Лэнгдон молча шел за Витторией и Колером к главному зданию, откуда начался его полный неожиданностей визит в Швейцарию. Походка девушки поражала легкостью, плавностью и уверенностью. Виттория двигалась, как бегунья олимпийского класса. Вне всяких сомнений, заключил Лэнгдон, дают о себе знать регулярные занятия йогой. Он слышал ее медленное размеренное дыхание, и у него сложилось впечатление, что, считая про себя вдохи и выдохи, она пытается справиться с обрушившимся на нее горем.
Лэнгдону очень хотелось сказать ей какие-то слова утешения, выразить свое сочувствие. Он тоже пережил момент внезапно возникшей пустоты, когда скоропостижно умер его отец. Больше всего ему запомнились похороны и стоявшая тогда ненастная погода. И это случилось спустя всего лишь два дня после того, как ему исполнилось двенадцать. В доме толпились одетые в серые костюмы сослуживцы отца, слишком крепко пожимавшие в знак соболезнования его детскую ладошку. Все они мямлили какие-то непонятные ему слова вроде «стресс», «инфаркт», «миокард»… Его мать пыталась шутить сквозь слезы, что она всегда могла безошибочно определить состояние дел на бирже, просто пощупав у отца пульс.
Однажды, когда отец еще был жив, Лэнгдон подслушал, как мать умоляла его «хотя бы на миг забыть о делах и позволить себе понюхать розу». И он в тот год подарил отцу на Рождество стеклянную розочку. Это была самая красивая вещица, какую Лэнгдон видел в своей жизни… Когда на нее падал солнечный луч, она расцветала целой радугой красок.
– Какая прелесть! – сказал отец, развернув подарок и целуя сына в лоб. – Надо подыскать ей подходящее место.
После чего он поставил розочку на поросшую пылью полку в самом темном углу гостиной. Через несколько дней Лэнгдон подтащил табуретку, достал с полки стеклянное сокровище и отнес его обратно в лавку, где купил. Отец пропажи так и не заметил.
Негромкий мелодичный звон, возвестивший о прибытии лифта, вернул Лэнгдона из прошлого в настоящее. Виттория и Колер вошли в кабину, Лэнгдон в нерешительности топтался у открытых дверей.
– В чем дело? – спросил Колер, проявляя не столько интерес, сколько нетерпение.
– Нет, ничего, – тряхнул головой Лэнгдон, принуждая себя войти в тесноватую кабину. Лифтами он пользовался лишь в случае крайней необходимости, когда избежать этого было невозможно. Обычно же он предпочитал им куда более просторные лестничные пролеты.
– Лаборатория мистера Ветра находится под землей, – сообщил Колер.
Замечательно, просто чудесно, мелькнуло в голове у Лэнгдона, и он заставил себя шагнуть в лифт, ощутив, как из глубины шахты потянуло ледяным сквозняком. Двери закрылись, и кабина скользнула вниз.
– Шесть этажей, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Колер.
Перед глазами у Лэнгдона моментально возникла картина непроглядно черной бездны под ногами. Он пытался отогнать видение, обратив все внимание на панель управления лифтом. К его изумлению, на ней было всего две кнопки: «ПЕРВЫЙ ЭТАЖ» и «БАК».
– А что у вас означает «бак»? – осторожно поинтересовался Лэнгдон, помня, как уже не раз попадал впросак со своими предположениями.
– Большой адроновый[23] коллайдер, – небрежно бросил Колер. – Ускоритель частиц на встречных пучках.
Ускоритель частиц? Лэнгдону этот термин был знаком. Впервые он услышал его на званом обеде в Кембридже. Один из его приятелей, физик Боб Браунелл, в тот вечер был вне себя от ярости.
– Эти мерзавцы его провалили! – Физик без всякого стеснения разразился грубой бранью.
– Кого? – чуть ли не в один голос воскликнули все сидевшие за столом.
– Да не кого, а ССК! Закрыли строительство сверхпроводящего суперколлайдера!
– А я и не знал, что в Гарварде такой строят, – удивился кто-то из присутствующих.
– Да при чем тут Гарвард? Речь идет о Соединенных Штатах! – вспылил Браунелл. – Там хотели создать самый мощный в мире ускоритель. Один из важнейших научных проектов века! Собирались вложить два миллиарда долларов. А сенат отказал. Черт бы побрал всех этих лоббистов в сутанах!
Когда Браунелл наконец несколько утихомирился, то объяснил, что ускоритель представляет собой подобие гигантской трубы, в которой разгоняют частицы атомов. Она оснащена магнитами, которые, включаясь и выключаясь с не поддающейся воображению быстротой, заставляют частицы двигаться по кругу, пока те не наберут совершенно немыслимую скорость. У полностью разогнанных частиц она достигает 180 000 миль в секунду.
– Но это же почти скорость света! – запротестовал один из профессоров.
– Именно! – ликующе подтвердил Браунелл.
Далее он рассказал, что, разогнав по трубе две частицы в противоположных направлениях и столкнув их затем друг с другом, ученым удается разбить их на составные элементы и «увидеть» основные, фундаментальные ингредиенты вселенной. Иными словами, в столкновении частиц обнаруживается ключ к пониманию строения мира.
Некто по имени Чарльз Пратт, местная знаменитость, олицетворяющая в Гарварде духовное поэтическое начало, не преминул выразить свое весьма скептическое отношение к этому методу.
– А по-моему, это какой-то неандертальский подход к научным исследованиям, – язвительно заметил он. – Все равно что взять пару карманных часов и колотить их друг о друга, чтобы разобраться, как они устроены.
Браунелл швырнул в него вилкой и пулей вылетел из-за стола.
Значит, у центра есть ускоритель частиц? Замкнутая в кольцо труба, где они сталкиваются друг с другом? Но почему же они запрятали ее под землю? Лэнгдон задумался, ожидая, когда лифт доставит их к цели.
Кабина остановилась, и он страшно обрадовался тому, что сейчас вновь почувствует под ногами твердую землю. Двери открылись, и испытываемое им чувство облегчения сменилось унынием. Он вновь очутился в совершенно чуждом и враждебном мире.
В обе стороны, насколько видел глаз, уходил бесконечный коридор. По существу, это был тускло отсвечивающий голыми бетонными стенами тоннель, достаточно просторный, чтобы по нему мог проехать многотонный грузовик. Ярко освещенный там, где они стояли, тоннель по правую и левую руку исчезал в непроницаемой тьме – неуютное напоминание о том, что они находятся глубоко под землей. Лэнгдон почти физически ощущал невыносимую тяжесть нависшей над их головами породы. На мгновение он снова стал девятилетним мальчишкой… тьма неодолимо засасывает его обратно… обратно в жуткий черный мрак, страх перед которым преследует его до сих пор… Сжав кулаки, Лэнгдон изо всех сил старался взять себя в руки.
Притихшая Виттория вышла из лифта и без колебаний устремилась в темный конец тоннеля, оставив мужчин далеко позади. По мере продвижения над ее головой, неприятно дребезжа и помаргивая, автоматически зажигались лампы дневного света, освещавшие ей дальнейший путь. Лэнгдону стало не по себе, тоннель представлялся ему живым существом… караулившим и предвосхищавшим каждый шаг Виттории. Они следовали за ней, сохраняя дистанцию. Светильники, пропустив людей, гасли за их спинами словно по команде.
– А ваш ускоритель находится где-то здесь, в тоннеле? – вполголоса поинтересовался Лэнгдон.
– Да вот он, у вас перед глазами… – Колер кивнул на стену слева от них, по которой тянулась сверкающая полированным хромом труба.
– Вот это? – в изумлении рассматривая ее, переспросил Лэнгдон.
Ускоритель он представлял себе совсем другим. Эта же труба диаметром около трех футов казалась совершенно прямой и шла по всей видимой длине тоннеля. Больше похоже на дорогостоящую канализацию, подумал Лэнгдон.
– А я-то думал, что ускорители должны иметь форму кольца, – вслух заметил он.
– Правильно думали, – согласился Колер. – Он только кажется прямым. Оптический обман. Длина окружности этого тоннеля столь велика, что глазу изгиб незаметен – ну вроде поверхности земного шара…
И вот это – кольцо?!
– Но тогда… каких же оно тогда размеров? – ошеломленно пролепетал Лэнгдон.
– Наш ускоритель самый большой в мире, – с гордостью пояснил Колер.
Тут Лэнгдон вспомнил, что доставивший его в Женеву пилот упомянул о какой-то спрятанной под землей гигантской машине.
– Его диаметр превышает восемь километров, а длина составляет двадцать семь, – невозмутимо продолжал Колер.
Голова у Лэнгдона шла кругом.
– Двадцать семь километров? – Он недоверчиво посмотрел на директора, потом перевел взгляд на дальний конец тоннеля. – Но это же… это же более шестнадцати миль!
Колер кивнул:
– Да, частично туннель проходит под территорией Франции. Прорыт он в форме правильного, я бы даже сказал, идеального круга. Прежде чем столкнуться друг с другом, полностью ускоренные частицы должны за секунду пронестись по нему десять тысяч раз.
– Хотите сказать, что вы перелопатили миллионы тонн земли только для того, чтобы столкнуть между собой какие-то крошечные частички? – чувствуя, что едва держится на ставших ватными ногах, медленно проговорил Лэнгдон.
Колер пожал плечами:
– Иногда, чтобы докопаться до истины, приходится передвигать горы.