Глава, в которой мы впервые столкнёмся с не-людьми, называющими себя «ориенталами» (от лат. oriens – «восток»).
Марианна уже знала, что капитан Линч со своей командой ушёл с караваном в Атар, и томилась в ожидании, когда Энни можно будет объявить здоровой. А пока она обдумывала план действий.
Капитан ушёл в пустыню, а это плохо для неё – она не сможет его догнать. Никому нельзя появляться в пустыне без разрешения ориенталов или, – как их называют на Земле, в Магрибе, – джиннов. Марианне придётся обратиться к ним, но это такая докука, сплошная театральщина. Вечно эти не-люди обставляют своё появление дымом и грохотом, не могут вести себя нормально, как остальные «люди пустоты». Нет, им обязательно надо увешать себя золотом, что-нибудь взорвать, напустить пафоса и улететь на ковре-самолёте… Ну, сущие дети по своему мировосприятию! Вот, если только Кари – нормальный!
Марианна с удовольствием рассмеялась, вспоминая их последнюю встречу, и тут же вызвала Кари.
И он не появился.
– Кари, перестань! – воскликнула она, но так, чтобы девочки, играющие во дворе, её не услышали. – Ну, неужели ты не можешь появиться хоть раз в жизни нормально?
Никакого ответа. Тогда она огляделась на своей кухоньке, высматривая посудину или что другое, откуда этому забавнику захочется появиться сегодня: кастрюльки, миски, кувшины для воды, очаг, корзины для припасов, чашки, горшки, масляная лампа… Откуда? Как ей понять ход его мыслей?
Из очага появляются только западники, а Кари и все ориенталы их недолюбливает: западники – снобы, строят из себя аристократов голубых кровей, отращивая дурацкие острые и мохнатые уши. Нет, из очага Кари не появится, да и никогда не появлялся. Из масляной лампы он возник в прошлый раз. Хотя у него что-то не получилось с Дымом Появления. Муж потом всё принюхивался и спрашивал, что у неё сгорело…
Тут Марианна горько вздохнула и склонила голову на плечо. И увидела глиняный кувшин для воды, в котором по её рассеянности сегодня не было воды. Да и вчера тоже она о кувшине забыла.
Кувшин пуст! И сух!.. Ага!
Она подбежала к кувшину, присела и потёрла его пальчиком. Ей послышалось довольное хихиканье. Тогда она потёрла кувшин сильнее, а потом сложила губы и нежно, призывно подула на его горлышко. И из кувшина потянулся дымок, бледный, почти бесцветный, но Марианна отскочила на всякий случай. Дым рос, густел и уплотнялся, он поднялся к самым стропилам, на которых у неё висела трава для приправ, и она принюхалась, с испугом решив, что траву ожидает гибель. Но дым призрачно пах миндальным цветущим садом. У неё даже голова закружилась от воспоминаний.
Она бросилась закрыть дверь и увидела, что дверь уже на крючке. Кари довольно засмеялся за её спиной.
Марианна обернулась и увидела его стоящим посреди кухни. Это был он сам, а не проекция: от его ног в алых сафьяновых сапогах тянулась по тёсаным плитам пола отчётливая узорчатая тень.
– Кари, ну какой же ты мальчик! У тебя даже тени ажурные, как от кружевного полога! – воскликнула Марианна и бросилась к нему.
Да, это был её ненаглядный Кари с крепким, словно отлитым из драгметалла, телом, Кари, пахнущий кальянным дымом и пьянящим ароматом мускуса, и благоуханием чеканной жаровни, в которой горят кедровые угли, и терпким запахом кориандра, горящего перца, розового масла, и бог знает ещё каких специй и благовоний. Он обнял её, поцеловал в губы, в глаз, за ухом и под правой скулой, и она тут же поспешила мысленно прилепить себе «мушку» над левой бровью.
И тогда он поцеловал её в эту «мушку». Ответил тихо:
– Я эстет, ты же знаешь, моя несравненная…
И сделал от неё шаг в сторону, чтобы она смогла налюбоваться им вволю. Тут же где-то в дальнем углу её кухни забил перьями павлин, готовый распустить свой хвост. Она услышала почти на ультразвуке характерный «шелест листвы» от павлиньего хвоста и принялась «пожирать» Кари глазами, понимая, что именно это он сейчас от неё ждёт.
Сначала она «съела» у него усы. Они, конечно, были великолепны и лихо закручены кольцами, но она не любила его помаду для усов: уж очень душная и липкая. Потом она «съела» феску с длинным куском натурального шёлка, повязанного в тюрбан на его голове, и феска мгновенно пропала, как её и не было. Кари медленно поворачивался вокруг себя, а Марианна быстро и сноровисто «ела глазами» его накидку-аббу из тончайшей верблюжьей шерсти, длинные фиолетовые штаны-ширваль с ниспадающими на талии пышными складками, золотой кушак и распашное платье-гумбаз канареечного цвета с разрезами по бокам.
Скоро Кари остался только в стрингах.
Но сам он в это же время с не меньшим проворством раздевал её. Марианна едва успела материализовать себе на грудь металлические чашки с золотыми подвесками, а на бёдра накинуть узорчатый покров. Закончив раздевать друг друга, они засмеялись, как два довольных заговорщика.
Кари положил ей на талию густо татуированные руки, уже готовый притянуть её к себе. Спросил многообещающим шёпотом:
– Где ты хочешь, моя повелительница?
– В весеннем саду, но только недолго, чтобы меня не хватились дети, – быстро ответила она.
Он тряхнул чёрными кудрями, обдав её запахом амбры, и тут же, в тот же миг они очутились в цветущем саду.
Был час заката, от чего Марианне стало немного не по себе, словно этот медленно уходящий где-то в дальнем уголке Вселенной день уносил с собой частицу и её жизни. Но Кари уже тянул с неё узорчатый покров и, нагнувшись, жадно заглядывал под золотистые кисти бахромы. Ноздри его сластолюбивого носа раздувались, словно желая уловить, впитать её интимный запах.
– Клянусь всеми сокровищами мира, ты стала ещё прекраснее! – пылко вскричал он.
– Это ты понял по моему лобку, – подсказала она и призывно позвенела грудными подвесками.
Кари моментально поднял голову. Какое-то время он смотрел, как она потрясывает плечами, потом поддел мизинцем чашечку лифчика, сдвинув его на сторону и выпустив тем самым наружу её возбуждённый сосок. Марианна тут же сделала чашки мягкими, силиконовыми, потом истаяла их без следа, и грудь её чувственно провисла, подвластная силе тяжести. На правой груди появилась «мушка», и Кари приник к ней жадным ртом. На спине его возникли тату из похабных картинок, они поползли вниз, и Марианна какое-то время увлечённо рассматривала их мелькание по ягодицам Кари.
А потом вдруг он приподнял её сильными руками, и она оказалась сидящей на его чреслах. Член Кари был уже в ней, причём от их общей поспешности Марианна не смогла подготовиться, и член вошёл туго, и сейчас она чувствовала его – сильный, распирающий изнутри.
– Прости, – пробормотал Кари.
Но всё уже было хорошо, и Кари, сидящий по-турецки, уже приподнимал и опускал её на своём волшебно-скользящем жезле, опьяняя и кружа голову ей и себе.
И полетели мгновения той вечности, когда не знаешь – на небе ты или на земле, но только хочешь, чтобы эти мгновения и эта вечность никогда не кончались.
А потом он вскрикнул:
– Поторопись!..
И она тут же догнала его.
– Так что ты хотела, моя лучезарная? – спросил он через минуту или две, счастливо улыбаясь, и виновато объяснил: – Прости, не спросил сразу. Стоит мне тебя увидеть, как я всё забываю, особенно рамки и приличия… Так что ты хотела?
– Дай мне свой Перстень Паломника на время, Кари, милый… Мне надо забрать мой халат. Любимый халат. Его увезли в караване в Сахру, – взмолилась она, чувствую всем естеством, как Кари ускользает из неё.
– А как в караване оказался твой халат? – спросил он. – Да ещё халат любимый?
– Не могу тебе объяснить, милый, сама в растерянности, не понимаю, – пролепетала она совершенно чистосердечно.
Кари задумался, потом настороженно замер, глядя мимо неё отсутствующим взглядом. Пробормотал потрясённо:
– Клянусь Аллахом!.. Да он же принц! В самом деле, принц!.. И этот его амулет!
Застывшие глаза Кари горели и вспыхивали от возбуждения картинами, проносящимися перед его мысленным взором. Зрачки то сужались, то расширялись от внутреннего света. Губы то улыбались, то вздрагивали от переживания страшных картин.
– Кто принц? Капитан? – удивилась Марианна и потормошила Кари по колючим щекам, чтобы тот вернулся к ней от своих видений.
– Какой капитан? – очнулся Кари и добавил, словно припоминая: – Ах, да! Капитан-муаллим4 в его свите тоже едет…
Он вдруг стал подниматься рывками, и она неожиданно оказалась стоящей рядом с ним в своём стареньком платье.
Весенний сад пропал.
– Я сам принесу тебе твой халат, – вдруг выдавил Кари ужасно сердито и отрезал: – Я слетаю за ним на своём ковре-килиме.
На нём уже оказались ширваль, и он быстро, но старательно обматывал талию кушаком. Золотые нашейные цепи его качались по широкой обнажённой груди и звенели. На Марианну он не смотрел.
– Нет-нет, не надо! Я не хочу тебя утруждать, – выпалила она первое, что пришло ей в голову. – И потом, у меня появилось желание прогуляться по пустыне.
– По пустыне нельзя разгуливать хорошеньким женщинам, и особенно таким красавицам, как ты, – быстро ответил Кари. – «Люди пустоты» могут быть очень злыми.
Тут он посмотрел на неё. В его глазах она увидела скрытую горечь, и поняла, что Перстень Паломника он ей точно не даст. Кари оправил платье-гумбаз и направился к выходу из кухни.
– Ты хотел сделать сегодняшний Дым Появления бесцветным? – крикнула она ему в спину. – Так вот. У тебя опять не получилось!
Кари опешил и обернулся, останавливаясь. Рука его замерла на дверном крючке.
– Как не получилось? – Не понял он. – Дым был прозрачный, но с лёгким розовым оттенком и запахом миндальных лепестков.
– С запахом цветущего миндаля? – переспросила она и выпалила сердито: – Нет, это у тебя не вышло!
И тут Кари, кажется, понял и заявил ей в отместку своим самым ядовитым тоном:
– Сегодня твои «мушки» получились прогорклыми!
Она зло швырнула в него подушкой, но Кари уже исчез.
Она крикнула вдогонку:
– Я не хотела ссориться!
Но он не ответил ничего.
****
Она встала и подняла с пола подушку.
Прижала её к груди, обняв руками. Постояла в раздумьях, и услышала стук в дверь. Откинула крючок – в открывшийся проём заглядывала соседка.:
– У тебя здесь мужчина? – спросила она. – Я слышала мужской голос.
Марианна не ответила. Так же обнимая подушку, она пошла от входа, впуская соседку на кухню. Обернулась, глянула на неё исподлобья, пробормотала задумчиво:
– Мужчина? У меня? Ты же видишь, что никого нет…
Соседка заозиралась, она даже под разделочный стол заглянула – там стояли небольшие корзинки для снеди, уже почти пустые. Марианна была расстроена своей неудачей, глубоко потрясена ссорой с Кари и не знала, что ей теперь делать.
И всё же она позабавилась в душе, глядя на соседкины поиски. Спросила у неё:
– А что ты хотела?
– Занять у тебя огурцов, – ответила та.
Причём ответила так, что Марианна сразу очнулась от своих переживаний, посмотрела на неё внимательно и осторожно переспросила:
– Огурцов? А что же огурцы с твоего огорода?
– У меня не растут почему-то.
– Тогда пойдём в мой огород, сама выберешь.
Марианна накинула на голову узорчатый покров, закрывая нижнюю часть лица: теперь ей, вдове, не пристало разгуливать с неприкрытыми волосами, а чепчики она не любила.
Соседка тут же вскричала:
– Какой красивый покров! Мужчина подарил?
Марианна чертыхнулась всевидящим глазам завидущей соседки и ответила:
– Это подарок мужа… Недавний. Ещё не надевала ни разу.
По дороге в огород она постаралась, чтобы покров не выглядел таким красивым и узорчатым… И вообще! Пусть он будет незаметным! Да-да, пусть будет вот таким, словно уже застиранным и линялым.
Девочки ещё играли. Марианна, хоть и была занята всё это время, но не забывала присматривать за ними, подсовывая им игрушки, но так, чтобы кроме самих девочек этих кукол никто не видел. Для посторонних эти красавицы-куколки в нарядах от лучших кутюрье ХХI века были простыми тряпичными человечками с нарисованными лицами. Поэтому соседи, как дети, так и взрослые, всегда удивлялись тому азарту и даже восторгу, с каким играли её малышки с этими уродцами.
Они прошли через дворик и, открыв калитку, попали в огород Марианны, и она тут же постаралась сделать его не таким пышным и изобильным, каким он был на самом деле. Ведь ночью, пока все спали, грядки её огорода пропалывали зайцы, тыкву опыляли мыши, а поливали всё это великолепие кошки. Только розы росли сами, создавая по ограде непроходимые заросли из колючих кустов для защиты от вездесущих коз. Впрочем, козы боялись приближаться к её огороду.
– Каких огурцов тебе надо? – спросила Марианна, останавливаясь у огуречных плетей.
– С плотной кожурой и без бугорков, – ответила ей в спину соседка.
Марианна опять насторожилась и, чтобы скрыть замешательство, сказала, нагибаясь над огурцами, словно разглядывая их:
– Вот, смотри… Вот огурцы голландские, они почти без бугорков, но с нежной кожицей. Вот индийские. Они тонкие, но, правда, колючие… Вот русские. У них плотная гладкая рубашка, но они бывают горьковаты. Выбирай сама!
– А можно взять русских? – спросила соседка и добавила: – Не страшно, пускай горчат!
Марианна пропустила её вперёд. Соседка всмотрелась в огурцы и разочарованно произнесла:
– Но они у тебя ещё такие маленькие!
– Да, конечно, – ответила Марианна. – А какие тебе нужны огурцы?
И тогда та высказала то, о чём Марианна уже давно догадалась.
– Огурец, хотя бы один, должен быть размером с мужское достоинство, – произнесла соседка и с выражением особой многозначительности посмотрела на Марианну.
«Ах, вот, что тебе надо, милая моя. Застала меня голой и решила, что я созрела для тебя», – подумала Марианна, улыбаясь соседке. Спросила с бабьей развязностью, подбоченясь:
– А какой размер тебя устроит?
Скоро они уже смеялись, играли глазами и разводили пальцами в стороны, как две задушевные подруги: Марианна, если надо, умела быть развязной. Когда они, отведя душу в разговоре, пошли с огорода, Марианна нагнулась, поискала среди огуречных листьев и сорвала огурец-мечту соседки, попросту быстренько вырастив его до нужного размера. Догнала соседку, сказала:
– Смотри, что я для тебя нашла! Спрятался под листом, а ты не заметила.
И вручила ей огурец. С толстой кожурой, горький и без пупырышков.
****
Она вошла в дом и села почти в бессилии.
Кари, их неожиданная ссора, потом эта вездесущая соседка – Марианне надо было всё обдумать. Девочки увидели её и переползли играть поближе.
Потом Энни поднялась, положила ладошки на её колени и заглянула в глаза. Марианна взяла малышку за подбородок, чтобы рассмотреть её личико – правую круглую щёчку и левую, а ещё этот дивный ясный лобик… Да, от оспы не останется и следа. Марианна нагнулась и поцеловала девочку, чувствуя волну удовольствия от прикосновения к этому маленькому существу, словно она держала в руках пушистого жёлтого цыплёнка, хрупкого и тёплого. Нора тут же привстала и шагнула к матери за причитающейся ей лаской.
Марианна обняла их и, покрывая поцелуями обеих, подумала: «Бедные мои цыплятки, вы остались без отца». Рыдания уже подступали к горлу.
И тут же, как эхо её мыслей, за спиной прошелестело:
– Бедные дети, они остались без отца…
Марианна узнала голос и резко обернулась с криком:
– Папа!
Сначала она его не увидела, словно отец раздумывал, появляться ему или нет. Потом он стал медленно, нехотя, проступать в полумраке комнаты: из-за жары ставни были закрыты. И вместе с ним к ней ворвалась бравурная музыка, гул восторженных голосов, смех, звон бокалов и шарканье множества ног.