– Господи, что у тебя с лицом? – брезгливо сморщилась Бет, проходя в слабо освещенную прихожую небольшой квартирки Милен.
– Я, вообще-то, спала, – буркнула та в ответ.
Пока подруга закрывала за собой дверь и прихорашивалась перед зеркалом, Мила с размаху шлепнулась на диван и, запрокинув гудящую голову на его широкую спинку, закрыла глаза.
– Не притворяйся, не так много ты вчера выпила, – бросила Бет, проходя мимо.
Захлопали дверцы кухонных шкафов, зазвенела посуда, и с каким-то сегодня особенно омерзительным звуком заработала кофемашина. Мила зажмурилась, пытаясь перетерпеть волну боли.
– Кофе подан, прошу за стол, – слишком громко позвала Бет.
Мила вздрогнула и открыла глаза. Сделав над собой усилие, она тяжело поднялась с дивана и раненой черепахой пошаркала к столу, за которым уже по-хозяйски расположилась Бетти. Милен опустилась на стул напротив и зло уставилась на подругу.
– Кофе пей, – усмехнулась та в ответ на укоризненный взгляд Милен, – остынет.
– Что ты вчера подмешала в то приторное пойло? По-моему, у меня провалы в памяти.
– Ничего не подмешивала, с чего ты взяла?
– У меня башка трещит, и я плохо помню, что вчера было. Ты же знаешь, я не дружу с наркотой.
– Да брось, какая наркота. Просто немного кодеина. Тебе определенно нужно было расслабиться.
– Немного кодеина? С ума сбрендила? Я чуть не трахнулась в сортире с тем недоумком, как там его Сэсил, Сирил?
– Ты поэтому ему рожу разодрала? – хитро улыбнулась подруга, прихлебывая кофе.
– Что, сильно разодрала? – с небрежностью поинтересовалась Милен. Она, конечно, помнила тот абсурдный инцидент в мужском туалете, но надеялась, что память просто выдала желаемое за действительное.
– Ну, недели на две он точно выпал из обоймы соблазнителей Парижа. Не переживай, поработает пока руками, – осклабилась Бет и поставила чашку на стол.
– Да, там есть над чем поработать, – ответила Милен. Брезгливо сморщившись, она сделала большой глоток кофе, словно пыталась запить им неприятные воспоминания, как горькое лекарство.
– Мне просто не верится, что ты не воспользовалась его вниманием, – осуждающе покачала головой Бетти. – Когда у тебя в последний раз были серьезные отношения? Да о чем это я, когда у тебя в последний раз был секс? – она попыталась взять подругу за руку, но Мила нервно отдернула ладонь и, порывисто поднявшись, отошла к окну.
Конечно, она могла сказать, что секс у нее был прямо-таки вчера, но весь ужас заключался в том, что произошедшее между ней и Жано прошлой ночью приводило ее в болезненное, высасывающие последние силы отчаянье. Она не могла об этом не то чтобы говорить – думать об этом не смела, изо всех сил надеясь, что это просто глюки на фоне приема того дерьма, которым так щедро ее вчера напоила Бет.
– Я правда волнуюсь за тебя, – голос подруги стал на редкость серьёзным.
Милен понимала, что Бетти права. Но что она могла со всем этим поделать?
– У меня есть Поль, – она развернулась и присела на низкий подоконник. – У нас скоро свадьба, ты помнишь?
– Вот только не начинай снова про свадьбу, – Бетти смотрела подруге в глаза, ожидая, когда та перестанет ломать комедию. – Никто не спорит, что Поль – замечательный парень, но я же о другом. Неужели я не понимаю, для чего вам обоим понадобился весь этот балаган со свадьбой?
Мила опустила глаза, рассматривая свои босые ноги.
– Я не хочу об этом говорить, – отрезала она, когда Бет снова открыла рот с очередными доводами в пользу здоровых отношений.
– Я просто волнуюсь за тебя, вот и все.
Бетти встала из-за стола и, подойдя к окну, присела рядом с Милен.
– Я же вижу, с тобой творится что-то неладное. И не ври мне, что дело в скором открытии выставки или твоих отношениях с матерью. Ты знаешь, что можешь рассказать мне обо всем, – она смотрела на слепо уставившуюся перед собой Милу и ждала, когда она придет в себя. Давить было бессмысленно, Бет слишком хорошо ее знала.
– Не обижайся, – виновато ответила Мила и наконец подняла глаза на подругу. – Я пока сама не понимаю, что происходит.
– Я так и знала, что тут не обошлось без какого-нибудь холодного брутального красавчика, – воскликнула девушка.
– Эй, притормози! – предостерегла ее Милен от дальнейшего развития этой темы, – или вообще ничего и никогда не узнаешь.
– Что, даже на свадьбу не пригласишь? – ерничала подруга.
– Да какая там свадьба, – вздохнула Мила, снова потупившись.
«Башку бы не оторвали, и то хорошо…»
Не успела Бет закинуть очередную удочку, чтобы разговорить подругу, как в дверь настойчиво постучали. Мила так сильно вздрогнула, что по лицу Бетти расплылась злорадная улыбка:
– Это он?
Милен словно облили ведром ледяной воды, и она, выпучив глаза, оторопело уставилась на подругу. Ужас от мысли, что за дверью действительно мог быть «Он», отразилась гримасой страдания и растерянности на лице Милы. Не дав ей опомниться, Бетти со всех ног бросилась открывать.
– Бет, – срывающимся от волнения голосом крикнула ей вслед Милен и на негнущихся ногах засеменила по коридору.
«А, это ты», – услышала она раньше, чем успела дойти до двери.
В прихожей раздался голос Поля и звук приветственных поцелуев.
– О, господи… – выдохнула Милен.
Поль уже направлялся к ней бодрым шагом, но, увидев помятый вид невесты, встал как вкопанный:
– Что тут происходит?
С плохо скрытой брезгливостью он приблизился поцеловать ее. Чтобы не ранить его эстетические чувства, Мила подставила ему щеку и сразу направилась в ванную.
– Вот и правильно. Все утро уговариваю ее умыться, – бросила ей вслед Бет.
– Да уж, королевна, – разглядывая себя в зеркале, произнесла вслух Мила. – Да, доктор… – вздохнула она и залезла в душ.
Через полчаса она вернулась в гостиную в белом махровом халате и с гладко зачесанными назад мокрыми волосами.
– Итак… чем обязана визитом? – уже совсем бодрым голосом спросила она Поля.
– Здравствуйте, – Поль обалдело уставился на нее. – У отца день рождения, забыла?
– День рождения? – тупо переспросила Мила, подавившись вдохом. – Почему ты не предупредил?
– В каком смысле «не предупредил»? Я тебя еще две недели назад предупреждал, а позавчера, между прочим, напомнил.
«Черт, вот почему автопилот привел меня вчера к поместью. По пьяной лавочке, видимо, вспомнились слова Поля о дне рождения отца. Да, ситуация. И как, интересно, ты сегодня заявишься на вечеринку? Здрасти, мол, с днем рождения. А подарок я еще вчера сделала».
– Просто… малыш, просто я, по-моему, заболеваю, – выпалила Милен первое, что пришло в ее чугунную голову. Она с надеждой посмотрела на сидящую на подоконнике Бет, которая с неподдельным интересом наблюдала за выяснением отношений. К ее довольной роже только попкорна не хватало, а так прям кино… – Бетти, собственно, из-за этого и пришла. Принесла мне противовирусное, – Милен подкрепляла зрительный контакт с подругой настойчивым киванием.
И Бет, несмотря на то что кино ей определенно нравилось, все же протянула:
– Да-а-а… именно, – и для пущей убедительности подняла вверх указательный палец. Правда, глаза от Поля отвела, боясь разрушить линию защиты неуместной улыбкой, которая так и дергала за уголки губ.
– Ты издеваешься? – Поль снова развернулся к Милен. – Мы же о помолвке хотели объявить. Я мать неделю уговаривал, чтобы она тетю Розу пригласила в другой день. Что, мол, в тесном семейном кругу хочется посидеть, Милен себя неловко чувствует в присутствии чужих.
Он переводил взгляд с Милы на Бет и обратно. Обе заговорщицы молчали. Ну, Милен понятно: жизнь ее была практически кончена. Оборвалась на самом взлете, и она как раз досматривала последние кадры своего никчемного существования, которые проносились со скоростью гоночного болида у нее перед глазами. А Бет просто боялась рассмеяться и тем самым нарушить шаткое равновесие в и без того абсурдной ситуации. Она, конечно, понимала, что, выручая подругу из такого, судя по всему, щекотливого положения, имела теперь над ней власть, которой, бесспорно, воспользуется, причем в самое ближайшее время. Решив, что все складывается для нее как нельзя кстати, она встала с подоконника и медленно направилась к пребывающей в прострации Милен, неподвижным каменным изваянием сидевшей на диване.
– У нее горло болит и голова. Я ее лекарствами напоила, надеюсь, она не разболеется окончательно, – Бетти заботливо обняла подругу за плечи. У Милен от этих объятий пробежали мурашки по спине. Она понимала, что эта расчётливая стерва своего не упустит, и ей дорого обойдется ее помощь. Но отступать было поздно, и она многозначительно закивала.
– Да вы шутите… – не унимался Поль. Он начал мерить комнату быстрыми нервными шагами. – Вы меня за идиота держите?
– Поль, милый, она приболела… – снова затянула Бет свою шарманку.
– Да что она «приболела», я и без тебя вижу. Я просто не могу понять, зачем было так напиваться, если ты заранее знала о празднике? – Поль впился недовольным взглядом в Милен, и ей ничего не оставалось, как собрать волю в кулак и посмотреть наконец ему в глаза.
– Я забыла, – честно призналась она в надежде, что правда как-то смягчит ее участь. Но Поль только еще больше вспыхнул:
– Ты что? Забыла? Мне так отцу и передать? «Папа, прости, что со мной нет Милен, она просто забыла про твой день рождения и в дрова нажралась в ночном клубе накануне». Так?
Милен хотелось провалиться сквозь землю, и бессилие от того, что ни Поль, ни Бетти не понимают, как ей сейчас тяжело, удручало. Она не могла без содрогания даже думать о Жано, а пойти на его праздник, улыбаться как ни в чем не бывало – было выше ее сил. Мила видела, что никакие ее доводы не смогут убедить Поля и пойти придется, но чувство самосохранения не давало понять очевидное, продолжая свои нелепые попытки съехать с темы.
– Поль, давай поговорим вдвоем. Не обижайся, – бросила она подруге и, взяв парня под руку, направилась в спальню.
Оставшись наедине, Милен с совершенно серьезным видом повернулась к Полю и, приложив указательный палец к его губам, чтобы он не перебивал, начала:
– Малыш, я знаю, что подвела тебя. Подвела нас, – исправилась она, заметив его неодобрительный взгляд. – Я правда забыла, и это только моя вина, – она еще сильнее прижала палец к его губам, не давая потоку его возмущения вырваться наружу. – Позволь мне закончить, хорошо? Я плохо себя чувствую и точно не хочу в таком виде приходить в дом твоих родителей. Тереза боится заразиться, давай скажем, что у меня простуда, – с надеждой предложила она, но, судя по строгому взгляду Поля, идея ему не нравилась. Он убрал ее руку от своего лица и неожиданно жестко отрезал:
– У тебя два часа. Я пока съезжу заберу подарок.
Он не дал ей возможности сказать что-то еще и быстро вышел в коридор.
Через пару минут хлопнула входная дверь, и в комнату медленно вошла Бетти.
– Колись.
Она сложила руки на груди и, опершись плечом на дверной косяк, внимательно смотрела на растерянную Милу.
– Слушай, хоть ты не начинай, а, – раздраженно бросила та.
Она подошла к туалетному столику, схватила с него расчёску и начала водить ей по еще влажным волосам с такой силой, что с противным щелканьем от нее стали отлетать пластиковые зубья. Затем со злостью швырнула ее обратно на столик, сбив пару высоких склянок с кремом, и, упав на пуфик, закрыла лицо руками.
– Может быть, ты успокоишься и объяснишь наконец, что происходит? – совершенно спокойно сказала Бет, продолжая наблюдать истерику Милы.
– По-моему, мне крышка, – обреченно произнесла Милен, безвольно свесив голову, не зная, куда деть наполненные слезами глаза.
Бетти подсела к ней на пуф, беспардонно пихнув бедром, заставляя подвинуться.
– Ты знаешь, я та еще дрянь, но еще я – твоя лучшая подруга, – начала она. – Мы сестренки, помнишь? – она всматривалась в опушенное лицо Милы, пытаясь вызвать хоть какую-нибудь реакцию. И когда та, шмыгая носом, закивала, продолжила: – Нет ничего, что бы мы не сделали друг для друга. Ты знаешь, что твой секрет будет в безопасности, как в банковской ячейке.
Мила знала об этом и без напоминаний подруги, но весь ужас от того, что сейчас и Бет будет в курсе ее постыдного поведения, убивал.
– Слушай, так не пойдет. Ты вся на нервах. Давай поговорим, тебе легче станет.
– Я сделала то, чего никогда и ни при каких обстоятельствах делать было нельзя.
– Человека, что ли, убила? – с обидной снисходительностью уточнила Бетти.
– Я приехала к нему вчера ночью, – сбивчиво начала Милен, – ну и… – она вдруг закрыла лицо ладонями и разрыдалась, неслабо удивив подругу.
Та обняла вздрагивающую от рыданий Милу за плечи.
– Ну, ну… ты что? Переспала с отцом Поля, что ли? – нараспев уточнила она. – Думаю, что все не так страшно, – Бетти неуверенно улыбнулась. Она в первый раз видела подругу плачущей. – Я-то думала…
– Ты не понимаешь, – всхлипывала Милен.
– Ну, конечно, я не понимаю, – успокаивала подругу Бет, гладя ее по спине. – Он отец твоего жениха, а ты пьяная дура. С кем не бывает.
Бетти, как всегда, была сама тактичность, выбирая словечки «помягче», чтобы не ранить чувства Милы. Она знала, что та не терпела жалости к себе. Конечно, процесс поддержки подруги со стороны выглядел жестоко, но действовал безотказно.
– Да ты не понимаешь… – с новой силой завыла Милен. Она дергала плечами, стараясь сбросить с себя руки Бетти.
– Ш-ш-ш, ну не надо так, прости.
– Дело же не в том, что я с ним… что я … а…– икала Мила. – Я же … – и она разразилась новой порцией рыданий.
– Так, хорош. В конце-то концов. Мало того, что с бодуна, еще и припрешься на праздник с опухшими красными глазами.
Непонятно, что именно привело Милу в чувства, – то ли строгий тон подруги, то ли аргумент в пользу опухших глаз – но она тут же замолчала и, повсхлипывав и поикав еще минут пять, совершенно успокоилась.
– Все, актриса драмы и трагедии? – спросила Бет. – Успокоилась? А теперь по существу. Влюбилась, да?
Мила подняла на нее упреждающий взгляд и, опасаясь нового витка рыданий, Бет решила повременить с расспросами.
– Да ладно, я тебя в первый раз плачущей вижу. Не думаю, что все эти слезы из-за случайного перепихона.
Мила опустила голову, невольно соглашаясь с подругой.
– Так. Давай умойся, а потом я тебя накрашу так, что твой Ромео дар речи потеряет, – оптимистично заявила она.
Проигнорировав упрек во взгляде Милен, она все же вынудила ее оторвать задницу от пуфа и пойти умыться. После оценила площадь нанесенного неожиданной истерикой ущерба и с энтузиазмом, пугающим Милен до пустоты в животе, принялась к созданию образа юной, невинной Джульетты.
Через час с небольшим она придирчиво оглядывала результат своих трудов и, удовлетворительно кивнув, развернула подругу к зеркалу.
– Однако, – вырвалось у Милен. – По крайней мере, прибить за вчерашнее непотребство точно рука не поднимется.
Из зеркала на нее смотрела юная нимфа: свежая и невинная, чего она точно не могла сказать об оригинале. Но развить эту мысль до очередной слезливой драмы ей не дал звонок в дверь.
* * *
Всю дорогу до дома родителей Поль пребывал в раздраженно-задумчивом настроении. Он ни разу даже не взглянул на Милен, которая тоже была как тумане, срочно пытаясь настроиться на положительную волну. Но стоило ей вспомнить о виновнике торжества, как все ее потуги заканчивались дрожью в коленях. Не помогало даже успокоительное, которым напоила ее Бет.
Поля раздражало ее молчание, и в то же время он боялся, что она заговорит. Эта ее отрешенность в последнее время пугала его и радовала одновременно. Он влюбился. Влюбился, казалось, на всю жизнь. По крайней мере, такого с ним еще никогда не случалось, и этим он предавал ее – девушку, которая совсем скоро должна стать его женой. Это странное ощущение лжи, которого и в помине не было, когда они обговаривали все пункты своего договора, сейчас, как камень на груди, тянул его на самое дно отчаянья. Теперь он будет вынужден врать. Всем: и отцу, которому так стремился угодить, и матери, которая будет ждать от этого союза внуков, которых у нее никогда не будет. Милен, которую он, как ни странно, будет ненавидеть больше все остальных. Даже больше отца, который, по сути, и толкает их сейчас к этому злополучному шагу. Ненавидеть за свою холодность, за свою неправильность. Ведь он не сомневался, что любил ее —тепло, нежно, но, когда собирался сделать следующий шаг в их отношениях, его будто клинило. Он всматривался в ее почти совершенное тело, ее красивое лицо, стараясь возбудить себя, но все эти потуги, в конце концов, вызывали лишь душное бессилие. Ему казалось, что им просто нужно немного больше времени, и все придет: и желание, и страсть. Но сейчас, когда он встретил Эмиля, все это безумие, эта любовная горячка погребли под собой его надежды на тихую семейную жизнь. И осознание собственной «неправильности» снова, как много лет назад, стало тревожить душу, вызывая отторжение. Теперь Милен словно обличала его во лжи – во лжи себе самому. Она – которая ему ближе всех на свете, которая поймет и примет любым. Она – как напоминание о том, что он никогда не станет «нормальным». Она – рядом с которой он сейчас чувствовал себя как с кем-то, только что убитым им. И это отвратительное чувство презрения к себе растекалось внутри липкой лужей.
– Прости, пожалуйста, – прервал его рефлексию мелодичный голос Милы, когда они подъехали к высоким кованым воротам, за которыми их ждала так внезапно настигнувшая их судьба.
Она почувствовала отчаянное желание, чтобы кто-то защитил ее от безжалостно надвигающегося на нее возмездия. Как бы Жано ни вел себя сегодня, она все равно будет наказана. Наказана стыдом и презрением, именно тем, чего всегда так боялась. Ей отчаянно был нужен друг. Милен положила ладонь на руку Поля, сжимающую рычаг переключения скоростей, и с надеждой посмотрела на него. Он словно не слышал ее и, лишь подъехав к дому и заглушив мотор, наконец поднял на нее глаза.
– Я тоже волнуюсь, поверь мне, и не меньше, чем ты, хочу оказаться сегодня подальше от этого места. Но ты мне нужна. Ведь мы все обговорили, – он внимательно смотрел на Милу, словно искал в ее лице признаки сомнения. – Ты передумала?
– Нет, – вдруг вырвалось у нее, прежде чем она сумела понять, что, возможно, это был тот самый единственный шанс все исправить. Но Поль уже вышел из машины, и момент был безвозвратно потерян. Миле ничего не оставалось, как дождаться, когда он заберет с заднего сиденья сверток и поможет ей выйти. Чертовы условности, как она ненавидела их. Она невольно вспомнила мать, которая всегда отличалась хладнокровием и ни при каких обстоятельствах не теряла лица. «Не теряла лица», – Милен усмехнулась.
– Что тебя так развеселило? – спросил Поль, услышав ее смешок.
– Ничего. Мать вспомнила.
– И? – не понял он.
– И думаю, что становлюсь похожей на нее. Мы поссорились, между прочим, в первый раз, и сейчас стоим здесь, совершенно не уверенные в том, что делаем, со вспотевшими ладонями, и пытаемся напялить на себя маску любви и верности до гроба.
– Слушай, не начинай. Ну, пожалуйста, – он повернулся к ней и положил руку ей на плечо, – Мы оба волнуемся, но у нас ведь все получится? – Поль с надеждой всматривался в ее глаза, и Милен ничего не оставалось, как кивнуть в ответ и обнять его.
– Я люблю тебя, – прошептала она ему в шею, и тот страх, что железными тисками сжимал ее сердце, на время отпустил.
Поль постучал.
Милен вытянулась. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая через плотно сомкнутые губы, пыталась вытеснить болезненный страх, который делал ее тело ватным.