– Здравствуйте, вы шафер? Сэм, да? Я – Харриет, сегодняшний фотограф, – в качестве лишнего подтверждения она подняла висевший на ремне Nikon D580. – Где жених?
Шафер посмотрел на нее с выражением неподдельного отчаяния. Лицо у него блестело от пота, точно его помазали взбитым яйцом и готовятся запечь в духовке при 180 градусах до образования румяной хрустящей корочки.
Последовала долгая неловкая пауза, в продолжение которой Харриет задавалась вопросом, а не немой ли он.
– Он ушел, Харриет, – наконец проквакал Сэм, глядя на нее диким взглядом.
Это было сказано с обреченностью, которая обычно подразумевает: отошел в мир иной.
– Кто ушел?
– Жених!
Шафер выразительно повел руками, указывая на пустующее рядом место.
Харриет бросила взгляд на часы. До начала церемонии оставалось десять минут.
– Так верните его быстро, иначе невеста прибудет без него, – требовательно прошептала она.
– В том и дело, – сказал Сэм, выглядя так, точно ему без анестезии ампутировали ступню на борту корабля-призрака в разгар шторма. – Он совсем ушел. Навсегда.
– Ушел? В смысле?..
– В смысле свалил в закат, передумал жениться, – проговорил себе под нос Сэм, пуча глаза.
– Ни хрена себе! – прошипела Харриет. – А он объяснил… почему?
– Я ШУТЯ сказал, что он не обязан это делать, если не уверен, а он спросил, мол, ты серьезно, а я сказал, почему нет? Он сказал, потому что я не хочу, а я спросил, мол, это ты от нервов? А он сказал, нет, а ты действительно считаешь, что я не обязан это делать? И мне пришлось сказать, ну да, пожалуй. А он сказал, ладно, мол, тогда я пошел, извинись тут за меня.
Сэм выдал это на одном дыхании и, закончив, глотнул воздуха. Он прижал руку к груди, к белоснежно-белой рубашке, а когда отнял, на ткани отпечаталась его потная ладонь. Выглядело это трагикомично.
– Сейчас мне предстоит сказать Крис, что он ее бросил. О, гребаная жизнь!
Сэм закрыл глаза, явно желая телепортироваться из церкви в стиле неоготики на окраине Лидса.
Харриет не была готова к такому обороту дела. Ее наняли фотографировать все этапы свадебного торжества – от сборов брачующихся до первого танца. Не всегда все шло по плану – бывало, шафер напивался так, что лыка не вязал, диджей включал «левый» трек, а шоколадный фонтан плевался собачьим кормом и водопроводной водой. Но брачные узы всегда скреплялись. А сейчас потенциальный муж подался в бега и намечался кризис.
– Он сказал викарию? – сквозь зубы поинтересовалась Харриет, сохраняя на лице фальшивую улыбку на случай, если за ними наблюдают.
– Да. На это у него ума хватило, – сказал Сэм.
– И где сейчас викарий?
– Курит за углом.
– Что? Разве викариям можно курить?
– Не знаю, но, учитывая обстоятельства, я решил, что не вправе ему указывать.
Харриет кивнула. И правильно. Бог ему судья.
– Это из-за меня? Из-за глупой фразы, что он не обязан это делать?
Казалось, Сэм вот-вот разрыдается.
– Нет! – категорическим шепотом возразила Харриет. – Одним внушением такого не добиться.
– Ее нужно перехватить, да? Будет хуже, если она дойдет до дверей?
– Безусловно.
Если невесту увидят при полном параде, публичное унижение будет невыносимым. Если до всех дойдет, когда дойдет до нее. Кристина, которая наняла Харриет, была не из тех особ, которые легко сносят разочарование, не говоря уже о катастрофе. Она была миниатюрная, как куколка, с иссиня-черными волосами и держалась уверенно, даже высокомерно. На этапе свадебных приготовлений жених был слишком занят и с Харриет не встречался, что, как ей сейчас казалось, было симптоматично.
– Он точно-точно не вернется?
Физиономия Сэма выражала панику и агонию.
– Нет.
– Как он мог так поступить с вами и с ней?
Учитывая, что Харриет не была знакома с женихом-кидалой, это было несколько странное заявление. Как [абсолютно посторонний человек] мог поступить подобным образом?!
Она бросила взгляд за спину, на оживленных, гомонящих гостей, и ей стало за них обидно.
– Я пойду с вами, – сказала она, и Сэм признательно кивнул.
Опустив головы, они решительным шагом двинулись по проходу, спустились во дворик и пошли по тропинке среди замшелых надгробий. На подходе к дороге Харриет увидела украшенный лентами белый «Роллс-ройс», который двигался по тротуару, и почувствовала приступ тошноты. Бедняжка Кристина.
И бедняга Сэм. Он надул щеки, резко выдохнул, запустил пальцы себе в шевелюру, а затем, по-видимому, вспомнил, что волосы приглажены гелем.
– Это не ваша вина, – сказала Харриет, и Сэм, уже не способный поддерживать словесный контакт, мотнул головой.
– Пожелайте мне удачи, – наконец произнес он затравленным голосом и пошел.
– Удачи, – тихо сказала Харриет.
Фраза повисла в воздухе, смущая своей неуместностью.
Харриет поняла, что не в силах видеть, как невеста заходится в истерике. Лично ее участие в мероприятии завершилось. Она развернулась и пошла в противоположную сторону, глядя на свои вишнево-красные «Док Мартинсы», ступавшие по облетевшим лепесткам вишен, и мысленно считая шаги: один, два, три, четыре, пять, ше…
Пронзительный крик разорвал тишину. Харриет встала как вкопанная, сердце отчаянно колотилось.
Она повернулась: миниатюрная женщина в шикарном платье из атласа цвета слоновой кости лупцевала Сэма по физиономии.
Сэм отступал, держась за окровавленный нос. Отец невесты выскочил из машины, как горилла, удирающая из сафари-парка, – и началось.