Мы переехали в Уолстонкрафт, пригород Сиднея. Наша новая квартира номер 6C находилась в жилом комплексе Ширли-Роуд – четырёхэтажном кирпичном здании рядом с железной дорогой. Папа еле втиснул наш пикап в узкое парковочное место. Я открыла окошко, и мне по ушам ударил металлический скрип рельсов. Голова болезненно заныла.
– А поезда ходят по ночам? – спросила я у мамы, но она только пожала плечами.
– Как тут вообще можно поместиться? – проворчал папа, подавая назад, и у нас едва не слетели зеркала заднего вида. – Это явно предназначено для маленьких автомобилей. Городских.
– Мне надо в туалет, – напомнила я, жалея про себя, что не сходила ещё час назад на заправке, где мы остановились попить воды. Мочевой пузырь у меня просто разрывался.
– Мы с Джонс выйдем и осмотримся тут, пока ты паркуешься, – предложила мама.
– Отличная мысль, – согласился папа. – Похоже, это надолго.
– Ты не забудешь Ринго? – спросила я.
Ринго жалобно мяукал всю дорогу, но теперь наконец задремал.
– Само собой, куда же мы без нашего усатого господина?
Мы с мамой подошли ко входу, и она начала перебирать ключи. Я переминалась с ноги на ногу, не находя себе места.
– Почему их так много? – удивлялась мама, вставляя ключи по одному.
– Мам, скорее!
– Не торопи меня!
Она звякнула ключами и попробовала следующий. К счастью, он повернулся в замке.
Обычно я перепрыгивала по две ступеньки за раз, но к этим ещё не привыкла и боялась споткнуться. Поэтому пропустила маму вперёд и пошла за ней, держась за перила. А уже в квартире бросилась к двери в туалет, радуясь, что успела. Бумаги там, естественно, не было, и я обошлась мятой салфеткой из рюкзака.
– Ох, проветрить не помешает, – сказала мама, распахивая окна в квартире.
М-да, здесь пахло смесью искусственной лаванды с антисептиком и варёными овощами – как когда-то в комнате моей бабули Пэт в доме для престарелых «Грин Эйкрс». Её, как и дедули, больше не было с нами. А другие мои дедушка с бабушкой жили в Квинсленде, далеко отсюда. В общем, баловать меня конфетами было некому.
Я вышла из туалета и поморщилась. Мне прямо в нос ударил весь этот букет затхлости.
– Тут воняет.
– Похоже, в квартире давно никто не живёт, – предположила мама.
– В ней кто-то умер?
– Нет! Что за мрачные мысли, Джонс?
Скоро к нам присоединился папа, и я достала Ринго из переноски. Он сонно обошёл комнату, нарезая круги и сердито мяукая, а потом спрятался за занавеской.
– Ему не хватает его корзинки и когтеточки, – объяснила я папе. – Кошек сильно тревожат такие большие перемены.
– Как и людей, – буркнула мама себе под нос.
– Сейчас притащу все двадцать две коробки и оба матраса, и найдём его корзинку, – пообещал папа. – А пока ему придётся терпеть и привыкать к новому месту, как и всем нам.
Ринго перебежал в ванную и затаился за дверью.
– Проведём торжественный обход? – предложила мама.
Торжественный обход занял ровно три минуты.
Маленькая прихожая. Кухня. Две спальни. Гостиная. Тесная ванная и общая комната для стирки. На ферме у нас уходило минут пятнадцать, чтобы дойти от дома до выгона для скота. Ещё у нас был курятник, небольшой сад с персиками, яблоками и нектаринами и запруда с пресноводными раками.
– На фото квартира выглядела больше, – заметила мама.
– Наверное, из-за широкоугольного объектива. Какая комната моя?
– Выбирай, – сказал мне папа.
В одной спальне окно выходило на соседний балкон. Там кто-то сидел в мужских трусах-боксерах и курил.
Из второй комнаты открывался вид на железнодорожную станцию. Я выбрала её.
– Украшай тут всё, как тебе нравится. Хозяин разрешил нам красить стены, – сообщил папа. – Может, поставим кровать-чердак? Знаешь, такую двухъярусную, с письменным столом внизу. Место сэкономим.
– Звучит здорово, – бодро ответила я, стараясь не унывать.
– Ещё я обратил внимание, что через дорогу от нас пекарня, – добавил папа. – Как насчёт попить чайку, прежде чем браться за коробки? Может, у них там есть ванильные полоски[2]. Или «застывшие сопли», как я люблю их называть.
Он приобнял меня за плечи и поцеловал маму в макушку.
– Скоро будем чувствовать себя как дома, мои хорошие. Обещаю. Посвятим этой квартире больше времени и любви, и она станет совсем другой. Так ведь со всем – со временем от любви всё расцветает.
Я поднялась на цыпочки на узком балконе при гостиной. Вдалеке едва можно было разобрать малую часть Харбор-Бридж, моста в Сиднее. В рекламе этой квартиры обещали «роскошный вид на город и гавань». Видимо, это он и был. Я плюхнулась на пыльный складной стул, надеясь про себя, что нашему соседу не захочется снова покурить.
Пока мама с папой искали чайник в коробках с кухонной утварью, я наблюдала за мутным, блёклым закатом, растекавшимся по крышам домов. Две флейтовые птицы[3]сидели на электропроводе и пели друг для друга.
Зимнее солнце исчезло за городскими зданиями, словно его и не было, и зажглись уличные фонари. Я закрыла глаза, вспоминая закат над пастбищем, подобный золотому пожару. Лимонно-жёлтые, нежно-оранжевые, грейпфрутово-розовые полосы украшали небо.
Мне не хватало моих подруг Тейлор и Ханны. Они бы меня рассмешили, и с ними вонючая квартира и шумная железная дорога уже не казались бы такими ужасными. Тейлор лучше всех в пятом классе играла в нетбол[4], умела запускать квадрокоптер и редактировать видео, которое он записывал. А брауни у неё получались даже вкуснее, чем в кафе «Крамбл». Ханна всегда смеялась так, будто её распирало от хохота, сочиняла свой роман о волшебных лошадях и могла сыграть на пианино «Лили» Алана Уокера[5], да так, что пальцы у неё буквально порхали над клавишами.
Мы были лучшими подругами ещё с детского сада, то есть уже целых шесть лет. Интересно, как скоро они забудут о моём существовании? О том, что я вообще ходила в государственную школу Коттона? Будут листать школьный альбом, наткнутся случайно на мою фотографию и задумаются: «Помнишь эту девчонку? Как её там звали? Джейн?»
Я забрала из гостиной свой ноутбук и отправила им сообщение в нашем групповом чате «Ламарамы», но они ничего не ответили. Наверное, устроили пижамную вечеринку. Лакомятся попкорном и вздрагивают каждый раз, когда поссумы царапают железную крышу дома Ханны. Представляют, будто это зловещий убийца с металлическими когтями. А потом будут играть в «Уно» до полуночи при свете фонаря, тайком прокрадываясь на кухню за перекусом.
Мне вовсе не хотелось дарить этой квартире своё время и любовь.
Мне хотелось домой.