– Что значит дракон? – Лилит икнула и начала пристальнее всматриваться в экран сотового.
– То и значит – дракон! Синенький! С крыльями! – Я с трудом сдерживала рыдания. – Третью ночь подряд. С двенадцати ночи и до восхода!
Мне хотелось выть в голос.
– Угу, дракон, – задумчиво протянула Лилит и подозрительно сощурилась, полностью поместив любопытный глаз в экран скайпа.
– Сейчас день! – напомнила я.
– А днем ты обычная? – Она разочарованно отодвинулась, и теперь я видела, как подруга с недоверием на меня смотрит, на ходу наливая чай в граненый стакан. Таких уже давно не продавали, но в общаге, где она жила, они остались как отголосок прежних групп.
– А ты, случаем, ничего не курила?
– А–а–а! – У меня градом полились слезы. Я уткнулась лицом в подушку. В отличие от подруги мне, можно сказать, повезло. В наследство от бабушки досталась однокомнатная квартира. И ничего, что на краю города, и зачастую приходилось добираться из института уже в потемках. Зато своя. Делить кухню ни с кем не приходилось. Да и зал был в моей полной собственности. Потому рыдать можно в голос, не боясь, что нечаянно застукают сожители. – А–а–а!
– Тихо! – Лилит со стуком опустила стакан на стол. Уселась, сотку поставила так, чтобы было видно ее пьющий и жующий профиль. – Успокойся и объясни нормально. Как это происходит? Ты человек, а потом, а–а–ап, и дракон? Тебя кто–нибудь в таком виде видел? Селфи делала?
– Дура! – беззлобно, но обиженно выплюнула я. Села на диван, поджав ноги. – Какое селфи? – протянула расстроенно. – У меня лапа, как твоя голова! Я не то что на кнопку нажать, я мобильник в когти взять не могу! И кому это ты хочешь, чтобы я показалась? Да меня на опыты разберут по запчастям!
– Факт! – хмыкнула Лилит, ни капли на «дуру» не обидевшись. – Ну, рассказывай, подруга, как ты до шкуры драконьей дожила?
А что там рассказывать?
Плохой был день! От слова «совсем». С утра у меня сломался зонт и пришлось до универа бежать под ливнем. Две маршрутки с гулом пронеслись мимо, обрызгивая грязью из луж собравшихся на остановках людей. Только в окнах мелькнули пассажиры, набившиеся, как селедки в банки.
В аудиторию я вошла мокрая и злая.
Вид улыбающейся Милки окончательно испортил мне настроение. Знала я, отчего она так лыбится. Не далее как вчера вечером любимый обрадовал меня, обозначив наши отношения как скучные, недалекие и, собственно, не состоявшиеся. Под утро я получила на Ватсап с десяток фото от «хороших» знакомых с фотографиями ненаглядного в ночном клубе, где он не скучал в компании «далекой». И судя по всему, их отношения с Милкой состоялись.
– Муратова, что вы застыли? Пройдите на свое место. Мало что опоздали, так еще и задерживаете лекцию. – Строгая и непомерно надменная Богдана Сойку, преподаватель фольклора, глянула на меня вскользь и снова начала говорить монотонным, хорошо поставленным голосом. Я покосилась на преподавательницу и постаралась юркнуть мимо, тонко пропищав:
– Извините.
Богдану в институте боялись. Черные волосы в строгой прическе, темные глаза в обрамлении черных же ресниц, идеально белая кожа. И горделивая осанка. Казалось, за такой красавицей должны увиваться толпы мужчин. Однако все знали, что Богдана Драгомировна Сойку относилась к старому цыганскому роду. Женщины старались с ней не ругаться и обходить стороной в разговорах. Мужчины тоже побаивались. Хотя ходили слухи, что кое–кто похаживал к несравненной Богдане, вот только за сердечной ли утехой или за зельем цыганским, известно не было. Я больше склонялась к последнему, потому как нередко ловила ее странный сверкающий взгляд, в котором так и плясали черти. Такую попробуй обидь! Мы, студенты, Богдану боялись и уважали. Никогда не пропускали ее пары и лекции учили так, будто хотели стать не филологами, а фольклористами!
– Что вы елозите, Дана? Сядьте уже!
Это снова обратились ко мне. Я торопливо села, прячась за широкую спину Лехи. И только тогда смогла выдохнуть. Уныло достала конспект и ручку. Пыталась внимать ровному голосу Драгомировны. Но слова, едва влетая, тут же улетучивались из сознания под давлением обиды на любимого, на Милку и вообще ситуацию в целом. Пара закончилась, я успела поймать строгий взгляд Сойку и поняла, что первой, кого она спросит на следующей паре, буду я.
– Лилит, списать дашь? – обратилась к подруге на перемене. Она смерила меня задумчивым взглядом.
– Совсем дерьмово?
– Угу, – кивнула я и тут же взглядом наткнулась на стоящую у окна Милку в объятиях того, кого видеть хотелось в последнюю очередь.
Любимый, он же Тимур, растерялся, увидев меня, попытался убрать руки с упругой задницы Милки. Девушка повернулась, заметила бывшую своего нынешнего и, расплывшись в самой подлой улыбке, пристроила Тимкины руки на собственную талию.
«Пошлость! Стерва!»
Я развернулась и, гордо подняв голову, пошла по коридору.
– Данка! Ты куда? – бросилась за мной Лилит.
Я отмахнулась.
– Перепишу потом.
Выскочила из здания университета.
Шла быстро, не обращая внимания на прохожих и сигналящие машины на переходах.
Свернула в какой–то переулок, за ним еще в один. Увидела арку, ведущую в сквер, и направилась под сень деревьев. Весна нынче была поздняя и только дала о себе знать чуть потеплевшими деньками, хотя уже конец марта. Деревья стояли полуголые, с едва пробившимися почками, кое–где зеленела салатовой порослью первая трава.
Однако, едва зайдя в сквер, я отметила явное потепление, даже куртку стянула, или это меня в жар бросало. В тяжелой задумчивости пошла по аллеям.
Обида и бумкающее в груди сердце. Как же так вышло, что не заметила, как тот, кто был рядом со школы, кто обещал, что будем вместе, и даже строил со мной планы на совместное будущее, вдруг переметнулся к другой? Не просто к другой. К Милке! Известной во всем универе своими романами. На простых парней она не смотрела. Неудивительно, что ее взор пал на моего Тима. Парень высокий, во всем приятный – и в общении, и за собой следил. Капитан баскетбольной команды. На высоком счету на своей кафедре информационных технологий. Ему уже сейчас предлагали работу в престижных компаниях.
Перспективный…
Я тяжело вздохнула. Для меня он был просто привычный, замечательный… Да пошел он! Чего это я? Неужели из–за парня буду сопли пускать! Не подхожу его высокоразвитой натуре? Да и ради бога! Не позвоню, просить вернуться не стану, нет его в моей жизни и не было! Ставлю жирную точку на этом!
Рывком вытащила из кармана сотовый, собираясь раз и навсегда удалить номер и самого Тима из сердца и воспоминаний.
Замерла.
Яркий экран дисплея тускло осветил тьму вокруг меня.
И когда это успела наступить ночь?
Глянула на часы сотового.
Без пятнадцати двенадцать!
Оглянулась. Вокруг тишина, и только тусклые фонари неясно освещают аллеи.
Поежилась. Меньше всего я любила пустые темные аллеи. Позабыла и о Тиме, и о Милке. Торопливо сунула сотовый назад в карман и, накинув куртку, спешным шагом направилась прочь. Но не успела сделать и пары шагов, как под ноги что–то попалось. Я механически пнула «нечто», несдержанно обласкав его малоприятным: «Чтоб тебе хрень набекрень вышла!» Нога свистнула в воздухе, ударяясь в теплое и живое. Я, не устояв, рухнула на колени. Поднимаясь и отряхиваясь, зло пробурчала:
– Валяются здесь всякие!
– Это про меня–то? – услышала дребезжащий голос.
Я протерла руками глаза. Готова была поклясться, минуту назад здесь никого не было!
В паре шагов от меня стояла женщина с хмурым взглядом. Черные кудри лежали на покатых плечах, прикрытых пуховым платком. И шерстяное платье в пол. Совсем не по моде и погоде одета. Женщина раздосадовано отряхивала подол.
– Нечего носиться и не смотреть куда! – произнесла хрипящим голосом и покачала головой, глядя на след моей обуви на юбке. – Теперь выбросить можно! Слепая, что ли? Совсем глаз нет! Охренели молодые! Лезут вперед старших и под ноги не смотрят! – уставилась на меня сверлящим, полным брезгливости взглядом.
Я не выдержала. День и без нее неудачный вышел. Кровь так и вспыхнула, начисто слизав остатки разума.
– Сама глаза разуй! И смотри, куда прешься! В твоем возрасте дома надо сидеть в такое время с мужем и детьми, а не шляться по темным переулкам! – усмехнулась озлобленно. – Хотя еще вопрос, что ты здесь делаешь, уж не с ночной ли работенки возвращаешься? Однако кто ж тебя такую возьмет, разве что с большой голодухи! Да и то тебе еще приплатить придется!
Черные брови незнакомки взметнулись вверх. Немигающие глаза превратились в черные буравчики.
– А тебя со старшими разговаривать не учили?
– Да вы вроде как на пенсионерку не тянете. Обойдетесь без моих обхаживаний!
И уже развернулась, чтобы уйти.
– Я–то обойдусь. А вот ты… Змея подколодная!
– Совсем охренела, тетя! – Я резко повернулась и остановилась в растерянности. На месте женщины и правда стояла старуха. С клюкой, на плечи накинут платок, рваный и грязный. Волосы висят седыми паклями.
– Змея! – повторила она, скаля беззубый рот. – Ей и останешься! И никому ты такая не нужна! Холодная и злая. Вот и осталась одна!
У меня кровь к лицу прилила.
– Пошла вон! – уже и правда змей прошипела я.
– Я–то пойду, – не унималась старая. – А куда тебя еще занесет? Кому ты, змеюка, нужна?! Одна! Одна останешься… Змеюкой… Ой, как тебя от злости–то раздуло! Большая змея! Прям драконище жуткое, поганое! И кто такое возьмет? Если только приплатишь. Вот только еще вопрос, чем платить придется!
Я растерянно хлопнула глазами.
– Бабуля, ты совсем умом тронулась? – Меня начал пугать ее полоумный смех. И зачем я связалась? Прошла бы молча.
– Посмотрим еще, кто там умом тронулся! – Она подмигнула мне косым глазом и, отвернувшись, направилась по аллее, стуча клюкой о дорожку.
Но не сделала и десяти шагов, как остановилась, оглянулась на меня… И вот, ей–богу, совсем не старухой она была, а моложавой девицей. Запрокинула голову и, тряся длинными черными локонами волос, засмеялась, что–то проговаривая. Отшвырнула клюку и… Пропала. Я удивленно протерла глаза. Привидится же. Может, и не было никакой старухи? Подошла. Клюка лежала. Я удивленно подняла ее и… Та, будто ожила, стукнула меня набалдашником по лбу. Весь мир закрутился перед глазами. Я отступила, нащупала скамейку, тяжело плюхнулась на нее, потирая шику. Откуда–то запоздалой мыслью крутанулось: «А что это за сквер? Сколько хожу, не видела его!»
Но мысли тут же потонули в гуле, возникшем в ушах. Перед глазами все потемнело. Крутанулось, взорвалось фейерверком. Сонные огни аллеи пошатнулись, начали стремительно уменьшаться, деревья становились ниже, скамейка выскальзывала из–под зада. А тропинка заметно суживалась.
Я с трудом удержала равновесие.
Что за?.. Кое–как сделала несколько шагов. Поморгала, пытаясь стряхнуть происходящий бред… Как же все странно вокруг! Почувствовала себя Алисой в стране чудес. Странное было ощущение. Деревья как будто стали маленькими, тропинка слишком узкая. И где тот гриб, который нужно откусить с нужной стороны, чтобы все снова стало нужного размера? Или все это сон? Вышла из парка, задев головой арку. И обнаружила, что я непостижимым образом нахожусь в полуквартале от собственного дома. А ведь я точно помню, что в сквер вошла где–то рядом с универом! Что за?.. Может, все–таки сон? Тогда очень странный, слишком уж натурально я себя ощущаю.. Или бред? Я слишком перенервничала, вот и чудится всякое. Оглянулась. На улице было так же темно. У нас, вообще, район не людный, а тут просто какая–то жуткая тишина. Я поежилась, спеша домой. Шаркая, шагая отчего–то ставшими тяжелыми ногами, прошла по улочке, собралась свернуть в свой дворик и… замерла. На углу, в витрине районного магазинчика, в свете луны отразилась какая–то невероятная глыба. Я вернулась. Всмотрелась и…
– Дракон! Лилит! Я драконище! Просто огромный, с пастью и крыльями! И это не сон и не бред! – ревела я, завлекаемая в темный переулок. После разговора со мной по телефону Лилит как верная подруга, хоть и глубоко начала сомневаться в моем рассудке, все же кинулась на помощь.
– Вот сейчас стукнет двенадцать, и кранты! – рассказывала я, тяжело дыша. – Всю квартиру вчера себе разгромила! Даже повернуться не могла, так и ждала утра с лапами наружу! А как только рассвет поднялся, дракон обратился в дымку и… – всхлипнула, – татуировкой на руке расплылся!
– Не вой! Разберемся, – тянула меня Лилит. – Я никого не знаю более сведущего в таких «таинственных» делах, чем Богдана Драгомировна! Она точно разберется, в чем дело. Я к ней еще на первом курсе бегала за… – Помолчала и добавила: – Нам точно она нужна.
Я остановилась.
– Боюсь ее!
– Ага, а драконищем быть не боишься? – Подруга уверенно позвонила в дверь нужной квартиры.
Открыли не сразу. Сойку смерила меня проникающим и жутковатым взглядом.
– Входи! – сказала коротко.
Слушала мой фантастический рассказ молча. Хмурилась.
– Говоришь, набалдашником по голове?
– Да! – сказала я. – Даже шишка осталась.
Преподавательница взглянула на настольные часы, красовавшиеся на столе. Странные, в виде песочных, вот только бежал там отнюдь не песок, а голубая дымка перетягивалась из одной колбы в другую через тонкое горлышко.
Посмотрела на меня.
– Руку с татуировкой покажи.
Я подняла рукав до самого плеча. Там с наружной стороны руки красовалась татуировка синего дракона. Богдана осторожно коснулась ее пальцами и тут же отдернула их.
– Все очень странно! – сощурила глаза. – Судя по рассказу, ты с хранительницей миров встретилась. Обычно они вполне миролюбивы. – Укоризненно покосилась на татуировку. – Чем же ты так ее обидела?
Я отвела взгляд. Богдана постучала пальцами по столу, накрытому темной скатертью. Подумала и с края взяла карты. Быстро раскинула, усмехнулась.
– А поделом, видать, тебе досталось, Муратова! Хамить вздумала хранительнице?
– Она сама начала, – не выдержала я.
– Начала не начала, а ты и промолчать могла. Старшим перечить нельзя! – сказала Сойку нравоучительно. – Что вы за народ глупый, молодежь? Неужели правилам приличия простым не обучены? – Вздохнула. – Выходит, что нет. Вот и получаете!
Я несдержанно шмыгнула носом.
– И что? Мне теперь навсегда… Драконищем?
Сойку еще раз раскинула карты, смотрела на них, хмуря лоб.
– Может, и нет…
Мы с Лилит в надежде уставились на преподавательницу.
– Вот только… Откуда? – перевела она на меня взгляд. – Слушай меня внимательно! Одно из двух. Нужно либо в иной мир за хранительницей идти и прощение у нее вымаливать. Или необходимо тебе в себя принца по крови влюбить. Тогда и проклятие спадет.
– Охренеть! – выдавила Лилит. – Это где же у нас принца по крови взять? В Англию ехать? Так тот уж женат! А в другой мир – это как?
Сойку покосилась на мою подругу и снова посмотрела на меня.
– С принцем, как видно, совсем дела плохи… Отправлю я тебя в мир, из которого хранительница пришла. Найдешь ее. На колени падай, землю ешь, а прощение вымоли. Не жить тебе в этом мире в таком образе.
Я кивнула. И сама знала, что не жить.
– Тогда слушай меня внимательно.
Сойку поднялась, прошла в угол и начала вычерчивать круг. В нем звезду мелом нарисовала, травок на каждый угол выложила, свечи зажгла.
– Очень внимательно, Муратова. Встанешь в центр круга. Подруга пусть рядом встанет, шустрая она у тебя, глядишь, вдвоем сможете уговорить старуху вид тебе нормальный вернуть. Я сейчас заговор начну, ты будешь повторять каждое слово, и думай только о хранительнице… Это самое важное. Только о хранительнице! Мысли твои сами дорогу среди миров проложат. Но… Запомни! Думай о хранительнице. И ни о ком другом! Ясно? – последнее гаркнула так, что я подскочила на стуле. Быстро начала кивать.
«Чего уж тут неясного?»
– Ну смотри, ничего не напутай! Как только в ладони хлопну, хватай Лилит за руки. Вместе и перенесетесь.
Мы обе кивали. Чего уж сложного – повторять заговор, потом за руки схватиться. Думать только о хранительнице.
Встали в круг.
Слова Сойку потянулись странные, тяжелые. От каждого у меня по коже шел озноб. Голова закружилась, комната поплыла перед глазами. Повторяла я, с трудом ворочая языком и ощущая, как ноги подгибаются, а тело становится невыносимо тяжелым.
«Соберись, Данка! Думать о хранительнице миров! Хранительнице! Хранительница! Обалдеть, и как я в такой переплет попала? В другой мир! Ошалеть! Лучше бы мне принца найти было! Эх, и надо же, я – дракон! Не могла в более мирское обратить! Ну… Енотика там или хорька, они хоть симпатяги!»
Громкий хлопок ладоней заставил меня очнуться от мыслей. Вот только… Вокруг тьма! Я ничегошеньки не вижу. Протянула руки, однозначно поняв, что и не руки у меня вовсе, а уже лапы драконьи. Схватила Лилит за ладони и потянула к себе. Тьма взорвалась фейерверком. Раскромсав темноту, мелькнули яркие радужные полосы.
Я больно плюхнулась на задницу.
Тихо взвыла, чувствуя, как в мягкое место ткнулось что–то острое. Потянула ногой, пошевелила пальцами. В глазах прояснялось. Ага… В лунной ночи между сосен я видела свои собственные вытянутые драконьи лапы. Я так понимаю, что в мою мягкую точку именно одна из вечнозеленых и воткнулась. А передо мной на березе лежал симпатично изогнутый синенький хвост. И… В моих лапах – черный с белыми подпалинами на морде хорек, смотрящий на меня злым взглядом преподавательницы Богданы Драгомировны Сойку.