Первая неделя учебы тянулась вяло и скучно. По сравнению с динамичными занятиями охотников пока что размеренная жизнь темераты нагоняла тоску, а нарастающая тревога точила изнутри.
Я ожидала хоть каких-то знаний, которые действительно помогут выжить. А на деле получила ежедневные пары с госпожой Шерали и ее медитациями да повторение того, что уже знала.
Рунология и простейшие пентаграммы, монстрология, яды и антидоты, основы защитной магии… Все это я усвоила за три года обучения на охотника, и новой информации катастрофически не хватало.
Даже быть главной зазнайкой группы при таком раскладе – никакого удовольствия. Я выигрываю всухую, не прикладывая усилий. Все, что нам дают на парах, уже давно заложено в моей голове и отлетает от зубов.
Ясное дело, что по-иному учебный план составлен быть не может. В конце концов, в группе есть ребята вроде Эйлин – те, кто до всего этого кошмара охотником не был и ничего не знает ни о защитной и боевой магии, ни о духах и демонах, ни даже о Тьме.
Делить нас на разные группы почему-то не собирались, хотя уже после бала, что состоится в эти выходные, наш нестройный коллектив окончательно распадется. Бывшие охотники, такие как я, попадут в связку. Нам придется, хотим мы или нет, горбатиться ради чужих оценок за практику. Взамен же темератам сулят шанс в союзе найти исцеление.
Бред.
Если у кого и есть шанс продвинуться в поисках противоядия, так это у Эйлин и других ребят, кто с изгнанием в прошлом не связан.
Академия не может пустить на заказы, буквально являющиеся полем боя, неподготовленных темератов. Поэтому программа этих счастливчиков строится на общих теоретических занятиях и пусть и ежедневных, но непродолжительных тренировках.
Не уверена, что кто-то из темератов выживает тот год, за который Академия ручается подготовить их к выходу в бой в связке с охотником. Но у таких студентов точно куда больше времени и возможностей найти заветную разгадку: порыться в книгах, поселиться в библиотеках и лабораториях.
Будь у меня такой шанс, я использовала бы его сполна. Но вместо этого придется бежать по первому зову боевого товарища и прислуживать ему, пока я не паду жертвой собственного темного яда, сочащегося из сердца.
Уж не знаю, с кем повезет провести эти «чудесные» деньки в роли цепного пса. Это выяснится совсем скоро, на балу, где и произойдет распределение связанных пар. Однако… уже сейчас не питаю теплых чувств к тому охотнику, который отнимет и присвоит себе самое ценное, что у меня есть. Время.
Но до бала я не теряла ни одной свободной секунды, пока они у меня были. В учебное время старалась почаще заводить разговоры с одногруппниками, чтобы ненавязчиво выяснить, как им случилось стать темератами. Однако пункт допроса в моем воображаемом плане оказался не таким простым, как думалось.
Никто особо не горел желанием вновь возвращаться к событиям, сломавшим жизнь. Даже мысленно.
Мои попытки докопаться до правды обычно вознаграждались недовольными взглядами. Некоторые даже упрекали за склонность к мрачным чувствам, обвиняли, что эти расспросы навязаны Тьмой. Я старалась не кривить лица, но никогда не оправдывалась.
Сказать, что пытаюсь найти правду? Ее все здесь ищут.
Однако большинство темератов все-таки делились со мной своими самыми ненавистными воспоминаниями. Тогда их камни в артефактах заметно темнели, голос становился тише, а взгляд холоднее.
Через пару дней таких допросов обо мне уже пополз не самый лестный слух, а опрошенных, как и не желающих говорить, становилось все больше. Но меня гримасы ребят с факультета уже мало заботили.
Я узнала достаточно и смогла сделать самый простой и очевидный вывод: никто из темератов, кроме меня, не видел чистую Тьму. Все они стали жертвой темных заклятий обезумевших, потерявших рассудок и человечность инфектов.
Передо мной выросла развилка: исследовать общую практику или действовать, основываясь на собственном опыте? И я эгоистично выбрала тот путь, что был ближе мне, а не большинству оскверненных.
Я постоянно торчала в библиотеке темератов, единственной, куда у меня был доступ. Она оказалась значительно меньше главной, расположенной в корпусе охотников, но я не упускала надежды даже здесь найти крупицы полезной информации.
Я искала книги по рунологии и защитной магии, чтобы найти ответ на давно мучающий вопрос. Как мое заклинание, усиленное кровью, могло дать трещину? Вариант ошибки в заклятье даже не рассматривала – уверена, что все было начертано верно. А потому отчаянно зарывалась в книги, изучала, как могла быстро, смежные темы. Например, отражение и блокировку заклинаний, магию крови, поглощающие энергию артефакты…
Только все это было не то.
– Реферат? – Эйлин заглянула в мои записи, сделанные в библиотеке.
Я не расставалась с этой стопкой исписанных листочков, постоянно таскала ее с собой, надеясь на какое-то озарение. Однако оно, конечно же, приходить не спешило.
– Просто конспект. – Я растянула губы в подобии улыбки и спрятала плоды бесполезных исследований под учебник.
Не нужно Эйлин знать о моих метаниях. Она верит в исцеление, надежда для нее – воздух, без которого девушка быстро захлебнется ядом тоски.
Эйлин доверчиво кивнула и снова устремила взгляд к кафедре, за который уже знакомый мне артефактор, профессор Фармон, рассказывал об амнезисах силы:
– Этот артефакт способен стирать магический след. – Старик поднял заклинанием небольшой предмет, напоминающий вазу или горшок, и пролевитировал его по рядам студентов.
Мимо нас с Эйлин проплыл зачарованный сосуд, который внешне казался абсолютно обыкновенным. Почти все артефакты выглядят крайне непримечательно, но огромная их часть стоит баснословных денег. Эти простые на вид вещи таят в себе огромный магический потенциал.
– Амнезис накапливает в себе остаточную магию владельца, которая может иметь отпечаток чародея, применившего любые чары. Достаточно оставить артефакт там, где нужно «прибраться», и энергия, вместо того чтобы сформироваться в след, стянется в этот сосуд.
Эйлин задумчиво поджала губы, потерла подбородок и сделала заметку в своих записях. Я же наблюдала, как пузатый горшочек продолжает плыть меж студентов.
– Профессор Фармон! – Моя одногруппница, имя которой я пока не удосужилась запомнить, подняла руку. Когда преподаватель подбадривающе кивнул, девушка встала из-за парты и спросила: – Но разве найденный амнезис не станет самой главной уликой? Ведь если его вскроют…
– …ничего не обнаружат, – закончил старик в унисон моим мыслям, а затем добавил: – Амнезис обезличивает магию. И к тому же, выполнив свою миссию, он разрушается.
Профессор быстро призвал артефакт обратно к себе и наполнил его магией. Когда преподаватель закончил, сосуд обратился в горку пыли. По аудитории прокатились удивленные охи, а у меня свело скулы от такой расточительности. Уверена, эта штучка не из дешевых!
Оставшуюся часть занятия профессор Фармон, полностью завладевший вниманием студентов, рассказывал о базовых артефактах. Усилители магической энергии целиком заняли вторую половину пары, которую я просидела как на иголках.
Опять мне не давали покоя слова отца о моем собственном артефакте. Точнее, что он таковым не является.
До самого звона колокола, извещающего о конце занятия, я сжимала свой кулон в кулаке. То ли чтобы спрятать от чужих глаз и защитить, то ли чтобы укрепить веру – отец ошибся. Я даже хотела окончательно развеять сомнения, подойти с вопросом к профессору Фармону и показать кулон-наконечник. Тем более наш артефактор – один из самых доброжелательных и приятных людей среди преподавателей.
Я почти решилась, но в самый последний момент, уже подходя к кафедре, резко потупила взор и зашагала в сторону двери.
– Я тоже нервничаю, – заметила мое состояние Эйлин и мягко улыбнулась.
Черный форменный ураган студентов несся мимо, стекаясь в единый мощный поток. Темераты темной рекой заполонили лестницы и коридоры, а у меня от этого зрелища по хребту пробежали иголки.
Как же нас много… Ужасно много.
– Не нервничай, – наставительно произнесла я единственное, что пришло в голову, забитую совершенно иными мыслями.
Но вместо того чтобы обидеться, Эйлин прыснула от смеха:
– У тебя талант успокаивать людей.
Я развела руками и виновато потерла затылок:
– Извини. Просто до сих пор не могу поверить, что профессор Фармон уничтожил тот артефакт, – соврала я тут же и покачала головой, прикидывая, сколько золота педагог пустил на ветер всего за одно занятие. – Это же огромные деньги!
– Зато мы точно запомним его предмет!
Я ухмыльнулась такому заверению, но все же согласилась с соседкой. Но стоило нам умолкнуть, Эйлин быстро сникла, а на лестничном пролете и вовсе замерла в раздумьях.
– Что такое? – Я осторожно коснулась ее локтя и чуть отвела в сторону.
Болезненный укол совести растекся жаром по телу, а мысли стыдливо забурлили. Эйлин ведь еще у кабинета поделилась, что ее что-то беспокоит! А я эгоистично проигнорировала ее слова и в очередной раз замкнулась.
– Ты будешь смеяться, – неловко начала она и коснулась тонкими пальцами камушка на подвеске. Прежде чем Эйлин зажала его в ладони, я успела заметить, что артефакт стал темно-розовым.
Для меня такой цвет камня – предел мечтаний. Для Эйлин же – что-то из ряда вон.
Молчание подруги, а именно таковой я уже считала Эйлин, угнетало. Она мялась, кусала губы и стыдливо прикрывала лицо, вжимаясь в тень портьеры, за которую я ее затянула, чтобы не привлекать внимание других учеников. Каждую секунду, что Эйлин пыталась подобрать слова, мне становилось все страшнее.
– В общем, – наконец вымолвила она, когда нагнетать тревогу было уже некуда, – я волнуюсь из-за бала.
Волна облегчения рухнула на меня с такой силой, что я чуть не свалилась с ног. Шумно выдохнула, прогнав по сухим губам прохладный воздух, и приложила руку к груди, в которой бешено колотилось сердце.
– Я думала, случилось что-то страшное! – с ноткой осуждения выпалила я и прислонилась плечом к стене. – У тебя даже камень потемнел, ты в курсе?
Эйлин виновато пожала узкими плечиками и покачала головой:
– Я сама себя осуждаю, Аста. Вокруг творится такое. – Она тут же прикусила губу и горько прикрыла глаза. Однако подруга быстро взяла себя в руки и закончила: – А я думаю о танцах.
– Что? – Я не поверила ушам.
Эйлин уставилась на меня страшными глазами и развела руками:
– Я тоже не в восторге, – смущенно уронила она и сникла. Ссутулилась, обхватила себя тонкими веточками рук. Даже веснушки на ее лице, казалось, стали бледнее.
– А я собиралась уже успокаивать, – нервно хохотнула я. – Тебя-то в связку не поставят, переживать не о чем. Бал ничего не поменяет в твоей жизни.
– Ошибаешься! – простонала Эйлин, и мне даже почудилось, что она хлюпнула носом.
Я удивленно уставилась на подругу во все глаза, ожидая пояснений.
– Аста, что, если лекарства нет? Что, если нам осталось жить не больше нескольких Лун? – Тоска и скорбь по самой себе просочились в ее голос хрипотцой. Эйлин говорила шепотом, но слова звучали оглушительно громко.
Слышать такое от нее было страшно. И ужасно больно.
– Выход есть всегда, – заговорила я ее же словами. – К тому же ты хорошо держишься. У тебя отличный самоконтроль. О том, что ты темерата, напоминают лишь глаза. У тебя нет ни приступов, ни кошмаров… Кто знает, может, и так можно жить долго и счастливо?
Мы с Эйлин будто поменялись ролями. Обычно я впадаю в уныние, а она всеми силами вытаскивает меня из него. Но сейчас грусть топила ее с головой, а во взгляде сквозил туман мрачных мыслей.
– А если нет? – снова уронила она и, немного помолчав, призналась: – Я хочу влюбиться. Хочу понять, каково это – греться чувствами, трепетать от прикосновений и таять от взглядов. Хочу посвятить кому-то часть своей души, пока у меня есть на нее права. Пока я не стала монстром. Одержимым, не помнящим себя.
С каждым словом она говорила все громче, дрожала заметнее и все меньше контролировала чувства. Я впервые увидела Тьму, сгущающуюся вокруг Эйлин. Скверна тенями окутывала тело, кандалами вилась у запястий, разрасталась вуалью ночи.
– Ты исцелишься. Все будет хорошо, – не особо искренне попыталась успокоить я, но Эйлин убито покачала головой:
– А если нет? Если эта Академия – последний шанс на человеческие чувства? И этот бал…
– Тогда нам нужно подобрать тебе просто сногсшибательное платье! Парни будут выстраиваться в очередь, лишь бы потанцевать с тобой, – ляпнула я первое, что пришло в голову, лишь бы оборвать ужасающую цепочку мыслей подруги. Она тут же умолкла и внимательно уставилась на меня.
Путы Тьмы вокруг Эйлин никуда не исчезли, но они вдруг перестали расти и будто онемели. Я позволила себе облегченно выдохнуть, но подруга отозвалась замогильным голосом:
– У меня нет денег. А бал уже завтра и…
– У меня есть, – честно заверила я, а в ответ получила удивленный немигающий взгляд. – Сегодня в большой зал как раз приехали модисты. Можно примерить и купить, если что-то понравится.
– Мне как-то неловко. – Эйлин захлопала пушистыми ресницами и смущенно отвернулась.
Я с радостью заметила, что подруга все-таки отвлеклась. Тьма рассеялась, а кулон принял прежний вид. В камне клубился светло-розовый дым.
– Не переживай. С меня не убудет.
Эйлин все еще ломалась, и тогда я сказала:
– Если тебе будет спокойнее, могу и себе тоже что-нибудь прикупить… Не очень люблю всю эту тряпочную ерунду, но…
– Спасибо, Аста. – Эйлин так неожиданно кинулась на меня с объятьями, что я едва удержалась на ногах. – Спасибо!
Эйлин порывисто стиснула меня в своих хиленьких ручках, а мне стало невыносимо обидно за нее. Она такая добрая, светлая, чистая… И не заслуживает носить на себе метку Тьмы. Не заслуживает такой жизни.
Она должна была стать мастером зелий, выйти замуж и жить в свое удовольствие. Строить карьеру, воспитывать детей…
Но вместо этого ей приходится считать последние человеческие дни и искренне мечтать узнать, что такое любовь.
Сердце в груди болезненно сжалось, а я, сбросив наконец оцепенение, тоже обняла Эйлин.
Пусть пока я могу не так много, но хотя бы попытаюсь наполнить жизнь этой девушки яркими красками. И может, тогда Тьма хотя бы ненадолго рассеется.