Непролазная топь и грязь, полдень облачен
и лубочен,
Страшных сказок сорочья вязь заколдует
и заморочит.
Заповедный сосновый бор в изумрудных
объятьях стиснул
Обезлесевший островок усть-таёжного
смерть-сибирска.
Легкокрылая стая снов, поговорок и суеверий
Разлетается из-под ног, воют в чаще утробно
звери.
Седовласый угрюмый лунь в окна тёмные жадно
смотрит,
Не боится икон в углу. Потревожит совиный
окрик
Немудрёный крестьянский быт. Шагу вторя
тоскливым скрипом,
Кто-то ходит вокруг избы, отмеряет костыль
из липы,
Сколько жить вам
(скырлы-скырлы)?
Остаётся совсем немного.
И корой со стволов гнилых объедается
криворогий
Заплутавший анчутка, чар не страшась
в человечьем мире.
Выпевает свою печаль большегрудая птица
Сирин,
Черти сеют траву Сандрит, по-щенячьи скулят
игоши,
Алой алицы серебри терем-храм по венцу
порошей.
Прелый мох украдёт шаги,
Пряным духом плывёт багульник.
Подкрадутся – подстереги – дивенята.
Эй, гули-гули, улетайте в своё гнездо,
Виснут плети плакучей ивы,
Покосившийся чёрный дом на русалок глядит
с обрыва,
Безучастный привычный взгляд прикрывают
ладони ставен.
Ночь приходит, костлява, зла. Хоровод выступает
навий.
Сгинет нечисть, умрёт тайга, от огней городов
отступит,
Но хранится под сердцем мгла,
память древней,
заветной жути.