После купания, Адам выглядел стопроцентным красавчиком, его длинные волосы, зачесанные назад, еще были влажными. Одетый в свободные брюки синего цвета и такую же футболку, обтягивающую широкую грудь, он производил на подруг ошеломляющее впечатление.
Зоя тронула пальцем его мускулистые руки:
– Боже мой, вы похожи на бога!
Адам улыбнулся, демонстрируя белые ровные зубы.
– Надеюсь, вы имеете в виду античного бога, не то на худого и грязного Иисуса быть похожим? Ну, уж, увольте!
Зеленые глаза Невы зажглись веселыми искорками.
– Действительно, богов на Земле было, как грязи.
– И откуда они взялись, – взгрустнула Зоя Михайловна, – они, понимаешь, правили миром, а ты их, теперь, вместе с детьми изучай!
– Учиться всегда интересно, – заметил Адам, вспоминая при этом Сатану, известного своей любовью к учению.
– Если честно, не всем, – нахмурилась Зоя, приступая к не хитрому завтраку, макаронам с тушенкой, – частенько, отучившись в школе, вчерашние выпускники забрасывают не только учебники, они и книг не читают!
Сделала она многозначительную паузу.
– Все зависит от развития души, – безмятежно сказал Адам, – если человек в процессе своего круговорота, когда умер-родился, родился-умер, достаточно много стремился к саморазвитию, то это заметно.
– Полагаете, отличники берутся из развитых душ? – не поверила Зоя Михайловна.
– Ну, нет, – усмехнулся Адам, – хорошие отметки, тут не причем.
– Что же тогда? – заинтересовалась Нева.
Адам вопросительно посмотрел на нее, пожал плечами:
– Это же очевидно, девочки, человек с развитой душой не сможет жить по законам человеческого общества, он станет изгоем!
– Но почему? – шепотом спросила Вера Павловна.
– Душа неподходяща? – подхватила Зоя Михайловна.
– Общество неподходяще, – окинув подруг долгим взглядом, ответил Адам, – не развитые, ничему не учащиеся люди, деградирующие в мирке материальных ценностей, будут вызывать у развитой души отвращение. Ведь это отвратительно пренебрегать ответственностью за вверившуюся тебе женщину и заделав ей ребенка, выбросить прочь, будто ненужную, износившуюся, старую вещь. Но такое происходит сплошь и кряду. Отвратительно бросать в беде родственников и друзей, отворачиваться в самый тяжкий момент их жизни, говоря, ну, как-нибудь без меня, пускай, выбираются, может, кто другой поможет. Отвратительно, когда с виду порядочный человек оказывается развратным мерзавцем добивающимся от нормальной женщины и матери-одиночки лишь одного, переспать, а после, делая чрезвычайно занятой вид, бросить ее так, как он проделывал десятки, сотни раз с другими женщинами, а иногда не гнушался нагадить в душу и безутешным вдовушкам.
– Это спорт такой? – тихо прервала его размышления, Зоя. – Гадить в душу одиноким, но все еще надеющимся на семейное счастье дамам?!
– Спорт, – подтвердил Адам, взглянув в глаза Зои Михайловны.
– И многие занимаются подобными вещами?
Адам задумался, пытаясь дать правдивый ответ, заинтересованность девочек была ему понятна, никто не горит желанием попасть в лапы негодяя…
– К сожалению, – вздохнул Адам и не договорил, без слов, глядя в наполнившиеся слезами глаза подруг.
***
Оглянувшись на Адама, Катя вопросительно подняла бровь.
– Хозяюшка ты моя, – похвалил он молодую женщину.
Свою улыбку Катя спрятала в платке, поднеся его ко рту, чтобы скрыть довольные смешки.
Статус замужней женщины – новинка для некрасивой одинокой вековухи.
В девчонках она часто представляла себе замужество и детишек по лавкам, и мужа-хозяина. Перешагнув рубеж в сорок лет, фантазировать перестала, погасила вспышки зависти, когда школьные подружки, одна за другой, обрастали детьми, а иные и внуками.
Осторожно взглянув на мужа, Катя улыбнулась, руки ее невольно скользнули к животу.
От Адама не укрылось ее движение материнского счастья.
– Что это? – показал он пальцем на живот жены.
– Слишком рано, чтобы быть заметному, – прикрыла она ладонью.
Адам обеспокоенно выдохнул:
– Погоди, мы не молодые уже, верно?
– Ты не молодой, – возразила Катя и испугалась, что выдала свои потаенные мысли.
– Над нами смеяться будут, – нерешительно предположил Адам.
– Пусть, – упрямо вздернула подбородок Катя.
Шумно выдохнув, Бесподобный направился к бабке Пелагее, ребенок – не шутка, на пенсию «молодому» отцу его не потянуть.
Катя проводила мужа задумчивым взглядом, она уже успела подсчитать все возможности ее с ребенком успешного выживания.
В условиях воровской Едроссии сельские жители, оставшиеся без возможностей элементарного заработка, устраивались торговать при федеральных трассах или просто сидя на обочине оживленной дороги.
Пока старый муж валялся с сердцем в больнице, Катя не сидела, сложив руки.
Не желая остаться без детского пособия, она устроилась на консервный завод, что дымил через пять километров (это, если по едва заметной тропинке идти через болота) в соседнем поселке.
Рябую, хозяин предприятия взял в работницы с удовольствием. Откуда ему было знать, что он принял беременную и через семь месяцев обязан будет по закону отправить ее в декретный отпуск, пускай на нищенское, но все же пособие?
Катя была уверена в дальнейшем будущем своего ребенка еще и потому, что деревенские яйца, что несли многочисленные куры, высоко ценились городскими жителями, проносящимися по московской трассе, неподалеку от их дома.
Коровье молоко, творог и сливочное масло тоже пользовалось успехом.
И, если подумать, торговать можно было и вечером, после смены, в выходные.
Вернувшийся с Пелагеей, Адам завороженный неестественной силой воли жены, молча, внимал ее доводам, ощущая недоумение и растерянность перед катастрофой будущего рождения ребенка.