– Полковник Филд?
– Да, господин генерал, это я.
– Мне нужна рота вашего полка. Сейчас.
– Конечно, сэр. Дженкинс, подойдите, – Филд подозвал к себе немолодого первого лейтенанта, – поступаете в распоряжение генерала Гамильтона.
– Сэр, есть, сэр!
– Отлично, спасибо, полковник. Лейтенант, у ваших драгун есть десять минут, здесь недалеко, вечером вернётесь в расположение полка.
Конечно, я не собирался лезть в поместье Кросби в одиночку, нашли дурака. В конце концов, Гамильтон – бывший генерал американской армии и герой войны за независимость. Вот пусть молодая армия молодой республики мне и поможет.
И бардак в этой молодой армии царил первостатейный, десятью минутами там и не пахло. Только через полчаса нестройная колонна кавалеристов выдвинулась к поместью Кросби.
Под мерный стук копыт я задумался. Что бы ни отчебучили братья, это только первый звоночек. Мои люди становятся слишком отличными от окружающих. Ирландцы, чернокожие, все они сейчас это второй, а то и третий сорт для американцев. Особенно эти слова удивительны в отношении уроженцев Зелёного острова. Это нам, детям двадцатого века, кажется, что только негры и индейцы были жертвами расизма в Штатах. Ха, как бы не так! Ирландцы на протяжении всего девятнадцатого века были незваными чужаками для американцев, им не давали работу, выгоняли из своих домов, грабили, убивали и насиловали.
Так что, постоянно общаясь с подобным «отребьем», я рано или поздно стану изгоем в приличном обществе. Значит, надо валить. Но куда?
Первоначально я планировал осесть в Новом Орлеане, он только что стал американским, нравы там царили достаточно свободные. Город был полон авантюристов и прочих дельцов всех мастей. Но это тоже США. Так что это мне не подходит. Остаётся только Новая Испания.
Подданные его христианнейшего величества Карлоса Четвёртого отличаются несколько большей терпимостью. Рабство там, например, уже частично отменено, а полностью его отменят намного раньше, чем в Штатах. Испанцы, конечно, тоже далеко не ангелы, местных жителей обеих Америк они не считают равными себе, а раньше вообще устраивали геноцид за геноцидом. Но всё же там лучше, чем в США.
Да, Новая Испания, а именно Куба. Гавана – один из богатейших городов Нового Света, климат опять же лучше, чем в Мексике или, допустим, в Аргентине. К деньгам близко, а от вице-короля далеко, идеальная ситуация.
Вот и поворот к поместью Кросби, о чём свидетельствует большой деревянный щит: «Частная территория, проезд и проход только для членов семьи Кросби или их гостей, охрана стреляет без предупреждения!». Проигнорировав эту недвусмысленную угрозу, я направил лошадь на частную дорогу. Драгуны последовали за мной.
А вот и охрана – пяток молодчиков неопределенного возраста верхом на лошадях. Стрелять они, конечно же, не стали, глаза у них на месте, увидели армейскую колонну. Это вам не парочка случайно зашедших на территорию беглых рабов или бродячий проповедник. Это сила.
Вместо стрельбы они развернулись и галопом поскакали прочь от нас, не иначе предупредить. Что ж, скоро увидим торжественную делегацию встречающих.
И они не заставили себя ждать – десятка два всадников, увешанных разнообразным оружием. Впереди двое, грузный седой мужчина с лицом завзятого любителя выпить и его более молодая копия, – видимо, это есть отец и сын Кросби.
– Дженкинс, разверните драгун в цепь и пусть держат оружие наготове, – устраивать бойню я не собирался, но надо дать понять этим двоим всю серьёзность моих намерений.
– Кто вы такой и кто дал вам право находиться на моей земле? – Голос у старшего под стать внешности, глухой и противный.
– Генерал Александр Гамильтон, – ответил я и выразительно посмотрел на младшего. Ага, испугался, глазки забегали и губы шевелятся. Не иначе пересчитывает драгун.
– И что вы делаете на моей земле, господин генерал?
– Я пришёл за моими людьми, мистер Кросби. Ваш сын сегодня захватил двух моих слуг.
– Если вы о тех молодых нигерах, то можете разворачиваться и уезжать. Эти животные оскорбили моего сына и его друзей, я вам их не отдам. Теперь они принадлежат мне.
А вот это интересно, что-то этот боров слишком борзый. Чтобы так разговаривать с генералом, который во главе целого отряда, надо иметь просто железобетонную уверенность в собственных силах.
– Кросби, слушай меня внимательно, – я подъехал вплотную к этим двоим, – ты не только их отдашь, а ещё и извинишься и заплатишь мне за беспокойство. Ты, видимо, не понимаешь, кто перед тобой.
– Передо мной любитель грязных нигеров, вот кто! Убирайтесь с моей земли!
Ну всё, жирный, ты сам напросился!
Втыкаю каблуки в бока моего коня, тот бросается вперёд, а я, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, бью старшего Кросби точно в его сальную рожу. Тот, не ожидая ничего подобного, буквально вылетает из седла, а я приставляю заряженный пистолет ко лбу его сыночка.
– Дженкинс, разоружите всех. Это банда похитителей людей. Быстро!
Старший Кросби встаёт на ноги, но тут же снова летит кубарем. Теперь уже от удара моего кавалерийского сапога.
Через десять минут, избавив охрану Кросби от уже ненужного им металла, мы продолжили движение в сторону поместья. Отец и сын ехали рядом, со связанными руками и заткнутыми ртами.
Гектора и Ахиллеса я нашёл прикованными к столбу в большом амбаре. Судя по их спинам, парней недавно пороли кнутом – ярко-красные рубцы всё ещё кровоточили.
Приказав солдатам освободить их, я самолично промыл и перевязал их раны. Закончив, я было собрался приказать подогнать какую-нибудь телегу, погрузить на неё ребят и двигаться в сторону господского дома, чтобы получить от хозяев поместья компенсацию. Но моё внимание привлёк звук, доносившийся из-за двери в другую часть амбара.
Дверь была заперта, пришлось взять большую кувалду и снести замок ко всем чертям. Зайдя внутрь, я потерял дар речи от того, что увидел.
Там было три темнокожие женщины. В другой момент про них можно было бы сказать, что они красивые, но не сейчас. Две мёртвые, при этом умерли они от пыток, о чём свидетельствовали различные пыточные инструменты, и одна живая.
Это стало последней каплей для меня. Я подошёл к стоящим на коленях Кросби и снёс каждому голову выстрелом из пистолета. Затем освободил живую жертву этих нелюдей и на руках отнёс её к Гектору и Ахиллесу. Дженкинс смотрел на меня расширенными от удивления глазами.
– Вы что-то хотите сказать, лейтенант? – спросил я его.
– Да, сэр! За что вы только что убили двух этих джентльменов? Если они присвоили ваше имущество, можно было просто забрать рабов обратно и получить компенсацию, сэр!
Услышав это, я сплюнул от досады.
– Дженкинс, где вы тут видите джентльменов? Вы про эти два куска дерьма? Так это не то что не джентльмены, они даже не люди. Как вы думаете, кто сделал это? – спросил я, показывая рукой на два женских трупа.
– Думаю, что они, сэр. Но это же их рабыни, их собственность.
– И что? Это повод делать вот это?
– Простите, сэр, я вас не понимаю.
– Хорошо, сожгите этот амбар и можете возвращаться со своими людьми в форт. И вот ещё что, – я сорвал с пояса кошелёк, – тут четыреста десять долларов. По четыре доллара драгунам и десять вам.
Я видел, что Дженкинс не одобряет мои действия, но деньги он взял. Конечно, это не означало вообще ничего. Я более чем уверен – когда он окажется у себя в форте, то тут же подаст докладную полковнику Филду.
По нынешним законам я только что совершил преступление, убив двух уважаемых джентльменов. Поэтому нужно срочно сваливать отсюда. Хорошо хоть до дома Барри было существенно ближе, чем до форта полковника Филда.
На развилке я попрощался с Дженкинсом, сел на место возницы и направил телегу к дому Барри. На самом деле зрелище ещё то! Цельный генерал в роли возницы, а его верный конь плетётся, привязанный сзади. И сыновья Тома, и спасённая мной женщина были без сознания. Разберусь с ними, когда приеду, сейчас просто некогда.
На моё счастье, когда я добрался до дома, то первым, кого увидел, был Дукас.
Гамильтон познакомился с этим пройдохой-греком во времена войны за независимость. С одной стороны, знакомство с Дукасом было очень полезным, а с другой – о подобных знакомых не говорят в приличном обществе.
Грек зарабатывал деньги способом, который не очень сочетался с законом, а именно контрабандой из Новой Испании в США. Ром, табак, красное дерево и какао. Дукас возил всё, что можно быстро и выгодно продать.
Он был в долгу у Гамильтона, то есть у меня, и когда я задумал покинуть Нью-Йорк, то сразу вспомнил о нём. Ещё в доме у Байарда я написал ему письмо и пару недель назад получил ответ. И вот сейчас я вижу Дукаса собственной персоной.
– Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть!
– Я тоже рад вас видеть, мистер Гамильтон.
– Ты с Барри?
– Конечно, сэр. Всё сделано в точности так, как вы изложили в письме. Я сначала сходил в Бостон, забрал оттуда вашего камердинера вместе с кучей барахла, а потом пошёл сюда.
– Отлично! Сколько у тебя людей?
– Только я и сыновья, Янис и Панайотис.
– Хорошо, начинайте погрузку. А я пока займусь моими пассажирами, – сказал я, кивнув на телегу.
Ну что ж, всё не так страшно. Первым делом нашатырь под нос, а затем уже приступим к обработке ран. Шрамы у парней, конечно, останутся, но в целом они ещё легко отделались. Я промыл раны и обработал их перекисью водорода – как удачно, что я получил её буквально позавчера. Затем я наложил компрессы, смоченные отваром пижмы, – эта трава содержит просто запредельное количество ацетилсалициловой кислоты и должна помочь, – после чего перевязал ребят. Организмы у сыновей Тома здоровые, скоро всё будет хорошо.
А вот с женщиной всё оказалось намного хуже. Шрамов от кнута не было видно, но и без них выглядела она ужасно – четыре перелома, гематомы на всём теле, хорошо хоть следов сексуального насилия нет. Видимо, ублюдки просто не успели.
Чёрт, она ещё и в себя пришла, как не вовремя!
– Тихо, тихо, – прошептал я ей, – ты в безопасности, я помогу тебе.
Взял бутылку рома и чуть ли не силой заставил её пить. Не лучший вариант болеутоляющего, но другого у меня пока нет. Глоток, другой, третий, вроде затихла.
Через час закончил и с ней. Обработал раны, на сломанные конечности наложил шины. Даст Бог, поправится.
Пока возился с моими первыми пациентами в этом мире, погрузка почти закончилась, и Дукас с сыновьями грузили пушки. Новенькие четырнадцатифунтовки привезли мне позавчера. Часть из них встанут на шхуне моего друга, пока с обычными ядрами и порохом, а по прибытии в Испанскую Флориду начну эксперименты с нитроглицерином.
Грузились мы до глубокого вечера и закончили с фонарями. Моё окружение не понимало, почему такая спешка, но я чувствовал, что надо торопиться, вот буквально что-то меня подталкивало.
Свою правоту я ощутил, когда шхуна Дукаса отошла от берега. Дом Барри стоял высоко над берегом, и то, как он вспыхнул, было хорошо видно. Миссис О`Салливан ахнула и осела на палубу, а мой камердинер грязно выругался. Остальные просто молча смотрели. Мы ещё долго видели этот факел, пока шхуна медленно выходила в море. Впереди нас ждало несколько дней пути до Чесапикского залива.
В бытность свою сначала школьником, а потом слушателем военного университета, я сильно интересовался историей техники вообще и военной в частности. Благодаря моей эйдетической памяти я помнил практически всё, что когда-то читал. И одной из книг была книга про динамит.
Там, конечно, не было точной информации про то, как изготавливать нитроглицерин, это я узнал значительно позднее. Нет, там было нечто, как выяснилось, намного более важное. А именно, карта месторождений диатомита, или кизельгура.
Эта замечательная горная порода, в основном состоящая из остатков диатомовых водорослей, имеет массу вариантов применения. Но меня она сейчас интересовала как основа для производства динамита, который я планировал получить, пропитав диатомитовый песок парами нитроглицерина.
Так вот, одно из месторождений кизельгура находилось относительно недалеко, на западном берегу Чесапикского залива, в пойме реки Саскуэханна. Там этот минерал можно было набрать прямо на берегу.
Плавание заняло чуть более двух суток, и двадцать третьего августа мы встали на якорь. На поиски нужного количества минерала ушёл почти целый день.
Лично я участия в этом не принимал. Во-первых, не барское это дело. Во-вторых, и без меня тут хватало молодых здоровых лбов, а в-третьих – у меня на руках больная женщина, которую нужно выхаживать.
Спасённая мной рабыня оказалась метиской: полуиспанкой, полуиндианкой. Когда у неё начали спадать отёки, я удивился тому, насколько она оказалась красивой. От двух народов она взяла самое лучшее, и получилась взрывоопасная смесь. По-английски она не говорила, но Гамильтон, чьей памятью я беззастенчиво пользовался, довольно сносно говорил на испанском.
История Селии, так звали спасённую мной девушку, которой оказалось всего восемнадцать лет, была, с одной стороны, удивительной, а с другой – обычной для этого времени.
Дочь одного из вождей семинолов и горничной испанского гранда до пятнадцати лет воспитывалась матерью, а затем, когда та умерла, стала жить в племени с отцом. Селия выросла католичкой, но при этом знала и любила обычаи семинолов. Ахайя, так звали её отца, испытывал к ней самую настоящую любовь, и девушка была счастлива.
Так продолжалось три года, ровно до того момента, как экзотичную для индейцев женщину не выкрали невесть откуда взявшиеся работорговцы из племени кри.
Вообще, работорговлей занимались практически все коренные жители Америки, все эти семинолы, команчи, ирокезы, сиу, пуэбло и кри. Все они не брезговали торговать живым товаром и охотно занимались похищениями с последующей перепродажей пленников на север, в США.
Так Селия оказалась в руках банды работорговцев. Её красота, ставшая причиной похищения, выступила поначалу некоторой защитой. За такую привлекательную девственницу можно было выручить намного больше, чем за порченый товар. Девушку переправили в Нью-Джерси, где её новыми хозяевами стали отец и сын Кросби. А вот в их поместье она попала в самый настоящий ад.
Чем больше я её слушал, тем больше жалел о том, что просто застрелил этих ублюдков. Они заслуживали намного худшей участи. И к собственному ужасу, я узнал, что достаточно много влиятельных и уважаемых членов американского общества водили с Кросби знакомство и регулярно гостили в поместье, со вполне очевидными целями. Я услышал такие фамилии, что волосы дыбом встали.
Бедняжку Селию ждала мучительная смерть, но, на её счастье, в поместье появился я. Да, я стал преступником и, наверное, изгоем, но ни капли об этом не пожалел.
Сыновья Тома и Дукаса закончили с кизельгуром, в трюмах шхуны теперь лежало больше трёхсот килограмм этого минерала, и мы, пополнив запасы воды, взяли курс на восточное побережье Флориды. Там, в городке Сент-Августин, я решил обустроить свою временную базу, провести эксперименты с динамитом, продолжить мои медицинские изыскания и, самое главное, подготовиться к осуществлению одной очень многообещающей авантюры.
В Сент-Августин мы прибыли ранним утром тридцатого августа. Городок ещё спал, а на пристани, помимо заспанного местного чиновника, нас ожидали двое.
– Эй, Стефан, лови конец! – закричал Дукас одному из них и кинул канат. Тот сделал неловкое движение, и верёвка упала в воду.
И тут я услышал то, что заставило меня широко улыбнуться.
– Стёпка, ехиднин сын, едрить тебя через коромысло! У тебя что, руки дерьмом намазаны? Канат уронил, растяпа! – и многое, многое, многое.
Второй человек Дукаса заворачивал такие конструкции, что его национальная принадлежность не оставляла сомнений. Когда мы пристали к берегу, я подошёл к нему и спросил:
– Братец, ты что, русский?