Следующий час Харриет прожила, цепляясь за фразу «Подумать – мне нужно обо всем подумать!». Фраза была как спасательный круг. Как бочка, падающая в Ниагарский водопад.
– Куда отправишься за платьем? – осведомилась Джаклин.
Подумать – мне нужно обо всем подумать!
– Предпочитаешь праздновать в городе или за городом? – поинтересовался Мартин-старший.
Ох, не знаю, нужно обо всем подумать!
Подумать действительно было о чем. Скажем, а если бы она ответила «нет»? Харриет внутренне корила себя за малодушие, но будь она даже готова устроить эту сцену и пережить ее последствия, теперь она точно знала, что это лишь часть разговора, которого им с Джоном не избежать.
Следующие полтора часа она лгала направо и налево, многократно и постыдно. Соглашалась с тем, какое счастье ей привалило, что денег на свадьбу куры не клюют, и Джонатан, сделавший предложение, – просто красавчик.
– Я предполагал, что он поставит вопрос ребром, – высказался Мартин-младший. – Тебе ведь тридцать четыре, да? А тридцать пять – все, будильник прозвенел.
Он постучал себе по носу и выразительно посмотрел ей на живот. Харриет с трудом сдержала порыв плеснуть шампанским ему в физиономию.
По крайней мере, она могла честно сказать себе, что ничто не предвещало подобного оборота дела. Она даже мысли не допускала, что Джону взбредет фантазия делать предложение в присутствии родителей, брата, невестки и племянника, считая это правильным, романтичным и уместным.
– Как чудесно, что годовщина вашей свадьбы стала датой нашей помолвки, – почти жеманным тоном проговорил Джон, обращаясь к матери, и Харриет подумалось, что его сыновья щедрость на самом деле была не чем иным, как лизаньем задницы. Харриет нанесли такой удар, что она уже не понимала, где ее способность к анализу подменяется лютой яростью.
Наконец компания принялась зевать и сошлась на том, что вечер получился невероятный, но, пожалуй, пора сворачиваться. Харриет не знала, что и думать. То, что случилось, было ужасно; а то, что ожидало впереди, скорее всего, будет еще хуже.
– Всякий раз при виде кольца у тебя на пальце внутри меня все ликует, – сказал Джон, беря ее за руку, когда они поднимались в номер по пологой лестнице, покрытой толстым ковром.
Мысль о том, что собирается сделать, ее страшила – это будет просто жуть что такое, но он не оставил ей выбора. Знай она, какое чувство в ней доминировало, было бы легче, но в ее душе злость на Джонатана и жалость к нему вели отчаянную войну. Он заслужил то, что должно было последовать, и в то же время не заслуживал этого.
Харриет боялась, что он захочет ее поцеловать, и тогда его придется оттолкнуть, поэтому высвободила руку, открыла дверь карточкой и с решительным видом переступила порог. В номере она быстро прошла к комоду, сняла кольцо и положила его на столешницу, после чего повернулась, скрестив руки на груди. Джон наблюдал за ней с невозмутимым видом.
– Переживаешь за сохранность? – спросил он. – Оно, конечно, стоит чертову тучу денег, но я уже включил его в страховку движимого и недвижимого имущества, которая покрывает кражу и ущерб, здесь в том числе. Так что надевай кольцо обратно и иди ко мне, моя ослепительная невестушка.
Он был как ребенок в развлекательном парке, которому сказали, что все аттракционы бесплатные.
– Джон, – голос Харриет звучал глухо, мрачно и совсем не походил на ее обычный. – Какого черта ты это сделал?
Выражение его лица резко изменилось – тем не менее он не пошевелился, чуя опасность, как мышь-полевка чует хищника в подлеске.
– …Мне не следовало соглашаться на мамино предложение участвовать в примерке платья? Если ты считаешь, что это слишком, я ее попридержу, не переживай. Я знаю, ты не любишь шумиху.
– Нет! – вскрикнула она.
Ей не верилось, что до него все еще не дошло, что он натворил. Джон отпрянул. Она поняла, что нужно держать себя в руках – их могут услышать.
– Зачем ты сделал предложение? Да еще в присутствии всей семьи, черт возьми!
– Потому что я очень хочу на тебе жениться.
Он оперся локтем на каминную полку, лицо снова расплылось в улыбке. Он был пьян, и мысль о том, что перед ним стоит будущая миссис Барраклаф (младшая), настолько его воодушевляла, настолько грела ему сердце, что его счастья хватало на них обоих. Что такое ее досада по сравнению с его всепоглощающей радостью? Она не сможет устоять перед его экстатической убежденностью в их грядущем блаженстве. Как будто страстная влюбленность была заразной болезнью.
– Я всегда говорила, что не хочу свадьбу. Тебе об этом известно. Разве я объяснила недостаточно четко?
– Э-э-э… Тогда почему ты сказала «да»?
Харриет знала, что этот вопрос последует, и все-таки впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать.
– Ты серьезно? Ты что, оставил мне выбор? В присутствии твоих РОДИТЕЛЕЙ? Ты хоть представляешь, каково мне было?
Джон выпрямился, переваривая эту фразу. Но Харриет видела, что он мысленно прикидывает: похоже, она действительно огорчена, включаем режим работы мозга, урегулирование конфликтов, как правильно извиниться, если сделал предложение неподобающим образом, успокоить ее и дать понять, что ее услышали? Потом мы помиримся, будем спать в обнимку и, может, даже посмеемся над случившимся. Угораздило же меня!
– О боже, Хэтс, прости. Ты совершенно права. Я не подумал о том, каково это может быть. Я так обрадовался, что мама нашла кольцо и сказала, что отдаст его мне здесь. Конечно, я не мог ждать, и план возник сам собой. А мама, спасибо ей, заверила, что это не испортит их праздник.
Расточать похвалы матери, режиссировавшей этот дерьмовый спектакль, – как это было похоже на Джона. Но Джеки, в отличие от своего бесхитростного сынули, знала, что лезет куда не следует и превращает сугубо частное дело в семейное мероприятие. Она замыслила эту операцию, как только нашла кольцо, а подбить на нее сына не составило труда. Если в их фамильной «Игре престолов» Барти был Джоффри, то Джаклин была леди Оленна Тирелл. Скажи Харриет. Пусть знает, что это я.
– Получилось, как с неуправляемым поездом. Теперь я понимаю, что ты почувствовала себя в затруднительном положении.
– Я не «почувствовала себя», а оказалась в нем. Я не хочу выходить замуж! И тебе об этом известно. Мы ведь говорили на эту тему, разве нет?
– Да, но… – он недоуменно всплеснул руками. – Что мы только не говорим! Я каждое лето говорю, что брошу работу и стану инструктором по гребле. Я думал, ты это образно! Что у тебя случилось профессиональное выгорание. Я подумал, если у тебя будет возможность устроить свадьбу по-своему, то…
– По-своему? Ты имеешь в виду, если ты предложишь ее оплатить, то я ухвачусь за это двумя руками? То есть мои убеждения на пустом месте?
– Да нет же!
Но он имел в виду именно это – что вопрос в деньгах. Стоит ему развернуть красную дорожку, и дело в шляпе. Джон не был циником, но расчет явно усматривался.
– Ты решил, если мне позволить спланировать вечеринку, то все мои глупые феминистские возражения испарятся как по волшебству? Что это из разряда дамских закидонов, которые в нормальной жизни не имеют значения?
– Брось, Хэтс, я никогда бы не сказал, что твое мнение не имеет значения, и тебе это известно. Тут ты слегка лукавишь, – сказал Джон, и она едва не заорала. – Я подумал… Как ни нелепо это звучит, я подумал, что спрос не грех. Что ты можешь отказаться.
– Но не в том случае, когда вопрос задается перед публикой, да, Джон?
Перед враждебно настроенной публикой, если на то пошло.
Укол достиг цели – пузырь его самодовольства зашипел и стал сдуваться. Джон шагнул в ее сторону, вскинув руки в умоляющем жесте.
– Нет, нет. О черт. Я облажался.
Харриет ничего не сказала. Это не звучало и не выглядело как настоящее раскаяние. Да и верил ли он вообще ее словам? Она соорудила на его пути преграду, которую ему придется обойти, только и всего. Если на этом остановиться, то назавтра все вернется на круги своя, как бывает всегда. Он будет весело щебетать, а про себя размышлять о том, как половчее включить в свою речь скорректированную версию их сегодняшнего разговора. Угораздило же меня!
– Итак… Ты хочешь официально расторгнуть помолвку или перевести ее в режим ожидания, объявив долгой? Но, пожалуйста, оставь кольцо у себя. Оно тебе очень идет. Можем считать, что это символ верности или вроде того.
Кольцо. После всего, что она сказала, он беспокоился о кольце. Харриет почувствовала пробежавший по спине озноб, и второй раз за день к горлу подкатила тошнота. Как она в это вляпалась? Как ее угораздило? И вдруг с кристальной ясностью поняла. То, что уже не первый раз пытался сказать ее организм. Она его сообщения игнорировала, отправляя в кучу к нераспечатанным счетам, и теперь за дверью стоял судебный пристав.
Харриет сделала глубокий вдох.
– Я больше не хочу быть с тобой. Все кончено, Джон.