Глава, в которой описываются ощущения мухи от полёта и рассказывается кое-что об искусстве поцелуев.
Марианна спала недолго: двух часов ей вполне хватило, чтобы отдохнуть.
Проснувшись, она какое-то время ещё лежала в кровати, вспоминая капитана Линча, его нежные глаза, сильные руки и… Потом решительно встала и прошла в гардеробную: перед возвращением в рыбацкую деревню ей захотелось пообедать.
Она одевалась и перебирала в уме шесть ресторанов отеля «Армани», не зная, какой выбрать: из всех шести открывался красивый вид на фонтаны, отличались они только кухней. Японская кухня показалась Марианне слишком пресной после сегодняшнего… Сегодняшней… Она заметалась мыслями и заулыбалась, не зная, как назвать то, что произошло у неё с капитаном несколько часов назад. И тут же удивилась себе: не хватало ей снова влюбиться в человека. Ну, конечно же, после сегодняшнего секса! Да, да! Просто – секса!
Хотя, конечно, этот капитан Линч – хорош, что тут говорить. Он не красавец, но всё же в нём есть что-то такое… Что-то такое неуловимое, но опасное для женщин. Очень опасное!
Так вот, японская кухня для её настроения – пресновата и скучна. Итальянская сейчас не дотягивает своей изысканность. А пойдёт она в индийский ресторан, и пусть обилие специй, красок и запахов будет дополнять те эмоции, которыми она сейчас переполнялась.
Лифт поднял её быстро. Ресторан был полон, как всегда в это время, но место для неё, тем не менее, нашлось. Пройдя за стол, Марианна привычно, но незаметно оглядела публику: то, что здесь сейчас находились люди со всей планеты – дело обычное. А вот официант был новеньким. Она заговорила с ним о меню и нарочно долго расспрашивала. Он бегло отвечал ей на английском, только ей не понравилось его произношение: нехорошим повеяло…. То есть, наоборот, повеяло хорошими воспоминаниями … Родным домом повеяло, и это было странно – возвращаться она пока не планировала. Но, может быть, она скучает? Всё же дома не была уже давно.
Малай-кофта, – шарики из картофеля, обжаренные во фритюре, поданные в сливочном соусе с зеленью, специями и орехами, – как всегда в этом ресторане были на высоте. А между тем это нежное и очень капризное блюдо в неумелых руках может совсем не получиться. Самые лучшие картофельные фрикадельки делает их домашний повар… Марианна поймала себя на мысли, что опять думает об «отчем крове». Да что это с нею? Неужели подсознание хочет её о чём-то предупредить?
Но тут принесли лепёшки-чапати, и она опять отвлеклась на еду, потому что та стоила этого.
Во время обеда она беспрестанно возвращалась к воспоминаниям о капитане, об их свидании: этот земной мужчина томил её тело вопреки воле.
Он был нежен с нею. Конечно, она сама подала ему эту мысль, внушила такое настроение, но не все мужчины это понимают. Некоторым подсказывай настроение – не подсказывай, всё без толку. Они делают своё, отрабатывая один, раз и навсегда принятый алгоритм действий. Но капитан…
Губы его своими поцелуями чуть не свели её с ума. Не все мужчины целуют руки своим партнёршам. Да что партнёршам – даже любовницам и страстно обожаемым женщинам не целуют. А между тем в этом столько чувственности, столько преклонения перед женщиной и признания её власти, дарованной самой природой… Подушечки пальцев, внутренняя сторона запястья, локтевого сгиба, предплечья – всё так чувствительно к поцелуям, с которых начинается любовная игра.
Она сейчас жила в Магрибе, а здесь с древнейших времён практиковали таинство этого искусства, наделяя поцелуи поэтическими названиями – «целомудренный», «стыдливый», «обрывание лепестков» и «обкалывание губ», когда кончик языка делается тонким и острым.
Марианна почувствовала, как в её крови разгорается возбуждение. Или это жар индийских специй? Он заставляет содрогаться тело, возвращая время встречи с капитаном, когда она трепетала от прикосновений его языка, скользящего от её коленей до раскрытого к нему навстречу паха.
Как быстро пролетело это время! Но всё оно осталось в ней…
После обеда до своего сьюта она дошла быстро – надо поторапливаться. Коридор был пуст, навстречу попалась только горничная в униформе голубого цвета с бесчисленным количеством пуговиц впереди. Марианна открыла дверь.
Сразу направилась в ванную комнату и автоматически, по привычке, усвоенной со школы, стала закрывать дверь на задвижку, хотя особого смысла в этом не было: в её номер не мог войти посторонний. И поняла, что не в состоянии оторвать руки от дверной ручки и задвижки – руки словно прилипли. От неожиданности она дёрнулась всем телом и чуть не потеряла равновесие – ноги тоже не сдвинулись на полу. Да она же прилипла, как насекомое на клей или варенье!.. Да что же это такое?..
И тут услышала со спины:
– Ты давно не появлялась в Машрике2…
Мужской голос был знаком, и спутать его было невозможно.
–Я больше люблю Магриб, Вадим, – быстро ответила она и опять задёргалась, выворачивая голову, чтобы разглядеть того, кто стоял сзади.
– Ты хочешь меня увидеть? – спросил Вадим насмешливо. – Наконец-то! После стольких лет ты захотела увидеть своего бывшего жениха! Ради этого мне стоило разыскать тебя раньше.
Она вскричала:
–Ты ничего не добьёшься этим! Только тронь меня, и я пожалуюсь отцу!
– Дорогая, он меня и просил вернуть тебя домой! Любым способом…
Марианна перестала вырываться. Она оцепенела, опустив голову.
– А что же ты хочешь? – продолжал Вадим. – Любимая дочь, наследница империи, сбежала и шляется неизвестно где и неизвестно с кем.
Он подошёл и встал у Марианны за спиной, склонил голову, прижавшись щекой к щеке, потом жарко зашептал в ухо:
– Сейчас мы отправимся домой, моя дорогая… Не вырывайся, вспомни, нам было так хорошо вместе когда-то.
Марианна ахнула. Домой?.. Нет! Только не домой! Ей надо вернуться на остров Арген, где остались её дочери, её малышки!.. Без неё девочки погибнут!.. Она напряглась, приготовившись взлететь. Только бы Вадим не заметил появления крыльев у неё за спиной!
Но Вадиму было не до того: он обнял её плечи, потом его руки поползли ниже и переместились на грудь. Сжали эти упругие окружности, но не сильно, а нежно, лаская… Соски Марианны напряглись, но это же только рефлекс! Чёртов рефлекс, заставляющий дрогнуть в коленях!.. Что он делает? Да он, кажется, решил снять с неё платье, расстегнув пуговицы впереди! Пуговиц много, но он расстёгивает их по одной, медленно, чувственно… А крылья на её спине, между тем, не растут. И это так странно!.. Вадим раздёрнул вырез платья, выпустив на волю её грудь – две гладкие точёные чаши вожделенной белизны с набухшими, готовыми лопнуть, розовыми сосками.
«Ах!» – вскрикнула она от неожиданности, как всегда с нею случалось в начале трансформации. Но её никто не услышал – разве можно уловить крик мухи?
Платье Марианны упало на пол, а сама она, резко облетая Вадима, устремилась в открытое окно ванной комнаты. Перегрузку огромного ускорения с непривычки выдержала с трудом, но уже дохнуло жаром аравийского солнца. Перед нею распахнулась безмерная даль горизонта, ширь синего неба и геометрично расчерченной земли внизу. Это в первую миллисекунду полёта потрясло её, ведь глаза мухи передают мозгу обновления в шесть раз чаще, чем глаза человека.
Она ещё успела увидеть удивлённое лицо Вадима, услышала его ругань «кель-эс-суф». Он медленно-медленно, словно застывая на ходу, поворачивался к окну от двери, стараясь понять, куда исчезла его добыча. Её новые фосеточные чудо-глаза видели всё, ей даже не надо было вертеть головой. Она летела и следила за всем, что происходит вокруг.
Вот за нею пристроилась другая муха, точнее мух. Он в точности повторял её движения, координируя их с помощью удивительно совершенных анализирующих систем. Одна их совместная воздушная петля, вторая петля с крутым поворотом, но ей некогда заигрывать сейчас с мужиками – её ждут дочери. Ей надо улететь, как можно дальше от Бурдж-Халифа, и тогда силы Вадима не будет хватать на то, чтобы схватить её и вернуть.
Голова кружилась, и накатывала тошнота. С обоих глаз одновременно к ней в мозг, ещё не готовый к этому, поступала информация, и окружающие её объекты мгновенно разбегались по сторонам, и были они огромными, и перемещались по-разному. Вся безумная конгломерация Дубая с готовностью разложилась перед нею: Персидский залив синел водой, Аравийская пустыня желтела дюнами, кружились города-эмираты и мелкие населённые пункты, которые когда-то были оазисами, исторический центр наплывал на залив Крик, а на востоке уже сиял огнями международный аэропорт. Сталагмитовая игла Бурдж-Халифа, теснимая районами высотной застройки, подминала под себя промзоны и частный сектор, состоящий из неказистых домиков бедняков. Всё мешалось, неслось, всё вертелось вокруг.
Её передние крылья приводились в движение грудными мышцами с ужасающей быстротой, задние крылья, жужжальца, помогали удерживать равновесие и проделывать разные трюки: несколько секунд она даже летела задом наперёд и крутилась на одном месте. Она это делала не из озорства и не от весёлости ситуации, а проверяя себя. Просто ей в какое-то мгновение показалось, что реакции её становились всё замедленнее… Что-то с нею творится не то.
Но уже показалась пустыня. Скорее, скорее! Почему она едва движется? Как сонная муха, честное слово. Ах, неужели её отравили? Тот официант в ресторане… Официант… Он ей сразу показался странным. Она начала снижаться, едва сдерживая падение. Почти теряя сознание, села на песок. Опять взлетела из последних сил… Упала… Перекатилась через голову.
Низовой ветер подхватил её, лёгкую, как пушинка, и потащил по песку оцепеневшими лапками кверху.
****
Капитан, Платон и мистер Трелони встали до рассвета и на шлюпке с «Архистар» доплыли до линии мангровых зарослей, которая тянулась в океан с африканского побережья.
С началом отлива они вместе с туземцами из форта Арген поспешили через мангровы по скользкому узкому настилу, связанному из жердей. Надо было торопиться. Прилив мог застать зазевавшихся в самом неподходящем месте – на клочке суши, на дереве, а то и в воде… «И тогда – сами знаете что», – подумал мистер Трелони, на ходу подозрительно вглядываясь в мангровые деревья.
Мангры стояли, опираясь на свои корни, будто на многочисленные толстенные паучьи лапы. Их длинные отростки-побеги, напоминающие стручки гигантской фасоли, висели на ветвях, как странноватые украшения. Время от времени какой-нибудь побег срывался и с чавканьем, дротиком, вонзался в ил. Листья мангров были небольшие, блестящие, зелёные, а у других деревьев – белые, словно посыпанные солью. Среди мангров виднелись маленькие пальмы и ещё что-то с большими овальными листьями. Повсюду из бурой грязи торчали воздушные корни, они оплетали и, как казалось сквайру, душили и давили всё вокруг. Было жарко, душно, за вереницей людей летели тучи москитов.
Идущий впереди чернокожий мальчишка вдруг обернулся и, выразительно сложив свои светлые ладошки вместе, похлопал ими несколько раз перед носом сквайра, словно изображая страшные челюсти. Мистеру Трелони всё было понятно без слов.
Он прибавил ходу, стараясь не поскользнуться на мокром настиле. Шагал, почти не глядя по сторонам, по жердям, которые опасно прогибались под ним. За спиной ему слышалось громкое дыхание матроса с «Архистар». К этому времени вода уже совсем сошла, и болотом завоняло отчётливей. По чёрному илу, под ногами мистера Трелони, забегали, закопошились и судорожно заползали болотные твари – крабы, улитки и черви.
Но как он не торопился, спины идущих впереди аборигенов вскоре пропали, мелькнув последний раз в зарослях за очередным поворотом. Потом откуда-то потянуло то ли паром, то ли туманом, совсем лондонским, только белым. Дорогу заволокло, стало ничего не видно, и мистер Трелони остановился.
– А я думал, в Африке туманов не бывает, – оторопело сказал он матросу, ткнувшемуся с разбега в его спину.
Матрос ничего не ответил. Они стояли, беспомощно озираясь. К ним подтягивались остальные, подошли и капитан с Платоном. Туманными клубами закачало ближние тростники. Они зашелестели, нашёптывая страшноватые фантазии. Откуда-то глухо, словно из ваты, доносились придушенные вопли лягушек и чмоканье, – совсем уже непонятного происхождения, – болотной грязи. Капитан и Платон протиснулись вперёд и остановились рядом.
Капитан потянул носом вонь, отчётливо идущую откуда-то из-под настила, поморщился и выругался по-русски:
– Разнечистая сила!
Потом он посмотрел на Платона и добавил:
– Надо идти вперёд. И быстрее. Пойдём и дальше по настилу
Капитан пошёл, нащупывая жерди ногами.
Все двинулись за ним. Только настил вскоре кончился, постепенно уйдя под воду, и капитан очутился по щиколотку в воде. Он постоял, огляделся кругом и пошёл дальше. Неожиданно откуда-то сбоку потянуло свежим ветром, и туман стал рассеиваться. Капитан опять остановился. Все тоже заозирались.
Они стояли по пояс в воде посреди мангровой чащи с оружием в руках. Куда надо было идти теперь – никто не понимал, потому что настила нигде не было видно. Со всех сторон их окружали одинаковые неширокие протоки и одинаковые мангровые деревья, покрытые мхом и белёсым птичьим помётом. Вода в этих протоках, мутная и вонючая, явно прибывала, в ней хлюпало и хрустело.
Вдруг рядом что-то огромное с шумом хлопнуло по воде… «Хвостом», – подумал мистер Трелони и закрутился на месте, шаря глазами по пенистой поверхности воды, затянутой кое-где зелёной слизью. Он силился уловить в этой мутной, мерзкой толще, булькающей пузырьками гнилостных газов, хоть малейшее движение. Запахов и духоты он почему-то больше не чувствовал.
И тут раздался крик. Мистер Трелони повернул голову: в зарослях боковой протоки давешний мальчишка махал им, подзывая к себе. За спиной мальчишки стоял высокий чернокожий мужчина с палкой, напоминающей копьё.
Отряд рванул к ним, с трудом вытаскивая ноги из илистого дна. Мальчишка закричал отчаяннее и громче. Он торопил их, манил и звал за собой руками. Все побежали быстрее, а увидев выходящий из воды настил, стали взбираться на него. Скоро они окружили чернокожего охотника, который стоял и пристально смотрел на воду.
Вдруг он размахнулся и с силой метнул копьё в муть воды недалеко от настила. Копьё вонзилось во что-то, встав колом, и вода вспенилась от движения мощного тела. Из грязной пены показался крокодил, который разинул узкую длинную пасть и заревел: из его черепа, из одной глазницы, торчало копьё.
Капитан и Платон вскинули мушкеты. Тут охотник закричал и замахал руками.
– Не стреляйте! – перевёл Платон, опуская мушкет. – Это не крокодил! Это наш колдун!
Платон был ошарашен и даже встревожен. Все смотрели на охотника – тот застыл с предостерегающе поднятой рукой и напряжённо глядел на воду, правой рукой держась за верёвки, к которым было привязано копьё. Потом он чуть потянул на себя эти верёвки… И ещё чуть потянул. И тут огромная туша крокодила снова пришла в движение, забившись в конвульсиях и обдав всех грязью.
Охотник опять закричал. Платон повторил за ним, поднимая мушкет:
– Стреляйте! Стреляйте! Это не наш колдун! Это чужой колдун!
Капитан поднял мушкет и спросил у Платона:
– Куда надо целиться в колдунов?
Тут охотник опять завопил. Платон перевёл скороговоркой, опуская мушкет в недоумении:
– Стойте, стойте, это не чужой колдун, это наш колдун…
– Так стрелять или не стрелять? – спросил капитан, тоже опуская мушкет.
Платон стал что-то выяснять у охотника, который с отчаянным лицом напряжённо всматривался в мутную воду. Наконец, охотник опять потянул за верёвки, и крокодил взвился всем телом вверх, подняв фонтан мутных брызг. Охотник закричал.
– Что он теперь хочет? – выдавил капитан, чувствовалось, что он уже потерял терпение.
– Он говорит: Стреляйте!.. Он говорит, что это не колдун, а простой крокодил! – выдохнул Платон.
Прогремело два выстрела. Капитан и Платон всадили по пуле в раскрытую крокодилью пасть. Крокодил дёрнулся и больше не шевелился.
Охотник спрыгнул в воду и, выхватив из-за пояса нож, сделал шаг к крокодилу, левой рукой подтягивая верёвки. Капитан и Платон, а следом и мистер Трелони тоже спрыгнули в воду и двинулись к крокодилу, который не подавал признаков жизни. Охотник убрал нож и с трудом стал выбирать на себя верёвку. Из мутной воды показалась голова чудовища, и охотник опутал верёвками ему пасть.
Только после этого все вместе они выволокли тушу на мелководье, где смогли рассмотреть её. У крокодила было узкое, заострённое и выгнутое сверху рыло. На голенях – гребешки из чешуек, оканчивающихся большими зубцами. Туловище и хвост были тёмно-зелёные с большими чёрными пятнами.
«Очень страшная тварь», – подумал мистер Трелони и скривился.
Охотника звали Бонтондо. Это узнал Платон, который сказал, что сынишка этого Бонтондо прибежал в деревню и сообщил, как белые слуги чернокожего принца и сам принц отстали от них у самой Протоки.
Поэтому он, Бонтондо, бросив все дела, поспешил за сыном сюда… Тут самое крокодилье место, отсюда крокодилы нападают на путников… Потому и настил разрушен… Поднять его и огородить у жителей деревни всё руки не доходят. Но всё же хорошо закончилось? Теперь Бонтондо приглашает всех в деревню на пир – вечером будут есть крокодила…
Тут на мистера Трелони опять навалились все мерзкие запахи болота. Он вдруг понял, какая сейчас жара. Снял треуголку и вытер запаренный лоб, и ему сразу стало ужасно неприятно, гадко, противно: в сапогах его хлюпала грязь, а к коленям уже прилипали подсыхающие штаны. Он брезгливо отёр руки о полы жюстокора и посмотрел на капитана. Тот, словно ничего не чувствую, ни грязи, ни вони, ни мошкары, увлечённо беседовал с охотником с помощью Платона.
«Помыться бы», – с тоской подумал мистер Трелони и посмотрел на мальчугана. Тот поманил его за собой, а потом подёргал за одежду матросов. Мистер Трелони растерянно обернулся на капитана, и тот понимающе кивнул, разрешая.
Все сошли с тропы и направились через заросли. Поверхность земли поднималась, мангры явно заканчивались, появилась травка. Они вышли на небольшой луг. Посреди луга оказалось маленькое озерцо, берега которого поросли высоким тростником, а на поверхности воды виднелись белые цветы. На лугу, на той стороне озера, паслось стадо антилоп.
Мальчишка рассмеялся и захлопал в ладоши, и антилопы, стремглав, убежали. Мистер Трелони стоял, как зачарованный, а мальчишка, подёргав его за рукав, потянул за собой в воду. За ними двинулись и матросы, снимая на ходу одежду. На берегу, у самой воды, сквайр сел и стал стаскивать с себя мокрые сапоги, морщась и любуясь камешками под прозрачной гладью воды.
«А эта Африка, пожалуй, ничего», – подумал он, входя в озеро, и счастливо улыбнулся.
****
Марианна очнулась от того, что кто-то осторожно трогал её.
– Капитан, – прошептала она и, подчиняясь волне нежности, побежавшей по животу при мысли об этом мужчине, перевернулась на спину, готовая ощутить тяжесть тела и принять его в себя.
И увидела геккона! Вот он опять тянет к ней свой липкий язык, покрытый маленькими присосочками. Только этого не хватало! Марианна всхлипнула от растерянности, вспомнила, что она сейчас ещё муха, и в следующую секунду стала собой, только неодетой. Она от поспешности забыла об одежде – быть съеденной ящерицей совсем не хотелось.
Геккон раздулся и, широко раскрыв пасть, зашипел на неё, вдруг возникшую перед ним вместо мухи. Ящерица была небольшая, но с мощными челюстями и острыми зубами, как и полагается гекконам. Марианна откатилась по песку и подсунула геккону вместо себя половинку апельсина. Тот охотно стал сдуваться: апельсин пах так сладко, что Марианна сама бы сейчас не отказалась полакомиться его ароматной мякотью. Когда геккон занялся апельсином, она огляделась.
Как и предполагалось, кругом была безлюдная пустыня, а солнце слепило глаза и обжигало кожу. Марианна подумала, что зонт от солнца ей бы сейчас не помешал… Да, вот такой, с овальным голубым куполом. Она покосилась на материализовавшийся зонт и представила махровое пляжное полотенце… Да, вот тут, и обязательно в тени зонта. Потом она села на полотенце, принялась есть половинку апельсина и думать.
Она зря пошла в ресторан. Ей, конечно, надоели собственные рецепты и приелась та пища, которую она могла воссоздать сама, но в ресторане отеля её усыпили. Дали что-то, но, видимо, убивать не собирались, или у них не всё получилось так, как они хотели. Вадим не мог этого сделать – у него другие приёмы, более эротические. Значит, кто-то за нею ещё охотится. Вот только – кто?
Она проспала трое суток и опоздала вернуться к рассвету домой. И с её девочками могло случиться всё, что угодно, но она не будет сейчас об этом думать, иначе ей станет плохо. Теперь ей надо наверстать время… Наверстать время… Наверстать время можно только у верстальщика. Ей нужен сейчас мистер Время. А вот что он потребует от неё взамен? Верстальщики никогда ничего не делают просто так. Но это сейчас не важно. Важно наверстать упущенное…
Ей надо опять вернуться в Бурдж-Халифа. Верстальщик живёт на самом верху этого небоскрёба, на сто шестьдесят третьем этаже, во всех путеводителях называемом техническим… Всем бы такое техническое жильё, как у мистера Время… Но в Бурдж-Халифа её может подстерегать Вадим. Ей придётся узнать, где он сейчас находится. А узнать это она может только у Эльмиры, своей бывшей подруги. Больше спросить не у кого: только Эльмира по-прежнему в курсе всех дел и перемещений своего бывшего мужа.
И Марианна послала запрос Эльмире. И тут же получила ответ. В тишине раскалённой пустыни прозвучал язвительный женский голос:
– Надо иметь исключительную наглость, чтобы обращаться к подруге, после того, как увела у неё мужа.
Марианна, на которой мгновение назад появился купальник, ответила миролюбиво:
– Перестань, вы уже не жили вместе к тому времени… И потом, ты прекрасно знаешь, что я не вышла за Вадима замуж…
– Да уж знаю… Ославила мужика на всю Вселенную, – голос Эльмиры утратил былой накал, но сама она по-прежнему на глаза не появлялась. – И что тебе надо от меня теперь? У меня больше нет для тебя мужей, дорогая.
– Эльмира! Помоги мне, умоляю! Скажи, где сейчас находится Вадим?
– Что-о?
Прерывая этот вопль, полный негодования и ярости, Марианна быстро заговорила:
– Ты меня не так поняла! Я просто не хочу с ним нечаянно встретиться. Он собирается вернуть меня домой к отцу, а мне надо скорее попасть к своим детям!
– У тебя есть дети? – вскричала Эльмира.
Она так удивилась, что возникла перед Марианной в халате. Впрочем, о кресле она не забыла, и сейчас сидела перед нею в кресле Egg swan красное. (У неё всегда был хороший вкус.) То есть, не сама она сидела, а её проекция.
– У тебя есть дети? – повторила проекция. – Я не знала…
– Две девочки, и я очень о них беспокоюсь, – объяснила Марианна. – Поэтому мне надо вернуться в Бурдж-Халифа и не надо встречаться с Вадимом.
– Вадима нет в Бурдж-Халифа, можешь не волноваться, – пробормотала всё ещё потрясённая Эльмира.
Чувствовалось, что ей очень хочется расспросить Марианну об отце детей, но она не знала, как начать. Марианна хмыкнула в душе. Чёрная кошка вдруг появилась справа от красного кресла и уставилась на неё круглыми глазами, в которых стыл вопрос.
– Вадим не имеет к моим детям никакого отношения, – отчеканила Марианна этой кошке.
И в руках у Марианны появился ослиный хвост с кисточкой на конце. Правда, она его тут же убрала, ругая себя за несдержанность. Добавила жалобно:
– Я тебе потом всё расскажу, ладно? А сейчас я очень тороплюсь…
– Да уж ладно, – проворчала проекция и медленно, явно нехотя пропала вместе с креслом, сначала став прозрачнее, а потом истаяв в жарком воздухе.
Марианна снова опустилась на полотенце… Надо лететь и лететь быстро. Или опять мухой, или стрекозой. Поразмыслив, Марианна выбрала стрекозу, приготовилась взлететь и ахнула от спазма, перехватившего сознание. И в ту же секунду она взвилась в небо, и её купальник упал на полотенце. Какое-то время он ещё лежал в тени зонта, а потом всё – и зонт, и полотенце, и пара кусочков ткани купальника исчезли, как если бы ничего на песке никогда не было.
Геккон, который пристроился, было, подремать в тени пляжного зонта, опять побежал по бархану.
****