмотрели на меня – кажется, они подумали, что я пришла с требованием отдать мне пропавшего мальчика, словно речь шла о носке, забытом школьником на уроке физкультуры. Мои руки сжались в кулаки, в которых я скомкала ситец платья. Я была вся мокрая, потому что на улице шёл дождь, а я не подумала даже набросить куртку.
– Я слушаю, – сказала я.
– Когда обнаружили этого подростка, он брёл по просёлку между Бишоптауном и лесом в Дремучей Долине. На него наткнулась одна пара, ехавшая из города. Из одежды на нём были только джинсы – ни футболки, ни обуви – и он был весь в грязи. Они остановились и спросили у него, куда он идёт.
Как они сказали, вопрос он понял, но ничего не сказал. Он остановился, посмотрел им в глаза и взгляда не отводил, но так и не ответил. Им удалось усадить его в машину и отвезти в ближайший полицейский участок.
Протяжно выдохнув, я осознала, что всё это время сидела, затаив дыхание. Малышка внутри меня задвигалась, пихаясь и стараясь расположиться поудобнее. Я положила ладонь себе на живот, едва ощущая её барахтанье.
– И что дальше? – спросила я.
– Мои коллеги в участке прошлись по списку пропавших у нас в округе лиц, но парень не соответствовал данным ни на одного из них. После этого у него взяли анализ ДНК. – Стивенсон сделал паузу и потёр ладонями джинсы. Его, видимо, срочно вызвали на работу, догадалась я: он был не в том шикарном облачении, которое я запомнила по кошмарной неделе поисков Эйдена. – Вы же помните, мы занесли ДНК Эйдена в досье после его исчезновения?
– Да, – ответила я. Я наскребла все его волоски, какие только смогла найти дома, и передала их в распоряжение полиции вместе с одеждой, на которой отыскались следы засохшей крови. Эйден постоянно царапал колени, а потом расковыривал ранки, ну а я никогда не была чемпионом по стирке.
– Парень явно был в подавленном состоянии. Он так и не заговорил ни с одним из моих коллег в участке, и его отвезли в больницу. Вчера у него взяли анализ на ДНК, и несколько часов назад пришли результаты. В общем, парень, находящийся в этой комнате, – Эйден.
Я разжала кулаки, едва вздохнула и снова сжала пальцы. Как такое могло произойти? Как?! Всё тело у меня закололо, от головы до пяток.
– Вы в порядке, мисс Прайс? Принести вам что-нибудь?
Реплика Джейка дошла до меня словно через густой туман:
– Теперь она миссис Прайс-Хьюитт. Мы поженились.
– Прошу прощения. Эмма, вы меня слышите?
– Да, – прошептала я, закрыла глаза и прислонилась спиной к стене. Слова Стивенсона заполнили всю мою голову. ДНК. Подросток. Лес в Дремучей Долине. Неужели всё это правда?!
До меня дошло, что Стивенсон был прав, отведя меня в сторону и рассказав обо всём. Мне нужно было собраться перед тем как войти в эту комнату и встретиться с Эйденом лицом к лицу впервые за десять лет. А ведь я считала тебя мёртвым.
– Со мной всё хорошо, – заверила я. – Порядок. Просто всё это очень неожиданно, вы же понимаете. К нему сейчас можно? Мне нужно его увидеть.
– Я уточню у врача. – Стивенсон натянуто улыбнулся и поднялся на ноги.
– Чушь какая-то! – сказал Джейк после того, как Стивенсон покинул комнату. – Десять лет прошло! Где он был всё это время?! Могу поспорить, полиция где-то напортачила. Результаты анализа перепутали или что-то в этом роде.
– А если нет? – возразила я. – Что, если это действительно он, Джейк? Это значит, что мой сын снова будет со мной!
Джейк обнял меня за плечи и легонько сжал их:
– Я просто не хочу, чтобы ты зря надеялась, любимая. Не хочу, чтобы тебе снова разбили сердце. Вспомни, сколько времени тебе понадобилось, чтобы справиться со смертью Эйдена?
– Помню, – сказал я. И правда была в том, что сердце у меня было по-прежнему закрыто, причём я этого даже не осознавала. Я считала себя вполне открытой, без всяких крышек и замков, но это было далеко не так. На самом деле я была закрыта на все засовы и внутри вся иссушена.
Когда для разговора с нами подошёл врач, я встала и почувствовала себя просто карликом на фоне его роста, однако лицо у него было добрым и открытым, и напряжение, копившееся в груди, сразу спало.
– Миссис Прайс-Хьюитт, меня зовут доктор Шаффер, я возглавляю педиатрическое отделение нашей больницы. Мне хотелось бы рассказать вам кое о чём, прежде чем вы встретитесь с сыном. Инспектор Стивенсон ввёл меня в курс дела, поэтому я понимаю деликатный характер вашей ситуации. Ваш сын Эйден получил определённую психическую травму. В настоящее время он все ещё пребывает в шоковом состоянии, вызванном этой травмой, и по этой причине мы пока не провели полного обследования. Мы стараемся разнести процедуры во времени, чтобы они не доставляли ему беспокойства и не угнетали. Однако уже сейчас можно констатировать, что он физически вполне здоров. Он меньше ростом, чем большинство шестнадцатилетних, и нам нужно будет разобраться в причинах этого. С момента поступления он хранит молчание, но понимает, о чём ему говорят, и с удовольствием смотрит мультфильмы и детские телепередачи. Но прошу вас, не падайте духом, если он не отреагирует на вашу первую встречу.
Кровь отлила у меня от лица. Что, если он меня не узнает? Я потянулась к руке Джейка, и он сжал её в своей.
– Спасибо, доктор Шаффер! – сказала я неуверенно.
Доктор улыбнулся и повёл нас по коридору. Я шла за ним, пошатываясь, но отчаянно пытаясь держать спину прямо, а голову – высоко, и держала одну руку на своём большом животе, стараясь утихомирить нерождённого ребёнка и одновременно саму себя. Сердце работало в удвоенном темпе, пульсируя и колотясь, как баскетбольный мяч в руках проворного игрока. Больничные стены сомкнулись вокруг меня в кольцо, и дала о себе знать клаустрофобия: внутри стало нехорошо, грудь сдавило, и мне пришлось напомнить себе о необходимости делать глубокие вдохи. Я сжала пальцы Джейка столь сильно, что ему, должно быть, стало больно, но он не выказал ни намёка на недовольство и руку не убрал.
Когда мы дошли до нужной палаты, доктор остановился, подождал, пока я кивну, и открыл дверь. В этих самых обыденных действиях заключался для меня один из тех моментов, тех эпизодов, которые помнишь потом всю жизнь, тот, который словно в замедленной съёмке сохраняется в памяти и не истирается в ней никогда.