Глава, с которой начинается эта история, очень похожая на сказку и в которой мы познакомимся с её героями – людьми и «людьми пустоты».
Мистер Трелони, сквайр, был уверен: стоит уехать на край света, и все твои невзгоды и даже болезни тебя потеряют.
К тому же Магриб манил его давно: колдуны и чёрные маги, таинственные красавицы и джинны, ковры-самолёты и несметные сокровища влекли его романтическую душу. Поэтому он смело отправился с капитаном Линчем в это путешествие и сейчас, стоя на палубе, с интересом оглядывал окрестности в подзорную трубу.
Шхуна «Архистар» пристала к западному берегу Африки в марте месяце 1742 года, в конце зимнего сезона. На ней бросили якорь в гавани острова Арген, отсалютовали из пушки по всем предписанным правилам и ждали лодку от пристани форта.
К мистеру Трелони подошёл доктор Легг и тоже открыл свою подзорную трубу. Рядом с изящным сквайром высокий и длинноногий доктор смотрелся внушительно.
– Кто сейчас владеет островом, доктор? – спросил сквайр.
– Да кто же его знает, дружище, – ответил тот. – Остров переходит из рук в руки… Голландцы, мы, англичане, и даже проклятые французы – все хотят поучаствовать в торговле золотом и мавританской камедью.
– А ещё, мне говорили, здесь есть колдуны, – мечтательно протянул сквайр.
– Дались вам эти колдуны, мистер Трелони! Хотя, конечно, мы с вами приплыли в неведомое, – согласился доктор Легг. – И Платон – наш единственный компас в этих местах…
Мистер Трелони насмешливо фыркнул носом. Он оторвал трубу от глаза, закрыл её, повернулся к доктору и заговорил быстро и страстно, по своему обыкновению:
– Нет, это удивительно, как бывший чернокожий раб, которого мы нашли на брошенном невольничьем корабле, так вошёл в доверие ко всем нам и особенно к капитану! Даже не скажешь теперь, кто он – матрос, вестовой капитана или его лучший друг?
– Да перестаньте, мистер Трелони. Вы просто ревнуете, – стал успокаивать его доктор.
– Я? Ревную? Я вам не дамочка! – Всё больше кипятился сквайр. – А в последнее время Платона вообще не узнать…
– Да, Платон здесь стал совсем молодцом. Вот, что значит вернуться на родину. Вы заметили, как он величественно держится? – спросил доктор.
– Ещё бы! А как только бросили якорь, он свой нагрудный амулет распутал от бечёвок. И амулет без бечёвок и пёрышек оказался металлическим… Из какого-то белого металла, – согласился сквайр и спросил уже совсем другим тоном: – А что это за амулет у него, интересно?
– Молчит, мистер Трелони, ничего не говорит. Вы же его знаете, он о себе ничего не рассказывает, – ответил доктор и добавил: – Тут явно скрыта какая-то тайна.
– Вот и я говорю, что очень необычный матрос наш Платон, – сказал сквайр и задумчиво добавил: – А ещё он – отважен, умён и не раз спасал капитана. Да и всех нас спасал…За что я его и люблю!
Тут он глянул на доктора и воскликнул:
– Но я вам не дамочка, учтите!
– Ну, конечно, дружище, – поспешил согласиться тот.
Скоро со шхуны спустили две шлюпки, и они наперегонки помчались к берегу. Капитан Линч и Платон первыми высадились на берег и быстро ушли в форт, причём капитан сам, не доверяя Платону, нёс небольшой ящичек-шкатулку. Мистер Трелони с доктором Леггом остались на берегу с матросами и боцманом.
****
Солнце палило. С залива дул ветер, принося некоторую свежесть, но всё же было ужасно жарко.
Доктор и сквайр побродили по пологому песчаному берегу и даже побросали с него камешки в воду от нечего делать.
– Мистер Трелони, а вы знаете, почему на морском берегу никогда не бывает завалов водорослей и другой нечисти? – спросил доктор: он стоял и любовно глядел на рокочущий прибой, заложив руки за спину.
– Нет… А почему? Уносит опять в море?
– Не уносит, я и сам думал в начале, что уносит. А потом как-то пошёл по берегу наутро после бури… А травы накануне нанесло – ужас. Вот я иду по кромке прибоя – травы уже нигде нет, а только ноги мои в песок, мягко так, проваливаются. Я копнул – а там в песке водоросли… Море их в песок закопало волнами. Подмыло прибоем и песочку сверху насыпало. И опять чисто на берегу.
– Да-а, – согласился сквайр. – Я иногда думаю, что океан – это живой организм. А мы копошимся у него где-то на поверхности. Мешаемся зачем-то.
Так, неспешно разговаривая, они обогнули остров и теперь с интересом поглядывали на близкую Африку: она манила зелёной прохладой, зелень была совсем близко, и над этой свежей, чарующей зеленью сновали стаи птиц.
– А охота здесь, наверное, отменная, – сказал мистер Трелони мечтательно.
– Отличная охота, – подтвердил доктор и добавил: – Вот только никто не охотится.
Увидев вопросительно поднятые брови мистера Трелони, и даже не брови, – брови прятала глубоко надвинутая треуголка, – а удивлённо глядящие на него круглые глаза, доктор пояснил:
– Это же мангры – заросли таких деревьев. Растут они себе на побережье прямо в морской воде, и неплохо растут, надо сказать, создавая болота, заводи, островки. Сумасшедшие заросли, просто чащи – вот увидите… И кого там только нет: и морские черепахи, и крабы, губки, моллюски. Рыбы – пропасть… Туда пастись антилопы приходят, газели. А уж птиц слетается: тысячи аистов, ибисов, цапель, пеликанов… Аисты и цапли – наши, между прочим, из Англии, и отлично себя чувствуют. С пеликанами дерутся за место ночлега, представляете?
– Не представляю! – выговорил мистер Трелони, глядя на доктора потрясённо.
– И не представите, сэр, – выдохнул тот, мрачнея на глазах.
– Почему, Джеймс? – мистер Трелони был ошарашен.
– Потому, что туда никто не суётся, – тут доктор перешёл на зловещий шёпот, а вглядевшись в лицо сквайра, добавил ещё более устрашающе: – Крокодилы, Джордж. Видели когда-нибудь?
– Крокодилов? – переспросил сквайр и отрицательно замотал головой. – Нет! Видел только маленькое чучело.
– Крокодилы, Джордж – это такие зубастые твари. Просто отродья! Тьфу! – стал рассказывать доктор. – Футов двадцать, а то и больше. Вот такой крокодил на моих глазах утащил юнгу Хиггинса. Как кричал бедный мальчик! Его вопли до сих пор у меня в ушах стоят.
– А стрелять? – вскричал сквайр. – Вы пробовали стрелять, доктор?
– Куда стрелять, сэр? – спросил тот. – Вода мутная, взбаламучена так, что…
Доктор замолчал, потом убито выговорил:
– Да стреляли, конечно. Только больше с перепугу.
Мистер Трелони потрясённо притих, застыв без движения.
– Да если бы только крокодилы, – начал опять доктор, казалось, он совсем расстроился.
– А кто? Змеи? Львы? Какие-то чудовища? – стал расспрашивать его сквайр.
– Да что там змеи… Хотя и их предостаточно, твою мать, – ответил доктор и пояснил, наконец: – Малярия, Джордж… Малярия, жёлтая лихорадка и другие не менее опасные тропические болезни. Вот что подстерегает ничего не подозревающего моряка в мангровых лесах. Если бы чудовища…
– Ну, вы уж, доктор, скажете, – возразил ему мистер Трелони, потом задумчиво добавил: – Хотя погибнуть от дизентерии я, например, не хотел бы. Уж как-то очень не героически – умереть от кровавого поноса.
– Вот от дизентерии я вам умереть не дам, – оживился доктор. – Вся команда и офицеры по моему настоятельному требованию с сегодняшнего дня приступают к усиленному поеданию чеснока… Вы видели, сколько у кока Пиррета его лежит в трюме? А в Португалии мы запаслись лимонами…
– А я думал – на продажу, – удивился сквайр.
– И на продажу тоже, – подтвердил доктор.
Они повернули обратно и шли уже в глубоком молчании, глядя себе под ноги, и вскоре вышли к своим шлюпкам.
Настало четыре часа пополудни, и к берегу стали приплывать рыбацкие лодки. Это было красивое зрелище – цветные, очень живописные и даже расписные лодки. Из лодок спрыгивали в воду, чтобы затащить их на берег, такие же цветные живописные мужчины – и докрасна загорелые, и чернокожие, очень усталые, в заскорузлой от соли и рыбьей чешуи одежде.
Они выгружали рыбу, иную тут же рубили огромными ножами, выбрасывая внутренности на песок и вытирая окровавленные руки о штаны. Скоро появились женщины в широких накидках, пришедшие из рыбацкой деревни встречать мужчин, вернувшихся с уловом. Над ними кружили и кричали птицы, они кидались вниз и дрались за каждую рыбину, отброшенную рыбаками, как негодную.
Доктор заметил, что у одной лодки было совсем не весело. Рыбаки, пришедшие на ней, угрюмо сгружали рыбу и с тоской посматривали в сторону деревни. Слушая мистера Трелони, который начал беспечно болтать о чём-то, доктор искоса поглядывал по сторонам. Кок Пиррет накупил рыбы, и матросы грузили её в шлюпку. Было жарко, шумно, но доктору вдруг показалось, что гул голосов стал стихать – по берегу медленно разливалась напряжённая тишина.
Доктор осмотрелся: все повернулись по направлению к деревне и глядели на молодую светлокожую женщину, спускающуюся по тропинке. Ветер играл с её золотистыми неприкрытыми волосами и широким подолом юбки, открывая взглядам загорелые ноги. Она быстро шла, всматриваясь в рыбаков, словно искала кого-то, окликала их, но те отвечали ей скупо, пряча глаза.
– О, господи… Неужто утонул кто-то? – воскликнул кок Пиррет.
Он перестал суетиться с рыбой и, приблизившись к джентльменам, смотрел на рыбацкие лодки из-под руки. Боцман Амиго также напрягся и сдвинул со лба на затылок свой чёрный платок. Он поднял кустистые брови и, глядя на рыбачку, уже приготовился вытянуть вперёд пухлые губы, как всегда с ним случалось в минуты глубокой задумчивости. Мистер Трелони, сощурившись от яркого солнца, повернулся в ту же сторону.
Женщина подошла к крайнему баркасу и заговорила с рыбаком, и вдруг закричала, завыла, упав ничком на песчаный берег под ноги окружающих. Она заколотила по бесчувственному песку руками, заходясь в крике, словно хотела добиться от него сочувствия, но песок был нем, а стоявшие вокруг рыбаки мало чем могли её утешить – у них самих была такая же доля. И ещё неизвестно, чья участь лучше: у погибшего рыбака, который нашёл покой в море, или у них, оставшихся жить на этой жестокой проклятой земле. Рыбачку окружили женщины, подняли её с земли и увели. Расстроенный добряк-доктор, боготворящий женщин, смотрел на них до тех пор, пока не потерял из виду.
А прибой рокотал и шумел неустанно, как и тысячу лет назад.
Скоро к доктору и сквайру подошёл капитан.
– Тут была женщина, её муж утонул… Для неё надо что-то сделать, – сказал доктор, на нём лица не было. – У неё могут быть дети.
– Две маленькие девочки, я уже узнал, – ответил капитан. – Бедняжку зовут Марианна. Я послал Платона передать ей денег, не беспокойтесь, джентльмены.
Мистер Трелони растерянно заспорил:
– Но мы и сами хотели бы с доктором Леггом…
– Я дал много, джентльмены, всё в порядке, – ответил капитан. – Мы больше ничем не можем ей помочь. Да тут ничем и не поможешь… Пойдёмте в гостиницу, я уже снял для нас комнаты.
Джентльмены пошли за капитаном, и всю дорогу доктор Легг потрясённо повторял:
– Но какая красивая женщина! Какие ослепительно голубые глаза. Просто пронзают душу.
Вечером на борт вернулась команда, и матрос Ганн рассказал боцману Амиго, что по рыбацкой деревне пошёл слух: на шхуне «Архистар» сегодня приплыл очень богатый чернокожий принц, а с ним светловолосый очень красивый слуга с голубыми глазами, вооружённый саблей и пистолетами. Пришедший вечером в гостиницу боцман рассказал об этом сквайру. Тот – доктору.
Когда эту новость услышал капитан, он расхохотался и сказал:
– Ну, то, что Платон – «богатый принц», в это ещё можно поверить. И одежда у него не бедная. И вообще – похож! И что я слуга – тоже ладно, пускай. Но почему они говорят, что я – «очень красивый»? Вот это вопрос!
Он почесал за ухом и склонил голову на грудь, продолжая посмеиваться – казалось, что эта новость его изрядно развеселила.
Мистер Трелони подумал, что характер у капитана – совершенно непредсказуемый. Никогда не знаешь, что его может удивить, а что он даже не заметит… И потом, капитан, конечно, не красавец, но он – баловень женщин, да и сам ни одну не пропускает. Так что красота тут совсем не при чём.
Поговорив ещё с капитаном о завтрашних планах, сквайр пошёл к себе. Спал он в эту ночь плохо и уснул поздно: стояла жара, конечно, смягчаемая прохладным ветром с океана, который дул через открытые оконные ставни, но на новом месте ему всегда плохо спалось. К тому же у него в ушах стоял крик рыбачки.
Потом он вспомнил свою жену, своих дочек, повздыхал, перевернулся на другой бок, расслабил лицевые мускулы и только тогда уснул.
****
Африка всегда имела дурную славу.
Сахара, эта самая большая в мире пустыня, являлась для путешественников устрашающим препятствием в освоении «Чёрного» континента, поэтому о нём было известно ужасающе мало. А там, где не хватает географических фактов, воображение всегда создаёт пугающие подробности. Поэтому Африку представляли в виде огромной воющей пустоши, заполненной песком и пригодной только для жизни диких зверей и некоторых диковинных человеческих племён.
Вслед за греческими купцами римляне наладили с жителями африканского континента гарамантами (туарегами) устойчивые торговые связи. Африка давала Риму слоновую кость и овец, свинец и жёлтый мрамор, финики, горы пшеницы, стекло и папирус. Гараманты снабжали римские цирки зверями, которыми в то время была так богата Сахара, и, конечно же, рабами. Добычу гарамантов, – львов с леопардами и местных чернокожих жителей, – тысячами доставляли на кораблях в Рим, и ко времени падения Рима представители фауны когда-то изобильной Африки уже встали на путь вымирания. Однако римские войска, как это зачастую и бывает с завоевателями, затронули только край этого континента: Рим удивительно мало знал о самой Африке.
После падения Римской империи интерес европейцев к внутренним районам Африки надолго угас: римские акведуки высохли, поля и города опустели. Настало время арабских завоеваний – ведь европейская повозка, движимая волами, не преодолевала и четверти того расстояния, которое за день проходил верблюд.
В Средние века арабские купцы имели тесные контакты с племенами и государствами Западной и Восточной Африки, и там быстро распространился ислам. Поэтому для европейцев-христиан исследования внутренних районов континента были сильно затруднены: воинственные кочевые племена грабили их караваны, а самих христиан убивали. Европеец мог пересечь Сахару только с согласия крайне подозрительных и религиозно-фанатичных погонщиков верблюдов. И оказалось, что в середине ХVIII века учёные европейские сообщества были более осведомлены о ледяных просторах арктической Канады, чем о Магрибе – землях Северной Африки, лежащих к западу от Египта.
«Ал-Магриб», так называли эти земли арабские народы, что в переводе с арабского означает «Запад», то есть, «страна, где заходит солнце».
****
Капитан почувствовал, как у его ног заскрипел и прогнулся матрас, и моментально привстал с пистолетом в вытянутой руке, выхваченным из-под подушки: как все моряки, он умел просыпаться быстро.
Перед ним сидела девушка с золотистыми, распущенными по плечам, волосами. Капитан спросил:
– Кто вы такая? И как вы ко мне попали?
Нежная улыбка на лице девушки сменилась возмущением. Она вскричала:
– Нет, зачем эти ненужные вопросы? Зачем обязательно надо всё испортить? Я тебе завтрак в постель принесла, между прочим!
Она вскочила с кровати и, запахнув полы пеньюара, застыла у изножия. Её бирюзовые глаза пылали негодованием.
– Нет, надо обязательно спросить… Кто-о вы? Как ко мне попа-али? – заворчала она и выпалила: – И между прочим, это ты ко мне попал!.. А я здесь живу!
Капитан огляделся. Он, в самом деле, находился в незнакомых покоях, удивительно прохладных и пустых. Из мебели здесь стояла только огромная кровать, совсем простая, обтянутая кожей. Одну стену полностью скрывали драпировки, через которые, – он готов был поклясться в этом, – пробивался дневной свет, как если бы никакой стены вообще не было.
Капитан покосился на девушку, потом на поднос, стоявший у него в ногах. Поднос был уставлен золотой мавританской посудой и фруктами.
Капитан сел. Спросил виновато:
– А кофе ещё горячий?
Девушка заулыбалась и перекинула рукой волосы со спины на правое плечо.
– Так и думала, что ты любишь кофе, – довольно сказала она.
Тут капитан её узнал и потрясённо выговорил:
– Но я же вас знаю! Вы – рыбачка Марианна! Ваш муж утонул сегодня…
Девушка в смятении глянула в сторону, и в её руках появился вдруг хвост. Она закрутила в тонких пальцах его пушистую ухоженную кисточку. Заговорила невнятно:
– Да, утонул… Такое горе. Я его любила.
Капитан, не отрываясь, смотрел на неё: Марианна закусила губу и, кажется, полностью погрузилась в свои переживания. Он осторожно уточнил:
– Что это у вас? Кажется – хвост?
Она, как очнулась, заулыбалась виновато. Хвост в её руках пропал.
– Прости, дурная привычка, – прошептала она, извиняясь, и тут же восторженно просияла: – Но ты не удивлён?
Она заморгала густыми ресницами, прогоняя навернувшиеся слёзы.
– Нет, не удивлён, я же сплю, – объяснил капитан и тоже заулыбался. – Мне всегда снятся странные сны, я уже привык… Давайте пить кофе!
– Я сразу поняла, что ты классный, когда получила от тебя деньги, и так много, – сказала она. – Можешь продолжать говорить мне «ты»…
Марианна опять села у него в ногах, взяла в руки кофейник и наполнила чашку. По покоям поплыл густой аромат кофе. Она протянула ему чашку, а когда он принял её, стала поправлять складки пеньюара, явно стараясь обратить на себя внимание.
И капитан сказал:
– Этот лазурный цвет пеньюара бесподобен. И очень идёт твоим голубым глазам. И золотым волосам… Ты бесподобна и необыкновенно красива.
Марианна заулыбалась и ответила:
– Твои голубые глаза бесподобнее, милый.
Она замолчала, явно ожидая от него ответных слов или действий.
Но капитан отставил чашку, встал с кровати, подошёл к занавескам и заглянул за них. Да, как он и думал, за занавесками была не стена, а широкий оконный проём и ясный солнечный день, а вдали виднелся огромный каменный парус, который вырастал из моря, синего и сверкающего на солнце.
– Что это там, вдали? – спросил он удивлённо.
– Бурдж-ал-Араб. Арабская башня, – ответила она.
– Твой дом на горе?
– Нет, он в другой башне, которая называется Бурдж-Халифа. Потом ты всё узнаешь и поймёшь…
В ответе Марианны прозвучали нотки раздражения. Она глянула на него нетерпеливо и втянула воздух ноздрями. В её руках опять появился хвост, потом щётка для волос. Она принялась расчёсывать кисточку на конце хвоста нервными движениями изящных рук.
– Не злись. Я уже иду, – сказал капитан и пошёл к ней.
Она смотрела на него со странным выражением отчаяния на лице. По её прежнему поведению, по нервному терзанью кисточки хвоста он ожидал от неё буйства страсти, порванных в клочья одежд и жгучих стонов. Ничего этого не было. Наоборот, она поразила его своей ласковой и какой-то даже простодушной нежностью.
Когда он приблизился к кровати, она протянула к нему руки и сказала вдруг:
– Миленький мой, сладенький…
И эти слова потрясли его до бесконечности – сердце у него остановилось и пропустило удар, а потом забилось часто, тяжело, с лихорадочным всхлипом. Он взял её руки в свои и принялся целовать ладони, запястья, с каждым поцелуем погружаясь в жаркое беспамятство. Она вырвалась и нетерпеливо распахнула полы пеньюара, и он стал целовать её в грудь, в шею, в тёплую впадинку ключицы, шепча на ухо слова, которые он сам тут же забыл, но которые готов был повторять ей снова и снова до самой смерти.
Потом губы её, волнующие, алчные, стали искать его жёсткие обветренные губы, а язык стал искать его язык, и капитан уже не мог ей ничего говорить, но каждая клеточка его тела рвалась к ней, чтобы стать ещё ближе, а по коже полз сладкий холодок, потому что одежды на нём и на ней уже не было. Они обнялись и упали на постель, и на подносе загремела золотая посуда, разлился кофе, и рассыпался красными ягодами виноград, и тогда он вдавил своим членом её распахнутые бёдра в эту сочную виноградную мякоть.
И настала вечность их слитного дыхания и биения сердец в унисон.
И давил он виноградные ягоды, стараясь не повредить их косточки, чтобы не стало вино горьким.
И помогала она ему своим задом и своими руками.
И было им сладостно друг с другом, потому что они делали вино, пьянящее, как сама смерть, и древнее, как само время.
****
Второй раз капитан проснулся, когда к нему в дверь постучали.
Платон принёс его туфли. Сказал при входе, и его чёрное красивое лицо осветилось обычной радостной улыбкой:
– Я уже был на корабле…
Капитан опять повалился на кровать: всё его тело было наполнено мучительной истомой, словно он всю ночь вместе с матросами разгружал трюм. Тут он вспомнил свой сон и заулыбался, неясно хмыкнув. Он стал перебирать подробности ночного видения, – Марианну и всё, что произошло потом между ними, – и улыбка его становилась всё счастливее. Платон прошёл к окну, распахнул его и теперь ходил по комнатке, собирая вещи, разбросанные капитаном накануне…
В сегодняшнем сне Марианна тоже собирала вещи с ковра, пока он отдыхал. Только делала она это голая… Ходила и нагибалась за вещами, а он ей их лениво бросал. А она нагибалась, а потом встала на четвереньки, повернувшись к нему задом. Красивым круглым задом. И перед его лицом развернулась зудящим розовым цветом её влажная нежная мякоть – лакомая сердцевина щедрого, но изысканного плода. Боже, тут он уже не выдержал, вскочил с постели, и кинулся к ней! Опять кинулся!..
– День сегодня будет жаркий, – сказал Платон.
Капитан очнулся от воспоминаний. Пробормотал:
– На шхуне порядок?
Платон не ответил. Капитан повернул голову. Платон стоял возле окна и остолбенело держал в руках женский пеньюар лазурного цвета.
Полупрозрачная ткань нежно просвечивала на свету.
****
Проснулся мистер Трелони поздно, явно пропустив общий завтрак.
Он тут же вскочил с кровати и стал одеваться, надеясь всё же, что остальные проснулись не раньше. Но спустившись во двор гостиницы, он застал там капитана, доктора и матросов с корабля, которые под присмотром Платона таскали туда-сюда паланкин.
– Что здесь происходит, доктор? – спросил мистер Трелони.
– Готовимся к походу… Платон учит команду носить паланкин, – безучастно ответил доктор Легг.
Ему было жарко и липко. Он помахал растопыренной пятернёй на лицо, как веером.
– А зачем нам паланкин, доктор? – не отставал сквайр.
– Капитан сказал, что там будет лежать наше оружие. Он сказал: «Глупо отправляться в поход невооружёнными».
– О, отличная мысль! Наш капитан прозорлив, как всегда! Но что? Мы так и потащим оружие в паланкине через банды берберов?
– Ну-у, нет, конечно, – ответил доктор, оживляясь, и пояснил: – Мы потащим паланкин с…
Тут он почему-то осёкся, заметался глазами и с надеждой посмотрел на капитана, приближающегося к ним.
– В этом паланкине поедите вы, сэр! – с воодушевлением ответил тот, потом тоже замялся и добавил: – Я придумал некую тактику, и согласно этой тактике, придётся вас переодеть женщиной…
Капитан склонил голову и выжидающе поглядел на сквайра.
Мистер Трелони почувствовал, что его сейчас хватит удар.
– Меня? Женщиной? Да никогда в жизни! – воскликнул он, вспыхнув и сжав кулаки. – Ни за что!
Капитан поскучнел. Сказал:
– Мистер Трелони, никто не сомневается в вашей мужественности. Просто вы из нас всех самого невысокого роста… Никого другого матросы просто не поднимут… А ведь нам в паланкине надо ещё и оружие спрятать.
– Ну, если оружие, – промямлил сквайр: он уже колебался, подозрительно поглядывая вокруг себя – не смеётся ли кто.
Из-за спины капитана выглянул доктор.
– Ну, конечно, оружие, Джордж, – воскликнул он, у него был вид, как у кота, выпрашивающего кормёжку, так что на него нельзя было смотреть без улыбки.
И мистер Трелони улыбнулся и примиряюще спросил:
– А шпагой мне можно будет вооружиться?
– Конечно! – обрадовался капитан. – Хоть двумя!.. Под юбками всё равно не видно!
– Под юбками? – вскричал мистер Трелони: он чуть не захлебнулся от возмущения. – Под юбками?
Так он стоял какое-то время, беззвучно раскрывая и закрывая рот, и, наконец, выкрикнул:
– Да ни за что!
Капитан опять поскучнел, насупился и забормотал себе под нос что-то неразборчивое. Какое-то время он молчал, обречённо глядя на сквайра.
– Доктор, – наконец, позвал капитан. – Придётся одеть прекрасной госпожой вас.
– Да я не против, – согласился тот.
– Тогда садитесь, – приказал капитан.
Доктор Легг забрался в паланкин, неловко ступая длинными ногами с непривычки. Матросы подняли его. Платон бегал вокруг и показывал, как должно получаться. Получалось пока скверно: носилки тряслись, дёргались и норовили опрокинуться.
Мистер Трелони стоял поодаль, смотрел на них исподлобья и потирал шрам на левой щеке. Наконец, он не выдержал и проворчал:
– Ну, ладно, доктор, вылезайте… Я, всё-таки, меньше вас по весу… Возьмём ещё пару мушкетов…
– Ну, конечно! – воскликнул доктор и мигом вывалился из паланкина с криком: – Мушкеты никогда лишними не бывают!
Сквайр произнёс капризным голосом:
– Только пусть Платон как следует вымуштрует команду! Не хватало ещё, чтобы меня опрокинули насмерть… Я тогда всех поубиваю!
Матросы засмеялись. Сквайр ловко сел в паланкин, словно бы он всю жизнь только этим и занимался. Матросы подняли его и пронесли вперёд. На их лицах читалось довольное облегчение. Когда сквайр вылез из паланкина, он посмотрел на капитана и доктора, явно ожидая похвал.
Капитан одобрительно кивнул и опять стал объяснять:
– Платон вас оденет в… Ну, в общем, оденет, как надо, мистер Трелони…
– Если увижу у кого хоть малейшую ухмылку, отрежу уши, – пообещал тот жёстко.
Тут доктор воскликнул с сердцем:
– Да какая, к чёрту, ухмылка, Джордж! Мы не на пикник собираемся!.. Хорошо, если половина из нас вернётся обратно живыми!
Он помолчал и добавил мрачно, словно через силу:
– У меня нехорошее предчувствие.
Мистер Трелони глянул на него оторопело и проговорил севшим голосом:
– Да что вы, Джеймс? Это на вас не похоже.
Доктор ничего не ответил. Капитан смотрел на них молча, задумчиво покусывая ноготь большого пальца. Сказал:
– И последнее, мистер Трелони… Только не сердитесь и сразу не кричите.
Сквайр напрягся, повернулся к капитану и вскричал:
– Ну, не тяните же, Дэниэл! В чём дело?
– Вы будете женой принца, – выговорил капитан и, аффектированно округлив глаза и подняв брови, уставился на сквайра.
Сквайр застыл с отвисшей челюстью и с выражение обиды и обречённости посмотрел на капитана. Наконец, переспросил с тоской:
– Женой?
– Ну, как будто женой! – В голосе капитана звучало напряжение. – Ну, не может же принц возвратиться из дальних странствий домой без красавицы-жены? Это такая тактика…
– Мушкеты, Джордж, мушкеты, – прошипел доктор, выглядывая из-за спины капитана.
Сквайр сердито глянул на доктора и отвёл взгляд с досадой. Сказал решительно:
– Хорошо. Это – тактика, пусть. А нельзя ли мне узнать вашу стратегию, капитан?
– Пока нет, – ответил тот поспешно. – Стратегия ещё в разработке!
– Ах, какие вы злые собаки! – воскликнул сквайр и отвернулся: он решил пойти с горя позавтракать.
****
Спустя какое-то время к столу мистера Трелони, установленному во дворе в тени какого-то ветвистого дерева, подошли капитан и доктор.
Они опустились в изнеможении на соседние стулья. К ним тут же подлетела служанка, и капитан попросил у неё вина. Он сначала молчал и задумчиво барабанил ногтями по столешнице какой-то бодрый маршик, потом вдруг сказал:
– Господа, я хотел бы описать вам те земли, через которые будет пролегать наш путь…
Тут он повернул голову в сторону подходящей к ним служанки. Девушка поставила перед ними кувшин и глиняные стаканы, разлила в них вино, посмотрела на капитана нежными глазами и отошла. Доктор проводил служанку долгим взглядом, покосился на капитана, многозначительно хмыкнул и сказал мистеру Трелони:
– Теперь мы будем много пить вина и рома – это безопаснее, чем пить местную воду. Берите стакан, сэр…
– За что мы выпьем? – мистер Трелони взял стакан и, наконец-то, поднял взгляд: всё это время он упорно рассматривал узорчатые тени, скользящие по тёмной, исцарапанной поверхности столешницы.
– Мы выпьем… – капитан задумался, потом сказал лихим голосом: – Мы выпьем за Диего де Альмагро и его клад!
Мистер Трелони растянул губы в усмешке и отмахнулся рукой от мухи.
– Прекрасный тост, – согласился он и посмотрел капитану прямо в глаза.
– Да, за Диего де Альмагро, – повторил капитан твёрдо. – И за то, чтобы наши поиски увенчались, наконец-то, успехом.
Они выпили. Подошёл Платон, улыбнулся всем и сел на свободный стул. Служанка, подскочив, подала ему стакан, но не такой, как у остальных, а вместительнее и изящнее. Капитан хмыкнул и налил в этот стакан вина.
– Принц, – церемонно произнёс он и подал стакан Платону с лёгким поклоном.
Платон скорчил гримасу, взял стакан и сделал глоток.
Капитан произнёс:
– Господа, мы пойдём по совершенно неизведанным землям вглубь материка… Португальцы дальше острова Арген особо не суются – грузы и рабов туземцы им доставляют сюда, на остров. Деньги здесь почти не входу – ими пользуется только местная знать. Простые кочевники всё меняют на вещи и скот и друг с другом воюют – за земли, за скот, за рабов. Границы земель условны, все племена считают эти земли своими… Туда-то и лежит наш путь. Через земли Иншири в эмират Адрар, в котором и находятся интересующие нас земли Атар…
– Я ничего не запомнил, – вдруг сказал мистер Трелони.
– Доктор, а вы? – спросил капитан.
– А я не люблю баранину, – сообщил доктор.
Капитан вздохнул. Платон молча поднёс к губам стакан. Капитан продолжил:
– Мы и часть команды присоединимся к каравану и под видом слуг чернокожего принца, вернувшегося из дальних странствий, пройдём в глубь страны. Вы, наверное, уже поняли, что принцем будет Платон – он здесь родился и знает местные языки. Кроме того, мистер Трелони сыграет роль жены принца… Это позволит нам беспрепятственно в его паланкине провезти оружие, боеприпасы и медикаменты: к женщинам тут отношение особое…
Сквайр молчал, скорбно поджав губы. Доктор Легг спросил:
– Капитан, а что наш возвратившийся из дальних странствий принц делал в дальних странствиях?
– Ну, что там обычно делают принцы? – переспросил капитан и, неуверенно, явно сочиняя на ходу, добавил: – Скрываются, конечно. От гнева отца.
– А зачем отцу принца гневаться на принца? – не отставал доктор.
Капитан опять задумался:
– А наш принц… Ну… Он, например, нарушил волю отца и ночью проник в его гарем.
Капитан пикантно заулыбался.
– Дэниэл, вы явно начитались сказок «Тысяча и одной ночи», – подал голос сквайр.
– Это каких сказок, мистер Трелони? – спросил доктор.
– А вы, доктор, не читали? – удивился тот.
– Ну, видите ли, – смутился доктор. – Я больше своё читаю, медицинское… Что за сказки?
– Ах, доктор, – сказал капитан. – Средневековые арабские сказки. Ими вся Европа зачитывается. Их рассказывала хитроумная Шахразада своему грозному повелителю и супругу царю Шахрияру. У меня есть списки сказок в английском переводе. Я вам дам почитать, когда мы вернёмся… Уверен, вам понравится…
Джентльмены так были поглощены беседой, что не заметили состояния Платона, даже обычно чуткий ко всему сквайр не заметил. Платон давно уже сидел серый, на нём лица не было, а взгляд его застыл, уткнувшись в столешницу.
– А как зовут моего мужа? – вдруг поинтересовался сквайр.
– Платон, как тут зовут принцев? – спросил капитан. – Только кратко, чтобы мы смогли запомнить.
Платон ничего не отвечал. Наконец, он поднял глаза на капитана и произнёс:
– Принца зовут Мугаф… Мугаффаль Абу-л-Фарах… Абу-л-Фарах по-арабски значит «Обладатель радости», то есть, «Радостный».
– Что же? Очень на тебя похоже, – согласился сквайр.
Капитан глянул на него и сказал:
– Сейчас мы с Платоном пойдём по местным лавкам и купим для вас женскую одежду, сэр. И вообще, нам всем надо переодеться и покрасить волосы и брови. А вы с доктором пойдёте на корабль и начнёте собираться. За дело, господа!
Капитан решительно встал, улыбнулся и вдруг произнёс по-русски, оглядывая всех ласковыми, прижмуренными и невозможно лихими глазами:
– Пошёл котик на торжок, купил котик пирожок… Потом пошёл на улочку, купил себе булочку.
За капитаном, как по команде, поднялись все остальные. От последних, русских, слов капитана на душе у всех потеплело. Они приступили к сборам: оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, личные вещи.
Вечером мистера Трелони для пробы замотали купленными шалями, и джентльмены удивились, до чего же красивые оказались у него глаза – ясные, серые, переливчатые, как перламутр. Никто этого раньше не замечал. А может, просто Платон насурьмил сквайру глаза, или цвет накидки из муслина так шёл ему – ну, вылитая дамочка. Да ещё какая пикантная!
Капитан уже хотел отпустить сквайру не вполне пристойный комплимент, но вовремя сдержался, закрыв рот.
Вместо этого он подошёл к доктору Леггу. Сказал:
– Доктор, я хочу вручить вам залповый пистолет. Вы же знаете, что это такое?
– Конечно, сэр, я же не мальчик! – ответил доктор, он взял пистолет из рук капитана и стал его осматривать. – Это «утиная лапа», многозарядный пистолет наших английских мастеров. Может производить выстрел из всех стволов сразу одновременно… А благодаря тому, что стволы в конструкции расходятся под небольшими углами, при выстреле из «утиной лапы» вылетает целый веер пуль. Такие пистолеты спасли жизнь не одному капитану во время бунта команды.
– Отлично, доктор, – сказал капитан и добавил. – Только помните, что стрелять из него надо в противника, сбившегося в кучу. И берегите выстрел – заряжать этот пистолет одно мучение. И ещё…
Капитан оценивающе посмотрел на доктора и выпалил:
– Нам с вами придётся покрасить волосы и брови.
Увидев потрясённое лицо доктора, капитан поспешил многозначительно добавить:
– Это не обсуждается. Это – приказ.
– Да я что? – ответил доктор, поёжившись. – Приказ – значит приказ.
И на следующий день Платон покрасил волосы матросам, доктору и капитану в чёрный цвет. Потом все очень смеялись: рыжий доктор потерял своеобразие и стал выглядеть старше, а лицо капитана сделалось строже и суше, на нём почему-то ещё сильнее обозначились его резкие носогубные складки. Но самое удивительное, что его голубые глаза почему-то потеряли свою насыщенность, словно выгорели. Мистер Трелони, один не подвергнутый процедуре покраски, сказал, ухмыляясь, что начинает находить в бытие женщины некоторые положительные стороны.
– И где Платон только этому научился? – говорил он потом доктору. – Знает женскую одежду и притирания всякие с красками.
– Тут есть какая-то тайна, – ответил доктор таинственным шёпотом.
– Капитан с ним завтра идёт покупать верблюдов, – сказал мистер Трелони. – Через мангровы…
– Вот видите, дружище! Он ещё и в верблюдах разбирается, – воскликнул доктор, и его кошачьи зелёные глаза засверкали под чёрными бровями.
– Доктор, а чего в верблюдах разбираться? – спросил сквайр. – Верблюд – он… И в Африке верблюд!
– Ну, не скажите, сэр, – заспорил доктор. – Помнится, на Занзибаре1 мы видели верблюдов на маслобойне у султана. Так эти дромедары худо переносили тамошний климат, и были так себе… Тяжёлые и неуклюжие. А вот в пустынях верблюды представляют собой стройное, высокое и длинноногое существо. Сами увидите.
– А в повозке верблюды ходят? – поинтересовался мистер Трелони.
– Не знаю, – сознался доктор. – Вот верхом на верблюдах ездили уже в Древнем Риме: римляне держали в египетских Фивах три алы всадников на верблюдах… А зачем вам повозка?
Доктор вопросительно поднял чёрные брови.
– Я вот думаю, что через пустыню матросам будет тяжело нести паланкин. А мне помнится, что девятилетний Чингисхан, как гласят древние источники, ездил на телеге, запряжённой верблюдом. Надо спросить у Платона про повозку.
И мистер Трелони поспешил отыскать капитана и Платона и напроситься с ними на завтра идти за верблюдами.
Доктор Легг, узнав об этом, скептически хмыкнул и пожелал сквайру хорошего времяпрепровождения.
****