– Нормально, – Милен мельком взглянула на официантку, которая поставила перед ней чашку кофе, источающую приятный горьковато-сливочный аромат.
– Что, просто нормально и все? Подробностей не будет? – недоумевала Бет. Она отложила ложку и вперилась взглядом в подругу.
– Нормально. Что ты еще хочешь услышать? – Милен сделала глоток кофе и облизала с верхней губы пушистую молочную пенку.
– Ну, не знаю, например, в кого Полька такой красавчик? Бьюсь об заклад, в отца.
– Не угадала, в мать.
– Значит, такой балбес точно в отца?
– И тут мимо. На отца Поль совсем непохож – ни внешне, ни по содержанию, – закончила она и сделала очередной глоток.
– А как налаживание родственных связей?
Милен, не отрываясь от чашки, приподняла брови, показывая свою неуверенность в этом вопросе. Бет презрительно фыркнула, засунула в рот здоровенный кусок торта и начала его сердито жевать.
– Да брось, ну каких подробностей ты хочешь? Его отец – бесчувственный истукан, который за эти дни сказал мне от силы два десятка слов. Мать, – Мила на секунду задумалась, – легкая… – нашла она нужное слово. – И трещит без умолку. Сил моих нет. Довольна?
Мила предпочла ограничиться парой безобидных фраз, чтобы скрыть то волнение, которое каждый раз наполняло ее сердце смятением и судорожным восторгом, как только речь заходила об отце Поля. Она даже себе не могла ответить, что это было. А может быть, боялась, ведь еще ни один мужчина не вызывал в ее душе таких противоречивых чувств: растерянности и нежности. Мила, конечно, лгала: в ее жизни был такой человек, но она предпочитала об этом не думать.
– Ну окей. Ты ездила к матери? – серьезно спросила Бет, снова откинувшись на спинку дивана, показывая, что тут она без подробностей не отстанет.
– Да.
– И? – Бет вопросительно подняла изогнутые тонкие брови. – Что она тебе сказала?
Милен вместо ответа лишь неопределенно дернула плечами, изобразив безразличие на лице.
– Что, совсем?
– Почти. Сказала, что документами на усыновление занимался отец, а она, как обычно, не в курсе.
– Возможно, она действительно не в курсе?
Милен посмотрела на подругу с укором.
– Ну, ладно, может быть, ей неприятно об этом говорить. Сама искать не пробовала? – Бет машинально поворачивала чашку из стороны в сторону, и та неприятно скрипела о блюдце, еще больше нервируя Милен.
– Конечно, пробовала, – недовольно фыркнула она, – перерыла все отцовские бумаги, что остались после ее шмона. Ничего.
– А вдруг она просто ревнует? – предположила Бет и наконец оставила чашку в покое.
– Ревнует? – вспыхнула Мила.
– Ладно, – тут же осеклась Бетти, – не ревнует, но по каким-то причинам не хочет, чтобы ты обо всем узнала.
– О чем – обо всем? – снисходительно поинтересовалась Милен.
– Откуда я знаю, какие еще секреты хранили твои родители. Да и не только твои, – поправилась она, опасаясь вызвать у подруги новую порцию раздражения.
– Да к черту, глупая затея. Может быть, она давно умерла, или наркоманка, а может, алкоголичка. Или еще хуже: у нее все хорошо – семья, дети, которых, в отличие от меня, она хотела, – вздохнула Милен.
– Да брось, не верю, что ты сдашься.
– А что ты предлагаешь, утюгом мать пытать? – вспыхнула Милен.
– Ну, зачем так радикально. Документами наверняка занимались юристы твоего отца. Ты же говорила, что он был педантичный мужик. Не думаю, что он не проверил твою родословную на предмет матери-алкоголички или ничего не подозревающего о ребенке горе-отца, – с присущим ей цинизмом выдала Бет.
– Слушай, а ведь, скорее всего, так и есть, – просияла Милен.
– Ну вот, узнаю подругу. А то вся в соплях и расстроенных чувствах, – усмехнулась она. – Предлагаю заказать что-нибудь покрепче и, так сказать, спрыснуть это событие.
– Пить с утра? – недоумевала Милен.
– Ну почему с утра? Сейчас, на минуточку, – она посмотрела на циферблат наручных часов, – без пяти два, а это – почти вечер.
Милен лишь снисходительно улыбнулась, но препятствовать порыву подруги не стала. Пока та выискивала глазами официантку и делала заказ, она погрузилась в размышления: а ведь Бет абсолютно права, и как она сама до этого не додумалась. Хотя, конечно, чему удивляться – приезжая в дом родителей, она переставала быть собой. Это постоянное чувство вины и отчуждения, что после смерти отца стали так прочно связывать ее с матерью, не давали ей мыслить разумно. Каждый раз Милен выходила из себя, когда понимала, что под маской добродетельной опеки скрывается всего лишь нежелание помочь дочери в поисках правды. Когда-то мать сама разрушила ее прошлое, настоящее и, возможно, будущее, а теперь не дает ей даже шанса выстроить на руинах хоть какой-то пригодный к жизни мирок.
– Эй, чин-чин, – Бет протянула к ней высокий запотевший стакан, прерывая ее неуместную рефлексию.
Уголки губ Милен дернулись в подобии улыбки, и она подняла принесенный Софи коктейль.
«Дин меня убьет».
– Ты когда домой вернешься? – сделав пару глотков, поинтересовалась Бет.
– Сегодня съехали, – выпуская соломинку изо рта, ответила Милен. – И слава богу. Иначе его мать бы меня доконала.
Она снова сделала глоток. Приятное тепло тут же разлилось по телу, унося прочь тревожащие мысли.
– Ну что мы обо мне да обо мне. Как у тебя? – Милен на секунду задумалась, пытаясь вспомнить, как зовут очередного парня Бет.
Они так часто сменяли друг друга, что Милен уже давно бросила попытки запомнить их имена. Все они были на одно лицо. Все как один похожи на бывшего бойфренда Бетти Блейза.
Красавчика с крутой тачкой, капитана школьной команды по футболу. «Мужчина – мечта», – как называла его Бет. Но по неизвестным даже для Милен причинам их пути разошлись сразу после окончания школы. И, зная, что тема для Бетти до сих пор болезненная, она ее не касалась.
– Прости, у меня ужасная память на имена, – виновато улыбнулась Мила.
– Да забей, я сама их не всегда запоминаю. Они отличаются-то только размерами членов, и то не всегда, – цинично усмехнулась Бет, помешивая соломинкой кубики льда в стакане.
– Ну, и как у него… с размером? – спросила Милен и, не выдержав, рассмеялась.
– Ну, знаешь, ничего так, двадцать плюс, – беззаботно пожав плечами, прихвастнула Бет.
* * *
Девушки вошли в двери ночного клуба и сразу попали на другую планету. Толпа внутри, подобно огромному косяку рыб, почти синхронно двигалась в плотном и душном пространстве, созданном запахом тел, алкоголя, пульсирующим ритмом света и музыки. Каждый аккорд, словно ударная волна, расходясь кругами, заставлял их тела вздрагивать и изгибаться, как в ритуальных танцах индейцев, когда, накурившись дури, все впадали в общий транс.
Эта странная атмосфера тут же окутала Милен: сотня децибел музыки гремела в голове, пульсировала в висках, разбегаясь по телу волнами, вибрируя в легких. Бет, шедшая чуть впереди, обернулась к подруге.
– Там свободный столик, – надрывая связки, выкрикнула она, указывая куда-то в глубину душного зала.
Мила не любила ночные клубы. Нет, лучше сказать – опасалась их. Она знала, демон внутри обязательно толкнет ее на какой-нибудь необдуманный шаг. Инстинкт стаи действовал на нее сильнее, чем на других, пугая окружающих полным отсутствием тормозов и напрочь стирая границы, которые она старательно возводила внутри себя. Она боялась и в то же время, как неутомимый мотылек, летящий на огонь, стремилась к этому саморазрушению – именно в нем она чувствовала свободу.
«И как она позволила Бет затащить себя сюда? Неужели пара коктейлей настолько усыпили ее бдительность?»
Стоило им сесть на мягкий диван, со стоящим перед ним большим овальным столом, как из снующей вокруг них толпы вынырнул официант.
– Девочки, – протянув каждой карту бара, он обращался в основном к Бет, которая, по-видимому, была частой гостьей заведения, – чего вам принести? – он, как мистер Кульминация, призывно поднял брови, готовый устроить для них все развлечения мира.
– Марис, – по-хозяйски начала Бет, даже не заглянув в меню, – принеси-ка нам как обычно, – произнесла она тоном знатока, который выработался у нее годами посещения подобных заведений.
Марис с одобрительной улыбкой посмотрел на подмигнувшую ему Бет забрал отложенное на край стола меню и снова растворился в толпе. У Милы возникло настойчивое ощущение, что «как обычно» – это что-то не совсем обычное. Она посмотрела на подругу в ожидании объяснений, на что та только махнула рукой, ответив, что речь шла всего лишь о напитках. И тут же начала обшаривать взглядом зал, явно кого-то высматривая.
Через пару минут, вскинув вверх руку, она уже кому-то интенсивно махала. И буквально через мгновение перед их столиком возник уже прилично разгоряченный Блейз номер какой-то и без приглашения бухнулся рядом с Бет, широко расставив ноги.
Он смерил Милен взглядом и, повернувшись к Бетти, что-то шепнул ей на ухо. Бет тут же рассмеялась. Немного наигранно, как обычно смеются женщины, чтобы польстить понравившемуся мужчине. Судя по виду, думал парень точно не головой, поэтому Миле было абсолютно неинтересно, чем он мог ее так рассмешить. Она бы даже сказала: «Боже упаси». Пока Бет, перехватив инициативу, что-то с упоением шептала ему на ушко, он беспардонно разглядывал Милу. От его бесстыжего взгляда, побывавшего, казалось, везде, захотелось прикрыться. Он, видимо, заметил брезгливую гримасу, проскользнувшую по лицу девушки. Усмехнувшись, развернулся к Бет и демонстративно впился плотоядным поцелуем ей в губы. Минут через пять они, наконец, оторвались друг от друга.
– Мила, это – Рэм. Это о нем я тебе сегодня рассказывала, – объясняла Бетти вполне уже очевидные для Милен вещи. – Слушай, он с другом, ты не против, если он тоже присоединится к нам? – прокричала она через стол.
Тут до Милен стало доходить, что неспроста они оказались сегодня в клубе, а вид похотливо облизывающего свои исцелованные губы красавчика с айкью, как у зубочистки, явно говорил, что идея плохая. Мила подалась вперед, но не успела открыть рот, чтобы возразить, как рядом приземлилось это пришедшее с Блейзом нечто. Она инстинктивно отпрянула, уставившись в серые, блестевшие уже не только от яркого света и приличного количества выпитого, глаза.
– Привет, – он закусил губу почти так же, как только что Блейз с неопределенным номером, и ошарашенная Милен изобразила на лице кривую, растерянную улыбку.
– Сэс, – представилось нечто после небольшой паузы. Видимо, Милен прошла отбраковку, и это томно прикусывающее губу чудо решило заговорить.
«Рэм, Сэс… откуда вы такие взялись?» – рвалось с языка, но она сдержалась и с плохо скрываемым раздражением, слишком сухо ответила:
– Милен.
– Красиво, – протянул парень, с той же хамской прямолинейностью разглядывая девушку, как только что его друг.
Мила бросила недовольный взгляд на подругу, которая уже вовсю обнималась Рэмом. Вовремя появившийся официант спас Бет от упреков Милы. Он начал проворно выгружать на стол какое-то неимоверное количество бокалов, стаканов и шотов, которые по всем законам физики просто не могли уместиться на подносе, стремительно пустеющем у него в руках. Мила хлопала глазами, а Бет улыбалась, глядя на ее растерянное лицо. Заметив взгляд подруги, Милен театрально поманила ее пальцем и стала делать недвусмысленные намеки соседу на то, что хочет выйти. Но придурок, доставшийся ей в качестве бесплатного приложения к приятелю Бет, прикинулся, что не понимает этого, и с предвкушением ждал, когда она начнет тереться о его колени задницей, пытаясь протиснуться к выходу.
«Сучонок», – пронеслось у Милен в голове.
И тут же неловкий взмах руки опрокинул содержимое высокого стакана ему на штаны. Парень как ошпаренный вскочил на ноги, брезгливо переводя взгляд со своих испорченных, залитых выпивкой джинсов на слишком довольное лицо Милен. Та же, не церемонясь, поспешила на выход.
– Бет, – ее голос прозвучал предупредительным выстрелом, оторвав разомлевшую подругу от выцеловывания шеи очередного красавчика Блейза.
Преодолев оживленную толпу, оккупировавшую узкий коридор, они оказались, наконец, в умиротворяюще тихом туалете. Сильно подвыпившая блондинка, уперев руки в раковину, придирчиво разглядывала свое потрепанное отражение в большом, хорошо освещенном зеркале. Судя по напряженному выражению густо наштукатуренного лица, она пыталась принять какое-то сложное для себя решение. Увидев чужаков, недовольно поморщилась и, сильно покачиваясь, бросила свое тело в дверной проем. Дверь глухо ударилась о стену и медленно, со скрипом, вернулась обратно. Подруги терпеливо ждали, когда все стихнет.
– Этот урод лапает меня, – выпалила Мила на вопросительный взгляд подруги.
– Слушай, придержи коней. Объясни мне, дуре, в чем, собственно, проблема?
– А ты не понимаешь? – голос взвизгнул предательским фальцетом
– Нет, прости.
– Мы с Полем скоро поженимся!
– О, вот только мне про вашу всепоглощающую любовь с Полем не рассказывай, – брезгливо бросила Бет, рассматривая себя в зеркале.
Не обращая внимания на нарочито преувеличенный укор в глазах подруги, Бетти развернулась к ней и продолжила:
– Я беспокоюсь за тебя. Ты последнее время на взводе. Твоя мать, предстоящая авантюра со свадьбой, – она держала Милен в плотных тисках карих глаз, не давая ей съехать с темы. – Я реально волнуюсь. С тобой определенно что-то происходит. Ну, расслабься, слышишь, – сказала она уже мягче, видя, что та пытается отвести взгляд. – Тебе ведь не обязательно спать с ним, – она вглядывалась в лицо Милы и, не встретив сопротивления, поднажала. – Все не так страшно. Развлекись, пообнимайся и пошли его к черту, – с привычной невозмутимостью добавила она, окончательно убедив Милен в своей правоте.
Они покинули туалет снова подругами – впрочем, как и всегда. Милен аккуратно проехала пятой точкой по коленям, как там его, парня, который уже ликвидировал следы ее небрежности и, развалившись на половину дивана, о чем-то оживленно беседовал с Рэмом. Почувствовав в действиях девушки многообещающую благосклонность, он тут же переключился с друга на откинувшуюся на спинку дивана Милу.
Разговор с Бет и немалое количество алкоголя, наконец, расслабили Милен, и веселье пошло легче. Она непринужденно двигала плечами и елозила попой по мягкому бархату дивана в такт быстро сменяющимся трекам, получая недвусмысленное внимание со стороны уже почти не раздражающего красавчика. Его руки все чаще оказывались под ее юбкой, наглаживая острые колени, все настойчивее пытались добраться до заветных трусов, скрывающих от него то, за чем он, собственно, притащился сюда теплой летней ночью. Улыбчивый официант еще пару раз подходил к их столику и с одобрительной расчетливостью принимал заказы от разгоряченных парней и уже вполне себе доброжелательно настроенных леди. Совсем скоро Мила забыла о тревожащих ее мыслях, погружаясь в привычное для нее состояние неконтролируемого развязного веселья. Градусы выпитого алкоголя смешивались с децибелами туго пульсирующей в висках музыки, давая ей ощущение защиты, как бы по-идиотски это ни звучало. Она чувствовала себя частью происходящего вокруг безобразия, которое ей все больше нравилось. И это ее пугающе бесшабашное стремление к саморазрушению разливалось по телу жаром, окончательно притупляя чувство опасности. Она словно не позволяла себе думать о том, насколько отвратительно то, что она разрешает сейчас безымянному красавчику, который уже достиг цели и погружает ее в этот яркий калейдоскоп ощущений, что кружат вместе с алкоголем ее голову. Все было так отвратительно правильно.
«Я всего лишь шлюха, разве шлюхи ведут себя как-то иначе?» – с брезгливым злорадством думала она, теряясь в ощущениях, что дарили чужие настойчивые пальцы.
Мила закрыла глаза – в голове, оглушая, щебетали сумасшедшие синицы, а от прикосновений парня по телу расходились бешеные децибелы удовольствия. Перед глазами все настойчивее возникало лицо Жано. Его глаза цвета хорошего выдержанного виски, неприступная линия губ будоражили и требовали ее нежности. Она начала тонуть в этом водовороте чувств и эмоций. И уже она в нетерпении вылизывала эти непреступные губы, ласкала бьющуюся под воротом рубашки венку, отчаянно рвала сопротивляющуюся ее напору ткань, чтобы добраться до потемневших от возбуждения сосков.
Вдруг чья-то упругая мощная струя ударила в унитаз, отрезвляя ее. Этот звук, шедший из-за тонкой пластиковой перегородки, был такой отвратительный, что заставил ее отпрянуть. Милен брезгливо поморщилась, увидев перед собой чужое лицо с приоткрытым ртом и лихорадочно блестевшими глазами. Она почувствовала, как волна ярости захлестнула ее. Парень своим затуманенным взглядом, видимо, не сумел вовремя разглядеть признаки агрессии, проскользнувшие в лице спутницы, и напористо вскинул бедра, подаваясь в ее ладонь. Она одернула руку, с отвращением глядя на то недоразумение, которое собиралось отыметь ее. Сэм, Сэд, Сэс, а, к черту… пытался вернуться к прерванному занятию, но получил вместо планируемого минета четыре пылающие дорожки на лице от ее ногтей. От неожиданности он отшатнулся и, не удержавшись на ногах, уселся со всего маха на закрытую крышку унитаза.
– С ума сошла? – закрывая лицо рукой, выпалил он.
– Держись от меня подальше, – угрожающе процедила Милен сквозь зубы, брезгливо ткнув пальцем в его расхристанную грудь.
Выбежав из кабинки, она с такой силой захлопнула дверь, что, отскочив обратно, она еще долго вибрировала, напоминая обалдевшему горе-любовнику о ее недовольстве.
Мила выскочила из мужского туалета и, следуя каким-то непонятным ей сейчас ориентирам, вернулась за своей сумочкой. Стол выглядел как после побоища: вперемешку валялись недоеденные куски пиццы, смятые салфетки, шпажки с остатками канапе, в недопитом стакане виски плавали сигаретные окурки.
Бет с приятелем, имя которого она категорически не помнила, отсутствовали. Возможно, тоже придавались страсти в каком-нибудь темном закутке. Милу невольно передернуло. Она машинально раскрыла сумку, бросила на стол пару сотенных купюр и вылетела из битком набитого клуба.
Улица обняла ее уютной тишиной и прохладой. Шелест шин проезжающих автомобилей, голоса вышедших освежиться посетителей были словно прохладный бальзам на ее воспаленные тоннами киловатт музыки барабанные перепонки. Она запрокинула голову и прикрыла глаза, погружаясь в эти упоительные ощущения.
Милен прошла чуть дальше по улице, удаляясь от возбужденных голосов, достала из сумочки брелок, пытаясь вспомнить, где припарковала машину. Нажав на кнопку сингалки, увидела преданно мигнувшего ей габаритами золотистого красавца и уверенно двинулась через дорогу, пропуская проезжающие автомобили.
Откинув голову на подголовник, несколько минут сидела с закрытыми глазами. В голове шумело, но Мила не чувствовала опьянения. Эта нелепая сцена в клубном сортире окончательно привела ее в чувства. Она нажала «старт». Машина ожила, и тихий женский голос, доносившийся из динамиков, затянул что-то лирическое, вливаясь расслабляющим теплом в ее вены, вытесняя то брезгливое отвращение к себе, которое она испытывала почти после каждого такого «отрыва». Она знала, что всем им нужно. Чего все они от нее хотят. «Милен. Красавица Милен», – стучало в висках. Девушка поморщилась, пытаясь прогнать наваждение, и, выпрямившись на сиденье, неторопливо отъехала от бордюра. Уединенность, нежный голос, тепло и уют салона повергали ее в какую-то странную сомнамбулическую отрешенность, и она, гонимая своим демоном, включила автопилот, позволяя ему вести, как когда-то в юности, когда пыталась сбежать от проблем, от родителей, но прежде всего – от самой себя.
Мила пришла в себя лишь перед высокими коваными воротами, преградившими ей путь. Она с ужасом поняла, что приехала к «его» дому. Как ни гнала она сумасшедшие мысли, как ни старалась не думать о Жано, ее так и манило на ту чертову кухню, в плен полумрака, в плен ее желания.
Ведь это из-за него она чуть не превратилась сегодня в шлюху. Эта мысль с новой силой скрутила все внутри.
Она вытащила из бардачка пульт и, открыв ворота, уверенно проехала вперед. Мила не думала о том, что Тереза может еще не спать, о том, что Жан мог остаться ночевать в своей городской квартире. Она, как мотылек, летела к своему пламени, зная, что это гибель, но поделать уже ничего не могла. Милен чувствовала свободу. Свободу от условностей, норм приличия, морали…
В первый раз она испытала ее в четырнадцать, когда жевала в лицо отцу жвачку, которой ее угостили шлюхи в «обезьяннике»: жевала смачно, с открытым ртом, похабно причмокивая. Она знала, что перешла все границы, но ей было так мучительно радостно осознавать себя свободной. Ей казалось, что стало легче дышать, словно внутри все очистилось.
Не давая себе шанса одуматься, она стремительно прошла через холл на кухню и застыла на пороге, с вызовом глядя на темную фигуру, что резко вырисовывалась на фоне освещенного лунным светом окна. Жан обернулся на слабый шорох ее шагов и замер, разглядев ее в полутьме. От неожиданности взгляд его поплыл, и выражение лица стало изумленно-встревоженным. Губы слегка приоткрылись, словно в каком-то неозвученном призыве. Запах его замешательства мгновенно привлек ее демона, который все это время, как акула, кружил в пустынных мрачных водах ее сознания в поисках жертвы.
Она подошла ближе и положила руки ему на плечи, разглядывая его обычно беспристрастное лицо, на котором сейчас читалось мучительное напряжение.
Он всегда был очень сдержанным и сосредоточенным. От него исходили мощь и стать, а от его плавных неторопливых движений веяло сознанием силы. Она знала – такие сдержанные люди способны на безумства, какие даже не снились развязным красавчикам. Словно вулкан, что спал много столетий, извергаясь, разрушал целые города. И ей до одури хотелось испытать сокрушительную силу его нежности. Увидеть, как он сдастся ей. Она провела пальцем по его слегка приоткрытым губам, привстала на цыпочки и медленно, ласкаясь, потерлась кончиком носа о его подбородок, не смея прикоснуться к губам. Наслаждаясь его замешательством.
– Мила, – его горячее дыхание опалило щеку. Пальцы до боли впились в ее плечи, пытаясь то ли оттолкнуть, то ли удержать.
– Замолчи, – Милен снова взглянула ему в глаза. Она видела его разным. Чаще холодным и отрешенным, реже – заинтересованным и внимательным, но такой душевной наготы, как сейчас, не видела никогда. Он стоял перед ней весь из плоти и крови. Совершенно безоружный.
Вся та обида, ревность, что терзали ее весь сегодняшний вечер, испарились. Милен уверенно расстегнула пуговицы его пижамной куртки и запустила туда руки, оглаживая гладкую, почти безволосую грудь. Он вздрогнул в слабой попытке освободиться, но она не позволила.
– Ш-ш-ш, не смей сопротивляться мне, – шептала она, опаляя его кожу влажным дыханием.
Ладони скользнули вниз, сжимая его через тонкий шелк штанов, заставляя длинно и шумно выдохнуть. И тут же волна стыда и восторга залила краской ее лицо, накрывая с головой безудержной нежностью. Ее пальчики уверенно скользнули под мягкую резинку пижамных штанов и потянули их вниз, пока они не упали на его домашние туфли.
Милен в нетерпении царапала его грудь, скользила по ней губами, оставляя на коже влажную дорожку поцелуев. Опустившись на колени, уткнулась лбом в подрагивающий от предвкушения живот. Она начала двигаться, не спеша, обхватив ладонями его бедра. Еще недавно неподвижный, Жан вдруг ожил, запустив пальцы в ее волосы. Он больно оттягивал их, пытаясь перехватить инициативу. Мычал что-то невнятное сквозь сомкнутые губы, умирая в охватившей его жажде.
Когда захлестнувшее их безумие отступило, Мила с трудом поднялась на ставшие ватными ноги. Желание, которое еще несколько минут назад наполняло ее без остатка, сейчас быстро сменялось чувством жгучего стыда. Жан молчал и не шевелился, повергая ее своим равнодушием на самое дно отчаяния. И эта густая, раскаленная тишина выжигала ее легкие. Она с силой оттолкнула его и выбежала за дверь. Только выехав на оживленную дорогу, Мила немного пришла в себя.
Его холодность разбудила в ней женскую гордость, которая, смешиваясь с чувством стыда, вызывала едкую ревнивую злость. Лицо горело, а глаза жгли слезы, вынуждая ее остановиться.
Наконец, когда дорога смазалась в одну сплошную темноту со светящимися дорожками фонарей, она притормозила и медленно съехала на обочину.
Мила опустила стекло, жадно вдыхая прохладный ночной воздух. Она закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы, но они упрямо текли по щекам. Она, как маленький ребенок, размазывала их по лицу вместе с косметикой, и через пару минут оно превратилось в обезображенную маску Джокера. Мила не видела себя, но чувствовала, как прекрасно уродлива сейчас.
Глава 8
– Господи, что у тебя с лицом? – брезгливо сморщилась Бет, проходя в слабо освещенную прихожую небольшой квартирки Милен.
– Я, вообще-то, спала, – буркнула та в ответ.
Пока подруга закрывала за собой дверь и прихорашивалась перед зеркалом, Мила с размаху шлепнулась на диван и, запрокинув гудящую голову на его широкую спинку, закрыла глаза.
– Не притворяйся, не так много ты вчера выпила, – бросила Бет, проходя мимо.
Захлопали дверцы кухонных шкафов, зазвенела посуда, и с каким-то сегодня особенно омерзительным звуком заработала кофемашина. Мила зажмурилась, пытаясь перетерпеть волну боли.
– Кофе подан, прошу за стол, – слишком громко позвала Бет.
Мила вздрогнула и открыла глаза. Сделав над собой усилие, она тяжело поднялась с дивана и раненой черепахой пошаркала к столу, за которым уже по-хозяйски расположилась Бетти. Милен опустилась на стул напротив и зло уставилась на подругу.
– Кофе пей, – усмехнулась та в ответ на укоризненный взгляд Милен, – остынет.
– Что ты вчера подмешала в то приторное пойло? По-моему, у меня провалы в памяти.
– Ничего не подмешивала, с чего ты взяла?
– У меня башка трещит, и я плохо помню, что вчера было. Ты же знаешь, я не дружу с наркотой.
– Да брось, какая наркота. Просто немного кодеина. Тебе определенно нужно было расслабиться.
– Немного кодеина? С ума сбрендила? Я чуть не трахнулась в сортире с тем недоумком, как там его Сэсил, Сирил?
– Ты поэтому ему рожу разодрала? – хитро улыбнулась подруга, прихлебывая кофе.
– Что, сильно разодрала? – с небрежностью поинтересовалась Милен. Она, конечно, помнила тот абсурдный инцидент в мужском туалете, но надеялась, что память просто выдала желаемое за действительное.
– Ну, недели на две он точно выпал из обоймы соблазнителей Парижа. Не переживай, поработает пока руками, – осклабилась Бет и поставила чашку на стол.
– Да, там есть над чем поработать, – ответила Милен. Брезгливо сморщившись, она сделала большой глоток кофе, словно пыталась запить им неприятные воспоминания, как горькое лекарство.
– Мне просто не верится, что ты не воспользовалась его вниманием, – осуждающе покачала головой Бетти. – Когда у тебя в последний раз были серьезные отношения? Да о чем это я, когда у тебя в последний раз был секс? – она попыталась взять подругу за руку, но Мила нервно отдернула ладонь и, порывисто поднявшись, отошла к окну.
Конечно, она могла сказать, что секс у нее был прямо-таки вчера, но весь ужас заключался в том, что произошедшее между ней и Жано прошлой ночью приводило ее в болезненное, высасывающие последние силы отчаянье. Она не могла об этом не то чтобы говорить – думать об этом не смела, изо всех сил надеясь, что это просто глюки на фоне приема того дерьма, которым так щедро ее вчера напоила Бет.
– Я правда волнуюсь за тебя, – голос подруги стал на редкость серьёзным.
Милен понимала, что Бетти права. Но что она могла со всем этим поделать?
– У меня есть Поль, – она развернулась и присела на низкий подоконник. – У нас скоро свадьба, ты помнишь?
– Вот только не начинай снова про свадьбу, – Бетти смотрела подруге в глаза, ожидая, когда та перестанет ломать комедию. – Никто не спорит, что Поль – замечательный парень, но я же о другом. Неужели я не понимаю, для чего вам обоим понадобился весь этот балаган со свадьбой?
Мила опустила глаза, рассматривая свои босые ноги.
– Я не хочу об этом говорить, – отрезала она, когда Бет снова открыла рот с очередными доводами в пользу здоровых отношений.
– Я просто волнуюсь за тебя, вот и все.
Бетти встала из-за стола и, подойдя к окну, присела рядом с Милен.
– Я же вижу, с тобой творится что-то неладное. И не ври мне, что дело в скором открытии выставки или твоих отношениях с матерью. Ты знаешь, что можешь рассказать мне обо всем, – она смотрела на слепо уставившуюся перед собой Милу и ждала, когда она придет в себя. Давить было бессмысленно, Бет слишком хорошо ее знала.
– Не обижайся, – виновато ответила Мила и наконец подняла глаза на подругу. – Я пока сама не понимаю, что происходит.
– Я так и знала, что тут не обошлось без какого-нибудь холодного брутального красавчика, – воскликнула девушка.
– Эй, притормози! – предостерегла ее Милен от дальнейшего развития этой темы, – или вообще ничего и никогда не узнаешь.
– Что, даже на свадьбу не пригласишь? – ерничала подруга.
– Да какая там свадьба, – вздохнула Мила, снова потупившись.
«Башку бы не оторвали, и то хорошо…»
Не успела Бет закинуть очередную удочку, чтобы разговорить подругу, как в дверь настойчиво постучали. Мила так сильно вздрогнула, что по лицу Бетти расплылась злорадная улыбка:
– Это он?
Милен словно облили ведром ледяной воды, и она, выпучив глаза, оторопело уставилась на подругу. Ужас от мысли, что за дверью действительно мог быть «Он», отразилась гримасой страдания и растерянности на лице Милы. Не дав ей опомниться, Бетти со всех ног бросилась открывать.
– Бет, – срывающимся от волнения голосом крикнула ей вслед Милен и на негнущихся ногах засеменила по коридору.
«А, это ты», – услышала она раньше, чем успела дойти до двери.
В прихожей раздался голос Поля и звук приветственных поцелуев.
– О, господи… – выдохнула Милен.
Поль уже направлялся к ней бодрым шагом, но, увидев помятый вид невесты, встал как вкопанный:
– Что тут происходит?
С плохо скрытой брезгливостью он приблизился поцеловать ее. Чтобы не ранить его эстетические чувства, Мила подставила ему щеку и сразу направилась в ванную.
– Вот и правильно. Все утро уговариваю ее умыться, – бросила ей вслед Бет.
– Да уж, королевна, – разглядывая себя в зеркале, произнесла вслух Мила. – Да, доктор… – вздохнула она и залезла в душ.
Через полчаса она вернулась в гостиную в белом махровом халате и с гладко зачесанными назад мокрыми волосами.
– Итак… чем обязана визитом? – уже совсем бодрым голосом спросила она Поля.
– Здравствуйте, – Поль обалдело уставился на нее. – У отца день рождения, забыла?
– День рождения? – тупо переспросила Мила, подавившись вдохом. – Почему ты не предупредил?
– В каком смысле «не предупредил»? Я тебя еще две недели назад предупреждал, а позавчера, между прочим, напомнил.
«Черт, вот почему автопилот привел меня вчера к поместью. По пьяной лавочке, видимо, вспомнились слова Поля о дне рождения отца. Да, ситуация. И как, интересно, ты сегодня заявишься на вечеринку? Здрасти, мол, с днем рождения. А подарок я еще вчера сделала».
– Просто… малыш, просто я, по-моему, заболеваю, – выпалила Милен первое, что пришло в ее чугунную голову. Она с надеждой посмотрела на сидящую на подоконнике Бет, которая с неподдельным интересом наблюдала за выяснением отношений. К ее довольной роже только попкорна не хватало, а так прям кино… – Бетти, собственно, из-за этого и пришла. Принесла мне противовирусное, – Милен подкрепляла зрительный контакт с подругой настойчивым киванием.
И Бет, несмотря на то что кино ей определенно нравилось, все же протянула:
– Да-а-а… именно, – и для пущей убедительности подняла вверх указательный палец. Правда, глаза от Поля отвела, боясь разрушить линию защиты неуместной улыбкой, которая так и дергала за уголки губ.
– Ты издеваешься? – Поль снова развернулся к Милен. – Мы же о помолвке хотели объявить. Я мать неделю уговаривал, чтобы она тетю Розу пригласила в другой день. Что, мол, в тесном семейном кругу хочется посидеть, Милен себя неловко чувствует в присутствии чужих.
Он переводил взгляд с Милы на Бет и обратно. Обе заговорщицы молчали. Ну, Милен понятно: жизнь ее была практически кончена. Оборвалась на самом взлете, и она как раз досматривала последние кадры своего никчемного существования, которые проносились со скоростью гоночного болида у нее перед глазами. А Бет просто боялась рассмеяться и тем самым нарушить шаткое равновесие в и без того абсурдной ситуации. Она, конечно, понимала, что, выручая подругу из такого, судя по всему, щекотливого положения, имела теперь над ней власть, которой, бесспорно, воспользуется, причем в самое ближайшее время. Решив, что все складывается для нее как нельзя кстати, она встала с подоконника и медленно направилась к пребывающей в прострации Милен, неподвижным каменным изваянием сидевшей на диване.
– У нее горло болит и голова. Я ее лекарствами напоила, надеюсь, она не разболеется окончательно, – Бетти заботливо обняла подругу за плечи. У Милен от этих объятий пробежали мурашки по спине. Она понимала, что эта расчётливая стерва своего не упустит, и ей дорого обойдется ее помощь. Но отступать было поздно, и она многозначительно закивала.
– Да вы шутите… – не унимался Поль. Он начал мерить комнату быстрыми нервными шагами. – Вы меня за идиота держите?
– Поль, милый, она приболела… – снова затянула Бет свою шарманку.
– Да что она «приболела», я и без тебя вижу. Я просто не могу понять, зачем было так напиваться, если ты заранее знала о празднике? – Поль впился недовольным взглядом в Милен, и ей ничего не оставалось, как собрать волю в кулак и посмотреть наконец ему в глаза.
– Я забыла, – честно призналась она в надежде, что правда как-то смягчит ее участь. Но Поль только еще больше вспыхнул:
– Ты что? Забыла? Мне так отцу и передать? «Папа, прости, что со мной нет Милен, она просто забыла про твой день рождения и в дрова нажралась в ночном клубе накануне». Так?
Милен хотелось провалиться сквозь землю, и бессилие от того, что ни Поль, ни Бетти не понимают, как ей сейчас тяжело, удручало. Она не могла без содрогания даже думать о Жано, а пойти на его праздник, улыбаться как ни в чем не бывало – было выше ее сил. Мила видела, что никакие ее доводы не смогут убедить Поля и пойти придется, но чувство самосохранения не давало понять очевидное, продолжая свои нелепые попытки съехать с темы.
– Поль, давай поговорим вдвоем. Не обижайся, – бросила она подруге и, взяв парня под руку, направилась в спальню.
Оставшись наедине, Милен с совершенно серьезным видом повернулась к Полю и, приложив указательный палец к его губам, чтобы он не перебивал, начала:
– Малыш, я знаю, что подвела тебя. Подвела нас, – исправилась она, заметив его неодобрительный взгляд. – Я правда забыла, и это только моя вина, – она еще сильнее прижала палец к его губам, не давая потоку его возмущения вырваться наружу. – Позволь мне закончить, хорошо? Я плохо себя чувствую и точно не хочу в таком виде приходить в дом твоих родителей. Тереза боится заразиться, давай скажем, что у меня простуда, – с надеждой предложила она, но, судя по строгому взгляду Поля, идея ему не нравилась. Он убрал ее руку от своего лица и неожиданно жестко отрезал:
– У тебя два часа. Я пока съезжу заберу подарок.
Он не дал ей возможности сказать что-то еще и быстро вышел в коридор.
Через пару минут хлопнула входная дверь, и в комнату медленно вошла Бетти.
– Колись.
Она сложила руки на груди и, опершись плечом на дверной косяк, внимательно смотрела на растерянную Милу.
– Слушай, хоть ты не начинай, а, – раздраженно бросила та.
Она подошла к туалетному столику, схватила с него расчёску и начала водить ей по еще влажным волосам с такой силой, что с противным щелканьем от нее стали отлетать пластиковые зубья. Затем со злостью швырнула ее обратно на столик, сбив пару высоких склянок с кремом, и, упав на пуфик, закрыла лицо руками.
– Может быть, ты успокоишься и объяснишь наконец, что происходит? – совершенно спокойно сказала Бет, продолжая наблюдать истерику Милы.
– По-моему, мне крышка, – обреченно произнесла Милен, безвольно свесив голову, не зная, куда деть наполненные слезами глаза.
Бетти подсела к ней на пуф, беспардонно пихнув бедром, заставляя подвинуться.
– Ты знаешь, я та еще дрянь, но еще я – твоя лучшая подруга, – начала она. – Мы сестренки, помнишь? – она всматривалась в опушенное лицо Милы, пытаясь вызвать хоть какую-нибудь реакцию. И когда та, шмыгая носом, закивала, продолжила: – Нет ничего, что бы мы не сделали друг для друга. Ты знаешь, что твой секрет будет в безопасности, как в банковской ячейке.
Мила знала об этом и без напоминаний подруги, но весь ужас от того, что сейчас и Бет будет в курсе ее постыдного поведения, убивал.
– Слушай, так не пойдет. Ты вся на нервах. Давай поговорим, тебе легче станет.
– Я сделала то, чего никогда и ни при каких обстоятельствах делать было нельзя.
– Человека, что ли, убила? – с обидной снисходительностью уточнила Бетти.
– Я приехала к нему вчера ночью, – сбивчиво начала Милен, – ну и… – она вдруг закрыла лицо ладонями и разрыдалась, неслабо удивив подругу.
Та обняла вздрагивающую от рыданий Милу за плечи.
– Ну, ну… ты что? Переспала с отцом Поля, что ли? – нараспев уточнила она. – Думаю, что все не так страшно, – Бетти неуверенно улыбнулась. Она в первый раз видела подругу плачущей. – Я-то думала…
– Ты не понимаешь, – всхлипывала Милен.
– Ну, конечно, я не понимаю, – успокаивала подругу Бет, гладя ее по спине. – Он отец твоего жениха, а ты пьяная дура. С кем не бывает.
Бетти, как всегда, была сама тактичность, выбирая словечки «помягче», чтобы не ранить чувства Милы. Она знала, что та не терпела жалости к себе. Конечно, процесс поддержки подруги со стороны выглядел жестоко, но действовал безотказно.
– Да ты не понимаешь… – с новой силой завыла Милен. Она дергала плечами, стараясь сбросить с себя руки Бетти.
– Ш-ш-ш, ну не надо так, прости.
– Дело же не в том, что я с ним… что я … а…– икала Мила. – Я же … – и она разразилась новой порцией рыданий.
– Так, хорош. В конце-то концов. Мало того, что с бодуна, еще и припрешься на праздник с опухшими красными глазами.
Непонятно, что именно привело Милу в чувства, – то ли строгий тон подруги, то ли аргумент в пользу опухших глаз – но она тут же замолчала и, повсхлипывав и поикав еще минут пять, совершенно успокоилась.
– Все, актриса драмы и трагедии? – спросила Бет. – Успокоилась? А теперь по существу. Влюбилась, да?
Мила подняла на нее упреждающий взгляд и, опасаясь нового витка рыданий, Бет решила повременить с расспросами.
– Да ладно, я тебя в первый раз плачущей вижу. Не думаю, что все эти слезы из-за случайного перепихона.
Мила опустила голову, невольно соглашаясь с подругой.
– Так. Давай умойся, а потом я тебя накрашу так, что твой Ромео дар речи потеряет, – оптимистично заявила она.
Проигнорировав упрек во взгляде Милен, она все же вынудила ее оторвать задницу от пуфа и пойти умыться. После оценила площадь нанесенного неожиданной истерикой ущерба и с энтузиазмом, пугающим Милен до пустоты в животе, принялась к созданию образа юной, невинной Джульетты.
Через час с небольшим она придирчиво оглядывала результат своих трудов и, удовлетворительно кивнув, развернула подругу к зеркалу.
– Однако, – вырвалось у Милен. – По крайней мере, прибить за вчерашнее непотребство точно рука не поднимется.
Из зеркала на нее смотрела юная нимфа: свежая и невинная, чего она точно не могла сказать об оригинале. Но развить эту мысль до очередной слезливой драмы ей не дал звонок в дверь.
* * *
Всю дорогу до дома родителей Поль пребывал в раздраженно-задумчивом настроении. Он ни разу даже не взглянул на Милен, которая тоже была как тумане, срочно пытаясь настроиться на положительную волну. Но стоило ей вспомнить о виновнике торжества, как все ее потуги заканчивались дрожью в коленях. Не помогало даже успокоительное, которым напоила ее Бет.
Поля раздражало ее молчание, и в то же время он боялся, что она заговорит. Эта ее отрешенность в последнее время пугала его и радовала одновременно. Он влюбился. Влюбился, казалось, на всю жизнь. По крайней мере, такого с ним еще никогда не случалось, и этим он предавал ее – девушку, которая совсем скоро должна стать его женой. Это странное ощущение лжи, которого и в помине не было, когда они обговаривали все пункты своего договора, сейчас, как камень на груди, тянул его на самое дно отчаянья. Теперь он будет вынужден врать. Всем: и отцу, которому так стремился угодить, и матери, которая будет ждать от этого союза внуков, которых у нее никогда не будет. Милен, которую он, как ни странно, будет ненавидеть больше все остальных. Даже больше отца, который, по сути, и толкает их сейчас к этому злополучному шагу. Ненавидеть за свою холодность, за свою неправильность. Ведь он не сомневался, что любил ее —тепло, нежно, но, когда собирался сделать следующий шаг в их отношениях, его будто клинило. Он всматривался в ее почти совершенное тело, ее красивое лицо, стараясь возбудить себя, но все эти потуги, в конце концов, вызывали лишь душное бессилие. Ему казалось, что им просто нужно немного больше времени, и все придет: и желание, и страсть. Но сейчас, когда он встретил Эмиля, все это безумие, эта любовная горячка погребли под собой его надежды на тихую семейную жизнь. И осознание собственной «неправильности» снова, как много лет назад, стало тревожить душу, вызывая отторжение. Теперь Милен словно обличала его во лжи – во лжи себе самому. Она – которая ему ближе всех на свете, которая поймет и примет любым. Она – как напоминание о том, что он никогда не станет «нормальным». Она – рядом с которой он сейчас чувствовал себя как с кем-то, только что убитым им. И это отвратительное чувство презрения к себе растекалось внутри липкой лужей.
– Прости, пожалуйста, – прервал его рефлексию мелодичный голос Милы, когда они подъехали к высоким кованым воротам, за которыми их ждала так внезапно настигнувшая их судьба.
Она почувствовала отчаянное желание, чтобы кто-то защитил ее от безжалостно надвигающегося на нее возмездия. Как бы Жано ни вел себя сегодня, она все равно будет наказана. Наказана стыдом и презрением, именно тем, чего всегда так боялась. Ей отчаянно был нужен друг. Милен положила ладонь на руку Поля, сжимающую рычаг переключения скоростей, и с надеждой посмотрела на него. Он словно не слышал ее и, лишь подъехав к дому и заглушив мотор, наконец поднял на нее глаза.
– Я тоже волнуюсь, поверь мне, и не меньше, чем ты, хочу оказаться сегодня подальше от этого места. Но ты мне нужна. Ведь мы все обговорили, – он внимательно смотрел на Милу, словно искал в ее лице признаки сомнения. – Ты передумала?
– Нет, – вдруг вырвалось у нее, прежде чем она сумела понять, что, возможно, это был тот самый единственный шанс все исправить. Но Поль уже вышел из машины, и момент был безвозвратно потерян. Миле ничего не оставалось, как дождаться, когда он заберет с заднего сиденья сверток и поможет ей выйти. Чертовы условности, как она ненавидела их. Она невольно вспомнила мать, которая всегда отличалась хладнокровием и ни при каких обстоятельствах не теряла лица. «Не теряла лица», – Милен усмехнулась.
– Что тебя так развеселило? – спросил Поль, услышав ее смешок.
– Ничего. Мать вспомнила.
– И? – не понял он.
– И думаю, что становлюсь похожей на нее. Мы поссорились, между прочим, в первый раз, и сейчас стоим здесь, совершенно не уверенные в том, что делаем, со вспотевшими ладонями, и пытаемся напялить на себя маску любви и верности до гроба.
– Слушай, не начинай. Ну, пожалуйста, – он повернулся к ней и положил руку ей на плечо, – Мы оба волнуемся, но у нас ведь все получится? – Поль с надеждой всматривался в ее глаза, и Милен ничего не оставалось, как кивнуть в ответ и обнять его.
– Я люблю тебя, – прошептала она ему в шею, и тот страх, что железными тисками сжимал ее сердце, на время отпустил.
Поль постучал.
Милен вытянулась. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая через плотно сомкнутые губы, пыталась вытеснить болезненный страх, который делал ее тело ватным.
Глава 9
– Поль, Милен, заходите скорее, – Тереза чуть не выбежала на крыльцо, подгоняя растерявшихся гостей.
Пока Поль обнимался с матерью, Мила, стоя за их спинами, пыталась подавить панику. Ее изнутри распирала странная жажда движения, словно механические действия могли хоть ненадолго заглушить пугающие мысли. Руки ее похолодели, но голова работала быстро и сумбурно, словно в горячке, отчего ей казалось, что у нее горит лицо. Но Бет постаралась на славу, похоронив это буйство чувств и красок под пуленепробиваемой маской невинной красавицы.
Когда Поль с Терезой наконец зашли в дом, Мила, набрав в грудь побольше воздуха, переступила порог, как своеобразную точку невозврата. Оттого что голова у нее сегодня была явно не в ладах с телом, она споткнулась, но чьи-то сильные руки подхватили ее чуть не у самого пола. Мила зажмурилась, вдыхая до боли знакомый терпкий запах парфюма, а тело предательски задрожало в крепких тисках рук.
– Осторожно.
Голос мсье Бушеми был абсолютно спокойным. Видя, что девушка уже вполне уверенно стоит на ногах, он поспешил отстраниться.
– Спасибо, – выпалила Милен, стараясь не смотреть на него.
«Черт, черт, черт», – выругалась она про себя, но, как ни странно, эта нелепая ситуация заставила ее на время забыть о мыслях, что еще недавно не давали ей дышать.
Она двинулась следом за Терезой и Полем, едва сдерживая желание рассмеяться.
Мила была неуклюжей, как утка, и если раньше это вызывало в ней взрыв смущения и досады, когда она в очередной раз спотыкалась, а еще хуже, падала под ноги понравившемуся мальчику, то сейчас воспринимала собственную нескладность как часть игры. Мужчинам нравится быть сильными, они любят женщин, которых нужно спасать. Эволюция тысячелетиями вытравливала из них мужественность и охотничий инстинкт, но Милен знала: они все еще есть у них внутри. От этих мыслей ее бросило в жар, но не от смущения, от воспоминания. Ей завладела тайная надежда снова распалить его, вызвать чувства, которые – Мила была в этом уверена – Жан раньше не испытывал. Она бы никогда не отказалась от удовольствия увидеть его побеждённым.
Они прошли в розовую гостиную, которая нравилась Милен гораздо больше, чем любимая Терезой – голубая. Она была меньше и более уютная. Пара белых кожаных диванов вдоль стен, мраморный портал камина с множеством милых безделушек, круглый стол у окна, в центре которого стояла высокая ваза с потрясающими нежно-розовыми пионами. Солнце покрывало сусалью лепестки цветов, подмигивало солнечными бликами на золотой кайме фамильного фарфора и шелковой обивке стульев.
Стол был накрыт на четыре персоны, все так, как и планировалось ранее. Никаких неожиданностей быть не должно. Милен словно специально отмечала про себя детали: это это хоть как-то сдерживало ее волнение. И к тому времени, как Поль отодвинул ей стул, помогая сесть, она уже почти успокоилась.
Мила решила не придаваться меланхолии, тем более этот совершенно нелепый казус на пороге вернул ей присутствие духа. Наверное, уже ничего более абсурдного не могло с ней сегодня приключиться. Да и мсье Бушеми, судя по всему, был настроен дружелюбно.
Все расселись по местам. Тереза, как обычно, была само радушие и занимала присутствующих легкой, ничего не значащей беседой, одновременно давая указание Луизе насчет выноса блюд.
Жан выглядел сегодня необычно: никакого галстука, никакого строгого костюма. Он был в коричневом бархатном пиджаке, надетом поверх темно-серой рубашки. Мила уже видела его без галстука, когда из-за плохого самочувствия он несколько дней оставался дома, но сейчас это было совсем другое. Она, сама того не осознавая, украдкой бросала на него взгляды, пытаясь прочитать по абсолютно нейтральному лицу, что происходит в его душе, о чем он сейчас думает и думает ли о ней? Ее тайный взгляд скользил по его губам к подбородку, нырял в расстёгнутый на несколько пуговиц ворот рубашки и останавливался на ямке у основания шеи, которая едва заметно дрожала, отсчитывая удары его сердца. Мир исчезал на миг, оставляя ее наедине с бьющейся под его тонкой кожей венкой. Но стоило ей опомниться и прийти в себя, как взгляд ее соскальзывал на белую шелковую скатерть и возвращался к тарелке с великолепным стейком из лося. Это странное удовольствие смотреть на него украдкой повергало ее в экстаз. Особенно когда она чувствовала, что и его, казавшиеся бесстрастными, глаза начинали свой поход по ее лицу и тоже, не удержавшись, ныряли в вырез ее легкой блузки.
Мила была настолько поглощена этой незатейливой игрой, что вздрогнула от неожиданности, когда услышала голос Поля, обращенный к отцу. Она замешкалась, решая, стоит ли ей тоже подняться из-за стола и присоединиться к поздравлениям или момент безвозвратно упущен? Тогда ее подъем будет выглядеть так же нелепо, как падение в ноги имениннику, если не хуже. Тело ее то напрягалось, то снова расслаблялось. В приступе этой неожиданно нахлынувшей неуверенности снова задрожали колени. Пока она собиралась с мыслями, Жан уже вовсю рвал оберточную бумагу, пытаясь достать подарок.
– М-м, этюдник? – протянул он обескураженно.
– Я подумал, может быть, ты снова начнешь рисовать, – улыбнулся Поль, заметив растерянность отца.
– Вы рисуете? – спросила Мила, наблюдая за тем, как он суетится с деревянным чемоданчиком, не зная, куда его деть.
– Рисовал, – поправил мсье Бушеми. – Это было очень давно, – едва заметная снисходительная улыбка на долю секунды вспыхнула на его губах и тут же испарилась. Он пристроил этюдник у ножки стола и наконец сел.
– Ох, не скромничай. Папа здорово рисует, – пояснил Поль для Милы.
– Было бы интересно взглянуть.
Жан буркнул что-то вроде «само собой» и поторопился наполнить свой бокал.
– За тебя, – кивнул сыну, сопроводив поднятый фужер очередной дежурной улыбкой.
Милен решила прервать паузу, грозившую вылиться в неловкую ситуацию:
– У меня тоже есть для вас подарок. Конечно, если бы я знала, что вы еще и художник, подарила бы вам набор красок, но надеюсь, он будет не хуже подарка Поля. Это один из ранних портретов Шиле. Я подумала, что он прекрасно дополнит вашу коллекцию.
Мила, конечно, понимала, что каждое слово, сказанное друг другу, имеет сегодня совершенно иной смысл. Она хорошо владела приемами игры, в которой двусмысленность была чуть ли не основным инструментом. Жано, как политик, тоже умело пользовался этим мастерством. Так что они могли сохранять анонимность, ничего не скрывая, говоря только на им понятном языке. Словно нашли способ прятаться за стеклянными стенами.
– Потрясающий автор, – поспешил ответить Жан, явно довольный тем, что тема с его рисованием закрыта. – Почему Шиле?
– Наверное, за его смелость. Шиле умер, когда ему было двадцать восемь, его жизнь оборвалась на взлете и, как бы ужасно это ни звучало, это хорошо. Ведь та смелость, о которой я говорю, признак молодости. Когда мы становимся старше, она превращается просто в хороший вкус. Картину привезут завтра. Не успели подговорить документы.
– Не страшно. Думаю, Шиле стоит того, чтобы немного подождать.
Насчет картины Мила, конечно, солгала. Нет, портрет был. Она не без труда устроила этот сложный тройной обмен, который в итоге делал ее обладательницей прекрасной работы практически за бесценок. Портрет должен был разместиться на одной из стен ее гостиной, но она чувствовала желание как-то компенсировать имениннику свое вчерашнее непотребство, и цена показалась ей вполне приемлемой.
Больше неожиданностей за столом не было, так как беседу в свои руки взяла Тереза, и, ловко обходя все неудобные темы, они плавно перешли к десерту.
***
– А почему врач? – спросила Милен именинника, когда после ужина все семейство перебралось в залитый солнцем сад и заняло круглую, выложенную из белого камня беседку, в центре которой стоял стол с легкими закусками и вином.
Жан, который, облокотившись на широкий бордюр, уже несколько минут смотрел куда-то вдаль, повернул к ней голову:
– У меня был выбор: либо юридический, либо медицинский. Я подумал, что два юриста в семье – это перебор, – он поднес к губам бокал и сделал небольшой глоток.
– Понимаю, – Мила улыбнулась и поспешила отвести глаза.
Она поставила свой фужер на стол и откинулась на спинку плетеного кресла. Тонкий невесомый тюль дрожал и перекатывался мягкими волнами от набегавшего теплого ветерка, смешиваясь с ароматами цветов и влажным запахом пруда. Тереза, как обычно, вспомнила очередную занудную историю, но никто ее особо не слушал, все трое лишь вежливо улыбались, когда ловили на себе ее взгляд.
Несмотря на царившее вокруг умиротворение, Мила чувствовала, что воздух пронизан беспокойством. Жан, облокотившись о широкие перила, вновь уставился вдаль. Поль в напряженной задумчивости поворачивал бокал из стороны в сторону, рассматривая солнечного зайчика, увязшего в вине. Она знала, у него не хватает смелости начать. И эта вынужденная пауза давала ей время насладиться последними глотками свободы. Как только Поль откроет рот, все, что с таким трудом наладилось между ней и Жано, рассыплется прахом. Она еще ни разу в жизни так ясно не чувствовала остроты мгновения. Тонкую границу между хорошо и катастрофой.