уездный город, тихая контора.
за старыми истёртыми дверьми —
скрипучий пол и стены коридора.
подкрашены оттенками сурьмы
по плинтусам, и муть извёстки сверху,
засиженная мухами вразлёт.
придёшь на камеральную проверку,
томишься тут, пока не повезёт.
болото будней пыльного архива:
в нём секретарь, мешая крепкий чай,
зевает вдруг, протяжно и тоскливо,
мазнув на декларацию печать
«сдано». утробным скрипом вторил
шкафчик,
и тополь за окошком облетел,
и сдавленно в приёмной кто-то кашлял,
и женщины смеялись вдалеке,
и серые тесёмки распустила
захватанная папка на столе.
когда поблёкли синие чернила
в закатном свете, город опустел.
и дремлет бесприсутственное место,
темнеет, выцветая, кабинет.
из чувства раздражённого протеста
на цыпочках с бутылкой каберне
крадёмся в канцелярию с подругой
келейно с разговором вечерять.
пусть щурится охранник близоруко
в засаленную жёлтую тетрадь,
мы отрицаем здешней безнадёги
тоску и ряску. Выпили винца —
и распорядок отпускает строгий.
мы молоды, мы вправе отрицать.
но – новый день, и снова картотека,
счета и счёты, вечный чёрный чай,
неотменимо тянется извека
глухого понедельника печаль.