Теперь мы в стороне от центра Дубулты. Почти никого рядом, только мы и море. Лишь вдалеке несколько юношей играют в пляжный футбол.
Момент, когда выхожу на море, каждый раз очень важен для меня, я его жду, этот миг, когда снова увижу море. Оно близкое и родное. Всегда ощущал его таким. С самого первого раза, сколько помню себя. И это касается именно Балтики. Той самой Балтики, которую многие считают серой, хмурой, холодной. Я был и на Черном море, и на Средиземном, и даже как-то оказался на берегу Атлантики. Нет, все это другое. Оно забывается. А Балтика…. Балтика всегда снится после того, как от нее уезжаешь.
Откуда у меня такая тяга к ней? От мамы. Она выросла в Риге, часто бывала в Юрмале. Больше не от кого: остальные в роду – люди сухопутные, рядом с морем не жили. Прадед, тот хотя и родился в Латвии, но жил в Тукумсе, а это не морской город. Хотя кто знает, может среди предков прадеда были латыши-викинги (исследования историков показали, что среди викингов были балты, в том числе предки латышей – прим. автора).
Сейчас мне особенно хорошо. Благодаря маленькой женщине, которая идет рядом. Мы, правда, только познакомились, но мне очень приятно чувствовать ее руку в своей.
Смотрю больше на Рижский залив, не на нее. Инесе тоже любуется морем. Кажется, в этом мы похожи. Ветра почти нет. Балтика тихая. Волны маленькие, почти не пенятся. И цвет воды сегодня ближе к голубому, в нем нет характерного сердитого сероватого оттенка.
Инесе снимает кроссовки и, не отпуская мою руку, идет босиком по краю пляжа. Сюда то и дело докатываются волны. Вода холодная, градусов шестнадцать, но, видно, что она привыкла к этому и получает удовольствие. Не могу последовать ее примеру – не так закален.
– Кайфуешь? – я скорее не спрашиваю, констатирую.
– Не только от воды.
– А от чего еще?
– Думай сам, – она крепче сжимает мою руку.
Она откровенна. А я перешел с Инесе на ты. И это сразу принято ей.
Барьер сломан. Мне теперь легче. Легче будет сказать, как мне хорошо с ней. Правда, может, это произойдет не сегодня.
– Как хорошо, – замечаю я.
– Ты о чем? – она с любопытством смотрит на меня снизу вверх. Даже останавливается.
– Очень не люблю, когда на «вы».
– Я тоже. В этом есть что-то неестественное, отталкивающее друг от друга.
– Мне легче, когда на «ты», – признаюсь я.
– Мне тоже. В древности обращения на «вы» вообще не было. Вспомни Евангелие.
Мы снова молчим. Но это не то молчание, как в начале прогулки. Немного, чуть-чуть, но почувствовали друг друга.
Жаль, скоро придется уходить с пляжа. Небо было ясным, когда я пришел в антикварный магазин, но сейчас с севера движется туча. Она закрыла собой полнеба. Цвет моря с той стороны, где еще солнце, по-прежнему голубой, а там, где уже тень тучи, оно намного темнее. К нам приближается дождь.
– Кто-то говорил о том, что после плохой погоды надо ждать хорошую, – напоминает мне Инесе слова, сказанные при первой встрече. – У нас, кажется, сегодня все будет наоборот.
– Не самое страшное. Пусть сегодня и здесь будет так, а в жизни, наоборот, наступит хорошая полоса.
Футболисты, мимо которых мы как раз проходим, тоже заметили тучу. В отличие от нас они не рассуждали, а быстро смекнули, что надо скорее заканчивать матч. Каждая команда стремилась к победе, и все вместе они быстрее забегали.
В этой борьбе один из них отбивает мяч, тот летит в нашу сторону. Игроки противоборствующих команд устремляются за ним. Через несколько секунд мы с Инесе оказываемся в эпицентре схватки. Высокий худой юноша делает подкат, но не попадает по мячу, а бьет Инесе прямо в ногу. Удар сильный.
– Ой, Езус, Мария! – восклицает Инесе.
Она падает. Я не смог удержать ее, не был готов. Но опасно не падение, – а удар по ноге.
Инесе быстро встает.
– Как ты? – Я беру ее за плечи.
– Вроде все нормально, не волнуйся.
Не говорит правду. Я вижу – ей больно. Футболисты тем временем толпятся вокруг нас. Извиняются.
Какие к черту извинения! Готов наброситься на них. Во мне просыпается разъяренный викинг, частица крови которого, я уверен, передана мне прадедом. В этой крови – не только любовь к морю, но и вмиг вскипающая ярость. Когда ругаюсь с Мариной, викинг просто бушует во мне. Сейчас ярость особенно сильная. Потому что очень злюсь на себя. Не смог защитить Инесе, заградить ее!
Вспоминаю все латышские слова – в компании футболистов нет русских, только латыши – и, переходя на крик, высказываю все, что о них думаю. Они смотрят на меня виноватыми глазами, но это меня не успокаивает.
Нисколечки!
Кровь ударила в голову.
Инесе, она наклонилась было помассировать ушибленное место, выпрямляется, слегка гладит мою руку. Я сам удивляюсь, как быстро уходит ярость. Замолкаю.
– Не переживай, я в порядке, это просто ушиб, – она продолжает гладить мою руку. И говорит футболистам. – Идите, ребята, играйте.
Они завершают свой матч, а мы – нашу прогулку.
– А ты вспыльчивый, – замечает она.
– Было от чего, – отвечаю я.
Обеспокоен: сначала Инесе шла почти так же легко, как раньше, но чем дальше, тем больше хромает. Останавливается. Я не спрашиваю, больно ли ей. Без того видно.
Да она и не признается. Судя по всему, не очень любит говорить о своих проблемах. Как кратко сказала она о своих родителях…
Мы как раз проходим мимо одной из выкрашенных в синий цвет скамеек, стоящих на пляже.
– Посидим, отдохни, – предлагаю я.
Мы присаживаемся. Она с облегчением вздыхает. Очень трудно было идти. Впрочем, понимаю я, на скамейке не стоит задерживаться. Над нами уже нет солнца, скоро пойдет дождь. Зонтика у меня нет. У нее тоже.
– Надо вставать, – говорит она. – Иначе промокнем.
– А до твоего дома еще долго идти?
Она показывает рукой в ту сторону, откуда мы пришли:
– Мы вообще-то его давно миновали. Так хорошо гулялось, – признается она.
– Давай, возьми меня под руку, уцепись, как следует, до дождя успеем дойти до дома.
– Не надо, – неожиданно отказывается она. – Ты иди на станцию или на автобус, а я дойду сама. Не страшно, если чуть-чуть промокну.
Нет, не допущу, чтобы она в таком состоянии шла под холодным дождем!
– Я обязательно тебя отведу.
– Не нужно, мы, правда, хорошо погуляли, а теперь пора по домам, – улыбается она.
– Не хочу, чтобы ты попала под дождь.
– Не растаю же я. Сколько раз под дождем бегала.
– Сегодня другое дело. Ты не можешь бежать.
Я продолжаю уговаривать ее позволить проводить до дома. Ни в какую. На меня не смотрит. Слегка наклонила голову. Челка закрыла глаза.
Тем временем заметно похолодало. Еще немного, и окажемся под сильным дождем. Он будет именно таким, судя по темноте туче, край которой навис над нами.
Не понимаю причину упрямства Инесе. Предлагаю новый вариант, только что об этом подумал:
– Давай я отнесу тебя домой.
– Зачем еще? – встрепенулась она. – Только этого не хватает. Я не маленькая.
Но решение принято. Викинг, который сегодня проснулся во мне, привык действовать. Не спрашивая разрешения, беру ее на руки, и так быстро, как могу, направляюсь в сторону, где должен быть ее дом.
– Отпусти, что ты делаешь! – она, кажется, возмущена и испугана одновременно.
– Несу тебя домой, малыш, не мешай мне.
Не знаю, как у меня слетел с языка этот «малыш», – наверное, из-за ее небольшого роста, – но она злится еще больше. Даже стукнула рукой по плечу. Правда, совсем слабо.
– Я тебе не «малыш», – не думал, что ее дивные глаза могут стать такими сердитыми.
– Хорошо, не буду так называть, прости, – извиняюсь я.
– А теперь отпусти меня, – требует Инесе.
– Вот этого не будет. Донесу до самого порога дома.
Я уже прошел метров пятьдесят. Нетрудно, она легкая.
Мне нравится ее нести, хоть и сердится. Она сейчас так близко ко мне.
Инесе больше не говорит не слова, лишь смотрит сердито. Но уже не так, как сначала. Успокаивается. Чем дальше, тем больше. Вот и рукой, которой только что стукнула, обняла за шею, понимает, что мне так легче. Вдруг выражение глаз ее меняется. Неожиданно они становятся веселыми:
– Ты взялся отнести меня домой, ладно, неси, разрешаю. Но почему оставил мои кроссовки возле скамейки?
Точно, она же все время была босиком и держала в руке кроссовки, а потом положила их рядом со скамейкой!
– А ты где была? – отвечаю я улыбкой на улыбку.
– Не до них было, когда ты на меня набросился.
– Не набросился, а просто взял на руки.
– Теперь неважно. А вот за кроссовками вернись. Они совсем новые.
Оставляю Инесе стоять на месте, а сам быстро иду назад.
Буквально через пять минут возвращаюсь с кроссовками.
– Вот так-то лучше, молодец, – заявляет она, – можешь нести дальше.
– Спасибо на добром слове, – она уже снова у меня на руках.
Откровенно говоря, устал, пока добрался до места, где, как показала Инесе, нужно свернуть с пляжа к ее дому. Здесь уже пришлось идти недалеко. Оказывается, ее участок начинается почти рядом с пляжем. Я прошел всего метров сорок по тропинке в соснах и очутился перед невысоким, скорее символическим, как здесь принято, забором.
– Нам сюда, – показала Инесе на калитку в заборе.
Она гладит меня по голове, ерошит волосы. Морально поддерживает, почувствовала, что устал.
Еще метров пятьдесят по участку, на котором тоже растут сосны. Если честно, то от быстрой ходьбы с очень приятной, но все-таки ношей, я умаялся, оттого даже не посмотрел на дом Инесе.
Зато принес. Домой, как и обещал. Только на крыльце выпустил ее из своих рук.
– Спасибо, – она облокотилась на поручень. Стоит на ступеньку выше меня. Мы теперь почти одного роста. Она, правда, все равно чуть ниже.
*****
В глазах Инесе – чуть ли не восхищение. Она пытается скрыть, спрятать его, но оно есть – и от этого взгляда во мне все тает.
– А ты, оказывается, сильный…
– Да ладно тебе, смотри, как дышу.
Правда, задохнулся. И еще хочу курить. Не сильно, но требуется. Курю немало, но лишь теперь замечаю, что не выкурил ни одной сигареты с тех пор, как она вышла из магазина. Отдышавшись, достаю сигареты.
– Я составлю тебе компанию, – заявляет Инесе.
– Ты куришь?
– Когда-то много курила. Но это было давно. Когда лежала в больнице. Сейчас редко. Пять-шесть в день. По полсигареты.
– Я тоже иногда курю так.
– Давай тогда одну сигарету на двоих, – предлагает она.
Она закуривает первой. Я думал, что она выкурит половину, потом отдаст мне. Нет, делает две затяжки, передает сигарету мне:
– Теперь ты, по очереди, – предлагает она.
Так и курим, передавая сигарету друг другу. В этом есть эротическое начало. Уверен, Инесе хотела, чтобы так было. Наши губы по очереди касаются сигареты. Они еще не встретились, и вряд ли это произойдет сегодня, но они уже стремятся друг к другу.
Сигарета заканчивается, как и все приятные моменты в жизни. Кажется, пора прощаться.
Нет, ошибаюсь… Инесе пристально смотрит на меня. Видно, колеблется. Но быстро определяется.
– Пойдем в дом, попьем чаю.
Я понимаю, почему не сразу решилась. Первый раз видит. Мало знает. Но, что очень хорошо, кажется, доверяет. Иначе не позвала бы к себе.
– Неудобно заходить, – сопротивляюсь я. – Что скажут твои?
Как только вырвалось! Ведь ее родители умерли! Впрочем, успокаиваю себя, может, она живет, например, с бабушкой. А, возможно, есть брат или сестра.
– Не стесняйся, проходи, я живу одна.
Мы заходим в прихожую. Как же меня удивляет это первое помещение, которое вижу в ее доме! Будто попал в начало века. Почти все старинное – кресло и стулья, изящной формы зеркало и небольшой комод, на котором сидит деревянный орел, украшенный фигурками рыцарей сундук в углу. Делаю вид, что не удивлен, но это трудно скрыть.
– Я из семьи потомственных антикваров, – напоминает Инесе, поглядев на меня.
Из прихожей двери ведут в другие комнаты дома. Здесь же лестница наверх. Мы поднимается по ней. Делаем это медленно из-за ноги Инесе, она по-прежнему болит. Но именно на втором этаже нам предстоит пить чай.
Лестница, по которой идем, широкая. Невольно сравниваю с узкими лестницами наших подмосковных дач. Небо и земля! Эта – как в помещичьей усадьбе. Некоторые ступени сильно скрипят, когда наступаешь на них. Нужен ремонт.
Большая комната, где мы оказываемся, такая же необычная, как прихожая. Прекрасная старинная мебель – высокий буфет, шкаф, громадный диван, обтянутый кожей, массивные напольные часы и большой круглый стол. Все эти вещи сделаны в разное время, в различных стилях, и, казалось бы, не должны хорошо вместе смотреться. Но нет, все органично. Подобрано со вкусом.
Больше всего меня восхищает круглый стол. Как я люблю такие! Похожий, только намного меньше, был на даче, которую когда-то снимали родители. Но основное в этой комнате – не мебель. Здесь очень много окон. Благодаря этому, кажется, что ты находишься на природе. И даже виден кусочек моря. Небольшой, но все-таки.
– Вот это да! – я не смог сдержать свое восхищение.
– Дом построил прадед, – поясняет Инесе. Видно, что ей приятна моя похвала. – А гостиная была задумана так, чтобы видеть море.
– Твой прадед, знал, что делал.
– Это верно. Подожди, сейчас принесу чай, – Инесе скрывается за одной из дверей, ведущих в другие комнаты.
Тем временем, я более внимательно рассматриваю гостиную. Из современных вещей здесь, кажется, только радиоприемник и телевизор. И то, и другое не новое, и очень недорогое.
Инесе не лукавила, когда сказала, что покупателей в магазине немного. Она живет небогато. Даже обои везде старенькие. Но все равно в доме очень уютно.
Интересно, не страшно ли ей одной жить в этом замечательном, но таком большом доме?
Пока я смотрю по сторонам и размышляю, резко открывается дверь. Я невольно вздрагиваю. Через секунду понимаю, почему дверь так резко распахнулась. Инесе толкнула ее ногой. Иначе сейчас не может. В руках держит большой, также антикварного вида поднос. На нем пузатый небольшой чайник, чашки под стать ему. На тарелках – нарезанный хлеб, сыр. Еще йогурты и большое блюдо с каким-то салатом.
– Извини, что заставила ждать, Вся еда на кухне, я там ем.
– И поели бы там. Неудобно доставлять тебе лишние хлопоты.
– Гости всегда приходят в эту комнату, – объясняет Инесе.
Она, видно, строго придерживается традиций своего дома. И уже накрывает на стол.
– Я не знала, что буду вечером не одна. Знала бы, приготовилась.
– Того, что ты принесла, более чем достаточно. Тем более я насильно взял тебя на руки и принес домой.
– Сначала насильно, а потом я привыкла, даже понравилось, – она весело стреляет глазами в мою сторону, разливая чай.
Пока она занята, снова смотрю в окно на склоняющееся вниз между соснами солнце.
– Как же красиво! – вырывается у меня.
– Да, я часто смотрю закат. Теперь больше отсюда, раньше гуляла допоздна, – отвечает Инесе.
Говорит это с грустью. То и дело в ней прорывается печаль. Чувствую – хочет отвлечься, сразу приступает к еде. А я пока не могу. Не верится, что у нее дома. Всего каких-то часа два тому назад шел по берегу, сомневался, согласится ли она пройтись со мной. Так быстро все получилось…
– Мне интересна обстановка комнаты, вид из окна, прежде всего, из-за тебя, – признаюсь ей.
– Причем здесь я? – удивляется Инесе.
Она увлеклась салатом, ест быстро. Чувствуется, проголодалась. Теперь прерывается.
– Ты здесь выросла, твой дом, все это место отчасти сформировали тебя. А ты мне нравишься.
– Я знаю, – тихо, с хрипотцой, говорит она.
– Наверное, обстановка дома собиралась из поколения в поколение?
– Да. Мы все любим старинные вещи… Иногда слишком.
Она замолкает. Кажется, задумалась о чем-то своем.
«Мы», это, конечно, она, ее отец, прадед, которого упоминала. Не понимаю только, что она вложила в свое «слишком», прозвучавшее очень невесело.
Инесе снова заметно грустнеет. Я стараюсь разговорить ее, перевожу беседу на магазин. Тема благодарная, он, судя по всему, занимает большое место в ее жизни.
Я сделал правильный ход. Инесе оживляется. Охотно рассказывает, где и как покупает старинные и не очень вещи. Оказывается, она ездит для этого не только в Ригу, но и в маленькие городки Латвии. Порой заезжает в Эстонию, Литву, даже в Польшу. Специально для этого полгода тому назад купила машину. Шведский «Сааб». Ему уже почти пятнадцать лет. Но состояние отличное.
Некоторые вещи Инесе отвозит на реставрацию. Тоже целая наука. Специалистов не так много, у каждого настоящего свой профиль.
И еще она хорошо разбирается в тех, кто заходит в магазин. Сразу видит настоящего покупателя.
– А обо мне ты что подумала?
– Понятно, что тебе интересно, но покупать ничего не будешь, не за этим приехал.
– И все?
– Нет, конечно. Не сразу, но думала и другое, и сейчас думаю.
Инесе ласково смотрит на меня. Она не очень многословна. Настоящая северянка. Хотя внешне не этот тип.
– А я подумал о тебе, что ты очень необычная.
– Просто тебе кажусь такой.
Она внимательно глядит на меня. Пожимает плечами.
– Нет, необычная, – настаиваю я. – Посмотри, сколько в тебе разных кровей. Непременно должно было получиться что-то особенное.
Она улыбается. Комплимент принят:
– Если честно, даже не знаю, кто я по национальности. Считаю себя гречанкой, потому что вырастил отец. Он считал себя греком, хотя этой крови в нем не так много. Но думаю я на русском языке, потому что отец на нем думал и говорил. Ну и греческий, конечно, знаю. Но латышский мне тоже родной, он мамин, в городе больше разговариваю на нем. Латыши все уверены, что я и есть латышка. Удивляются только, что фамилия на латышскую похожа, но звучит странно.
– А какая у тебя фамилия?
– Отцовская, конечно, греческая. Иванидис.
Замечаю про себя: носит фамилию отца. Наверное, не была замужем.
– Русские, – продолжает Инесе, – думают, что я тоже русская, но вышла замуж за латыша, ношу его фамилию. И еще во мне есть немецкая кровь, правда ее совсем чуть-чуть.
– В тебе многое смешалось. У меня все проще.
– Нет, – не соглашается Инесе. – Ты русский и вырос в России, а в Латвии чувствуешь себя как дома. Кстати, а чем ты в Москве занимаешься, кем работаешь?
– Аналитиком в банке. Уже девять лет.
Удивительно дело, она не пытается выяснить, в чем заключается моя работа, не задает вопросов, как многие другие, не имеющие представления, чем занимаются аналитики. Инесе это тоже вряд ли известно, но она спрашивает совсем другое:
– Устаешь, наверное?
Эта фраза звучит скорее как утверждение.
– Да, очень, – признаюсь я. – А почему ты так решила?
– Выглядишь усталым. И нервный. Ничего, сейчас здесь отдохнешь. Хорошо, что приехал на четыре недельки. Жаль, не поплаваешь. Для тебя холодно, не июль.
– А мне это и не нужно. Погуляю везде, съезжу в Ригу, в Тукумс. Помнишь, я тебе говорил, прадед там родился?
– Конечно, помню.
– А ты мне составишь компанию? – я, наконец, решаюсь задать вопрос, который давно вертится в голове, не дает никакого покоя.
– Да, но, – Инесе важно поднимает указательный палец, – не каждый день. Я все-таки работаю. – А тебе, – она снова меняет тему разговора, – нравится твоя работа?
Она ведет нашу беседу. Более энергична или просто так складывается?
– Нравится думать, делать выводы. Процесс нравится. А цель всего этого – прибыль банка. Дело важное, но не очень хочется посвящать ей жизнь.
Она с интересом смотрит на меня, я продолжаю:
– И вообще, это не совсем мое. Я хочу анализировать не финансовые показатели, а живое – повести, рассказы. Много читаю. Написал несколько критических статей. Почти все опубликованы. Вот чем я хотел бы заняться. Это по-настоящему мое. А банковская аналитика лишь некий этап в жизни. Затянувшийся… Но сейчас деньги платят за такую работу, а не за критические статьи. – А еще, – продолжаю делиться сокровенным. – Знаешь, о чем иногда думаю?
– Рассказывай, мне интересно.
Инесе кладет локти на стол, устраивает щечку на ладонь. Готовится слушать!
– Хочу открыть книжный магазин. Я смог бы подобрать хорошие книги, знаю и люблю их. Каждому, кто придет, что-то подсказать. Привлек бы людей. Вот такой бы мне магазин, как тот, что рядом с твоим антикварным. Большого не нужно. И время оставалось бы – на те же критические статьи. Они в самом магазине рождались бы, когда рассказывал бы людям о книгах. Но в Москве это невозможно – все занято торговыми сетями. Да и налоги высокие. Так что это несбыточная мечта.
– Все когда-нибудь встанет на свои места. – Инесе кладет свою руку на мою. Гладит ее. Моя рука отвечает ей.
– Не представляю пока, как это может произойти. Но… Но я верю тебе, – говорю я.
Это действительно так. Не знаю, сколько времени мы сидим молча. Руки разговаривают между собой…
– Давай, наконец, чай пить, – наконец говорит она.
Берет чайник, а он уже опустел. Наверное, пора и честь знать:
– Знаешь, мне, надо собираться. Это я отдыхаю, а тебе завтра на работу.
– Верно, я встаю очень рано. Каждое утро – гимнастика, пробежка по пляжу. А затем – в антикварный.
– Но ведь магазин открывается только в десять.
– Я прихожу раньше. Надо все подготовить к открытию.
Никаких особенных дел перед открытием там нет, думаю я. Завтра уж точно не будет после сегодняшней уборки. Просто не хочет быть одна дома, тоскливо.
– Спасибо тебе за то, что разрешила проводить, и, конечно, за чай, – говорю я, вставая.
Насчет чая лукавлю. Люблю крепкий и черный. А этот – какое-то травяное пойло. Впрочем, дело вкуса.
Она спускается вместе со мной. Мы снова на крылечке. Снова выкуриваем одну сигарету на двоих. Не хочу уходить, я знаю, что мне будет не хватать ее, знаю, что буду ждать, когда снова увидимся. Остаться бы. Но не решаюсь и заикнуться об этом. Рано еще. В любом случае. Не говоря уже о моем браке. Но думать о нем сейчас я просто не могу.
Мы очень близко друг к другу. Близко ее миндалевидные глаза, ее губы. Она вся близко. У меня пересохло во рту.
– Как твоя нога?
– Лучше… Почти не болит, не бойся, у меня ушибы быстро проходят, я в отца, у него тоже через день от ушибов и ссадин не оставалось следов, – Инесе слегка касается рукой моего плеча. – Иди уже, пора, стемнеет, пока до гостиницы доберешься.
Молчит. Смотрит прямо в глаза. В них смесь чувств – я вижу, что нравлюсь, но еще в них тоска:
– Знаешь, никто до тебя не носил меня на руках. Никто, кроме отца. Спасибо.
А сейчас, она, кажется, уже больше думает обо мне. Тоска отступила на второй план. Киваю ей. В словах нет нужды…
– А теперь и правда, иди, – говорит она.
Я иду по дорожке от дома. Очень хочется обернуться. Это желание все сильнее и сильнее. Метров через десять я оборачиваюсь. Инесе по-прежнему на крылечке.
– Какой у тебя замечательный дом. Всегда мечтал о таком, – говорю я, хотя думаю совсем о другом.
О том, как не хочется уходить.
– Мечтать не вредно, – улыбается она.
Меня ободряет ее улыбка:
– Можно, я зайду к тебе в магазин завтра? Так же, как и сегодня, проводить.
– Да, – коротко отвечает она.
– Спасибо. Приду обязательно.
– Не забудь только, – предупреждает Инесе, – завтра суббота, я закрываюсь на час раньше.
Теперь, в самом деле, пора уйти…
Иду к калитке. Лишь теперь обращаю внимание на то, как красив участок вокруг ее дома. На песчаной земле – вереск, ландыши. На меня сквозь сосны смотрит закатное солнце. Здесь тихо, уютно. Единственный звук – любимый мной шум моря. Оно неподалеку отсюда.
Смотрит ли она вслед?
Когда закрываю калитку, оборачиваюсь. Ее нет на крыльце. Жаль.
Зато теперь, пользуясь случаем, я могу рассмотреть дом Инесе. Не погрешил против истины, когда похвалил его. Этот деревянный дом удивительно красив и органичен на фоне сосен и лучей заката. Стоит на большой, невысокой дюне, и вокруг него тоже пологие дюны. Он на своем месте. Уютно выглядит, сюда хочется зайти. Старый, судя по всему, конец девятнадцатого века. Небольшой, двухэтажный, выкрашен в светло коричневый цвет, а основные перекрытия – в зеленый. Последний раз красили дом давно, наверное, лет тридцать тому назад.
Прямо над крылечком, к которому ведут каменные ступени, и на котором стояла Инесе, провожая меня – остроконечная башенка. В ней, скорее всего, совсем небольшая терраса, ее окна очень близко друг к другу. Вообще во всем доме много окон. Тот, кто создал его, хотел видеть вокруг себя как можно больше природы.
Состоит дом из трех частей. Первая часть – под башенкой. Вторая – под острой двускатной крышей. А третья часть их соединяет. На ее втором этаже окна расположены почти вплотную друг к другу. Именно здесь мы пили чай. Над крыльцом и под двускатной крышей – деревянная резьба. Крыша покрыта черепицей. Она далеко не новая, кое-где слегка позеленела. Некоторых черепиц не хватает. Это подтверждает мой вывод о том, что дом давно не ремонтировали. Да, он слега запущен, но от этого не менее красив.
Он весь – доброе, почти сказочное, но вместе с тем и лаконично-строгое целое.
И еще это очень уединенное место. Соседние дома стоят не менее чем в ста метрах. Их очертания почти скрыты соснами.
Теперь я могу вернуться в гостиницу. Я знаю две вещи – Инесе мне нравится. Это, во-первых. Во-вторых, начало нашим отношениям положено. И я не буду их прерывать, несмотря на то что женат.